Читать книгу По следам капитана Врунгеля - Андрей Николаевич Басов - Страница 7

Прошли проливы Зунд, Каттегат, Скагеррак, оставляя за кормой Швецию по правому борту, а Данию по левому. Вот уж где невообразимая толчея судов. Только успевай уворачиваться. Один раз увернулись просто чудом. Какой-то крейсер под шведским флагом нагло прёт прямо на нас, не обращая внимания ни на правила судоходства, ни на какие сигналы. Лом едва успел увернуться от этой махины почему-то стоящей на якоре посреди пролива. Вышли в Северное море, повернули на Север и оказались в Норвежском море. Ещё только начало лета и по утрам бывает довольно прохладно, но в рубке тепло и уютно, что располагает к задушевным беседам.

– Нужно бы заправиться, – доложил Фома. – Солярки всего литров пятьдесят осталось.

– Понятно. Посещение населённых белками норвежских шхер[13] придётся отложить. Сначала заглянем в Ставангер, заправимся и посмотрим город. Интересно, сохранилась ли за пятьдесят лет норвежская честность, которой славится этот народ.

– А что это за честность такая специальная – народная норвежская? – живо заинтересовался наш моторист и механик. – Мне казалось, что она просто есть непонятно зачем или её вовсе нет. Причём тут норвежцы?

– Норвежец никогда не возьмёт ничего чужого, – объясняю я Фоме. – Вот, например, поставь чемодан посреди улицы и никто не обратит на него внимания. Будут ходить мимо, словно его и не видят. Будешь им этот чемодан предлагать и навязывать – не возьмут даже под угрозой применения силы.

– Чемодан у меня есть, – тихо произнёс Фома, и задумчиво замолк.

Ставангер город не такой уж большой. Заправились в порту, а потом переместились и причалили прямо к городской набережной. На улицах всё чисто и аккуратно. Народ приветливый и весёлый. Никаких признаков присутствия лошадей вроде той, на которой мой дед демонстрировал класс верховой езды, мы не заметили. Лом на камбузе готовит обед, а Фома ведёт себя как-то странно. Вытащил на палубу свой чемодан с вещами, и привязывает к нему тонкую верёвку.

– Ты что делаешь и зачем? – спрашиваю я его.

– Хочу по старинному русскому обычаю проверить норвежцев на честность. Больно уж диковинные вещи ты о них говоришь.

И потащил чемодан на берег. Поставил его на видном месте, протянул верёвочку, замаскировал её и спрятался за надстройку. Мне из рубки прекрасно видно, что происходит. В рубку поднялся Лом. Я объяснил ему суть эксперимента, и мы стали наблюдать за событиями уже вдвоём. Люди ходят и не обращают на чемодан никакого внимания. Один прохожий чуть не наткнулся на него, и осторожно обошёл. Через некоторое время другой прохожий остановился около чемодана, с интересом обозрел его, потыкал носком ботинка и пошёл дальше. Дама остановилась, поставила на чемодан, наверное, тяжёлую хозяйственную сумку, отдохнула и поволокла свою ношу дальше. Проследовала мимо чемодана группа прохожих, на мгновение, скрыв его от наших глаз. Интересная затея пришла в голову Фоме. Вспомнились наши совместные с приятелями детские забавы с кошельком на ниточке. Наблюдали, наверное, целый час.

– Обед стынет, – напомнил Лом.

Я приоткрыл дверь рубки и сказал Фоме:

– Лом обедать зовёт. Кончай свои опыты. Провалились они. Никто не хочет брать твой чемодан. Честность у норвежцев в крови уже сотни лет.

Фома кивнул и начал сматывать верёвку. Соскочил на берег, взял чемодан и с изумлением на лице потащил его на борт. Положил на палубу и раскрыл. Чемодан пуст. Вещи из него куда-то испарились. На озадаченную физиономию Фомы стоило посмотреть. Мы с Ломом, забыв про обед, хохотали до колик в животе. За столом, поглощая обеденное варево Лома, Фома с горя по безвозвратной утрате своего имущества вдруг разоткровенничался.

– Вы же знаете, что мой дед был карточным шулером и мошенником. Рано умерший отец тоже и я не избежал своей участи как семейной профессии, но такого фокуса, какой проделали честные норвежцы, мне видеть не приходилось. Слышать тоже, а ведь опыт у меня богатый.

– Странно слышать о карточном игроке с богатым опытом, который работал бы на землечерпалке. Может, объяснишь? – попросил Лом.

– Проигрался. Сильнее меня в картах противник оказался. Раздел, что называется, до нитки и ещё в долг меня вогнал. Отдавать нечем. Вот и скрывался на землечерпалке. Кому в голову придёт искать меня там? На хлеб хватало.

– А механиком-то как стал?

– Никак. Могу только включить-выключить, да тряпкой протереть. На землечерпалке от меня ничего другого и не требовали. Только здесь с вами немного разобрался в моторах. Оказывается, ничего сильно сложного. Как в покере[14].

Утром отчалили от набережной, вышли в море и пошли искать шхеры с фиордами и белками. Пришлось забраться ещё севернее Ставангера. Нашли это природное явление. Фиорд словно извилистое горное ущелье, стоящее в воде. Склоны, поросшие густым лесом и тишина, нарушаемая лишь разноголосьем северных птиц. Интересное природное явление, возникшее миллионы лет назад в ледниковый период. Углубились в это чудо и пристали к берегу.

– Будем ждать отлива, чтобы для интереса застрять между скал или половим рыбу? – поинтересовался у меня Лом.

