Читать книгу Слово в судьбе. Исторические очерки - Андрей Ланиус - Страница 4

Гай Юлий Цезарь еще с юных лет точно знал, какая жена ему нужна, но хранил свои мысли в тайне.

Подростком Цезарь был обручен с красивой и приветливой девушкой по имени Коссуция.

Однажды он поинтересовался у отца:

– Действительно ли необходим этот неравный брак? Ведь моя будущая невеста принадлежит к сословию всадников, а наш род один из самых знатных в Риме и восходит не просто к древним царям, но и к бессмертным богам!

– Зато отец Коссуции очень богатый человек и дает за нее большое приданое, – ответил отец. – Распорядившись с умом этими средствами, ты сможешь добиться очень многого! Рим обожает блеск золота, а римская чернь, от которой зависит исход любого голосования, требует лишь «хлеба и зрелищ», запомни это, мой сын!

– Но если все вокруг начнут говорить, что я женился ради денег, то большой пользы от приданого все равно не будет! – почтительно, но твердо возразил подросток, который уже в этом возрасте мечтал о славе Александра Македонского.

– Ты еще плохо знаешь жизнь! – насупился отец. – Довольно пустых разговоров! Ты возьмешь Коссуцию в жены, и точка! Такова моя родительская воля!

Однако этот брак, считавшийся уже решенным делом, так и не состоялся.

Прошел всего год, и отец будущего диктатора Гай Юлий Цезарь-старший умер.

Еще через год, уже назначенный на должность жреца Юпитера, юный Цезарь расторг помолвку и женился на Корнелии, дочери знатного римлянина Цинны, неоднократно избиравшегося консулом и всего лишь год назад единолично правившего Римом, а затем убитого сторонниками Суллы.

Если при выборе новой невесты Цезарем и руководил какой-то расчет, то уж точно не меркантильный.

Молодые были счастливы, через год у них родилась дочка Юлия.

Рождение дочери у Цезарей совпало с установлением в Риме режима личной власти диктатора Суллы.

В течение многих лет Сулла вел упорную борьбу со своими злейшими врагами – популярным в народе полководцем Гаем Марием и Луцием Цинной, а также их сторонниками.

И вот, добившись нелегкой победы, Сулла, отличавшийся мстительностью, начал «зачищать» Рим от своих оппонентов.

Людей убивали тысячами, на стенах домов вывешивали проскрипционные списки.

Сулла умел нагнать на не полюбившегося ему человека страху, поставить того в унизительное положение.

Диктатор вмешивался даже в семейную жизнь римской аристократии.

Однажды он потребовал от тех патрициев, чьи жены были родственницами Мария или Цинны, срочно развестись с ними.

Ослушникам грозила реальная перспектива уже завтра увидеть свое имя в проскрипционном списке, то есть, а затем лишиться не только всего имущества, но и жизни.

Патриции поспешили продемонстрировать свою лояльность диктатору, не ведавшему жалости и не внимавшему ничьим мольбам.

Первым выполнил противоестественное указание Марк Пизон, женатый на вдове Цинны.

Его примеру последовали другие.

Прихоти диктатора не покорился только молодой Цезарь, являвшийся родственником обоих «врагов государства» – Цинны, по линии своей жены, и Мария, чьей вдовой была родная тетка Цезаря Юлия.

Твердая позиция Цезаря сразу же принесла ему популярность в народе, что лишь усилило гнев Суллы.

Стремясь принудить строптивца к малодушной капитуляции, он последовательно лишил Цезаря жреческого сана, затем родового наследства, затем возможности распоряжаться приданым жены, но тот оказался крепким орешком и держался стойко.

Взбешенный Сулла приказал своим шпионам организовать покушение на Цезаря.

Среди приближенных диктатора все же нашлись люди, которые начали умолять его пощадить представителя древнего рода, указывая, что тот еще очень молод, почти мальчишка.

Сулла воскликнул:

«Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом „мальчишке“ таится много Мариев!»

Цезаря все же успели предупредить.

Он бежал вместе с семьей, и долгое время скрывался на чужбине, меняя убежище почти каждую ночь и откупаясь от сыщиков Суллы, если те выходили на его след.

Жизнь его висела на волоске, но выпрашивать себе покой ценой развода с Корнелией, Цезарь даже не помышлял.

