Читать книгу Зов Оз-моры - Андрей Константинович Хворостов - Страница 3

Утром Ильина дня Денис не услышал предрассветную петушиную перекличку. Спал как убитый: умаялся накануне. Тяжело ему было без жены, всё по дому приходилось делать самому, а тут ещё и заказов невпроворот. Не только для военных нужд. Слобожане часто просили его сделать какую-нибудь мелочь – кто светец, кто ухват, кто дверные петли… Как им откажешь?

Вот и вечером накануне Ильина дня, закончив выправлять сабли для гарнизона, Денис выковывал железные полосы для сундука одного торговца из промысловой слободы. Отложить работу на завтра он не мог. «Трудиться на праздник грешно. Возьмёшь молот в руки – навлечёшь беду и на себя, и на весь град Козлов», – говорил отец Иаков, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы. Денис ему верил.

Когда он пришёл домой, уже начало темнеть. А ведь надо было ещё испечь няню и лепёшки к праздничному столу. Сычуг, мозги и обрезки мяса он купил рано утром, а теперь набил бараний желудок начинкой и поставил в печь. Потом ещё с тестом возился, в доме убирался – и спать лёг далеко за полночь.

Когда Денис оторвал щёку от подушки, над чёрной гривой Козлова урочища уже поднялось солнце. Его лучи пробились через щели волоковых окон, напустили зайчиков в избу. Послышался стук соседского топора, настолько громкий, резкий и въедливый, что заболел зуб. Значит, поспать больше не удастся. Пора встать, проветриться.

Во дворе стоял гнетущий зной. Такого жаркого лета на памяти Дениса ещё не было. Он подумал, не поплавать ли в Лесном Воронеже, благо до него было рукой подать… но вовремя вспомнил, что отец Иаков запретил сегодня купаться: «На Ильин день в реке анчутки пробуждаются, треокаянные и злопакостные. Не в меру боевитыми становятся. Запросто утопят или нашлют болезнь».

Сосед закончил работать с топором. Денис обрадовался тишине и вернулся в избу. Собрался было прилечь на полати, чтобы ещё прикорнуть, но тут раздался взбудораженный голос юного подмастерья:

– Ну, ты и спишь, Денис! Колотушками не разбудишь.

– Упрел вчерась.

– Будет спать!

– Чего так рано притащился? – раздражённо спросил Денис, открывая дверь. – Сегодня ж праздник.

– Тут такая кулемесица! Глашатай орёт на площади. Люди с ума сходят.

– И чего он орёт?

– Кличет всех неслужилых к съезжей избе. Изутра помчим в детинец. Сразу, как глаза продерём. Сам Иван Васильевич будет речь держать.

– И чего этому идолу ржавленному понадобилось?

– Будто не разумеешь?!

Проводив Акима, Денис выскочил в посадскую слободу, прошёлся по ней, заглядывая к соседям и всматриваясь в лица редких прохожих. Тревога, как дым, стелилась по городу, окутывала дворы, плетни, огороды, деревянные домишки. Неспроста, ой, неспроста воевода Иван Биркин решил собрать козловцев!

Ближе к вечеру в избу Дениса ввалились гости, все холостые мужики – Аким, кузнец Степан и два столяра, Фёдор и Афанасий. Принесли с собой нехитрые блюда из мяса, как и положено на Ильин день. Денис вытащил из печи няню, порезал огурцы и печёную репу, поставил на стол кувшин с крепким хлебным вином. По избе растёкся густой сивушный дух.

– Вот что люди поговаривают, – сказал Аким, который уже успел обежать весь Козлов. – Ни свет ни заря к Иван Васильевичу прискакал вестовщик из Тонбова. Взмыленный. Дурные вести привёз.

– Можно догадаться, какие, – ухмыльнулся Фёдор.

Остальные гости угрюмо кивнули. Денис тоже.

Можно догадаться! Зимой крымский владыка Инайет Гирей счёл, что Москва платит ему слишком мало «поминок» – денег на откуп от набегов. А ведь она каждый год отдавала Крыму почти десять тысяч рублей! Громадную сумму! Строительство обеих крепостей, Козлова и Тамбова, и то обошлось дешевле.

Царь отказался увеличить «поминки», и хан стал готовить свирепый набег на южные окраины Московского государства. С того времени жизнь козловцев превратилась в ожидание неминуемого разорения города.

Мрачные вести приходили из-под Белгорода и Валуек, из Елецкого, Курского, Мценского, Орловского уездов. Степняки жгли деревни, уводили в Крым людей и скот. Накануне Николы Вешнего татарский отряд обогнул Козловский вал и проник в Верхоценскую волость, во владения великой инокини Марфы, что лежали к северу от Тамбова. Там, в вотчине матери царя, враги взяли в полон жителей деревни Хмелевой и ушли в степь с большим ясырём – пленниками, которых собирались продать туркам.

Настичь татар удалось лишь близ Лебедяни, на перелазе через Дон. Русские пленники вернулись домой и рассказали, что готовится ещё один набег. Тамбовский воевода Роман Боборыкин послал к Хопру сторожевых казаков и в ожидании их не спал три ночи. Когда разведчики вернулись, Роман Фёдорович немедленно отправил донесение в Москву и вестовщика в Козлов. Выслушав этого вестника, Иван Биркин понял, что придётся собирать ополчение, и велел глашатаю объявить сбор.

