Читать книгу Собачий вальс (Russian Twist) - Андрей Мошанов - Страница 4

Около спортивного комплекса “Динамо” всегда царила особенная атмосфера. Молодёжь входила и выходила из больших деревянных дверей в приподнятом настроении, вокруг стояли легковые машины. Всем казалось, что из комплекса появляются очень важные люди, звезды эстрады или спорта, которых ожидают личные водители и даже телохранители. Спортсмены в провинции всегда считались городской элитой и наравне с бандитами пользовались популярностью, такой же заслуженной, но более продолжительной. Рядом с вереницей легковых машин стоял автобус “Икарус” с номерами соседнего региона. Две массивные каменные колонны, которые огораживали территорию комплекса, были обклеены афишами предлагавшими поддержать свою волейбольную команду в матче чемпионата страны среди команд первой лиги. Парадные двери комплекса распахнулись. Три молоденькие девушки лет двадцати выпорхнули наружу. Они весело щебетали, приближаясь энергичным шагом к массивным чугунным воротам с вензелями в форме буквы “Д”.

Александр стоял неподалеку у колонны. Одной рукой он прятал за спиной букет из белых роз, а другой рукой теребил замок на новой кожаной турецкой куртке. Понимая, что золотая цепь на шее делает его похожим на одиозных персонажей в спортивных костюмах и лысиной во всю голову, он постоянно поправлял её, мучительно решая в каком положении цепь будет выглядеть более элегантно и не мог определиться. Однако снимать ее совсем он не хотел. Раздался скрип тормозов. Что-то новенькое, синее, сияющее немецким совершенством, эффектно встало перед чугунными воротами. Водительское окно бесшумно опустилось, молодой человек высунул наружу руку и замахал чтобы привлечь внимание одной из девушек. Та узнала его и помахала ему в ответ, затем повернулась к своей подруге по имени Ольга и предложила:

– Тебя подбросить?

– Да! Да! Опаздываю на смерть! – отреагировала Ольга, но вдруг увидела Александра стоящего неподалеку.

– Подожди, я сейчас! – сказала Ольга подруге и остановилась около него.

Александр вспыхнул, но тут же сник, Их глаза встретились, он начал неуверенно говорить и ещё более путанно выражать свои мысли.

– Может быть …мы сходим сегодня вечером в кино? – словно извиняясь начал он, – ну или что-нибудь типа этого… ну ты и я… типа свидания, что ли …

– Не могу, извини, опаздываю к репетитору на английский, сама не знаю зачем перенесла последний урок пораньше. Игра затянулась, команда проходная, а как начали вдруг упираться, но мы их сделали все-равно, – ответила Ольга.

– Может быть мне подождать и сходим разу после английского? – осторожно предложил Александр и обменялся тяжёлыми взглядами с водителем синей БМВ, который нетерпеливо ерзал на сиденьи.

– Не-е-е, правда не могу, нужно собираться, – медленно начала Ольга и затем быстро на одном дыхании выпалила:

– Я завтра уезжаю в Москву. Представляешь, меня пригласили во взрослую сборную и обещают контракт в каком-то клубе в Европе. Не могу до сих пор поверить. Наконец-то!

– Здорово, – протянул Александр и постарался придать своему голосу искреннее восхищение. Синее БМВ разразилось нетерпеливым и призывным звуком сигнала. Ольга с виноватым видом повернулась к подруге и показала ей бровями в сторону Александра. Та понимающе кивнула. Александр и водитель снова обменялись тяжёлыми взглядами. Ольга уловила в его глазах растущую тревогу и постаралась вернуть разговор в позитивное русло:

– Все дороги ведут в Москву. Попадешь в сборную и тоже переедешь. Куда там ваших берут, в ЦСКА или Динамо? Как твои успехи, кстати?

– Что-то не прёт. Застой какой-то, – без всякой радости произнёс Александр. Ольга всегда имела предубеждение против хронических полуфиналистов или получемпионов, но прекрасно понимала, что они нужны для того, чтобы на их фоне кто-то (такой как она) стал чемпионом. Себя в подобной роли она категорически не рассматривала. Она прятала свое неприятие этой роли за показным обнадеживающим увещеванием и подбадриванием таких людей, но по лукавить с Александром она не хотела.

– Давно? – спросила она.

– Давно. Хронически. – ответил Александр. Она сделала многозначительную паузу, длительность которой подвела определённую черту под сказанным и должна была открыть новую главу.