Но время шло, и постепенно друзья и родственники Цезаря, действуя через весталок, сумели смягчить гнев Суллы.

И все же, несмотря на полученные гарантии, Цезарь вернулся в Рим лишь после смерти диктатора, последовавшей в 78 году до н.э.

Корнелия была верной женой и хорошей хозяйкой большого гостеприимного дома.

Но в 68 году она умерла при родах второго ребенка, который тоже не выжил.

Супруги провели в любви и согласии 15 лет, и Цезарь глубоко переживал эту утрату.

Он устроил пышные похороны и произнес на могиле жены прочувственную речь.

В те времена надгробные речи вошли у римлян в традицию, но, как правило, они звучали при погребении лиц преклонного возраста.

Цезарь первым отважился нарушить этот обычай, отдав дань памяти любимой женщине, которой не было еще и тридцати, и его поступок неожиданно прибавил ему популярности в народе.

По свидетельству Плутарха, о Цезаре стали говорить как о человека кротком и благородного нрава.

После похорон Цезарь на год уехал в Испанию, а, вернувшись, снова женился, на этот раз, скорее, по политическим мотивам, чем по любви, на Помпее, дочери Квинта Помпея Руфа, приходившейся также внучкой покойному диктатору Сулле.

Новый брак, похоже, оказался не слишком счастливым для обоих.

Впрочем, определенная доля вины за это лежала на самом Цезаре.

Активно включившись в борьбу за высокую должность, он много времени проводил в разъездах, отсутствуя дома неделями и месяцами.

В скором времени он победил на выборах и стал верховным жрецом, что сделало его еще более занятым человеком.

Стремясь заручиться поддержкой низов, он устраивал бесплатные обеды, гладиаторские бои и театральные представления.

Своих денег на эти цели у него не было, отцовское наследство, не слишком крупное, давно было истрачено, но Цезарь без колебаний расходовал огромные суммы, взятые в кредит, твердо веря, что в будущем это окупится сторицей.

По долговым распискам он уже задолжал около полутора тысячи талантов, что являлось баснословной суммой даже для привыкшего к роскоши Рима.

Что же оставалось делать в этой ситуации его красавице-жене, молодой и здоровой особе, склонной, как и все римские аристократки той эпохи, к утонченным наслаждениям?

Спустя какое-то время, в Риме заговорили о том, что у Помпеи завязался роман с Публием Клодием Пульхром, знатным и богатым патрицием из рода Клавдиев.

Клодий, кстати говоря, тоже мечтал, подобно Цезарю, о блистательной карьере и неограниченной власти, но только путь к успеху видел для себя иным.

В ту пору все мало-мальски значимые должности в Риме были выборными. Основная же масса голосов принадлежала так называемой «черни», которая в силу конкретных обстоятельств могла высоко вознести либо же мгновенно низвергнуть любого политика, невзирая на его былые заслуги или, напротив, ошибки.

Аристократы ненавидели «чернь», но трепетали и заискивали перед всесокрушающей мощью этой непредсказуемой стихии.

В моду вошли демагогия и популизм, эскалация ничем не подкрепленных обещаний и элементарный подкуп избирателей.

Клодий, несмотря на свою молодость, как раз и был истинным артистом, удачливым мастером по этим играм с римской беднотой, требующей «хлеба и зрелищ».

В погоне за популярностью он выступал за бесплатную раздачу хлеба, обещал полные гражданские права вольноотпущенникам и рабам и даже заявил, что мечтает перейти из сословия патрициев в плебеи.

Подобные лозунги делали свое дело, и многие в бедных кварталах считали Клодия славным малым и своим заступником.

В кругах же патрициев Клодий был известен как дерзкий возмутитель спокойствия, азартный игрок, скандалист, буян, плут, хвастун и обольститель замужних женщин.

Утверждали также, что он сожительствовал с родной сестрой.

Словом, на этом молодце, как говорится, клейма было негде ставить.

И вот в сети этого опасного субъекта, привыкшего без промедления удовлетворять любую свою прихоть, попала жена Цезаря.

Принимать Клодия у себя Помпея не могла, поскольку жившая в этом же доме мать Цезаря Аврелия, женщина благонравная и строгих правил, не спускала глаз со своей ветреной невестки.

