Читать книгу Шенгенская история - Андрей Курков - Страница 37
Шенгенская история
Литовский роман
Глава 35. Пиенагалис. Возле Аникщяя
Оглавление– Ну нет ничего глупее, чем сидеть и ждать смерти! – Рената тяжело вздохнула, вернувшись на свою половину от деда Йонаса.
Вот уже почти неделя прошла со дня смерти пса Барсаса. Старый Йонас за эту неделю постарел, как за целый год. Его движения стали вялыми и неуверенными. Плечи из прямых и могучих превратились в покатые, появилась сутулость, он начал при ходьбе наклоняться вперед, словно нес на спине тяжелый мешок с мукой.
– Ты же сам говорил, что Йонасы не умирают! – с отчаянием заявила ему прямо в глаза внучка, зашедшая проверить, завтракал он или нет.
А он опять не завтракал и только под контролем Ренаты съел вареное яйцо и зажевал его остатками рождественского черного хлеба.
Витас, умывшись и напившись кофе, уселся за ноутбук и что-то там разыскивал в сетях, то и дело бормоча, что интернет тут на хуторе не просто слабый, а обрывчатый и «мерцающий», как недоступная невооруженному взгляду звезда. Про звезду он, правда, сказал, когда заметил остановившуюся за его спиной Ренату. И она приняла эту звезду на свой адрес. А потом приставила к звезде слово «мерцающая» и задумалась.
Конечно, было бы хорошо, если б Витас хоть словом поучаствовал в ее борьбе с депрессией деда. Но Витас сказал, что он работает и что дед понимает только язык рюмки, а на этом языке Витас может с ним говорить только по вечерам.
«Это неправда! – подумала в ответ на слова Витаса Рената. – Дед никогда не пил много! Он даже бабушкину наливку растянул на несколько месяцев! Язык рюмки! Надо же такое сказать! Надо искать другой язык, который ему поднимет настроение и расправит его плечи!»
Но никакие спасительные мысли в голову к Ренате не приходили. И она сердилась на себя, ощущая свою беспомощность и одновременно безысходность. Хотелось убежать, но просто убежать от проблем это все равно, что признать свою слабость. Вот если бы уйти потому, что надо! Если б была работа и она уезжала на нее каждое утро, а вечером возвращалась и сталкивалась с упадническим настроением деда, то могла бы и прикрикнуть на него! Мол, целый день работала, устала, вернулась, а дома – похоронная обстановка, хоть сама ложись и умирай! Вот тогда бы он почувствовал себя виноватым и перестал валять дурака!
Она снова подошла к Витасу, положила руки ему на плечи. Почувствовала через свитер тепло его тела.
– Извини, отвлекаю от работы, – произнесла она двусмысленно, словно и не очень-то верила, что он работает.
– Ничего, – он обернулся, поднял на нее взгляд.
– И много ты заработаешь на компьютере? – вдруг спросила она, заметив на мониторе ноутбука открытый сайт онлайн-аукциона.
– Если повезет, то много! – уверенно ответил он.
– Что-то продаешь?
Он кивнул.
– Ну продавай, – Рената вздохнула, сняла ладони с его плеч, отошла. – Когда закончишь, можешь к нему зайти? Отвлечь?
– Ага, – пообещал Витас. – Только ты съезди и купи что-нибудь, а то мы с твоим дедом его запасы уже выпили!
Больше не отвлекаясь от компьютера, он вытащил из кармана брюк двадцать литов и протянул, не глядя, Ренате.
Недавно выпавший новый снег снова стал старым. Видимо, тепло от проглядывавшего иногда сквозь облака солнца подрастопило его и заставило добавиться в виде нового слоя к старой снежной корке.
Для того, чтобы купить бутылку «Три девятки», ехать в Аникщяй или даже в более ближний городок Трошкунай было необязательно. Дорога в магазинчик, куда уже давно протоптал тропинку по лесу спившийся Борис с соседних хуторов, не заняла бы больше получаса – сорока минут.
Рената остановилась перед своим красным «фиатом». Достала из кармана куртки ключи от машины, подержала в руках и сунула обратно.
«Нет, – подумала. – Зачем спешить?»
И зашагала к лесу, слушая доносившийся с земли хруст снежной корки. Она ходила иногда этой тропинкой до Андрионишкиса. И даже ходила, когда тропинка шла прямо от ближнего к ним края леса. Тогда это была их личная тропинка, по которой любила гулять до кладбища бабушка Северюте. Она даже в Андрионишкис не заходила, а только на кладбище, где лежала вся их родня, все предки кроме прапрадеда, погибшего на Первой мировой где-то далеко в Бельгии или Голландии. О нем иногда вспоминала Северюте, когда Рената еще под стол могла зайти, не пригнув голову. Бабушка говорила, что Рената на своего прапрадеда похожа, но не говорила чем. Наверное, лицом. Чем еще Рената могла походить на далекого предка, сгинувшего молодым?
«Надо найти его фотографию, ведь была! Найти и посмотреть сейчас – похожи ли они с прапрадедом сегодня?» – подумала Рената.
Она уже шла по лесу. Лесной запах, приправленный морозцем, щекотал ноздри. Той старой тропинки, наверное, давно уже нет. А если и остались от нее каким-то чудом следы, то спрятаны они сейчас под снегом.
Попыталась она вспомнить, когда в последний раз Бориса с соседних хуторов видела. Лицо его, опухшее, с синеватыми мешками под глазами, вспомнила. Вспомнила, как заходил он раньше к деду то денег одолжить, то о политике поговорить. Но даже если заходил поговорить, то в конце разговора все равно просил деньги. А потом дед его выгнал. Даже на порог не пустил. Что его так рассердило, она не помнила. То ли дед решил, что Борис что-то у них со двора украл, то ли что-то другое сделал. Но с тех пор Бориса она не видела. А сколько лет прошло? Может, три или четыре.