– Ты знаешь, – издалека начала Ольга, – как говорит наш тренер, если к двадцати годам все еще не прет, то скорее всего, не попрёт уже никогда. Придется принимать непростое решение.

– Какое решение? – упавшим голосом спросил Александр.

– Надо что-то поменять в жизни, открыть для себя новые перспективы.

– Какие перспективы, ну что например? – его голос дрогнул.

– Ну я не знаю, кто как открывает… ну начать путешествовать, выучить английский, научиться играть на гитаре, да мало ли всего вокруг …выбрать цель и добиться ее, взять молоток и пригвоздить её! Нельзя проигрывать, жизнь принадлежит победителям, – выпалила Ольга поражась собственной категоричности.

– На гитаре? Не-е-е, это не для меня и потом…, –  Александр собрался с духом и продолжил, – у меня есть цель, и совсем по-детски добавил, – и зимой и летом, и весной и осенью, и день и ночью.

– Днем и ночью?? – Ольга вспыхнула и закатила глаза.

– А-А-А-Алекс! – протяжно прозвучал ее голос сдавленный то ли многокилограммовой усталостью, то ли накопившимся отчаянием. –  ПОЖАЛУЙСТА! Мы уже говорили об этом! Какая ночь?!  Это было что-то очень подростковое, мимолетное, никого ни к чему не обязывающее, детский секс, половое переживание, да назови это как хочешь. И всегда днём, пока родители на работе.

Ольга взорвалась, не в силах сдерживать напряжение, которое долго копилось в ней. Сейчас оно прорвалось наружу, ломая всё хрупкое и непрочное на своем пути, словно она держала в руке надутый шарик, отвлеклась пока искала чем его перевязать, не удержала, а он вырвался из рук и полетел с бешеной скоростью, такими зигзагами вокруг неё, что поймать его было уже нереально. Проще было отпустить, а там будь что будет.

– А-A-A-Aлекс! – снова протянула она не в силах остановить себя, пугаясь того, что слова продолжали произноситься сами собой и вели к тем самым мыслям, которые тревожили её долгое время и которые рано или поздно пришлось бы высказать. Она коротко выдохнула и произнесла:

– Я не собираюсь проснуться лет через двадцать в этой дыре и охренеть от этой ипотеки-на-двоих, или как моя двоюродная сестра, выскочить замуж, наплодить нищету и состариться здесь же, катаясь по выходным на сраную дачу похожую на сарай для военнопленных или в долбаный Шарм-Эль-Шейх один раз в году на двенадцать дней! И это при том, что если повезет и муж будет с нормальной работой, депутатом или ментом…ой, – она ужаснулась тому, что говорит, но останавливаться на полуслове было уже поздно. Она собралась с духом и выразилась коротко и ясно:

– Прости…Алекс, прости, ты классный парень, но я хочу увидеть мир своими собственными глазами! Понимаешь? Мир! Я хочу взять от него все!

Алекс молчал. Он ощущал себя так, словно по нему проехал асфальтоукладочный каток, который закатал его в землю, а сейчас его топтали валенками в чёрных калошах рабочие в красных жилетках. Он обтекал словно облитый горячим гудроном. Его золотая собачья цепь плавилась как шоколад и капала вниз. Oт стыда за самого себя на нем горела одежда.

– Извини, – Ольга взяла себя в руки и заговорила со сдержанным раскаянием. – Я полная дура, сказала бы мне моя соседка тетя Зина. Она всё пилит мозг моей матери о том, что я все прыгаю как коза да стучу мячом и не понимаю смысл простого женского счастья. Я правда его не понимаю, – сказала она словно извиняясь за свою непонятливость или ограниченность, и снова вспыхнула:

– Она как будто его понимает. У неё что мужик то отставной военный или бродячий художник и вся разница между ними только в том, что один уходит в запой уже по расписанию, а другой все еще по вдохновению. Ой…Что я несу? Прости! Я знаю, что это не про тебя, Алекс, прости!