– Половим рыбу. Доставай снасти. Наживки у нас нет. Так что будем ловить на хлебные шарики.

Премудрое это дело – хлебные шарики. Берёшь свежий и чуть смоченный постным маслом хлебный мякиш и начинаешь его тискать так и этак до тех пор, пока он не становится похож на пластилин. В воде он, конечно, размокнет, но не так сразу как просто кусок хлеба. Скатываешь из этого пластилина небольшой шарик, и насаживаешь на крючок вместо червячка. Глупая рыба подплывает к шарику и удивляется, что это не червяк. От удивления разевает рот, и шарик с крючком сам собой всасывается в рыбью пасть. Теперь можно и подсекать. Главное уловить для этого нужный момент. Мы с Ломом несколько раз уловили, а Фома только смотрел за этим волшебством, раскрыв рот, как удивлённая рыба.

– Жареная на костре без сковороды рыба гораздо вкуснее, чем жареная на плите, – озвучил Лом способ приготовления кушанья. – Самое сложное, то это как уловить момент, когда она будет готова. Важно не передержать её над огнём и не снять с огня слишком рано.

Высадились на берег, насобирали сучьев и разожгли костёр. Белки по деревьям так и шастают вверх-вниз. Нанизали рыб на прутики, посолили и развесили над костром. Пламя с потрескиванием весело лижет ветки, рыбки румянятся, белки продолжают шастать туда-сюда, с любопытством поглядывая на нас бусинками своих глаз. В животе начинает урчать от предвкушения непревзойдённого удовольствия. Запах просто сводит с ума.

– Скоро там? – не выдерживает Фома, сглатывая слюну.

– Скоро-скоро, – успокаивает Лом, – уже совсем недолго осталось. Нельзя снимать с огня прежде времени. Всё удовольствие можно испортить. Рыбка получится мягкая, сочная, просто божественная, с приятным еловым дымком. Такую ни в городе никогда не сделаешь, ни даже на камбузе. Хорошо, что мы её почистили, но ошкуривать от чешуи не стали. В чешуе мясо рыбы при пропекании приобретает вообще божественные вкусовые свойства…

– Помолчал бы уж, Лом. Все нервы вымотали твои гастрономические сказки. На слюну изойдём и погибнем, так и не попробовав замечательной, царской рыбки, – оборвал я Лома.

Он замолк, сосредоточенно наблюдая над дозреванием яства. Где-то далеко за скалами послышался негромкий, но нарастающий шум винтов то ли самолёта, то ли вертолёта. Этот шум вдруг резко стал громоподобным, как водопад звуков, когда летательный аппарат вынырнул из-за вершин скал, и вместе с этим на нас обрушился плотный, почти непроницаемый поток воды. Костёр мгновенно скончался, даже не пшикнув, деликатесно приготовленная рыбка плавает в грязи. Там же лежат и наши гастрономические мечты и надежды, а сами мы мокрые не просто насквозь. Вода стекает с нас потоками не намного меньшими, чем упала сверху. А над нами висит вертолёт пожарной охраны с гигантской бадьёй для воды, свисающей с него на тросе. С неба доносится усиленная мегафоном речь сначала на норвежском, а потом и на английском языке.

– О чём это они? – спрашивает Лом.

– Говорят, что запрещено разводить костры в лесу и около него. Приказывают нам оставаться на месте, пока не прибудет полиция, которая выпишет постановление о штрафе и вызове в суд для назначения меры наказания.

Так быстро мне ещё никогда не приходилось бегать. Слава Богу, недалеко. На полном ходу вылетели из фиорда. Вертолёт не отстаёт. Сверху сыплются угрозы наказания за бегство с места преступления. Из двигателя выжали всё, что только возможно. Наверное, узлов[15] двадцать пять если не тридцать. Вот где высокие обороты двигателя нас выручили. Корпус дрожит от напряжения. Вертолёт не отстаёт. Опустился так низко, что его бадья болтается у нас прямо над головами. Если вертолёт трахнет бадьёй по надстройке, то снесёт её начисто.

– Лом! – кричу я нашему боцману и повару. – Бросай чайник с водой!

Он мигом сообразил, что нужно делать. Понёсся на камбуз, выскочил оттуда с чайником и швырнул его вверх – в винт вертолёта. Раздался треск, чайник разлетелся вдребезги, а вертолёт словно захромал, работая с перебоями. Назойливые пожарники отстали и повернули к берегу. То ли полицейский, то ли катер пограничников, спешащий нам вдогонку, мы увидели, когда уже выскочили за пределы территориальных вод Норвегии. Сбросили скорость и перевели дух.

– Вот это была самая тихая и безобидная страна Европы, – подвёл я итог нашему визиту в Норвегию.

Надо обсушиться, а Фоме переодеться не во что – чемодан-то пуст. Лом пожертвовал ему одну из своих тельняшек. В ней Фома, словно в женском платье ниже колен. Посмеялись.

– Нужно новый чайник покупать. Опять лишние расходы, – посетовал Лом. – Пойду, разогрею баварские сосиски вместо норвежской рыбки. Есть хочется.

– Куда мы теперь? – спросил Фома. – В Гамбург? Но у нас ведь белок никаких нет. Незачем туда наведываться.

– Раз «Беда» там была, то и нам следует завернуть. Сходим в гамбургский зоопарк, город посмотрим. Вернее, вы с Ломом посмотрите. Я там уже не раз был. Хотя, впрочем, и Лом, наверное, тоже. Всё-таки боцман дальнего плавания. Интересный город и люди в нём встречаются интересные.