– Сколько же татар к нам идёт? Сможет город устоять или сгорит? – вслух задумался Денис.

– Изутра узнаем, – ответил Аким. – От самого воеводы.

– И так ясно, что много, – вздохнул столяр Фёдор. – Иначе Биркин не созывал бы людей. Всем мужикам до единого придётся защищать город. Бабам, видать, тоже. Выстоит ли Козлов, бог весть. Может, последние дни радуемся жизни.

– Сбежать бы, да некуда, – выпалил Аким.

– Так! – горько усмехнулся Денис. – В Рясске ни у тебя, ни у меня родни не осталось. Там в наших домах чужие люди живут. Выпьем за то, чтобы тут, в Козлове, всё обошлось!

Выпив хлебного вина, Денис, Фёдор и Аким пошли купаться в Лесной Воронеж. Степан и Афанасий пошли по домам.

– Чего теперь анчуток бояться? – храбрился Денис, разгребая ряску и листья кувшинок, чтобы добраться до чистой быстрой воды. – Беда пострашнее чертей наползает.

Плавали и ныряли мужики до посинения и собрались уже выходить, когда Фёдор увидел большую чёрную голову, похожую на лягушачью, но с зубастой пастью и крохотными рожками. Она вынырнула неподалёку от цветка белой водяной лилии.

Вскоре из воды показалась ещё одна такая же голова…

Аким и Денис мухой выскочили на берег, начали истово креститься и с ужасом смотреть, как нечисть обступает их товарища.

– Всё, пропал наш Федя! – вздохнул Денис. – Нипочём им крест святой.

– Правду говоришь! – кивнул Аким.

– Чего стоишь?! – рявкнул на него мастер, продолжая осенять себя и реку крестным знамением. – Дуй за образом!

Аким начал натягивать штаны, но вместо того, чтобы побежать в Козлов за иконой, замер с открытым ртом. Водяная лилия вдруг обернулась молодой красавицей с белокипенной кожей, неожиданно сухими белокурыми волосами и берёзовым веником в руке.

– Зря кстишься, Денис-оружейник! – промолвила она искристым голосом, напоминающим журчание ручья. – Так ты их лишь раззадоришь. Это мои слуги. Мы с ними креста не боимся. Я так вообще крещена.

Девица подняла веник и с криками: «Кшу! Кшу!» – начала разгонять анчуток. Те бросились врассыпную.

– Кто ты? Как тебя звать? – преодолев робость, пробормотал Денис.

– Имён у меня много, – ответила девушка. – Кажный народ своё даёт…

– Благодарствую.

– Не на чем, – ответила она. – Сочтёмся, мастер-оружейник!

Красавица рассмеялась и вновь превратилась в белую лилию, а Денис остолбенел и долго не мог произнести ни слова.

– Господи, чего только спьяну не привержится! Перебрал, видать… – наконец, простонал он и опять начал креститься.

– Так и мне привиделось… – растерянно прошептал его подмастерье.

– А у меня-то вообще душа в пятки ушла… – пробурчал себе под нос Фёдор.

– Может, сорвём цветок? – вдруг сказал Аким.

– Совсем охолоумел?! – завопил Денис. – Это ж нечисть водяная! Бежим домой!

Вернувшись в Денисову избу, мужики начали изгонять страх хлебным вином и закусывать холодной няней. Застывший бараний жир вяз на зубах. Так и отпраздновали Ильин день.

Когда Денис открыл глаза, было ещё темно: с похмелья он всегда рано просыпался. Полечился медовой бражкой, съел остатки вчерашнего пиршества и поплёлся в центр Козловского детинца. Там возле забора, который огораживал церковь Покрова Пресвятой Богородицы, стояла обширная, крытая тёсом, съезжая изба. Сосновые бревна, из которых она была построена, ещё не потемнели и пахли смолой: зданию, как и всему городу, от роду был всего год.

Перед избой уже скопился народ: мастеровые, торговцы, бобыли, крестьяне из близлежащих деревень… Все стояли насупленные и хмурые, будто на похоронах. Лишь изредка перебрасывались двумя-тремя словами. Ждали, когда выйдет старик Биркин, но он медлил, словно опасался выступать.

Лишь когда пожелтело красное рассветное солнце, семидесятилетний воевода показался в дверях съезжей избы, встал перед людьми и вязко затянул речь:

– Над украинными землями5 нависли тучи. Воинство хана Гирея течёт по Ногайскому шляху. Собирается сжечь Козлов и Тонбов, а потом идти на Шацк, Рязань и Рясск…

У Дениса ёкнуло сердце, ведь в Ряжске он прожил свои первые двадцать семь лет. Болел душой за родной город, хоть и навсегда уехал из него.

