Читать книгу Замкнутое пространство - Андрей Нечаев - Страница 3

Придя на рабочее место, Деметрий принялся вкалывать с еще большим остервенением, чем обычно.

Приходящая на склад продукция подразделялась на два вида. Первый назывался внутренними поставками – это были продукты и товары местного производства. В Московском Массиве имелись несколько сельскохозяйственных секторов с теплицами, оранжереями и загонами для скота, сектор химпроизводства, сектор легкой промышленности, а также типография. Эти товары доставлялись по специальным конвейерным путям, которые тянулись от производственных секторов к Распределительному Узлу через стены и перекрытия. Мясокомбинат находился ближе всего – на Нулевом Уровне, по соседству со складом. Чуть дальше, но тоже на Нулевом, располагался Кондитерский Цех. Иногда, когда в работе конвейерных путей случались сбои, сотрудники Мясокомбината и кондитерки доставляли товар по Магистралям на паллетах. Со всех остальных цехов такая доставка была невозможной, поскольку переместить товар между уровнями, можно было только на конвейерных лифтах. Пассажирские не подходили для этих целей из-за ограниченной грузоподъемности. Поэтому в случаях поломок приходилось ждать, когда конвейеры будут починены. А до тех пор поставки прекращались. После рассортировки товар снова отправлялся по конвейерным путям, на этот раз уже к торговым точкам, расположенным на всех уровнях, а также на Круге.

Второй вид поставок назывался внешним. Это были товары, которые приходили извне, то есть из других Массивов. Так же, как и продукция из цехов Московского Массива, эти товары приходили на паллетах, замотанные в специальную пленку. Отличалась лишь маркировка груза. И точно так же, как и внутренние, внешние поставки никто не сопровождал.

Они поступали через шлюз, называемый Внешним Порталом. Однако Деметрий и другие работники Распределительного Узла называли его Дьявольским Провалом. Деметрий представления не имел, откуда появилось это название, но устояться оно успело еще задолго до того, как он начал работать в Распределительном Узле. Даже его начальник, Серж Карелин, который трудился здесь уже больше двадцати лет, не знал, кто его придумал. Деметрий подозревал, что Дьявольский Провал будет существовать и функционировать еще долго и после его собственного ухода на пенсию и, без сомнения, так же будет и называться.

Каждый вечер, строго в определенное время, Внешний Портал открывался и по ту сторону его оказывалось длинное узкое помещение с железными стенами, заставленное паллетами. Его называли буферной зоной. Количество паллетов варьировалось от десяти до тридцати. А вот время, даваемое на выгрузку, всегда было одинаковым – два часа. Вообще-то, учитывая, что на складе имелись электропогрузчики для перемещения распаллеченных грузов, этого времени было более чем достаточно. Опытному сотруднику требовалось не более сорока минут даже на выгрузку максимально большой поставки. Вероятно, время давалось с запасом на случай форс-мажорных обстоятельств. Так это было или нет, узнать наверняка не представлялось возможным – никто из сотрудников Распределительного Узла не знал не только почему были установлены такие правила, но и кем они были установлены. Никто не знал, кто спроектировал и построил Дьявольский Провал, равно как и весь Московский Массив, и кто управляет его работой. Все знали лишь одно – в восемь часов вечера Портал откроется, а в десять закроется, независимо от того, успели ли они выгрузить паллеты или нет. Никто, даже директор Распределительного Узла, не имел ни права, ни физической возможности открыть или закрыть шлюз. Это происходило только само собой.

Неведомо было и то, каким образом паллеты с товаром оказываются в буферной зоне. Со всех сторон были глухие железные стены – ни дверей, ни окон, ни люков. Проем между буферной зоной и складом состоял из двух резиновых прокладок, плотно прижатых друг к другу. Настолько плотно, что, пожалуй, и лист бумаги между ними не просунуть. Ван Абрамов, напарник Деметрия, утверждал, будто между разгрузками буферная зона откатывается от Дьявольского Провала и где-то за пределами Массива ее загружают с той же стороны, что здесь разгружают. Деметрий в это не верил. Ему казалось невероятным, что такое огромное сооружение возможно сдвинуть с места.

– Да это ж целый небольшой сектор! – говорил он Вану, – Какая сила способна такую махину передвигать?

– Да та же самая, что наши лифты и конвейеры двигает, – отвечал Ван, – Только в разы большая.

– Да ну, чепуха какая-то!

