Читать книгу Скептик - Андрей Никитин - Страница 5

16 июня, понедельник.

Утром Арсен Туган вместе с Валиком Роговым шли вдоль улицы Древесной. Они прошли мимо дома погибшего Виталика Божкова, мельком глянули на давно сгоревший дом Григория Скрипача, стоящий через дорогу и направились к своему приятелю.

– Женя, выходи! – крикнул Арсен.

– Он не выйдет. Он болен, – крикнула им в ответ Наталья. В летнем домашнем халате она развешивала бельё во дворе. Капельки воды стекали с материи, образовывая маленькие выбоины в земле. Возле её ног стояла зелёная пластмассовая миска, в которой, как кучка мёртвых сурикатов, лежало скомканное бельё.

– Скажите, чтоб вышел на минутку, – крикнул Валик, став на цыпочки, глядя через забор. Ребята не верили, что Женя мог стать жертвой материнского террора.

– Уже иду, – крикнул ребятам Женя, выбегая из дому. Пробегая мимо матери, он бросил ей фразу «я недолго». Наталья ничего не сказала, печально и недовольно глядя на убегавшего сына. Эти дни она пребывала в волнении. Вечером, целуя сына перед сном, она боялась снова увидеть бледное лицо с красными опухшими глазами. Боялась услышать кашель и остальные признаки болезни, оставляющие глубокие борозды на материнском сердце. Его чудесное исцеление она оценивала, как профессионализм лечащего врача, хоть доктор Злобин и утверждал, что болезнь отступила сама.

Женя захлопнул калитку. Ребята ушли вдоль улицы. Наташа посмотрела, как торчащие над забором головы быстро скрылись за соседским домом, будто три мячика, заплывшие под плот. Она взяла пустую миску и ушла.

По дороге Женя рассказал, как вырвал на кровать, как его три дня пичкали лекарствами, ставили капельницу, и как всё прошло вечером в субботу, будто растворившийся от внезапного пробуждения кошмар.

– На тебя навели порчу, – сказал Валик Рогов. Он щелкал семечки.

– Что ты можешь знать об этом? – скептично спросил Арсен Туган. Он шёл по другую руку от Жени.

– Я всё об этом знаю, моя бабка была гадалкой. Она могла и на тебя порчу навести. Кстати, на Виталика Божкова, думаю, тоже порчу навели.

– Значит именно ты и мог навести её, раз столько про это знаешь, – сказал Арсен.

– Болван! – сказал Валик, – зачем бы я тогда об этом рассказывал?

Валик на секунду повернулся к приятелю. Несколько семечек упали на пол, когда он поводил пальцем у виска.

– Ну да, – задумался Арсен, – может ты прав. Даже такая дубина как ты, должна бы предупредить это.

Валик повернулся к Жене.

– Ты слышал, что Виталик прыгнул под грузовик?

Женя расширил глаза.

– Когда? – спросил он. Но на самом деле его больше волновал другой вопрос:

Из-за чего?

– В субботу, ночью. На трассе даже следы остались, идём, посмотрим, – предложил Валик.

– Мы с ним недавно были там, искали скунса, – медленно проговорил Женя, всё больше потея.

– Скунса? И нашли? – спросил Арсен. Женя хотел всё объяснить, поднимаясь в глазах ребят очередным подколом над сверстником, но передумал. Ему стало стыдно за свои поступки, которыми он обычно хвастался. Развести лопуха или обмануть кого-то было темой дня. Сейчас, когда он узнал, что Виталик бросился под грузовик, он ощутил дрожь по телу. Буквально осязал вину (конечно косвенную), за смерть Виталия. Приглушённые на время мысли о поведении снова всплыли на поверхность сознания, но он их откинул, как сухой лист с рукава. Он не ощущал своей вины, впрочем, как и всегда.

На улице Гвардейской, в доме 22 высокая и стройная Светлана Грузова стояла у плиты и жарила картофель. Лицо покрылось испаринами, масло шумело и трещало, как сильный дождь по крыше. Перевернув лопаткой ломтики картошки, она добавила соли. Стручок картофелины наколола на вилку и усиленно дула, предвкушая ощутить вкус. С вилкой в руке она резко замерла, глядя в пустоту. Она поняла, что ей нужно делать, и, не осознавая значения мыслей, вышла на улицу, гонимая неизвестным желанием. Она выглянула за дом, где зеленел и насыщался солнечным светом огород. От жёлтого ломтика, наколотого на вилку, поднимался пар, подхваченный ветерком.

Света сама не знала, что ей вдруг стукнуло в голову. Просто захотелось напечь печенья. Она стояла с вилкой в руке и думала о печенье. Ей нужно напечь печенья. Что-то внушало ей подобную мысль, втолкнуло в голову, как зерно проталкивают голодному желторотому птенцу. Она ощутила себя странно, ведь желания есть печенье у неё не было, только тяга его испечь. Женщина замерла на несколько секунд, оглядела огород. Она должна испечь печенье.

– Руслан! – крикнула она сыну, который возился с отцом на грядках. Высокий плечистый мужчина держал две жердины, воткнутые в землю. Его сын Руслан, накрывал всё это плёнкой, имитируя простейшую теплицу.

Услышав мать, мальчик посмотрел на отца, будто спрашивая разрешения. Взгляд Фёдора, добрый и тёплый на мгновение пересёк огород и устремился на жену. Когда Фёдор улыбался, его усики вздымались вверх, напоминая стрелки часов, показывающие время без десяти два. Иногда, когда ребята спрашивали, как настроение у отца, Руслан так и отвечал: «без десяти два». Это означало, что он может выйти погулять. Фёдор Грузов, глава семейства, держал жерди в руках, как спускающийся с горы лыжник. Он кивнул сыну.

– Иди, посмотри, чего она хочет.

Фёдор отправил сына к матери, а сам принялся натягивать плёнку. Доброта в глазах не всегда означала доброту в сердце. Отец старался вести себя с сыном примерно, и это было вызвано чувством вины, но Руслан никогда не забудет прошлого. У Фёдора Грузова была привычка напиваться. Сначала это было пиво дома раз в неделю, потом каждые выходные, потом с друзьями. Потом он увеличил градус. Иногда он в полусознательном состоянии мог наброситься на жену, и та покрывалась синяками на несколько дней. В такие дни маленький Руслан с младшей сестрой прятались в сарае и дожидались, пока отец уснёт. Повзрослев, мальчик просто брал сестру и уходил из дому к одному из приятелей или к соседу, в крайнем случае, просто в чей-то сарай и спал на соломе, прикрыв сестру тряпками. А приводил её на следующий день. Но однажды он видел как пьяный отец, придя домой стукнул собаку ногой. Дворняжка заскулила и набросилась на хозяина. Разъярённый Фёдор могучей рукой поднял её за цепь, так, что та повисла на ошейнике, напоминая пушистую ёлочную игрушку.

– Ну что, будешь кусаться, а? – кричал Фёдор, орошая запуганную собачку слюной. Та ничего не могла сделать, лишь хрипло скулила, поджав хвост, и скрючившись. В этот момент она была похожа на подвешенный эмбрион человека, которого схватили за пуповину. Руслан наблюдал всё это из окна, и эта сцена до сих пор является ему, когда он закрывает глаза. Тогда злое и безжизненное лицо отца казалось маской монстра, которую он надевает, выпив горькую, словно заряжаясь энергией. Эти полтора года Руслан редко наблюдал у папы «без десяти два». А если такое и случалось, то он был грубым. «Жаклин», так звали их собачку, после того случая сорвалась с цепи и убежала через дырку в заборе. Возможно, это её спасло. Все покидали дом, в котором правил тиран. Только дед Руслана, Василий Грузов, мог контролировать сына, и тот никогда не напивался в его присутствии, а если и пил, то вёл себя тихо. Но уже два года, как дед умер. Руслан очень любил деда, называл его хранителем фамилии. Однажды Руслан и Нина, сидя в комнате, слушали ругань отца с матерью. Света собрала свои и детские вещи, собираясь уехать к отцу. Уйди они на тридцать минут раньше, Фёдор застал бы дома пустой гардероб, на дне которого оставались лишь бледно-голубые таблетки от моли, и записку на неубранном столе. Но по воле судьбы он пришёл раньше и застиг их с чемоданами. Из чемодана Светланы торчал рукав белой блузки. Когда-то давно она ходила в этой блузке на свидания с будущим мужем, ставшим теперь огрубевшим, как кора дерева. Чемоданы лежали на замусоленном ковре прихожей, как упавшие сосновые шишки, пока на кухне проходило промывание мозгов. Разговор был долгим и окончился в пользу семьи. В основном говорила Света, так как Фёдору сложно было связывать слова. Дети сидели в коридоре и слушали, не зная, поедут они к деду или останутся. Фёдор сказал, что не будет больше пить и держал слово. А Света обещала порвать нить, которая её удерживает в этом доме, если он ещё раз придёт пьяный. Фёдор знал, что она тоже умеет держать слово. Он вспоминал об этом каждый раз, когда ему предлагали выпить.