И тогда изнывавший от страсти Клодий решил проникнуть в дом Цезаря, переодевшись в женское платье, благо, представился подходящий случай.

Дело в том, что у римских женщин было принято торжественно отмечать праздник в честь нимфы Дриады, жены Фавна, которую именовали также Доброй Богиней.

Собираясь в том или ином доме, и запирая все двери, женщины устанавливали символический шатер, увивали его лозами, а у ног богини помещали, следуя древнему мифу, священную змею.

Ритуал предусматривал некое сокровенное священнодействие, при котором мужчинам запрещалось не только участвовать в празднике, но даже находиться под крышей дома, где собрались их жены, дочери, другие родственницы и приглашенные теми подруги.

Основная часть обрядов, сопровождаемая играми и музыкой, проводилась ночью, и мужчины уже с вечера покидали свой кров до следующего утра.

Этой ситуацией и решил воспользоваться Клодий, заручившись согласием Помпеи, с которой он поддерживал связь через ее доверенную служанку Авру.

Загримировавшись и нарядившись арфисткой, Клодий благополучно был проведен Аврой во внутренние покои.

Оставив его в дальней комнате большого, с запутанными переходами дома, служанка отправилась за своей госпожой.

Однако дама сердца почему-то задерживалась, и нетерпеливый кавалер решил лично отправиться на ее поиски.

Помпея же не могла немедленно явиться на свидание по той причине, что как раз началось свершение таинств, которые проводила Аврелия, мать Цезаря, и никому не дозволялось в этот час покидать помещение.

Между тем, блуждавшего по дому незваного гостя, на его беду, заметила одна из служанок Аврелии.

По походке, а затем, пустившись в расспросы, и по голосу, она поняла, что перед ней мужчина, и подняла крик.

Клодий поспешил спрятаться в какой-то нише.

Потревоженные женщины прервали священнодействие и, руководимые хозяйкой дома, начали поиски святотатца, обследуя с зажженными факелами все углы.

Наконец, Клодий был обнаружен, изобличен и с позором выгнан на улицу.

Ни для кого не было секретом, для чего этот мужчина тайно прокрался в женском платье в дом Цезаря.

В ту же ночь слухи о скандале, затрагивавшем честь популярного политика, разлетелись по всему Риму – от роскошных дворцов до бедняцких хижин.

Дело, однако, не ограничилось слухами.

Цезарь без промедления развелся с Помпеей.

Но скандал лишь набирал обороты.

Клодия привлекли к суду, обвинив его в оскорблении не только святынь, но и богов.

Согласно римскому законодательству, столь тяжкое преступление каралось смертной казнью.

На суде Клодий принялся отнекиваться, твердя, что в тот день он находился в отъезде, далеко от Рима, и что перепуганные женщины, очевидно, спутали его с кем-то другим.

Между тем, десятки свидетелей, среди которых были народные трибуны и сенаторы, показали обратное, припомнив также прежние прегрешения обвиняемого, его многочисленные клятвопреступления, случаи мошенничества, распутства и обмана с его стороны.

В качестве свидетеля в суд был вызван и знаменитый оратор Цицерон, слывший другом Клодия.

Все ожидали, что Цицерон будет говорить с присущим ему красноречием в пользу обвиняемого.

Но, к всеобщему изумлению, Цицерон заявил, что Клодий в тот день действительно находился в Риме и даже приходил в гости к нему, Цицерону.

Современники утверждали, однако, что Цицерон допустил столь резкий выпад вовсе не ради известного принципа «Платон мне друг, но истина дороже».

Выступить с разоблачительным заявлением Цицерона заставила его жена Теренция, вертевшая своим слабохарактерным муженьком, как ей заблагорассудится.

Теренция ненавидела Клодия, считая, что он хочет развести ее с Цицероном, чтобы женить того на своей сестре, с которой сожительствовал сам.

Что ж, Цицерон вновь подчинился стальной воле своей дражайшей половины, и хотя он сказал чистую правду, но отныне обрел в лице Клодия смертельного врага.

Но и Клодий не остался без защиты.

Его поддержала римская беднота в надежде, что однажды он выполнит свои щедрые обещания.

Многие из выступавших на суде против Клодия стали получать в свой адрес угрозы, а судьи были так напуганы, что потребовали телохранителей для обеспечения своей безопасности.

Страсти накалялись день ото дня.