– Ага, чепуха! А как по-твоему паллеты там появляются? Из воздуха? Кстати, о воздухе – иногда если приложить руку к этой резиновой губе, то можно почувствовать легкий ветерок. Попробуй сам!

Деметрий попробовал. Несколько дней подряд после разгрузки он подносил руку к резиновому проему в разных местах, однако никакого ветра не было и подавно. Он уже собирался бросить эту затею, но в один день его руки коснулось легкое, едва ощутимое дуновение. После этого он ежедневно ощупывал проем в поисках щелей, но такое больше не повторилось. И Деметрий почти на сто процентов уверился, что Ван ошибается. К тому же тот посвист мог ему лишь померещиться. Такое часто бывает, когда чего-то ждешь, а это не происходит. Или это могло быть случайное движение воздуха. Мало ли что могло его вызвать в таком огромном помещении – в самой разгрузочной зоне уместилось бы с полсотни таких квартир, в какой Деметрий проживал с матерью.

И все же тот случай не давал ему покоя. Особенно Деметрий настораживался в тот момент, когда за уже закрытым Порталом вдруг начинали доноситься звуки, похожие на рев двигателя электропогрузчика, только усиленные в десятки раз. Этот рев начинался резко, будто по нажатию кнопки, а стихал плавно, как если бы его источник постепенно удалялся. И происходило это всегда в одно и то же время, как и открытие и закрытие Внешнего Портала.

И все же Деметрий не мог согласиться с Ваном в том, что огромный железный ящик способен передвигаться. Поэтому предпочитал уходить от размышлений об этом.

После открытия Портала буферная зона соединялась со складом железным механическим мостом, который также поднимался и опускался автоматически в одно и то же время. Деметрий сел на погрузчик еще когда Портал был закрыт, а, едва тот успел распахнуться и накинуть мост, въехал в проем и подцепил первый паллет. Сегодня их было не много – около двадцати, и Деметрий управился меньше чем за полчаса.

Работал Деметрий исключительно в ночную смену, и сегодня он был один. Вану понадобился отгул и его отпустили, зная, что Деметрий неплохо справится в одиночку.

Серж Карелин был прекрасно осведомлен об особенностях Деметрия. Он знал, что, когда у того маниакальная фаза, на него можно было взвалить в два раза больше работы, поставить ему дюжину смен подряд и даже вывести на смену в одиночку, и Деметрий справится. В эти периоды Карелин как мог разгружал остальных работников, давал им отпуска и отгулы, пока Деметрий вкалывал как проклятый. Зато, когда у Деметрия случались депрессивные фазы и даже самое простое задание требовало у него немыслимых усилий, разгружали уже его. В такое время ему ставили минимум рабочих смен, а когда он все же выходил на работу, ему не поручали ответственных и срочных задач, таких как разгрузка буферной зоны или приемка скоропортящейся продукции. Он занимался лишь разборкой паллетов внешних поставок по товарным категориям. Но и с этой задачей справлялся весьма плохо. Если маниакальный Деметрий мог за смену разобрать два десятка паллетов, да еще и принять все внутренние поставки, то депрессивный Деметрий едва справлялся с тремя – четырьмя паллетами.

Деметрию было невероятно стыдно за это, и он был чрезвычайно благодарен Сержу за то, что тот никогда его не упрекал, а всегда находил возможность найти ему замену. В свою очередь, Деметрий старался максимально компенсировать свою заторможенность, когда пребывал в маниакальной фазе.

Ночная активность была еще одной особенностью Деметрия. Он категорически не мог рано ложиться спать и, тем более, рано вставать, зато по ночам всегда был бодр и полон энергии.

«Впрочем, что такое ночь?» – рассуждал он. Это всего лишь было время, когда большинство жителей Московского Массива предпочитали спать. Ну и еще основная часть фонарей, освещающих Магистрали, было выключено. В это время свет был тускл и неравномерен. Скорее даже это были островки света, посреди реки полумрака. Но были ли у человека другие причины спать именно в это время, а бодрствовать в другое? Деметрий их не видел. А его организм и подавно. Поэтому он считал за счастье, что мог работать в Распределительном Узле ночью.

Сама работа ему нравилась и чувствовал он себя здесь не хуже, чем дома. Честно говоря, даже лучше. В Распределительном Узле было просторно, и он часто бывал один в смену, в то время как дома было чуть свободнее, чем в туго набитом людьми лифте. И там была Лиз.

Деметрий думал о ней сегодня всю ночь. Не мог не думать, потому что, каждый раз садясь за компьютер, а делал он это в течение смены множество раз, он собирался надеть те самые очки и вспоминал, что их больше нет.