И вот Светлана стояла с вилкой в руке, аккуратно обдувала горячую картофелину, когда к ней подошёл Руслан.

– Что ты хотела, мама? – спросил мальчик. На нём были синие штаны и жёлтая майка безрукавка.

– Я хочу, чтоб ты сходил к деду.

– Ну, мам. Это же далеко, – начал ныть Руслан, – туда идти почти час.

– Возьмешь у него формочки для выпекания, они в мешке, в сарае. Он знает. Вечером я напеку вам печенья, – она откусила краешек картофелины и разжевала, довольная вкусом.

– Пусть Нина пойдёт. Я в прошлый раз ходил.

– Давай не огрызайся, это твой дед. Другого у тебя нет и не будет.

– Я любил деда Васю. Он всегда помогал мне, а этот глухой как пробка.

– Всё! – крикнула Света, – дед Вася умер. Он жил с нами и поэтому ты любил его больше, если бы с нами жил мой папа, ты любил бы больше его́. Помой руки, переоденься и отправляйся. Мы с Ниной напечём вечером печенья.

Обречённо вздохнув, Руслан пошёл в комнату переодеваться. Он ещё не знал, чем обернётся для него этот поход. Он не мог его избежать. Ужас уже поставил силок.

Со стороны леса выехал зелёный мицубиси.

– Ты собираешься въехать в город? – спросил Егор, глядя на Тимура. Крупный мужчина повернулся к пассажиру. Лицо сделалось злобным.

– А ты хочешь спать в машине, как вчера? – спросил Тимур, – мы остановимся у приятеля. Машину я оставлю на опушке, пройдём к нему пешком, затем заберём её и спрячем у него. Момент ясен?

– А приятель в курсе, что ты собираешься к нему?

– Да. За ним должок, – сказал Тимур и крепче сжал баранку. Он был зол. Его планы нарушились, а он очень не любил, когда что-то идёт не так.

– Где ты собираешься оставить машину?

– Место подберём. Подальше от дороги, поближе к кустам. Даже если её найдут, решат, что охотники приехали поймать немного дичи.

Тимур не задумывался о том, что может произойти, просто ему надоела болтовня напарника. Он привык действовать по обстоятельствам и рассчитывать только на себя.

– А если охота запрещена, что тогда?

Тимур дал пощёчину худощавому пассажиру.

– Закрой рот. Меня уже контузит от твоих слюней. Ты ведёшь себя, как тряпка! Хватит! Если что-то пойдёт не так, будем импровизировать. Момент ясен?

– Ясен момент. Ты будешь меня постоянно бить?

– Пока не поумнеешь, – сказал Тимур. Он повернулся к городу и всматривался в перемещающиеся точки, вдали полей.

– Слишком людно, тебе не кажется? – засомневался Тимур, понимая, что количество людей не имеет значения, если они с Егором пойдут пешком. Он был насторожен. Где-то в этом городе жил человек, с которым он должен был встретиться, но человек не брал трубку со вчерашнего утра. Именно это настораживало Тимура.

– Если я скажу, ты вновь меня ударишь?

– Нет, если будешь говорить по делу.

Тимур, казалось, не обращал внимания на собеседника и говорил на автомате, предвидя всё, что тот мог придумать.

– Я думаю, лучше будет проехать вдоль полосы деревьев, пока не подъедем ближе к твоему приятелю. Что скажешь?

Тимур посмотрел на пассажира.

– Да ты гений! – сказал он, – не понимаю, как ты до сих пор не стал во главе банды головорезов?

Тимур выкрутил руль и повёл машину вдоль полосы деревьев, оставляя следы колёс на сухой земле.

– Ну как печенье? – спросила Светлана Грузова, подавая чай. Нина сидела сбоку от Руслана. Слева сидел отец и остужал чай. Кухня наполнилась ароматом теста и фруктов. Светлана поставила чашку напротив тарелки и села за стол.

– Очень вкусно, – сказал Фёдор и продолжал жевать. Вокруг тарелки постепенно собирались крошки. Светлана была довольна, что испекла печенье. Она радовалась, что умела это делать, но больше всего была счастлива от того, что её покинуло ощущение дискомфорта, сидящего в теле и не дающего покоя, подобно чесотке. Ей вдруг показалось, будто желание испечь печенье навеяли извне, вставив в голову как монетку в автомат. Она улыбнулась подобному сравнению.

Все наслаждались трапезой, кроме Руслана. Печенье его не бодрило. Весь вечер парень просидел молча.

На кладбище, на краю города, там, где не слышно звона церковных колоколов, напевая песню, работал Павел Жельба. В грязно-зелёном комбинезоне и рабочей кепке, он весело выкидывал землю из ямы, в которую завтра будут опускать тело Виталика Божкова. К яме медленно подходил сторож, проверяя округу. Степан Денисович Хроба работал сторожем уже шесть лет, после того как предыдущего похоронили. В задачу сторожа много не входило. Работа тихая, не пыльная. Для образа жизни Степана большего и желать нельзя. Он мог похвастаться «тихими» соседями и отсутствием кричащей жены, которая бы мешала потреблять непомерные дозы холодненькой. Основная обязанность, это не допускать осквернения могил и воровства. В последние годы участились случаи пропажи металлических крестов и оград, с последующей сдачей в пункты приёма металла. Степан, с густой щетиной и лопатой наперевес, прошёл вдоль тропинки, которая шла сквозь весь участок. Тропа выделялась отсутствием обильного травяного покрова и более сухой землёй. Степан любил читать имена, даты рождения и смерти. За шесть лет работы он мог показать с закрытыми глазами, где и чья могила. Сторожевые собаки его не трогали, и в его присутствии даже не лаяли, но если какой-то мальчишка ночью бродит по кладбищу, и собака его учует, не поздоровится храбрецу, попадись он в руки Степану. Работа эта специфическая и требует крепких нервов. Иногда ком к горлу подкатывает, да так что ни вдохнуть, ни глотнуть. В такие дни спасает только выпивка. За первый год службы Степан к ней пристрастился.

Он не мог сказать, что вёл праведный образ жизни до этой работы. Разрушенное и оголённое детство, проведённое в приюте, ничего радостного не принесло. Мысль, что уходя от проблем и становясь самостоятельным, он снова возвращается к тому образу жизни, что вёл раньше, давно перестала его беспокоить.

Нет семьи и нет проблем.

Однако кто поможет, когда проблемы появятся? Он старался не думать об этом, но туманно представлял себя на краю могилы. В тот день, когда он уже не сможет пережевывать еду и ему укажут на скрипучую калитку, делящую кладбище с остальным городом, он не станет уходить. Он давно знает что сделает. Тёмной ночью, когда последний ребёнок уснёт, Степан примет весь флакон снотворного и запьёт бутылкой холодненькой. А наутро его найдут в вырытой им самим яме без признаков жизни. То-то будет весело и смешно, когда они поймут, что он появился из ниоткуда и ушёл в никуда. Тихо и без шума прошёл по пляжу жизни не оставив ни одного следа на песке. Но сейчас лучше об этом не думать. Он вздохнул и постарался отвлечься.

Он прошёл мимо надгробья Виктории Сергеевны Шаповал, родившейся 1934 году и скончавшейся в 1994 году. Буквы её имени на белом металлическом кружке, когда-то отблёскивающие на солнце, померкли за прошедшие годы. Фотография слегка выгорела, лицо стало похожим на пациента ожогового центра, но цвет остался.

– Ну как Виктория, соседи не беспокоят? – спросил он и перевёл взгляд на другую сторону дорожки. Там лежал генерал Украинской армии Свиридов Павел Дмитриевич. Степан остановился, воткнул лопату в землю и отдал честь.