Биркин тем временем продолжал, всё так же мрачно и заунывно:

– Боборыкин послал казаков в разведку, и те привезли ужасные вести. К Тихим плёсам на Хопре подошли степняцкие отряды. Больше десяти тысяч татар и ногайцев! С ними ещё азовские казаки под началом атамана Алютовкина. От Тихих плёсов что до Козлова, что до Тонбова рукой подать. Всего сто двадцать вёрст, три дня пути! У наших крепостей, конечно, добрая защита. По дюжине пушек, по две дюжины затинных пищалей6 и по двадцать дюжин ручниц. У степняков же токмо луки да сабли, но они думают взять храбростью и числом. Десять тысяч искусных конных воинов, а то и больше! – грустно повторил воевода.

– Что ж, батюшка-воевода, делать будем? – закричали козловцы.

– Наши служилые люди не устоят без подмоги, – ответил Иван Васильевич. – Сражаться придётся всем.

Денис вздохнул: вчерашние догадки подтвердились. Вражье войско было всего в трёх днях пути от Козлова! Возможно, жить горожанам осталось всего ничего.

Домой Денис возвращался вместе с Акимом. Они вошли в избу, зачерпнули по ковшу браги, присели…

– Воевать будем… – задумчиво произнёс Аким.

– У тебя пищаль-то хоть цела? – усмехнулся Денис.– Не продал?

– Под печкой отдыхает. Вмистях же из Рясска везли.

– Не заржавела под печкой-то? Тащи сюда. Почищу, подправлю…

Аким сразу же выбежал из избы и вскоре вернулся, неся завесную пищаль, завёрнутую в промасленное тряпьё. Денис развернул её, долго рассматривал и, наконец, заключил:

– Хоть и в масле лежала, а ржавью тронута. Поработаю над твоей пищалью. У меня ещё сабелька есть для тебя. Сделана толково, всё в ней выверено. Почти как моя. Тоже отец ковал! Можешь ей махать?

– Не знаю, – замялся Аким. – Показывали…

– А я саблей как-никак владею! – похвалился Денис. – Отец натаскивал с молодых ногтей. Учился я старательно. Разумел, для чего это нужно! И ведь правда, пригодился навык. Тебе и двух лет не было, когда запорожцы Сагайдачного7 сожгли Рясск. Мы с отцом и Настей, сестрёнкой моей, живы остались, потому как нас тогда в городе не было. Воевода велел ряшанам крепостные стены разломать и уйти в Пронск. Погрузили мы всё ценное на телегу и поехали. По дороге мама заболела гнилой горячкой. Тогда же и умерла, а мы даже похоронить её толком не смогли. Пронск надо было защищать. Нам всем выдали пищали, порох и свинец. У отца ещё две сабельки имелись. Своего выкова! Ни на польские не похожи, ни на угорские, ни на черкесские, ни на персидские, ни на турские… Одну он себе взял, другую дал мне. Я хоть и юнцом был, но росту и силы во мне уже хватало. Запорожского черкаса вдвоём с отцом зарубили! Воевода Трусов наш подвиг отметил, в Разрядный приказ бумагу послал. Отметили нас. Целый рубль дали! На двоих, правда. Радовался я тогда… а как домой вернулся, разрыдался.

– Из-за мамы?

– Не токмо. От Рясска ведь остались одни уголья да пепел. Заново пришлось и дом строить, и кузню… Как же мы тогда запорожских казаков ненавидели! Как же ненавидели… а сейчас их в Козлове полным-полно. Бок о бок с нами супротив татар воюют. Вишь как бывает!

– Силу набирает Московская держава, вот к ней и потянулись…

– Долго ещё набирать будет, – усмехнулся Денис. – Пока мы платим поминки крымскому хану, а не он нам…

– Когда-нибудь перестанем. Все образуется. Глядишь, и ты отыщешь отца с Настей.

Аким увидел, как напряглось лицо мастера, и испугался. «Зря я наступил Денису на мозоль», – начал он мысленно корить себя.

В Ряжске Акиму часто рассказывали о Денисовом отце и неразгаданной тайне его исчезновения. Почему вдруг небедный ряжский кузнец бросил своё дело, и, прихватив с собой десятилетнюю дочь Анастасию, бежал из города? Куда он перебрался? Зачем оставил сына в родном городе? Ответов в Рясске не было ни у кого, и у самого Дениса тоже, а слухи и пересуды ходили разные, порой даже похабные и оскорбительные…

«Зря я это сказал. Ой, зря! Как бы не побил мастер», – со страхом думал подмастерье.

Денис, однако, сдержался и натянуто улыбнулся Акиму:

– Как их отыскать? Рыться в писцовых книгах всех уездов? Кто ж мне их даст! Глотать пыль по дорогам Руси? Спрашивать во всех городах и весях, не живёт ли где кузнец, именем Марк? Так его, может, и звать уже иначе. Хорошо хоть, он успел научить меня своему делу, оставил дом и кузню. Не то пропал бы я…

– Что ж ты из Рясска уехал? – осторожно поинтересовался подмастерье.

– Немило мне там было. Как и тебе…

– Я за тобой поехал. Ты ж посулил, что в Козлове нас в служилые люди запишут… а там, глядишь, и поместный оклад дадут. Вот я и бросил Рясск. Обманулся!

– Оба обманулись, – согласился Денис.