Вместе с этим он сразу вспоминал о своей ссоре с матерью. Его переполняла злость, но вместе с тем и чувство вины. Несмотря на гнев, он понимал, что, возможно, слишком жестоко обошелся с Лиз.

И еще у него не выходили из головы ее слова об отце. Она всегда говорила ему, что Тит Аронов сидит в секторе Z66 заслуженно, и он всегда верил матери. Но теперь в его душе стали зреть сомнения. Он ведь так толком и не знал за какие такие преступления посадили его отца. Слова «государственная измена» звучали слишком абстрактно.

Размышляя об этом Деметрий еще больше утвердился в своем решении посетить сектор Z66. И потому, что хотел пойти против желания матери, и потому, что чувствовал острую потребность разобраться во всем.

Без десяти минут восемь утра пришли сотрудники дневной смены.

– Доброе утро, Деметрий, – сказал Серж Карелин, появившись в разгрузочной зоне, – Как дела?

– Сегодня без осложнений, Серж, – сказал Деметрий. Как и все сотрудники он обращался к Карелину на «ты» и по имени.

– Да ты, я смотрю, разобрал почти все паллеты! – сказал Карелин, гляну на зону неразобранных паллет. Там одиноко стояли три паллета из тех двадцати, что пришли сегодня. Остальные были разложены по товарным категориям и расставлены в соответствующие зоны хранения.

Деметрий лишь кивнул.

– Ты в порядке, дружище? – спросил Серж, – Выглядишь нервным?

– Более нервным, чем обычно? – поинтересовался Деметрий.

– У тебя дергается глаз, – сказал начальник, – И ты без своих волшебных очков.

– Я забыл их дома, – соврал Деметрий.

Карелин нахмурил брови.

– Странно, – сказал он, – Ты точно чувствуешь себя хорошо?

– Не переживай, я пока вроде не собираюсь менять маску, – сказал Деметрий.

Так он называл смену своих состояний.

– Я не об этом, Деметрий. Послушай, твоя мать уже с утра звонила мне.

– Правда? – спросил Деметрий с деланным безразличием, – У нее есть твой номер?

Жители Московского Массива имели лишь одно средство удаленной связи – голосовые приемопередатчики, установленные во всех квартирах, а также в конторах и на производствах. К каждому аппарату навсегда привязывался один шестизначный номер и изменить его было нельзя.

– Как это ни прискорбно, – сказал Карелин.

– И что она сказала?

– Требовала дать тебе отпуск. Вот прям с сегодняшнего дня.

– Ни в коем случае! – почти выкрикнул Деметрий.

Перспектива провести хотя бы несколько дней дома, в обществе Лиз, не имея возможности себя чем-либо занять, пугала Деметрия куда больше, чем работа без выходных в течение нескольких недель.

– Вы с ней поссорились? Понимаю, это не мое дело, но, если хочешь, я готов выслушать.

– Сомневаюсь, что ты сможешь с этим помочь, а давить на жалость я не любитель.

– Да, я это прекрасно знаю. Послушай, может нам снова попытаться выбить тебе отдельное жилье? Я мог бы составить рапорт, чтобы тебе повысили категорию полезности.

Каждый гражданин Московского Массива имел такое положение, которое соответствовало его категории полезности. Это был некий оцифрованный показатель того, насколько человек важен и нужен для процветания Массива. Он определялся в первую очередь трудовой деятельностью. Наивысшая категория была у Администраторов. Они-то и получали все социальные блага, в том числе жилье на Пятом Уровне. У Деметрия категория была ниже средней.

– Вряд ли это поможет. У Лиз надо мной опека. Даже если мне дадут новое жилье, она тоже сможет там жить.

– Да уж, здесь я, похоже, ничего не могу поделать, – вздохнул Карелин.

– Не переживай, Серж, все в порядке, – сказал Деметрий, протягивая ему руку для пожатия, – Я, пожалуй, пойду домой.

Деметрий переоделся, вышел из сектора Z13 и неторопливо направился к ближайшему межуровневому лифту. Однако не дойдя до него шагов двадцать, остановился. Он стоял как раз у поворота на Магистраль, ведущую к сектору Z66. Вспомнив о своих намерениях, Деметрий развернулся.

Однако он еще долго стоял в нерешительности. Тюремный сектор находился прямо перед ним – Магистраль упиралась в него – так что Деметрий видел его во всей красе. С глухими черными стенами без окон и лишь с одной узкой дверью, трехэтажный сектор Z66 выглядел холодным и безжизненным, и даже невозможно было представить, что внутри находятся люди.