– Слава защитникам, – сказал он, делая серьёзное лицо. В конце кладбища, у деревьев слышался звук сыплющейся земли и голос, напевающий мелодию из кинофильма «Девчата»:

– …лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе…

Кладбище двумя сторонами было прислонено к лесу. Лес словно хотел охватить его в объятья. Несколько ворон сидели на дереве. Деревья возвышались, как стена, для охраны мертвецов от лесной нечисти. Был вечер, тени деревьев уходили на сотни метров. Был виден город. Заходящее солнце закрасило окна ближайшего дома оранжевым цветом. Белая дворняга, грозным видом напоминающая овчарку, не переставая лаяла в пустоту. Степан посмотрел на ворон, затем на остриё лопаты, показывающийся время от времени из свежей ямы и подошёл ближе. Скрипучий голос Павла стал слышен лучше:

– …до цели недалёкой, в бараке и палатке… – пел Павел, выбрасывая землю из ямы.

– Ну что, друг? – спросил Степан, приблизившись к яме. Он присел на корточки, лопату положил на землю. В нос ударил запах сырости. Это напомнило Степану винный подвал. Тёмные волосы вяло торчали из-под красной кепки Павла, он выгнулся и повернул голову.

– О, Стёпа! Ты поздно пришёл, я уже заканчиваю.

Павел смотрел снизу вверх, тяжело дыша. Подошвы ботинок покрылись землёй, как дно корабля мидиями. Опора лестницы вошла в землю, нижние ступеньки были измазаны. Павел опирался на лопату двумя руками, переводя дух. Яма приобрела нужную форму и размер, за те сутки, что Степан не появлялся.

– Да уж, ты молодец. А я думал помочь тебе, – сказал Степан.

– Чтоб потом одолжить на выпивку, да? – жёстко заметил Павел, не глядя вверх. На лице блестела улыбка, будто он сказал шутку. Степан облизнул губы. Он рассчитывал помочь с ямой, и Павел оказался прав, не бесплатно. Сегодня уже нечего помогать. Павел все сделал сам. Степан поднялся на ноги, сетка сожаления покрыла его лицо едва заметной гримасой. Но ничего, завтра яму нужно будет закопать и тут он будет рядом.

– Пошли Хлопок, – сказал Степан, закидывая лопату на плечо. Вдали виднелись автомобили. Отсюда они казались маленькими, как зёрна манной крупы на длинной линейке.

Собака, по кличке «Хлопок» крутилась на могиле, будто ища кость. Степан оглянулся, позвал её. «Хлопок» не шёл, принюхиваясь к могиле, пыталась разрыть яму. Несколько раз пёс залаял, затем замирал, прислушиваясь. Степан глянул на надгробье, у которого вертелся питомец. Грузов Василий Игнатьевич, умер 6 октября 2008 года.

Собака будто учуяла что-то. Степан махнул рукой и направился к себе в домик, стоящий возле кладбищенских ворот. Он закрыл дверь, отставил лопату в угол, и сел на стул. Деревянный табурет со спинкой обиженно скрипнул. Через окно было видно, как в свете последних лучей блестела вода в реке и стёклах проезжавших по трассе машин. Ноги он закинул на ящик и, закрыв глаза, отдыхал.

– Слушаю, – ответил голос в трубке.

– Ярослав? Это Тимур.

– Бараженов? – удивился голос, – ну привет. Как ты? Чем занимаешься?

– Ты где сейчас?

– Дома.

– У меня к тебе необычное дело. Есть автомобиль. Может быть некоторое время нужно, чтоб он постоял в надёжном месте. Ты понимаешь, о чём я?

В трубке наступило молчание. Ярослав колебался.

– Тимур, пойми, я тебе с удовольствием помогу, но ведь сейчас ночь.

– Я знаю, что ночь. Думаешь я слепой? Я в Зорецке, вчера спал в машине. Сегодня планировал нормально выспаться.

– Почему не позвонил заранее? Я не могу тебя принять, как полагается.

Ярослав хорошо помнил давнего приятеля. Они вместе начинали заниматься делами в далёкой молодости. Мелкие хулиганства, рэкет, шантаж. Ярослав остался на этой тропе в родном городе, а Тимур начал заниматься другими делами. Он сдружился с влиятельной личностью и постепенно перенимал опыт. Доставка из-за границы транспорта давала ему хорошо заработать, но основной прибылью были, конечно же, не машины. Тимур давно перестал общаться с Ярославом, и не виделись они почти пять лет. Повода не было. Ярослав давно обзавёлся семьёй, у него был взрослый сын. Он начал отходить от тропы преступника на дорожку праведника, но делал это постепенно и неуверенно, колеблясь, готовый в любой момент перескочить обратно. И вот теперь, спустя почти пять лет, ему звонит старый приятель. Они были как две ветки одного дерева, но росшие с разных сторон. И теперь он просит спрятать машину, скорее всего угнанную.

– Прости, друг, не успел. Думаю, за мной хвост. Момент ясен? Просто так не звонил бы.

– До завтра подождать можешь?

– Ты меня начинаешь дёргать, Ярик. А когда я дёргаюсь, я…

– Послушай, Тимур. Сейчас ночь. Ты мне звонишь, чтоб я помог. Я помогу, но не сегодня. Я подготовлю гараж, завтра можешь приезжать. Договорились?

Молчание в трубке. Ярослав помнит тот момент, когда он обратился к Тимуру за помощью. Нужно было сделать дело. Последнее дело пред тем, как начать примерять нимб на голову. Они взяли квартиру в соседнем городе, поделили выручку пополам. Сумма была приличной для того времени и Ярослав ушёл на дно. Он начал отсиживаться. Постепенно нашёл работу и пополнял копилку. Тимур деньги вложил в дело и стал заниматься крупными вещами, после этого они не общались, так как Тимур знал, что Ярослав не бросит жену с ребёнком. Его супруга всегда была против преступных махинаций.

– Хорошо, – сказал Тимур, – давай завтра. Только точно, договорились? За мной не пропадёт. Момент ясен?

– Ясен, ясен. Завтра всё будет окей, – сказал Ярослав. Тимур не ответил.

17 июня, вторник.

Похороны прошли. Жители города, пришедшие провести Виталия Божкова в последний путь, расходились. Мужики возле входа на кладбище наливали за упокой. Несколько автомобилей стояли неподалёку, из открытой двери одного из них торчала нога водителя, на которой блестел лакированный туфель. Было душно. На трассе блестели стёкла автомобилей, едущих в город.

Степан Хроба, чтоб приобрести надлежащий вид, надел чёрный пиджак, слегка поношенный в области локтей, где имелись две латки. Этот пиджак он нашёл тут же, в домике, когда устраивался на работу. С лёгким сердцем можно было его давно выкинуть, но в такие дни, как сегодня, Степан мог подойти к стоящим мужчинам и получить стопку за покойного. Степан подходил, но на него никто не обращал внимания. С ним лишь поздоровались и перекинулись несколькими словами. Мужики уже всё распили и собирались уходить.

Стоя в стороне, Степан наблюдал, как люди расходятся, идя к городу по дороге или напрямую, через поле. Когда последний человек вышел, Степан выпустил собак из вольера, чтоб те погуляли. Собаки с шумом побежали в разные стороны кладбища, где проводили большую часть дня. Степан встал во весь рост и огляделся. Было видно, как Павел закапывал могилу. Собаки, давно привыкшие к запаху зелёного комбинезона и частому посещению, не трогали Павла, лишь обнюхивали, радостно виляя хвостом, надеясь, что им что-то перепадёт, так как он брал с собой обед.

Глядя, как он работает, Степан размышлял, пойти ли ему в дом к Божковым, чтоб там выпить за упокой их сына или остаться тут. Долго размышлять не пришлось. Он отряхнул тёмный пиджак, гордо поднял голову, хоть и ощущал себя последним подлецом, и, прикрыв калитку, направился через поле вслед за удаляющимися родственниками.

В газете появилось объявление о смерти пятнадцатилетнего мальчика под колёсами грузового автомобиля. В маленьком городе все известия разглядываются особенно пристально. Шепот ходит от дома к дому, глядя в окна, где оставшиеся наедине супруги рассказывают друг другу недобрые мысли, не выходящие за пределы помещения.

Суд над Иваном Капелюхом был назначен на 23 июня. На предварительном слушании фотографы не оставили его красное морщинистое лицо без внимания.