И вот в суд был вызван один из ключевых свидетелей по делу – Юлий Цезарь.

Как раз в этот период Цезарь добивался назначения наместником в Испанию, где надеялся добыть средства, чтобы рассчитаться, наконец, с огромными долгами, и этот неожиданный скандал грозил нарушить его планы.

Накануне выступления Цезаря в суде по всему городу заключались пари.

Большинство спорщиков сходилось в том, что Цезарь вряд ли сумеет сохранить свое лицо после каверзного для себя допроса.

– Судите сами! – говорили они. – Если Цезарь выступит против Клодия, а иначе и быть не может, то уже к вечеру потеряет половину своего электората. Притом, подтвердив факт измены жены, он уронит свой авторитет еще ниже! Ибо никто не захочет доверить государственную должность человеку, который не может уследить за собственной женой и за порядком в своем доме! Если же Цезарь попытается покрывать Клодия, то опять же станет мишенью для наших остряков. Чего бы он там ни лепетал в свое оправдание, роль ему выпала на этот раз жалкая! Это замкнутый круг, ха-ха, и Цезарю из него не выбраться!

Очевидно, такой же логики придерживались и кредиторы Цезаря, которые вдруг все дружно потребовали от него срочно погасить долги.

Оплатить свои счета Цезарь не мог.

Друзья сочувствовали ему, но помочь тоже ничем не могли.

Казалось, что фортуна, так часто хранившая Цезаря в куда более опасных ситуациях, на этот раз отвернулась от своего любимца.

Судебное заседание, итогов которого ждал весь Рим, началось.

Свидетель Цезарь предстал перед судьями, потребовавшими правдиво рассказать обо всем, что ему известно касательно обвинений, выдвинутых против Клодия.

Цезарь спокойно ответил, что по существу дела он не знает ничего, поскольку отсутствовал в тот день в Риме, и добавил, что не сомневается в супружеской верности своей бывшей жены.

Участники процесса удивленно переглянулись при этих словах.

«Но если так, то почему ты, Цезарь, сразу же развелся с Помпеей?» – так и подался в его сторону обвинитель.

В судебном присутствии установилась полная тишина.

Судьи буквально впились глазами в свидетеля, ожидая его объяснений либо оправданий.

Но Цезарь, похоже, не собирался оправдываться.

Глядя куда-то поверх судейских голов, он отчеканил голосом, не допускавшим возражений:

«Я развелся с Помпеей потому, что на жену Цезаря не должна падать даже тень подозрения!»

На следующий день римляне переспрашивали друг друга:

«Слыхали, как этот ловкач Цезарь снова вышел сухим из воды?»

А он и не ловчил. Он просто произнес вслух то, чего ждал сам от своей избранницы.

Позиции Цезаря еще более укрепились, когда стало известно, что судьи большинством голосов оправдали Клодия.

Одной-единственной точной фразой Цезарь рассеял грозу, собравшуюся над его головой.

Кредиторы уже не настаивали на срочной уплате долгов.

Цезарь был назначен наместником в Испании, где он, как и рассчитывал, решил свои финансовые дела, хотя и не сразу, и откуда, собственно, начался его путь к вершинам славы и власти.

Но не странно ли, что Цезарь, претерпевший столько лишений ради первой жены, и ежечасно рисковавший жизнью в стремлении сохранить с ней семейный союз, так легко, по одному лишь подозрению, разрушил свой второй брак?

А может, после пяти лет жизни с Помпеей, так и не сумевшей найти дорогу к его сердцу, он понял, что совершил ошибку, которую пора исправлять, благо, судьба подарила ему весомый предлог для развода?

По утверждению крупнейшего немецкого историка Теодора Моммзена, посвятившего жизнь изучению Древнего Рима и удостоенного за свои труды Нобелевской премии, «всё, что делал Цезарь, он делал так, как будто план у него был давно и всесторонне обдуман».

И еще: «он охватывал своим умственным взором все стороны действительной жизни, ничего не упускал, все оценивал верно, находил всегда наиболее легкие и прямые пути к цели, никогда не увлекался ничем недостижимым, как бы ни казалось оно заманчивым».

Казалось бы, Цезарь должен был испытывать по отношению к Клодию, едва не осрамившему его, лишь недобрые, мстительные чувства.

Но мстительность была не в натуре Цезаря.