Деметрий твердо решил пойти туда, но что-то его останавливало. За все время работы в распределительном узле, он ни разу не повернул на эту Магистраль, хотя ходил мимо чуть ли не каждый день. И теперь между ним и сектором Z66 будто выросла невидимая стена.

Наконец, Деметрий таки решился. Сделал один шаг по направлению к тюрьме, затем следующий. Он думал, что после первого шага станет легче, однако по мере того, как он приближался к сектору Z66 напряжение лишь нарастало. Когда Деметрий дошел до двери и, намереваясь нажать кнопку дозвона охраны, поднял руку, то обнаружил, что она трясется, будто он секунду назад вытащил ее из ледяной воды. Сглотнув, Деметрий попытался унять дрожь, обхватив трясущуюся руку второй за запястье. Однако и та дрожала не меньше. В конце концов, вместо того, чтобы осознанно нажать на звонок, он ткнул в него нечаянно, в порыве дрожи.

Удивительно, но вместе с коротким сигналом дозвона пришло умиротворение. По телу будто прокатилась волна тепла, руки успокоились, и Деметрий почувствовал себя едва ли не более безмятежно, чем до того, как вышел из Распределительного Узла. Возможно, это было связано с тем, что дело было сделано и отступать стало поздно. Деметрий часто испытывал подобное состояние, когда ему приходилось принимать важные решения.

Но ведь навестить в тюрьме своего отца – это не такой уж грандиозный поступок, думал Деметрий. И тем не менее каким-то внутренним чутьем он догадывался, что этот визит разделит его жизнь на «до» и «после».

– Да? – раздался голос из динамика, – Назовите цель вашего визита.

– Свидание с заключенным, – сказал Деметрий.

На домофоне загорелся зеленый индикатор и дверь со щелчком отлепилась от магнитного замка. Деметрий открыл ее и вошел.

Он оказался в плохо освещенном помещении, где пол, потолок и стены были одинакового темно-серого цвета; маленьком и оборудованном лишь одной железной скамьей, на которой сидели двое человек. Напротив входной двери находилась еще одна такая же, а в левой стене было вырезано окно с решеткой. За ним сидел человек в форме охранника. Деметрий раньше никогда не видел тюремных служащих и понятие не имел, как они выглядят, поэтому слегка растерялся.

– Подойдите, гражданин, – сказал постовой вежливым, но отнюдь не дружелюбным тоном. Деметрий подошел к окну и через маленькую прорезь в раме ему протянули какой-то бланк, – Заполните заявление.

На стойке была ручка, привязанная на шнурок, но Деметрий достал из кармана свою. В бланке нужно было указать свои данные и заключенного, которого хотели навестить и тому подобные вещи. Деметрий заполнил заявление менее чем за минуту и отдал охране.

– Ожидайте, – сказали ему, – Согласование займет около получаса.

Деметрий присел на скамейку рядом с другой посетительницей. Это была женщина возраста Лиз – от сорока до пятидесяти – но выглядящая куда хуже. Ее лицо отекло, под глазами зияли круги, а волосы были небрежно собраны в пучок, из которого тут и там торчали отдельные волоски. Печальный взгляд был направлен в пол. Она сидела, сгорбившись и обнимая пластиковый пакет до отказа набитый едой. Деметрий предположил, что это передача и ему вдруг стало стыдно. Он то и не подумал принести отцу хоть что-то. А ведь Тит Аронов как пить дать нормальной еды не видел уже двадцать лет.

«В следующий раз», – пообещал себе Деметрий и постарался больше не думать об этом, как и о женщине, сидящей по соседству. Но не получилось.

– Дара Норбина, – сказал охранник, и соседка Деметрия встала и подошла к окну.

– Да, сынок, – сказала женщина, склоняясь к прорези, чтобы лучше слышать.

– В посещении отказано, – объявил тюремный служащий. Он сказал это бесстрастным тоном, так, как кассир в магазине мог бы назвать сумму, на которую вы затарились. При этом он не смотрел в глаза женщине, а уставился на что-то у себя на столе.

Дара Норбина не сразу смогла что-то сказать. Деметрий не видел ее лица, но готов был побиться об заклад, что она собирается заплакать.

– Но как же так, милок? – наконец выдавила она, – Как же можно? Неужели вы не дадите мне увидеть сына?