Родион Рекордов, полный мужчина 45-и лет с плоским лицом, толстыми пальцами и неуклюжей походкой, стоял возле выхода, держа в руках фотоаппарат. Про него можно сказать, что он местный фотолюбитель, снимающий в основном пейзажи за которые смогут заплатить. Сегодня он особенно тщательно подготовился к съёмкам. Он делал снимок за снимком, со всех возможных ракурсов, фиксируя изменившееся навсегда лицо Ивана.

Когда Капелюха выводили из зала суда, Родион довольно улыбнулся.

Аркадий Шпелёв, Никита Брагов и Лёша Дрон шли вдоль улицы. Они остановились на детской площадке и обдумывали планы на вечер.

– Где это Руслан потерялся? – спросил Лёша, оттолкнувшись от земли ногами и раскачавшись на качели. Будучи высокого роста, он цеплялся ногами о землю, короткие джинсы обнажавшие носки, делали вид нелепым. Аркадий Шпелёв, невысокий паренёк с тёмными, как уголь, волосами и тощим лицом носил на шее амулет в форме круга с узорным треугольником внутри. Амулет был металлическим, висел на верёвке. В ухе Аркадия блестела серьга.

– Я к нему заходил вчера, – сказал Аркадий, – он не захотел гулять. Сказал, плохо себя чувствует.

Все удивились. Руслан Грузов редко отказывался от компании.

– Может его папа снова надрался, и теперь дети его боятся? – спросил Никита Брагов, высокого роста мальчик в очках с овальным лицом. Он сидел на скамейке рядом с Аркадием и смотрел на серёжку, блестевшую у него в ухе. Никита всегда и обо всём был осведомлён. Он знал всех ребят, много общался и получал полезные сведения из первых уст. Ребята спешили сообщить последние новости, так как за некоторые из них Никита платил, перепродавая информацию дальше. Он сотрудничал с фотографом Родионом Рекордовым, а тот, стремясь сделать первым кадр, платил за ценную информацию.

– Я не знаю, – сказал Аркадий, глядя на дом приятеля, – если бы отец напился, Руслан бы сказал. Он всегда говорил, и потому я ничего не понимаю.

– Ты бы рассказывал, что тебя батя бьёт, когда выпьет? – спросил Лёша. Он оттолкнулся пятками от земли и раскачал качели.

– Не знаю, может и сказал бы, – не глядя, ответил Аркадий, после чего повернулся к Никите, – можем сходить поговорим с ним.

– Позвони на мобильный, – предложил Лёша, продолжая раскачиваться.

– Как же я не додумался? – Аркадий стукнул себя по лбу, затем резко опустил руку до уровня глаз и сложил из неё фигу, направленную в лицо Лёше.

– Я звонил, телефон выключен. Думаешь, ты один об этом подумал?

– Тогда давай сходим, – сказал Лёша и спрыгнул с качелей, оставив их мерно покачиваться, со слабым скрипом.

Ребята через несколько минут были возле дома Руслана Грузова. Лёша нажал кнопку звонка. Звонкий лай собаки оглушил казавшийся густым воздух.

– Если выйдет отец, значит, Руслана можно не спрашивать, – сказал Аркадий.

Через деревянный забор ребята увидели, как двери дома открылись. Оттуда показалось лицо Руслана. Он пошёл навстречу. Что-то среднее между удивлением, страхом и безразличием, вырисовывалось на лице.

– Пойдёшь с нами сегодня? – спросил Лёша.

– Чего у тебя телефон выключен? – добавил Аркадий.

– Я занят пока. Не могу сегодня, – сказал Руслан.

– Почему? – спросил Аркадий. Он готов был схватить Руслана за рукав и потащить за собой на речку.

– Я потом расскажу, ребята, – промямлил парень, будто его застукали за непристойным делом, – я сам скажу, когда.

Он виновато оглядывал ребят. По бегающим глазам нельзя было сказать, о чём он думает, но его явно что-то беспокоило. Это был страх.

– Что с тобой происходит? Ты боишься? У тебя проблемы? – спросил Аркадий.

– Это из-за отца? – осторожно, прощупывая почву, спросил Никита. Он был почти уверен, что прав, но не хотел обидеть приятеля, намекая на пьянство родителя.

Руслан стоял, не зная, что ответить. Было ясно, что правды он не скажет.

– Это не из-за отца, – сказал он, – подождите немного, я вам позже всё расскажу. Я не могу сейчас говорить. Это очень важно.

Последние слова он произнёс, уже закрыв калитку. Со двора он смотрел на них с какой-то жалостью и разочарованием, будто хотел что-то добавить, но не мог. Ребята наблюдали, как он, игнорируя их, вошёл в дом.

– Ничего не понял, – сказал Лёша, – не думаю, что он сегодня выйдет.

– Пошли отсюда, – сказал Никита и пошёл к реке.

Пока Аркадий Шпелёв искал причину отстранённого поведения приятеля, его отец, Ярослав Шпелёв, освобождал гараж под иномарку, которой было суждено простоять в нём несколько дней. Он спокойно убирал мусор, выволакивал мебель, стоявшую там долгие годы, и старался сделать всё с приятными мыслями. Он был против, чтоб в гараже стоял угнанный автомобиль, но не хотел портить отношения со старым приятелем. Под мелодию работавшего радио он закончил уборку примерно к полудню, после чего прошёл в дом и, открыв бутылку холодного пива, наслаждался прохладой помещения.

Вечером Степан Денисович Хроба вернулся из города. Он словно плыл по воздуху. Было весело. Алкоголь делал мир приятней и добрей. Степана качало. Для него в этот момент ничего не имело значения. То, что он не женат в сорок восемь лет, и на этом фоне часто плакал по ночам, не имело значения. Свежий запах травы щекотал нос. Степан вспомнил детство, когда они с сиротскими ребятами пробирались через окно на волю, бегали по ночному городу, били стёкла, купались в реке. По ночам вода была холодной и мутной. Все возвращались с порезанными ногами, ведь дна реки видно не было даже днём.

Интересно зарыл ли яму Павел?

Сейчас Степан был готов закопать хоть десяток ям. Полный сил и энергии, он вошёл в кладбищенскую калитку. У него был прилив бодрости, будто пил он не алкоголь, а живую воду.

Первым делом Степан решил осмотреть закончил ли Павел работу. Яму необходимо было зарыть, а в каждом неоконченном деле Степан видел косвенный заработок. Быстро он дошёл до конца кладбища. Могила Виталия Божкова была аккуратно засыпана и утрамбована. Цилиндрический холмик мокрой земли, новый крест, окрашенный белым цветом, отсвечивающий свет луны. Тут, стоя у могилы, Степан будто проснулся, осознав насколько уже поздно. Ночь бросала косые тени от крестов, где-то кричала сова. Степан стоял на свежей земле, перед холмиком могилы Виталия, руки были в карманах. Тень от головы частично падала на влажную землю. Было почти десять часов. За спиной он слышал отдалённый вой, а так же всхлипывания ночных птиц. Где-то зашуршали кусты. Степан быстро оглянулся. В свете луны, накрывшей землю серым одеялом, не было видно движения.

Степан ещё днём пошёл помянуть парня, но ему оказалось мало. После трапезы у Божковых он зашёл в бар «Штурман». Неплохой бар, на перекрёсте центральных улиц, но от него далеко идти. Там Степан посидел до восьми часов. Стоит заметить, что он из тех людей, что гуляют за чужой счет (когда есть возможность), и в баре его иногда угощают знакомые (после жалоб на проклятую и ничтожную жизнь).

– Земля тебе пухом парень, – сказал Степан, подводя итог сегодняшнему дню. Дрожащей рукой он достал сигарету и хотел подкурить, но ветер мешал. Резкие порывы казались звуками неизвестного животного.

Он посмотрел в сторону леса, как завороженный. Ведь уже давно он не задумывался о том, что такое страх. Это чувство, за годы работы в таком неприветливом месте, испарилось, как шоколад во рту ребёнка. Он наблюдал за колебаниями деревьев, и вглядывался в темноту. Сегодня он хорошо провёл день, таких дней бы больше.

Сзади он услышал шорох, будто кто-то пробежал в крадущейся манере за спиной.

Сейчас я оглянусь, а там… Кто там мог быть? Павлик? Его собака? Ветер?

Степан повернулся и обнаружил лишь привычный пейзаж могил. Из земли торчали кресты. Разноцветные ограды приобрели в темноте серый оттенок. Никто не стоял за спиной. Он дал волю фантазии, а виной был алкоголь. Нормальное состояние для человека, который не может отлить, не обмочив обувь.

