Читать книгу Английская тайна - Андрей Остальский - Страница 6

В грязноватом переулке за супермаркетом, куда узкоглазый головорез затолкал Сашка, было темно, смрадно и пусто. Только в дальнем углу какой-то здоровенный негр в рабочем комбинезоне подпирал стенку, покуривая. «Этот не заступится, – с тоской подумал Сашок, – скажет: у меня обед кончился».

– My lunch break is over! – и вправду заорал негр, но тут же перешел на русский: – Сколько вообще можно, блин, тебя ждать, где, блин, тебя, носит? И какого… зачем ты этого хрена сюда приволок?

– Да клиент дурной попался, – принялся оправдываться узкоглазый Леша, ни на секунду не отпуская Сашка из своих стальных объятий, – горбатого, понимашь, лепит…

– Ща я ему полеплю… Он, чо, не принес ничего, что ли? – и с этими словами чернокожий джентльмен угрожающе приблизился вплотную к Сашку.

– Да вот, смотри сам, – сказал Леша, протягивая негру пакет «Moscow Duty Free». Тот быстро стал шуровать в пакете, при этом что-то невнятно бормоча себе под нос.

Тут Сашок наконец оправился от шока – в достаточной степени, чтобы заверещать горячо и нервно:

– Я принес, принес! Я принес будильник! И газеты! И словарь… Лусо… Лусо-японский. И карты. Вообще, я все принес, что было в портфеле.

Негр с некоторым изумлением уставился на Сашка, будто не ожидал, что тот способен разговаривать.

– А портфель, портфель он принес?

– Видите ли, – заволновался Сашок, – понимаете, какая штука…

– Не понимаю, – отрезал негр, – где портфель, зараза?

– Дынкин, – вступил в разговор Леша, – он не принес портфеля!

В грязном переулке за супермаркетом воцарилась тишина. Все напряженно молчали. Потом Сашок перехватил многозначительные взгляды, которыми обменялись Леша и чернокожий Дынкин, и понял, что дела его плохи, потому что в этих взглядах что-то явно читалось зловещее. И земля закружилась у Сашка под ногами…

В то время, когда Сашок вел неприятную дискуссию с Дынкиным и его бледнолицым товарищем Лешей в районе Нью-Кросс, у него дома, в Фолкстоне, тоже творились странные чудные дела. В тот вечер семейство собралось дома рано и уселось ужинать – втроем.

– Я за Сашу немного беспокоюсь, – говорила Мэгги, раскладывая по тарелкам запеченного лосося, приобретенного по сниженной цене в соседнем «Сэйнзбириз», – непонятная какая все-таки история с этим портфелем. Как вы считаете?

– И с этим джентльменом в русской национальной одежде, – подхватил Джон, – как-то действительно все это странно…

В эксцентричной Англии, естественно, существует добрая дюжина слов для обозначения понятия «странный». И с нейтральным, и с положительным оттенками. Но Джон выбрал одно из самых отрицательных – weird… И Анна-Мария немедленно ринулась на защиту мужа.

– Саша уж точно не вел себя странно! Его реакция была совершенно нормальной. Что бы вы сделали на его месте?

– Well… – пробормотал в ответ Джон. Слово это, в зависимости от интонации и обстоятельств, может иметь сотни, если не тысячи разных значений. В данном случае оно значило что-то вроде «ну, не знаю, не знаю…» В ответ Анна-Мария поджала губки, а Мэгги примирительно попыталась перевести разговор на еду, но участников трапезы могли объединить лишь достоинства зеленого салата.

Дело в том, что Анна-Мария была веганом – то есть радикальной вегетарианкой. «I don’t eat anybody!» – «Я никого не ем!» – с гордостью говорила она. Так что на розового лосося она смотрела с плохо скрываемым отвращением. Но и родители, бросавшие украдкой косые взгляды на отдельно приготовленный ужин Анны-Марии, отвечали ей взаимностью.

Веганы – категорически и без всяких исключений – отказываются употреблять в пищу не только мясо и рыбу, но даже и молоко, сыр, масло, вообще любые молочные продукты, а также яйца и даже мед («мы против эксплуатации пчел!»).

«Пчел эксплуатировать нельзя, а родителей можно», – иронизировал за глаза Джон, намекая на то, что дорогостоящие орехи, всякие там тофу и прочее покупались в основном из родительских средств, так как скромного вклада молодых в семейный бюджет явно не хватало. Вот и сейчас предки с некоторым ужасом поглядывали на оригинального вида блюда, приготовленные Анной-Марией. «Weird! – думал Джон. – Что хотите, а только weird!»

– Вот эта штука, это и есть – тофу? – спросил Джон, подозрительно косясь на большущее сито с чем-то вроде желтоватой крупы.

– Папа, я уже тебе несколько раз говорила, это куинэа…

– Тофу – это совсем другое, это такая штука вроде гигантского гриба, – с сознанием превосходства заявила Мэгги.

– Какого еще гриба?! – возмутилась Анна-Мария – Вы что, смеетесь, что ли? Тофу – это соевая масса, растительный протеин, очень питательный. А куинэа – это из Латинской Америки, индейская еда, такая, как бы вам объяснить, «матерь всех зерновых»…

Но тут объяснения Анны-Марии были прерваны звонком в дверь.