– Это решаю не я, уважаемая, – все так же холодно отвечал охранник, упорно избегая ее взгляда, – Так постановило руководство. Заключенный, которого вы указали, находится в Особом Списке. Этих людей могут посещать только их адвокаты и государственные обвинители. Передачи также запрещены. Кого-нибудь другого – пожалуйста.

«Ты бы еще дал ей реестр, чтобы она могла выбрать, идиот! – подумал Деметрий, – С фамилиями, фотографиями, биографией и списком преступлений».

– Но я хочу навестить своего сына, – сказала женщина, и теперь уже в голосе слышались рыдания. Он становился хриплым и надорванным.

– К сожалению, это невозможно, – сказал постовой.

Дара Норбина еще минут пять умоляла его, однако охранник, не зная, что ей сказать, вовсе игнорировал. Вся в слезах, женщина направилась к выходу, еще сильнее сгорбив спину и шаркая ногами. Дверь за ней захлопнулась, и Деметрий вдруг почувствовал на душе огромную тяжесть. Как будто это он только что отказал Даре Норбиной в свидании с сыном, хоть это и было не так. Более того, если бы Деметрий захотел бы ей чем-то помочь, он был бессилен.

– Вы не знаете, что такое Особый Список? – спросил он у второго посетителя. Это был строго одетый мужчина чуть старше Деметрия.

Мужчина улыбнулся.

– Боюсь, что мне это положено знать по роду деятельности, – сказал он.

– Вы адвокат?

Мужчина кивнул, достал из кармана визитку и протянул Деметрию. На ней было написано имя – Фед Налов, адрес и номер голосовой связи.

– Раз уж мы с вами все равно тут сидим, так и быть, дам вам коротенькую бесплатную консультацию, – сказал адвокат с довольной ухмылкой, – Особым Списком зовется группа заключенных, которая подвержена ужесточенному наказанию. У большинства из них пожизненные сроки, а условия содержания имеют ряд особенностей. В частности – запрет на посещение родственниками.

– И что же такое нужно совершить, чтобы попасть в этот Список? – спросил Деметрий.

– Насколько мне известно, в эту категорию попадают исключительно политические заключенные, – сказал Фед Налов, – По крайней мере, я ни разу не слышал о заключенном из Особого Списка, осужденного за убийство, воровство и тому подобные преступления.

– Фед Налов! – подал голос постовой, – Пройдите.

– Прошу прощения, мне пора, – сказал адвокат, – Если нужна будет помощь – обращайтесь.

Он подошел к той двери, что вела внутрь тюрьмы, та пискнула, открываясь, и Фед Налов скрылся за ней. Деметрий швырнул визитку в мусорку.

– Деметрий Аронов, – позвал охранник примерно через четверть часа. И это выглядело нелепо, потому что никого, кроме Деметрия, в помещении не осталось.

Он подошел к окну. Видя, как охранник вновь прячет глаза, Деметрий догадался, что сейчас услышит, но все равно не поверил своим ушам, когда тот сказал:

– В посещении отказано.

– Что, простите? – переспросил Деметрий.

– В посещении отказано. Вы не можете навестить заключенного.

– Это еще почему?

– Тит Аронов значится в Особом Списке. Этого заключенного могут посещать только…

– Да какого дьявола?! – перебил Деметрий, – Что за дурацкие предписания?

– Такого решение руководства. Я тут ни при чем.

Это еще сильнее разозлило Деметрия. Он просто взбесился.

– Посмотри мне в глаза, ты! – сказал он.

Охранник только ниже опустил лицо, утыкаясь в бумаги на столе.

– Посмотри мне в глаза! – крикнул Деметрий с размаху, ударяя о решетку.

Та задрожала и зазвенела, но никуда не делась. Рука в месте удара заболела, но Деметрий не обратил внимания на боль.

Политический заключенный, думал Деметрий. Его отец был политическим заключенным. Деметрий не до конца понимал, что это значит, но что-то подсказывало ему – сидят эти люди отнюдь не за злое деяние.

– Уважаемый, если вы сейчас не успокоитесь и не уйдете, вас придется вывести, – сказал постовой, впрочем, все еще упираясь взглядом в стол.

Деметрия это вряд ли могло напугать, и он продолжил бы колотить в решетку, если бы на посту не зазвонил аппарат голосовой связи.

Охранник поднял трубку. Говорил он не больше тридцати секунд. Точнее, не говорил, а слушал, что ему скажут. Положив трубку, он объявил Деметрию:

– Вам повезло. Вас решили пропустить.