Подумав с улыбкой над всем этим, он зашагал в сторону домика шатающейся походкой, будто землю тряс сам сатана. Но шорохи ему не померещились. На кладбище кто-то был. Он увидел слева, в одной из загородок, чей-то силуэт. Кто-то рыл землю, и она сыпалась через невысокую ограду, на пол. Сквозь клетки решёток он видел торчащий рог.

Степан замер, протёр глаза. Земля сыпалась через ограду, рог дёргался. Неужели дьявол пришёл по его душу, и роет ему место? Под одеждой стало прохладно. По спине будто прокатилась влажная монетка, заставив его вздрогнуть. Присмотревшись, он понял, что это собака, которая активно раскапывала ямку. Её торчащий хвост он принял за рог.

– Что ты делаешь, Хлопок? – спросил Степан, подойдя ближе. Он смотрел на животное, будто собака могла ответить. Степан подумал, что повернись к нему собака и заговори, он бы не удивился. Это всё алкоголь, а порывы собаки легко объяснить: она нашла давно зарытую кость.

– Пошли, Хлопок, – протяжно сказал Степан и неровно ступил на землю, отчего чуть не упал, но вовремя схватился за оградку.

– А, дьявол! Едва удержался, – сообщил он новость собаке, которая оживлённо продолжала раскопки. После неудачной попытки отогнать её от могилы, Степан, виляя, как танцор вальса, ушёл спать. «Хлопок» рыл яму на могиле, и принюхивался к земле, но Степан не обращал на это внимание, ему было важно дойти до кровати и не упасть.

Кроме мысли, что на кладбище всё в порядке его донимала ещё одна: чего собака прицепилась к могиле этого Грузова?

Когда он упал на кровать, мысли в остывающем мозгу исчезали как надписи на песке во врем прилива. Комната закружилась в отдаляющемся вихре смерча. Степан уносился вместе с этим вихрем, голова приятно кружилась, потолок тоже. Он засыпал с улыбкой на лице.

Ночью, когда город спал, в гараж Ярослава Шпелёва въехал автомобиль. В темноте появились три силуэта, на несколько секунд освещённые светом гаражной лампы. Ярослав накрыл машину брезентом, выключил свет в гараже и запер ворота. Он провёл Егора и Тимура к калитке. Минуту они постояли. В темноте зажглись огоньки сигарет. Ярослав вернулся в дом, огоньки сигарет удалились, плывя вдоль темноты улицы. Через минуту свет в доме погас.

18 июня, среда.

Солнце безжалостно жарило. Кошка, свесив лапу, лежала на подоконнике. Лишь мерно поднимающееся брюхо свидетельствовало, что она жива. Светлана Грузова готовила обед. Звуки шипения и шкворчания разносились по дому. Копоть и жар плиты выходили чрез открытое окно. Мельком женщина увидела, как через коридор, в ванную зашёл сын и закрылся на защёлку. Впоследствии именно этот звук слышался ей по ночам, звук закрываемой защёлки. Это был последний звук, ассоциирующийся с сыном.

В последнее время он странно себя ведёт. Не гуляет с друзьями, ходит запуганный, двигается заторможено, будто принимает наркотики. Стоит с ним серьезно поговорить. Лучше мне поговорить самой, если Федя начнёт говорить, то закончиться плачем или дракой.

– Мама, можно я пойду, погуляю? – спросила дочь, обратившись к ней, – обедать не скоро ещё?

– Вечером ты погулять не можешь? Помогла бы мне.

– Ну, мам. Я к подружке, на часик.

Нина была уже одета, в руке сумочка. Необходимая вещь для девочки десяти лет, даже если она идёт к соседке.

– Ну, иди, – сказала мать и посмотрела на часы. Они показывали 12:20.

В три часа дня Фёдор Грузов шёл домой с пакетом продуктов в руках и сигаретой за ухом. Другая сигарета была во рту. Не вынимая её, он выпустил дым в сторону дома. Дружелюбный лай собаки сменился напряжением, когда он увидел выбегавшую во двор жену. Женщина спешила. Было что-то не так.

– Федя, скорей пошли. Руслан не выходит из ванны. Он там уже три часа и не отзывается.

Имитировать такой тон и эмоции Светлана не умела. Фёдор метнулся к дверям дома, затем к ванной. По дороге его одолевали разные мысли.

Света ошиблась, Руслана там нет. Она ошиблась, а он улизнул. В этом случае я даже не буду гневаться.

А что если он принимал ванну и захлебнулся? Это более правдоподобно звучит, так как из ванной нельзя выйти через окно. И если он там…

Сердце Фёдора застучало активней, когда он прислушивался, приложив ухо к дверям. Он толкнул дверь, но она была заперта изнутри. Он толкнул плечом, но дверь упрямо не поддавалась. Это возмутило Фёдора и вдвойне испугало. Казалось, дверь держала сына, не пуская обратно, будто распоряжаясь его жизнью. Фёдор начал толкать её сильней, напирая всем весом.

– Руслан, ты там? Открой дверь! – кричал он. Он стукнул ещё раз, затем ещё и ещё, с каждой секундой сильней напрягаясь. Он не ощущал боли в плече, которое стало деревянным, как таран. Несколько ударов и дверь поддалась, со звоном отлетела защёлка. Перед лицом Фёдора предстала жуткая картина: сын лежал в ванной без воды, с согнутыми ногами. Правая рука свисала почти до пола, под ней образовалась лужица тёмной крови. Бледное и безжизненное лицо было повёрнуто к дверям. На нём застыла улыбка, глаза смотрели в пустоту. Фёдор упал на колени, попав в лужицу крови брюками. Он не заметил этого, глядя в мёртвые глаза, и трогал безжизненную, как обрубок провода, шейную вену. Тело начинало остывать.

– Звони в скорую, – крикнул он супруге. Ему не пришла мысль, что звонить поздно, сыну уже не помочь. В панике Фёдор не знал что делать. Лишь через несколько минут, когда он заметил, что кровь с перерезанных вен давно перестала стекать, он понял что опоздал. Фёдор осмотрелся и нашёл лезвие на полу, выпавшее из ослабевшей ладони. Он не верил, что сын мог так поступить, не верил, что подобное возможно. Он оглядывался в поиске улик, подтверждающих его теорию.

Руслана убили, нужно просто понять, как и кто.

Фёдор внимательно осматривал помещение, но, повернувшись к зеркалу шкафчика над умывальником, невольно вздрогнул. На зеркале кровью был нарисован улыбающийся смайлик.

Татьяна Труха глядела на себя в зеркало. Она боялась. Несколько часов назад ей показалось, что её кто-то позвал, но она была в доме одна. По телу разошлась боль. Она шла через виски́ и запястья. Женщине показалось, что она порезала руки, но запястья были чисты, а странная боль в голове, словно от перепада температур, резко прошла. Татьяна отчётливо слышала имя, которое ей шепнул кто-то на ухо:

– Руслан.

Она не знала, показалось ей или это галлюцинации от обильной работы с утра до ночи. Она глядела в зеркало и удивилась тому, что пальцы дрожали. Она не знала никого, с таким именем. Вдруг это знак? Вдруг следовало вскочить и побежать на помощь, ведь она особенная.

Таня вспомнила навязчивые слова бабушки:

– Ты особенная, Таня, помни это. Ты спасёшь этот город. Не сейчас, и не в этом году, но придёт время, Таня, ты сама ощутишь это, запомни. Не забывай этого никогда. Ты особенная!

Она решила что-то сделать, выяснить, что это было. Возможно, нужно было сходить к врачу, а возможно её дар, который скрывался в глубине сознания, пробился, как лучик света сквозь облака, и теперь помогает ей. Татьяна вспомнила предыдущую смерть мальчика, которого сбил грузовик. Виталий Божков. Об этой смерти писали в газетах и говорили по новостям. Довольно странный и спорный несчастный случай, суд над водителем должен был состояться позже, но Татьяна обратила внимание на время смерти парня. Когда Виталия сбили, ей послышалось его имя. Примерно в ту самую секунду. Ей хотелось так думать. Подсознательно она знала, что это так.

Таня посмотрела на часы, пора было готовить ужин. Скоро вернётся супруг. Она обрадовалась тому, что сообщит мужу о своей догадке. Бабушка её не обманывала, бабушка была права! Теперь стоит только узнать о том, погиб ли кто-то под именем Руслан. Это будет очередным подтверждением её дара.