Куда важнее для него в этот период было расширить свою популярность в плебейской среде, и вот он решает приблизить к себе Клодия, по сути, сделать того своим агентом.

В пользу этого предположения говорит история дальнейших отношений этих двух людей.

Став в 59 году консулом, Цезарь одним из своих указов исполняет давнее и жгучее желание Клодия и переводит его из патрициев в плебеи.

Изюминка здесь кроется в том, что переход в низшее сословие позволял Клодию быть избранным народным трибуном, что было бы невозможно, оставайся он патрицием.

И точно, уже на следующий, 58-й год, Клодий становится народным трибуном и развивает бешеную деятельность, во многом в интересах Цезаря, который в ту пору находился в Испании, хотя и наведывался регулярно в Рим.

Цезарь больше всего опасался, что за время его отсутствия власть в столице может упасть к ногам Помпея.

Он даже выдал за 50-летнего Помпея свою 14-летнюю дочь Юлию, рассчитывая с помощью родственных уз упрочить свой союз с популярным в народе полководцем.

Тем не менее, отбывая в Галлию, Цезарь поручил Клодию держать Помпея «под колпаком».

К этому времени Клодий, узаконивший бесплатную раздачу хлеба и организовавший, своего рода, политические клубы в кварталах бедноты, находился в зените славы среди плебса, который в своей массе голосовал за все его инициативы.

Клодий также создал вооруженные отряды из городских плебеев и даже рабов, которые беспрекословно повиновались его указаниям и буквально терроризировали кварталы, где обитала римская знать.

В этих условиях Помпей, победитель Митридата и многих других врагов Рима, но ставший вдруг едва ли не основной мишенью для нападок со стороны Клодия, предпочитал не показываться лишний раз на улицах столицы, только бы не сталкиваться с ватагой хамоватых сторонников народного трибуна.

Но и в собственном доме не было покоя, ибо порой снаружи собиралась разгоряченная толпа, часами скандировавшая оскорбительные для полководца лозунги.

Что ж, Цезарь мог спокойно улаживать в Испании свои дела…

В этот же период Клодий провел через народное собрание эдикт об изгнании Цицерона.

Предписывалось отказывать тому в огне и воде и не давать приюта ближе, чем за 500 миль от Италии.

И хотя изгнание оказалось не очень длительным, всего около 16-ти месяцев, Клодий успел за это время сжечь дом и загородную виллу Цицерона, а его имущество назначить к распродаже.

На первый взгляд, Клодий всего лишь использовал свое служебное положение, чтобы поквитаться с бывшим другом за «предательство» на суде.

Но если учесть, что Цицерон, имевший влияние в сенате, принадлежал к партии Помпея и призывал отменить ряд законов, принятых в консульство Цезаря, то картина рисуется в ином свете.

Третьей женой Цезаря стала Кальпурния, дочь Луция Пизона, на которой Цезарь женился в год своего консульства, после того, как выдал за Помпея Юлию.

Столь требовательный к чистоте помыслов своей супруги, сам Цезарь не являлся в этом смысле образцом для подражания.

Его многочисленные любовные связи с первейшими красавицами всего Средиземноморья были хорошо известны римлянам.

Среди его любовниц называли жену Марка Красса, жену Помпея (ту, которая была у полководца до Юлии), жену Сервия Сульпиция и немало других замужних матрон.

По слухам, из всех своих римских любовниц Цезарь особо выделял Сервилию, мать своего будущего убийцы Брута.

Весь Рим знал, что еще в год своего первого консульства, то есть, вскоре после свадьбы с Кальпурнией, Цезарь подарил Сервилии жемчужину стоимостью в шесть миллионов сестерциев, а позднее осыпал ее еще более ценными подарками.

Его роман с египетской царицей Клеопатрой смаковался во всех подробностях.

Перемывали косточки и мавританке Эвное, жене царя Богуда, также регулярно получавшей от Цезаря богатые дары.

Рассказывали, будто в Галлии он и вовсе не знал удержу, так что его легионеры распевали о нем такую частушку:

Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника.

Деньги, занятые в Риме, проблудил он в Галлии.

По всей империи гуляли сплетни о том, что Цезарь заводит интимные связи не только с женщинами.

Утверждали, что когда еще в молодости он был направлен с некой миссией в Вифинию, к царю Никомеду, тот растлил его чистоту.

