Читать книгу Однажды в СССР - Андрей Марченко - Страница 13

Гастроном имел какой-то скучный номер, но в народе именовался «Зеркальным» из-за множества зеркал, кои были вделаны в стены. Разноцветные стекла и осколки зеркал слагали многочисленные мозаики. И хотя типовой по проекту магазин находился в заурядной пятиэтажке, отражения и отражения отражений визуально расширяли торговый зал, но и будто множили толпу.

Но не отнять: этот магазин в Ильичевском районе был самым значительным. И что существенно – находился почти по дороге Карпеко.

Уйдя со службы, Сергей заглянул в магазин. Потратив два гривенника, купил буханку хлеба, зашел в молочный – там как раз из подсобки грузчики крюками тянули сваренные из стальной проволоки ящики. В них звенели молочные бутылки. Каким-то образом молоко ускользало из них, и путь из подсобки был залит белесой жидкостью. То был настоящий Млечный путь по базальтовой крошке.

В отдел была очередь: две пары молодых людей купивших мороженое, за ними три старушки и усталая женщина, которая, видимо, зашла в магазин по дороге с работы.

Продавщица отоваривала споро. И свои две бутылки кефира Сергей получил быстро, погрузив их в авоську со странным запахом. После – дворами вышел на Блажевича. Прошел мимо будки часовщика. Напротив «Золушки» и галантерейного магазина стоял киоск «Союзпечати», в котором для детей имелись надувные шарики, значки, марки, переводные картинки. Лежали шариковые ручки и прочая канцелярская дребедень. Но основным предметом продажи была продукция печатная: газеты, журналы. Иногда стояли книги, которые годами не находили своего читателя. Со страниц толстых литературных журналов молодежь зазывали, прельщая романтикой и немного деньгами, на север и в Сибирь – строить, скажем, БАМ, тянуть газопроводы. Молодежь ехала неохотно, ибо известно уже было, что заработанные деньги в тех краях можно разве что пропить от окружающей тоски и неустроенности.

Здесь напрасно было искать «Технику – молодежи» или «Юный техник» – те расходились по подписке, да и вообще, нечто популярное из киосков обычно разметали за день, редко – за два.

Но этот киоск был провинциальным по городским меркам, и порой там можно было купить что-то стоящее. В тот день Карпеко приметил апрельский номер «Вокруг света» – печатали его безумным тиражом в два с половиной миллиона, и граждане не успевали раскупить все экземпляры. Журнал продавали уже со скидкой в пять копеек, и Сергей достал из бумажника два двугривенника, гривенник и пятак, ссыпал на пластмассовое блюдце. Киоскерша, было, протянула пальцы к мелочи, но гривенник отбросила.

– Мужчина, не хулиганьте.

Сергей монету заменил, забрал журнал и пошел прочь, задумчиво вращая в руках монету в десять болгарских стотинок, как две капли воды похожих на советский гривенник.

Допустим, такая монета в коллекционном смысле представляла интерес только для мальчишек. И к украденной на заводе коллекции, могла не иметь никакого отношения. А могла и иметь. Ясно, что стотинки Сергею получил на сдачу в молочном отделе «Зеркального» – до него последнюю мелочь Карпеко потратил на хлеб. Продавщица рассчитывалась тем, что у нее было сверху, тем, чем расплачивались предыдущие покупатели. Нельзя было исключать подслеповатых старушек – они могли подхватить монетку где угодно и не заметить, что на ней. Но вероятней всего, ей расплатился какой-то из парней, покупавших мороженое. А может, это был и вовсе неизвестный Карпеко человек.

Что это меняло? Да ничего. Номер телефона выброшен, молодых людей он видел только со спины, и повода не было их запоминать.

–

Мороженое ели в небольшом скверике меж домами. Рядом стояла будка сапожника, от которой изрядно пахло резиновым клеем. Сейчас мастерская была закрыта, но из нее слышался звон стаканов и тоскливое пение. Сапожник пил с часовщиком. Завтра у них работа будет буквально валиться из рук. Сапожник еще как-то сможет работать, но часовщик с дрожащими руками будет профнепригоден.

– А вот знаете, – стал рассказывать анекдот Аркадий.– На таджике всегда три халата. Когда нижний истлевает, он осыпается, а сверху таджик новый халат накидывает.

Анекдот был старым, противоречил духу интернационализма и дружбы народов, не то чтоб смешным, но девушки из вежливости улыбнулись.

Дневной свет мутнел. Солнце уходило на запад, но до темноты было далеко.

– Девчата, дайте номер телефона? – спросил Пашка.

– Номер телефона? Это можно. Он у нас короткий и запоминается легко. Звони «Ноль-Два», – ответила Валька, перебирая простенькое пластмассовое ожерелье у себя на шее.

Бежевое платье девушки тоже было простым, без украшений и карманов, словно скроенным из одного куска плотной ткани. Аркадий вдруг подумал, что кровь на этой светлой ткани смотрелась бы хорошо.

Он даже осмотрел Валентину, ожидая увидать на материи карминовые пятна, но их не было. Однако, в вырезе на обнаженном плече девушки юноша заметил родимое пятно, напоминающее Францию.

– Ну дайте телефончик, – продолжал Пашка. – Вам что, жалко?.. А мы вам свой номер дадим.

– А нам он на кой?..

– А вдруг пригодимся?.. Раз уже пригодились. Вдруг надо будет вас спасать от дружков… прооперированного.

– Дружков я его не боюсь. С двумя-тремя я справлюсь, а шайками им постоянно ходить неудобно.

– Он может пожаловаться в милицию, – заговорил молчавший доселе Аркадий.

– И признает, что его отделала баба? Да ни в жизнь! Ничего страшного, рана неглубокая. Залатают, будет шрамом еще хвастаться.

– А как вы смогли бросить раненого? – спросил Аркадий. – Ваш Гиппократ, верно, в гробу перевернулся.

– Да вот, выходит, что смогли, – парировала Валентина. – Вы же тоже ему не поспешили помогать, я так думаю…

Валентина поглядывала на Аркадия, но тот внимания не обращал, разглядывая асфальт.

Наконец, над головами загудели и зажглись лампы, озарив чрезмерно ярким светом аллею. Свет этот разрушил какое-то уединение, и девчата словно очнулись, засобирались. Парни, конечно, вызвались проводить.

К тому времени Пашке удалось выудить телефоны. Он узнал, что девчата работают медсестрами в Куйбышевской больнице. Ответно он рассказал, что Аркадия со дня на день назначат начальником цеха. Аркаша отнекивался и смущался.

Вика жила на Кварталах, в доме, построенном пленными немцами после войны. Валентина обитала немного дальше, где-то на поселке Аэродром. Но от проводов до дома она отказалась:

– Чего вы будете ходить, собак дразнить?

– Да ведь темно, кто-то напасть может, – ответил Пашка.

– После парка ты серьезно думаешь, что я тут кого-то боюсь?

Они расстались около Детского городка. Еще светило солнце, но как-то вскользь, по вершинам деревьев, а в улицах поселка уже сгущались сумерки. Над домами висели тучи, напоминавшие перевернутые горы.

– А почему поселок называется Аэродромом? – спросил Пашка, провожая девушку взглядом. – Самолетов я не вижу.

– Тут во время войны был аэродром. Косая полоса где-то от угла 24-го квартала до знака «Счастливого пути». Где-то между Гастелло и Покрышкина стояли ангары, а зенитки стояли почти там, где сейчас памятник на кладбище. Мне мама рассказывала.