Таня решила сходить к соседке. Наспех одевшись, она покинула дом.

Возле дома Грузовых стояла машина скорой. Слышался шепот и голоса соседей. Санитары курили возле ворот. Несколько автомобилей стояли вдоль улицы.

Никита Брагов и Алексей Дрон смотрели со скамейки детской площадки, как в дом входят и выходят люди. Никита заметил Светлану Грузову, когда проходил мимо. Она входила в дом, глаза были красные, лицо отёкшим. К ребятам подошёл Аркадий Шпелёв.

– Ты слышал, что случилось? – спрашивал Никита, обращаясь к Аркадию, – Руслан погиб. Говорят, вскрыл вены.

Никита глядел на Аркадия, видя удивление в его лице. Никита узнавал новости, опережая остальных, словно сидел в фокусе призмы, куда устремляются лучи света со всех сторон.

– Думаешь это правда? – спросил Аркадий. Он не мог поверить, но знал, что Никита попусту болтать не станет. Его слова были как бегущая строка внизу экрана.

– У тебя языка нет? – спросил Никита, – у кого угодно спроси, все подтвердят.

– Сейчас. Так и сказали. Специально меня ищут, чтоб рассказать, – огрызнулся Аркадий. Он потянулся на турнике, тёмная майка с черепом на животе, пошла складками.

– Может, в дом попросишься, посмотреть на тело? – спросил Аркадий, когда спрыгнул на землю. Обувь подняла облачко пыли.

– Аркадий прав, – сказал Лёша, продолжая смотреть, как уличные зеваки обсуждают случившееся у дверей дома Грузовых. Полицейские отгоняли их, тактично советуя не мешать, но это мало помогало, – нас и близко не подпустят. Это место смерти и пока всё не осмотрят, даже мышь оттуда не выскочит.

– Я что-то подозревал, – проворчал Аркадий и уставился на вышедшего из ворот доктора, – Руслан своим поведением не давал мне покоя. Он что-то скрывал. Возможно, его убили и подстроили как несчастный случай. Я не удивлюсь. Его отец мог слететь с катушек на почве алкоголя, а Руслан не мог ничего сказать, боясь за жизнь. Это не в первый раз, ребятки, скажу я вам.

– Думаю, они это выяснят, – сказал Никита и указал на машину с мигалками, стоявшую возле забора. Никита был согласен, что самоубийство выглядит едва ли не мистически и вовсе не похожим на поведение Руслана.

– Может и выяснят, – сказал Аркадий и вновь подпрыгнул на турник, – но иногда они не замечают очевидного.

– А ты заметишь, если тебя пустить расследовать? – спросил Никита.

– Не знаю, – сказал Аркадий, когда спрыгнул на землю, оставив на песке два отпечатка, – я не был на их месте.

Аркадий засунул руки в карманы и наблюдал, как в машину с мигалкой садятся двое. Он задумчиво добавил:

– Я знаю, что Руслан не покончил бы собой.

Никто не спорил.

– Она должна успокоиться, – сказал майор Суриков, захлопывая дверцу. Он был в растерянности. Второй случай самоубийства за неделю вывел его из себя. Молодые ребята, одному было 15 лет, другому 16, покончили собой. Вопрос с Виталием Божковым был неясен, ведь полной уверенности, что его не толкнули под грузовик, не было, но с Русланом Грузовым нечего было думать: парень заперся в ванной и перерезал вены. Со Светланой он планировал поговорить позже, о чём сейчас сказал Косте.

Машина скорой тронулась. Из-под её колёс разлетался гравий.

– Ей надо прийти в себя, – продолжил Суриков, – не думаю, что она скажет что-то полезное. Насколько я знаю, дети, склонные к суициду, обычно ничем это не проявляют. Решение приходит неожиданно. Негативные стороны жизни собираются в мозгу, как грязное бельё в корзине, и потом клац, – Суриков щёлкнул пальцами, – момент настал, они больше не могут терпеть. Жизнь для них становиться невыносима.

– Вы изучали психологию, майор?

– Краткий курс. Но этот вывод напрашивается сам.

Майор посмотрел в зеркало заднего вида, собираясь развернуть машину.

– Видишь на площадке ребят? – спросил он Костю. Парень посмотрел назад через плечо, отчего шея хрустнула.

– Думаю, они знали Руслана Грузова, – сказал майор, – более того, ставлю десятку, что хоть один из них назовёт себя его другом.

Костя ничего не ответил, продолжая рассматривать ребят.

– Их нужно расспросить, пока мы не уехали, – продолжил Суриков. Он знал, что это следует сделать, но так же знал, что вряд ли это что-то даст. Ребята не подходили сами, значит ничего, что помогло бы следствию, они сказать не могли. Суриков открыл дверь и вышел из машины. Костя наблюдал, как он неторопливо шёл к ребятам, затем спешно вышел и направился следом.

– Смотри, Аркадий, – с усмешкой заметил Никита, глядя через линзы очков на приближающегося майора, – этот, из органов, сюда идёт. Можешь предложить свою помощь в расследовании.

Ребята смотрели, как мужчина в синей летней куртке и джинсах подходил к ним, едва щурясь от мягких и тёплых солнечных лучей. Рядом с ним был молодой парень, по виду довольно неопытный. Такое впечатление составляли о Косте Гусько большинство, увидев его впервые.

– Наверняка спросит о Руслане. Думаю для этого он и пришёл, – предположил Аркадий, и наклонил голову набок, словно хотел лучше изучить пришельцев.

– Добрый день, ребята, – сказал Дмитрий Суриков, – хотите помочь следствию?

– Вам надо что-то узнать про Руслана? – спросил Никита. Майор посмотрел на него, при этом лицо его улыбнулось.

– Вы уже знаете о случившемся, ребята?

– Нет, – сказал Аркадий и посмотрел на майора, ожидая объяснений, – мы ничего не знаем, о том, что произошло. Мы не видели Руслана сегодня.

Майор кивнул, словно подтверждая, что предполагал подобное.

– Ваш приятель умер. Он перерезал себе вены.

Майор произнёс это монотонно. Слова лились гладко, и мгновенно усваивались, как белок человеческим организмом. Майор ожидал реакции, но её не последовало. Он понял, что новость ребятам известна.

– Я хочу, чтоб вы мне рассказали о его поведении в последние дни. Есть среди вас его друг? Я хочу сказать близкий друг, который мог бы описать его характер.

Ребята переглянулись, будто тот, кто скажет, что он друг Руслана, получит сутки отсидки в сырой, тёмной камере.

– Я его друг, – сказал Аркадий, – я хорошо его знаю.

Аркадий сделал паузу, изучающее посмотрел на майора, давая возможность вставить слово. После нескольких секунд молчания майор заговорил:

– Ты замечал за ним что-то необычное в последние дни?

– Он обычный парень. Про самоубийство никогда не говорил. Я не мог подумать, что он так поступит. В последние дни вёл себя странно.

– Странно, это как? – спросил майор. Он уловил в словах парня зацепку, словно осколок битой посуды, по узору на котором можно было установить принадлежность сервиза. Аркадий выглядел необычней остальных: серьга в ухе, амулет на шее, длинные волосы до плеча. Дружба бывает разного сорта, но внешний вид не говорит о человеке то, что скажут поступки. Майору пришла в голову мысль, что парень что-то знал. Что-то незначительное, но относящееся к делу.

– Он не хотел выходить гулять, – продолжал Аркадий, – отключил мобильный, ничего не сказал, уверяя, что объяснит позже. Сказал, что это важно.

– Но уже ничего не объяснит, – сказал Лёша. Он сидел, согнувшись, смотрел под ноги, ковыряя ногой песок. Лёша ощутил давящую вину, в связи с последними сказанными словами, наступившей тишиной, и мыслью о несвоевременной помощи. Никита на секунду глянул на него, вновь повернулся к майору.

– Он не был наркоманом или пьяницей? – спросил Суриков, – может, состоял в каких-то сектах?

– Ещё несколько дней назад он был нормальным парнем, – сказал Аркадий.

– Понятно, значит, в понедельник было всё в порядке.

– Он был хороший парень. Я никогда не думал, что он может такое совершить, – сказал Аркадий. Он трогал через майку амулет. Это означало, что он нервничал, – я хочу сказать это довольно странно.