Через какое-то время Цезарь выступал в сенате в защиту Нисы, дочери Никомеда, перечисляя при этом те услуги, которые он оказывал царю.

Цицерон под дружный хохот сенаторов якобы воскликнул:

«Оставим это, Цезарь! Всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!»

Еще позднее, уже в период галльского триумфа Цезаря, его воины, участвовавшие в параде, насмешливо распевали другую популярную песенку:

Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:

Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, —

Никомед не торжествует, покоривший Цезаря.

Наконец, Курион-старший публично назвал Цезаря «мужем всех жен и женою всех мужей».

В январе 52-го года, в разгар очередной избирательной кампании, Клодий встретил на Аппиевой дороге, под Римом, своего политического оппонента, тоже бывшего народного трибуна Анния Милона – друга Цицерона.

Каждого из вожаков сопровождала вооруженная толпа их сторонников.

Слово за слово разгорелась перепалка, быстро перешедшая в побоище, в ходе которого Клодий получил смертельной ранение.

Его гибель вызвала массовые беспорядки в столице.

Сенат, напуганный этими выступлениями, дал согласие на то, чтобы предоставить Помпею диктаторские полномочия.

За два года до этого скончалась при родах, как когда-то и ее мать, его жена Юлия – дочь Цезаря.

Слабенькая ниточка родственных уз, хотя бы формально связывавшая двух претендентов на высшую власть, оборвалась навсегда.

Разрыв с Помпеем и гибель Клодия сделали невозможным для Цезаря «мирный» захват власти в Риме.

Теперь силовое столкновение между Цезарем и Помпеем становилось неизбежным…

Уже в 60-летнем возрасте Цицерон все же нашел в себе мужество, чтобы развестись с Теренцией, изводившей его своей ревностью.

Прославленный оратор был глубоко уязвлен тем, что в период его изгнания жена ни разу не навестила его сама и не посылала ему каких-либо передач через других людей.

Вскоре Цицерон женился на богатой девушке, как поговаривали, ради денег для уплаты своих долгов, весьма значительных.

Но и у нового семейного очага он грелся недолго.

Вскоре после этой свадьбы умерла от родов его дочь Туллия.

(Похоже, смерть молодых и совсем юных женщин при родах была в Древнем Риме настоящим бедствием даже в аристократической среде!)

Цицерону показалось, что его молодая жена втайне радуется этой смерти, и он в порыве мнительности развелся с ней тоже.

Этот оратор от бога, домосед по натуре, так и не сумел устроить свою личную жизнь.

Что касается Цезаря, то с третьей своей женой Кальпурнией он прожил, как и с Корнелией, 15 лет.

Похоже, в ней он нашел идеальную супругу, истинную «жену Цезаря», соответствовавшую тому образу спутницы жизни, который он с юности носил в своей душе.

Зная всё о его «шалостях», она не устраивала истерик, заботилась, как могла, о его здоровье и потребностях, была ему опорой в трудную минуту и, конечно же, не подавала ни малейшего повода для подозрений.

Известно со всей определенностью, что последнюю ночь они провели на одном ложе.

Кальпурнии привиделся страшный сон: в их доме рушится крыша, двери их спальни распахиваются сами собой, и кто-то неведомый закалывает кинжалом ее мужа, которого она держит в объятьях.

Утром Кальпурния принялась умолять Цезаря не ходить на заседание сената.

Она почти уговорила его, ведь Цезарь с доверием относился к предчувствиям любящей его жены, кстати говоря, не склонной к суевериям и мнительности.

Но днем к ним в дом явился один из заговорщиков и сообщил, что в сенате уже все собрались, и с нетерпением ждут его, Цезаря…

Как писал о Цезаре тот же Моммзен, «нелегко, даже прямо невозможно дать в кратких словах полную характеристику этого удивительного человека…»

Однако Цезарь сам оставил для истории несколько кратких изречений, которые не затерялись под наслоениями времени и дожили во всем своем блеске до наших дней, изречений, накрепко связанных с его судьбой и хорошо знакомых даже тем людям, которые мало интересуются далеким прошлым.

«На жену Цезаря не должна падать даже тень подозрения», «Жребий брошен!», «И ты, Брут!»…

Наш рассказ был об одной из этих судьбоносных фраз.