Синее БМВ требовательно просигналило дважды и, как всем показалось, в последний раз. Ольга обняла Алекса как-то по-матерински или как старшая сестра обнимает младшего брата, который уходит в армию на два года и должен придти вообще другим человеком, потому что два года в таком возрасте это больше чем жизнь. Она тяжело и шумно выдохнула словно сбросила с сердца многолетний груз, повернулась и побежала к машине. Открыв заднюю дверцу, она задержалась на мгновение и крикнула:

– Попроси Ленку со второго этажа написать тебе мое имя по-английски, я как устроюсь заведу новую страничку на фэйсбуке. Найди меня, слышишь, найди! Мы будем общаться online! Или давай сам в Москву…

Она понимала, что через пару минут они расстанутся на долгое время, если вообще не навсегда, и поэтому поспешила добавить что-то заимствованное из каких-то сентиментальных фильмов со сценами душераздирающих расставаний, которые постоянно смотрела перед сном её мать, наверное, думая, что может не проснуться.

– Обещай мне, не трать свое время попусту, добейся чего-нибудь стоящего в жизни!  – кричала она уже из машины, держа дверь открытой. – Эта жизнь принадлежит победителям!

– Ну что именно? – отчаянно переспросил Алекс глядя на неё широко открытыми глазами, которые были готовы принять любой приказ, уловить самый слабый сигнал,  домыслить самый неясный намёк.

– Да хоть что! Удиви меня! Да, что меня? Удиви себя!

Не в силах больше задерживать подругу и пожалев в сотый раз о том, что она перенесла этот урок на последний вечер перед отъездом, она захлопнула дверь. Машина скрылась за поворотом, доставив приятелю её подруги долгожданное удовольствие продемонстрировать всю мощь немецкого автопрома. Алекс отупело смотрел на клубы выхлопного газа, которые быстро рассеивались улетая тонкими струйками вверх словно там наверху в голубом просвете между двумя тучами работал вентилятор и тихо пробормотал себе под нос:

– Обещаю!

Он стоял посреди улицы пытаясь осмыслить всё услышанное. Его мозг рисовал иллюстрации к этому печальному роману. Перед ним потянулись удручающие картины того, как он с огромными чемоданами приезжает в Москву, волочит их по нескончаемому переходу метро. Рядом еле ползут трое ужасно одетых ребёнка с зелеными соплями до подбородка и грязные как Оливер Твист. Они идут мимо плаката с большим красным сердцем “Я люблю тебя Москва” и постоянно дергают его за рукав и спрашивают “а это уже Турция?”. Они поворачивают на Тверскую, здесь Алекс ставит один чемодан на другой и прячет малыша за импровизированную ширму прямо у стены дома около водосточной трубы. Тому приспичило в туалет. Его тоненькая струйка никак не кончается и постепенно переходит в Яузу-реку. Рядом огромное окно бутика. Его украшает несколько непропорционально маленьких женских сумочек. Ольга заходит внутрь, а охранник похожий на одного из парней участвовавших в недавней вакханалии на складе перегораживает ему вход и говорит, что с чемоданами нельзя. Александр пытается показать ему свою цепь как тайный масонский знак, но цепи на шее нет! Он в шоке! Потерял! Снял перед тем как зайти в парилку и ее украли прямо из шкафчика!

Неожиданно раздался тонкий детский голос:

– А мой папа не любит, когда кто-то бормочет себе под нос. Он говорит, что если бормотать себе под нос, то ничего никогда и не случится, даже самая сильная клятва или обещание. Он говорит, что со своей судьбой нужно быть на “ТЫ”. Всегда надо обещать громким и чётким голосом, тогда все точно сбудется!

Алекс тревожно повернулся на звук голоса и увидел маленькую девочку лет семи, которая с интересом разглядывала букет из белых роз, безрадостно висевший как плеть в его опущенной руке. Она изучала его своими широко открытыми и добрыми глазенками, в которых ещё не было ни малейшей тени подозрения o несовершенстве и порочности этого мира.  Алекс сунул в руку девочке букет и зашагал прочь, смущаясь от неожиданного прикосновения к детской чистоте и наивности, которая так точно и просто объясняет суть любой проблемы, но также быстро видоизменяется по мере общения со взрослыми, искривляется под невыносимой тяжестью первых детских разочарований до такой геометрии Лобачевского, что скоро принимает форму ледяного цинизма и уже не верит никому кто скажет, что параллельные линии не пересекаются.

– Красота! – гордо произнесла девочка. Она очень по-взрослому завела за ухо жиденькую прядку волос так, чтобы всем стало видно её настоящую сережку и торжествующе поглядывала на проходивших мимо людей.  Время от времени она ныряла всей своей маленькой головой в огромный букет, выныривала и продолжала так стоять, придумывая себе предлог, чтобы оставаться у всех на виду как можно дольше.