– Спасибо ребята, – сказал Суриков, – если вы нам будете нужны, вы живёте на этой улице?

– Я тут живу, – сказал Аркадий, – дом тридцать один.

Аркадий гордо поднял голову, как герой на алее славы. Майор улыбнулся и кивнул. Он понимал, что показания вряд ли потребуются, но не знал, что следующая встреча с Аркадием будет большой неожиданностью.

– Удачи вам ребята, – сказал майор.

Ребята следили, как полицейские уходили. Аркадий держал руки в карманах, оттопырив их. Разговоры прекратились, ребята потеряли интерес открывать рот, будто майор забрал с собой частичку их здравого смысла, унеся в блестящих глазах.

– Тут что-то не то, ребята, – сказал Аркадий. Он задумался, немного прикусил нижнюю губу. В руке он держал амулет и тёр двумя пальцами. Он что-то чувствовал. Тишину нарушал лай собак, мимо которых шли полицейские.

– Это не совпадение, – продолжил Аркадий, испуганно оглядываясь, – Руслан второй, кто так поступил. Вначале собой покончил ещё один парень. Он бросился на трассу под грузовик на прошлой неделе.

– Его звали Виталик Божков, – сказал Никита. Он, как всегда, всё знал, но в данном случае, газеты уже писали об этой трагедии.

– Что ты имеешь в виду, говоря «не совпадение»? – спросил Лёша, – что Руслан не первый или что смерти связаны?

– Папа рассказал про первого парня, – сказал Аркадий, продолжая сжимать амулет, – он видел то, что осталось от него на дороге. Я не уверен, но чувствую, что смерти связаны.

Аркадий потёр амулет. Никита кивнул, соглашаясь, но ничего не ответил.

– Я предлагаю попробовать разобраться в этом, – внезапно сказал Аркадий, – мы знали Руслана лучше родителей, мы можем узнать и о втором парне. По крайней мере, был ли он способен на такой поступок. Это нам по силам. Мы можем всё это выяснить и сопоставить факты. Вряд ли это совпадение.

– Почему ты решил, что мы можем это узнать? Для чего? – спросил Лёша.

– Потому, что ты можешь стать следующим, – грубо сказал Аркадий, указав пальцем на Лёшу, – тебе это понятно?

Аркадий помолчал, взял в руку амулет и начал испуганно оглядываться.

– Я чувствую, что в этом городе есть зло, – сказал Аркадий.

Наступило молчание, Никита поправил очки и глянул на Лёшу, тот смотрел на Никиту, затем оба посмотрели на Аркадия.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Никита.

– Я ощущаю зло. Оно тут, в городе. Всё это только начало.

Вновь молчание. Никита не торопился ничего говорить. Он знал, что Аркадий любил читать соответствующую литературу, увлекался оккультизмом, различного рода вызовами духов и мистикой. Не раз Никита слышал, как Аркадий пытался вызвать сатану. Конечно, ничего из этого не вышло, но Аркадий был так взвинчен и вёл себя так уверенно, будто просто собирался открыть дверь пришедшему с работы отцу. После этого Никита понял, что парень не боится ничего, и то, что он знает, заставит вздрогнуть кого угодно.

– Как мы всё это будем узнавать? – спросил Никита. Аркадий не успел ответить, так как его опередил Лёша.

– Это бред! – сказал Лёша, уставившись на ребят, – для расследований существует полиция. Чего нам туда лезть? Что мы сможем выяснить?

Лёша спрыгнул с качели и ходил по песку, разбрасывая его ногами.

– Ты читаешь слишком много бредятины, Аркадий. Эти книги о заклинаниях и древних обрядах дают тебе повод думать, что всё реально. Ты слишком много возомнил, везде ищешь магию и колдовство. Это просто два несчастных случая, которые похожи на самоубийства. Вот и всё.

– Чего ты завёлся, Лёша? – спросил Аркадий. Он стоял спокойно, зажав в прищуренных глазах обиду. Руки он держал в карманах, – если ты считаешь что это совпадение, можешь продолжать так думать, но я попробую поискать разгадку. Тут не всё так просто, Лёша. Я хотел бы думать, что это совпадение, но это не так.

– Как в детективе, – сказал Лёша.

– Я пойду домой, – мягко ответил Аркадий, досадуя, что не произвёл должного впечатления на ребят. Он, не оборачиваясь, пошёл вдоль улицы. Ребята его не остановили.

Аркадий всегда интересовался загадками и необъяснимыми случаями. Это было его хобби, его цель в жизни. Просто так ничего не происходит и если человек перерезает себе вены, особенно когда причин для этого не было, это либо убийство, либо что-то необъяснимое.

Аркадий подошёл к дому, в котором жил Руслан Грузов. Платок на воротах, словно подвязавшая голову смерть, приоткрытые двери, будто беззубая пасть, проглатывающая одного за другим скорбящих. Аркадий нерешительно остановился и подумал что сегодня не самый удачный момент для выяснения чего-либо. Сегодня день траура и он решил соблюсти это, отдавая дань уважения покойному. Держа руки в карманах, он прошёл несколько домов вдоль улицы, вошёл в ворота собственного дома, прошёл по плитке за угол, туда, где был маленький убранный огородик и старый сарай. Дверь в сарай была открыта. Она никогда не закрывалась. Аркадий посмотрел на посаженные ряды помидор. Овощи были спелыми. Он сорвал помидору, протёр рукавом и откусил кусок, глядя на соседние дома. Отсюда он не мог видеть дом Грузовых, но он туда попадёт. Это будет первое, что он сделает: допросит его родителей. Полиция неверно допрашивает, так как стражи порядка не знают погибшего парня, а Аркадий знает. Аркадий уловит в ответах невидимые постороннему глазу улики и соединит их между собой, превратив в дорожку к личности убийцы.

Аркадий сел на скамейку возле входа в сарай и ощутил прилив сил. Он улыбался. Он понял, что подобные решения, отодвигающие в сторону безразличие окружающих, показывают характер и направляют человека к цели, поворачивая, словно тумблер.

Парень глядел на соседние дома и щурился. Ветер гонял дверь открытого сарая, где-то слышался лай собаки, птицы щебетали на дереве. Аркадий ел помидор и думал. Он ощущал зло. Что-то плохое схватило город и держало в ладонях, сжимая как тюбик пасты. Парень не знал точно, что происходит, но понимал, что нужно вмешаться.

За спиной был гараж. Вчера его отец выносил оттуда старый хлам, освобождая помещение для машины приятеля. Приятелем оказался здоровый бугай, Тимур. С ним постоянно ходил мужчина, худой и маленький, которого звали Егор. Они смотрелись, как тигр и шакал из мультфильма «Маугли».

Аркадию был неприятен этот человек. Лучше было с ним не иметь никаких дел. Аркадий чувствовал это. Он потёр рукой амулет, отвернулся от налетевшего ветра, и прошептал:

– Я разгадаю эту тайну.

Порыв ветра подтолкнул парня к сараю. Аркадий поднялся со скамейки, прикрылся от летящей пыли. Старая дверца сарая скрипнула. Парень вновь потрогал рукой амулет на шее. Ветер толкал в спину, Аркадий шагнул к сараю. Что-то словно хотело, чтоб он вошёл туда. Ветер гнал в сарай, но парень заметил, что листья на деревьях не шевелятся. Ветер толкал к зданию, словно существовал только в этом месте и в эту минуту. В одно мгновение Аркадию представилось, что его безмолвно приглашают.

Входи, парень, если ты ищешь разгадку.

От этой мысли по спине пробежали мурашки. Он замер, глядя в темноту помещения, где виднелись мешки картошки и пустые ящики, ожидающие сбора урожая. Он стоял с приоткрытым ртом, крепко сжимал амулет.

Что, если там будет ответ на происходящее? Глупо конечно, откуда он там мог быть?

Любопытство дёрнуло его. Секунду спустя он посмотрел по сторонам и шагнул внутрь. Ужас вздохнул с облегчением, поймав ещё одну жертву.

Родион Рекордов протирал объектив фотоаппарата специальной тряпочкой. Он тщательно следил за чистотой техники, и она его не подводила. Это был его хлеб, как игла для сапожника. Бывало, удачный кадр рядом, вот он, протяни руку и хватай, как жар-птицу за хвост, а места на карте памяти нет или батарея разряжена, или капля грязи на стекле испортила снимок. Этого быть не должно.

Родион думал о предстоящей поездке. Почему он решил сделать это? Что заставляет людей делать фото мест преступления? Родиона гнала слава. Она засела в тёмном месте подсознания, куда не долетает свет суровой реальности. Оттуда доноситься тонкий писк:

– Ты станешь знаменитым. Ты прославишь этот город.

Голосок убеждал и вдохновлял. Слава уже близко, осталось сделать удачный кадр. Ведь никогда не знаешь, что упустили правоохранители: гильзу от пули, втоптанную в землю, или отпечаток обуви в ста метрах от трупа.

Родион хорошо помнит опущенный взгляд Ивана Капелюха, которого выводили из зала суда. После смерти Виталия Божкова Родион хотел сам сходить на место преступления и обследовать его. Прежде он не делал ничего подобного, но ощущал, что это происшествие отличается от остальных.

Конечно, эти ребята могли что-то упустить. И конечно, мне стоит обследовать место ещё раз.

Уговоры жены на него не подействовали.

Трата времени? Возможно. Но супруга обязана мне деньгами, которые я заработал за очаровательные пейзажи родного города.

Сладость предвкушения торопила его. Он не просто чувствовал, что найдёт улику, он практически это знал. Будто в голове звучал голос, который сообщил координаты нужных мест. Голос часто подсказывал куда идти, какой кадр делать, как направить объектив, чтоб всё получилось. Этот голос, который выскакивал как кукушка из часов, был его интуицией. А она его обычно не подводила.

Родион был на трассе, недалеко от жилого дома. Пятно на дороге не было красным. Оно было серым, будто пепел погасшего костра, который разнесли прохожие. Остались две небольшие полосы от шин, чернотой въевшиеся в асфальт.

Родион оставил машину на обочине. В руках фотоаппарат. Он прошёл к заляпанному асфальту, сфотографировал место смерти ребёнка. В газете он уже видел подобный снимок, оригинал событий с красным пятном. Репортёры быстро работают. Но и они могли что-то упустить, торопясь сообщить о новостях.

Что ребёнок мог делать тут в столь позднее время?

Родион сделал снимок проблеска между деревьями. Тут росли кусты, местами довольно густо, в них мог кто-то прятаться.

Это же очевидно. Тут точно что-то есть. Улика.

Родион огляделся, посмотрел на антенну, торчавшую над верхушкой дуба. Дом стоял так близко к дороге, что можно было услышать, как внутри трещал телевизор. Это место парень выбрал для своего последнего прыжка.

Если его не толкнули, тогда что произошло?

Родион сфотографировал верхушку дома.

Что-то должно было остаться.

Он полез вдоль дороги в одну сторону, затем в другую. Обувь и шнурки покрылись пылью и колючками. Все находки он фотографировал. Банка из-под пива, смятая ногой, пачка сигарет, запутавшаяся в траве. Стеклянная бутылка, наполовину испачканная землёй. Подобные находки, как решил Родион, были на любой дороге на пути к любому городу Украины. Но тут они показались, если не важными, то влияющими на атмосферу, в связи со случившимся, как клубы дыма погибшего огня, указывающие направление ветра. Мимо проехала машина, ярко-красное покрытие блестело на солнце. Водитель внимательно смотрел на Родиона несколько секунд, затем отвернулся.

Улик недостаточно. Их нет совсем. Кому нужна смятая пачка сигарет? Я зря потратил время.

Родион прошёлся вдоль деревьев, немного расстроенный. Теперь, по дороге к машине, он понял, что переоценил ситуацию. Он рассчитывал прийти к супруге и сообщить хорошие новости, об обнаружении чего-то важного. Она редко интересовалась фотографиями, но в этот раз он рассчитывал её заинтересовать. Чувство опустошённости и обиды навалилось на него как спёртый воздух в курилке. Он шёл домой, не зная, что сказать супруге.

Суриков обвёл глазами сидевших за столом. Слева рядом с ним сидел Константин Гусько, молодой парень тридцати трёх лет, усердный, но немного вялый. Костя часто сопровождал Сурикова, особенно, когда Виктор Шелехов отсутствовал. У Кости был один существенный недостаток: нерешительность.

Виктор Шелехов, сорока пяти лет, невысокого роста, плотного телосложения, со светлыми волосами. Борец за идею, но пассивен во время преследований. Его можно поместить на задние ряды, и дать в руки громкоговоритель. Только так можно извлечь из него максимальную пользу.

Пётр Вальцев, сорока двух лет, из которых лет двадцать он пил алкоголь, и половину из этих двадцати, пил большими дозами, часто уходя в запой. Эту черту Суриков терпел со сжатыми кулаками, так как Пётр был хорошим полицейским в трезвом виде, и на работе пил редко, как внушал себе Суриков. На самом деле Пётр только и ждал, чтоб выпить, но делал это, так, чтоб его не уличили. Грубость и откровенность Пети были его положительными качествами в какой-то мере, и Дмитрий мог иной раз на него рассчитывать, особенно если дело требовало испачкать руки.

Последним и единственным, кто внимательно глядел на Сурикова, был Антон Ангелов. Тот самый парень, которым Дмитрий планировал заменить себя на время отпуска с супругой. В свои тридцать лет парень уже успел сделать для города довольно много. Был решителен, умён, ответственен и храбр. Последнее качество спорно можно принять за положительное, но отнять его было невозможно. Антон был слишком усердным и часто работал в выходные, за что Суриков порицал его.

– Итак, Herren[3], – начал Суриков нерешительно, – сегодня произошло самоубийство парня. Руслан Грузов вскрыл вены. Если учитывать, что первая смерть ребёнка так же считается, хоть и спорно, самоубийством, выходит, что это уже второй случай.

Суриков внимательно оглядел сидящих.

– Подобного не было никогда на моей практике. Никогда, Donnerwetter[4]! Двое подростков расстаются с жизнью без видимых на то причин, без записки или предсмертной фразы. Ребята из обеспеченных семей, прошу заметить. Я хочу, чтоб вы уяснили одно: третьего самоубийства не должно быть. Это ясно?

Все молчали, глядя на майора, боясь сказать слово. Антон сидел с опущенной головой, будто лично был причиной смерти ребят.

– Почему вы думаете, что будет третья смерть, майор? – спросил Пётр. Его красное и морщинистое лицо с чёрными и маленькими, как пуговицы глазами, глядело на Дмитрия. Он никогда его не боялся, но за этим крылось безразличие, проявляющееся с каждым днём всё отчётливей, как наполняющаяся мусором урна.

– Третьего не будет, Петя. Ясно? Я хочу, чтоб вы приняли меры. Нужно опросить всех, кто видел ребят последними, опросить каждого, кто знал кого-то из погибших и хоть раз с ним общался. Мне нужен мотив. Почему ребята сделали это? Связаны смерти или нет? Главное узнать причину. Малейшая зацепка может открыть правду. Возможно это всего лишь два совпадения, но если нет, нужно исключить любой шанс. Я не хочу думать, что какая-то секта или помешанный на религии патриот, считающий, что он послан небом, которого выперли из церкви за надругательство над ребёнком, орудовал в городе. Это нужно вырезать, как гниль из яблока. Всем ясно?

– Это всё хорошо, – сказал Петя. Он почесал нос и постучал пальцами по столу, – но что, если первый случай не самоубийство, а убийство?

– Успокойся, Петя, – сказал Суриков, выставив ладонь, – водитель почти уверен, что парень был один. Он никого не видел ни до, ни после столкновения, но лишний раз проверить не помешает в любом случае. Что касается тех, кто видел детей последними, фактов мало. Дети вели себя странно. Вот всё, что мы узнали. Этого очень мало, чтоб дать какое-то объяснение.

– Мы всё сделаем, – сказал Антон, когда Суриков замолчал. Антон сидел ровно, руки держал на столе, как ученик за партой. Суриков улыбнулся. По глазам можно было прочесть, что от Антона стоит ждать подобного. Кроме него никто так не рвётся выполнять эту работу. Пётр глянул на Антона и скорчил гримасу презрения. Они не любили друг друга, хоть и были напарниками. Антон часто покрывал Петю, вытаскивая за воротник из неприятностей, как кусок ткани со дна реки, пойманный крючком.

– Как я уже сказал, третьего случая быть не должно. Вам ясно?

– Да, – сказали все хором.

– Можете идти, – сказал Суриков и поднялся из-за стола. Все встали и вышли из кабинета. Из всех присутствующих только Антон Ангелов задвинул стул обратно к столу.