– Это Саша, опять, наверно, ключ забыл, я ему открою! – обрадовалась неожиданно раннему возвращению мужа Анна-Мария. Каково же было ее изумление, когда вместо Сашка она обнаружила на пороге элегантного джентльмена лет сорока пяти, одетого в зеленый твидовый пиджак, при галстуке, в сверкающих дорогих ботинках.

В Англии, надо сказать, совершенно не принято являться в дом без предварительной договоренности. Правда, проповедники различных религий, а также бессовестные торговцы, использующие метод так называемых «жестких продаж», этим правилом иногда пренебрегают, но и отношение к ним соответствующее – в домах попроще их и оскорбляют, и гоняют, словно бродячих собак, и даже, чего доброго, могут и плеснуть чем-нибудь сгоряча, чтобы не шлялись. Ну а образованные классы (еще иногда именующие себя в духе классической самоиронии «трепливыми классами») обрушивают на незадачливых коммивояжеров всю силу своего английского презрения.

Но на этот раз звонивший в дверь незваный гость совсем не походил на бродячего торговца, ни, тем более, на уличного миссионера.

– Вот, мистер… э-э… – попыталась представить его родителям растерянная Анна-Мария.

– Беник, – учтиво поклонившись, подсказал гость.

– Мистер Беник, пришел к Саше. Насчет портфеля.

– Как насчет портфеля? – вскричала Мэгги. – Ведь Саша поехал встречаться с кем-то на «Нью-Кросс». Разве не с вами?

– Примите мои глубочайшие извинения, но я боюсь, Александр опять что-то перепутал. При всем его несомненном уме он, кажется, немного рассеян. Вы не находите?

Анна-Мария и ее родители не знали, что сказать в ответ.

– Мы, – продолжал гость, – действительно первоначально договаривались о встрече на «Нью-Кросс», но потом выяснилось, что мне придется именно сегодня возвращаться из краткой командировки во Францию – а вы ведь живете как раз по дороге, и мы с Александром передоговорились. Я готов подождать, если вы позволите, конечно…

– Могу ли я предложить вам чашечку чая? – после небольшой паузы сказала Мэгги.

О, эта волшебная чашечка чая! Действительно, в английской жизни трудно представить себе положение, в котором этот маленький фарфоровый сосудик с жиденьким напитком без определенного вкуса, цвета и запаха не пришелся бы кстати. В ситуациях, когда англичане ощущают серьезную неловкость, не знают, что сказать, смущены, растеряны или расстроены – всегда спасительная чашечка приходит на помощь.

В повседневных ситуациях «cup of tea» обычно сопровождается эпитетом «nice». Сашок первое время изумлялся: ну что такого особенно «найсного» – милого, приятного, хорошего – в обыкновенном чае? Но потом понял, что культ «чашечки» восходит к таким глубинам национального характера и общественного устройства, что лучше не ставить его под вопрос. Никогда и ни за что. Любовь к родине, материнский долг, необходимость соблюдать правила гигиены – все это открыто для обсуждения и даже критики. Но две вещи трогать нельзя – чашку чая и королеву. То есть можно, но не сомневайтесь – о вас в таком случае многие плохо подумают.

Мистер Беник – даром что иностранец – с благодарностью принял предложение и был водружен в «комнату для сидения» – по-русски говоря, в гостиную, а семейство получило таким образом необходимый тайм-аут, чтобы обсудить дальнейшие действия.

И в самом деле, что ли, оставить гостя дожидаться Сашка? Но бог его знает, сколько времени Сашку потребуется, чтобы добраться домой. Попросить мистера, как его там? Что за имя странное, в самом деле… попросить его прийти в другой день? Нет, это будет крайне неприлично. Ведь и на самом деле, наверное, Сашок все перепутал, это, увы, так на него похоже…

Анна-Мария в который раз выразила сожаление, что у него нет мобильного телефона, но это ее замечание было оставлено без внимания (кто же будет мобильную связь финансировать, позвольте спросить? – читалось на лице у Джона). А позвонить из автомата Сашок, конечно, не догадается, нет у него такой привычки…

Короче говоря, было принято решение вступить с гостем в переговоры по существу. В конце концов Мэгги была командирована в гостиную – с печеньем к чаю в качестве прикрытия – и вскоре вернулась с докладом: оказывается, незнакомец приволок с собой портфель Сашка и надеется поменять его на свой. Он, правда, предполагает, что Сашок забрал его, мистера Беника, портфель с собой на «Нью-Кросс»… И Мэгги как-то не решилась его переубеждать…

– Так, может быть, тогда уж лучше не перегружать его деталями? – предположил Джон. – Потом они с Александром как-нибудь разберутся…

Это предложение сразу же всем понравилось, и так бы мистер Беник и отбыл бы ни с чем, но тут произошло невероятное. Господин гость спокойненько вышел из гостиной, где ему полагалось смирно сидеть до появления хозяев, просунул голову в столовую и попросился в туалет.

– Простите великодушно, – сказал он, – но я ведь сюда прямо из Франции. Давно не было возможности…

– Ну разумеется, разумеется, – забормотал Джон и пошел показывать мистеру Бенику дорогу на второй этаж.

Минут десять прошли в напряженном ожидании. Джон пытался что-то рассказывать о состоянии дел на бирже. А Анна-Мария принялась уговаривать родителей попробовать веганскую еду, уверяя, что она им непременно понравится. «Не понравится», – отвечал Джон. «Откуда ты знаешь, что не понравится, если ты не пробовал? Это такая тонкая вещь…» – «И дорогая», – как всегда, вставляла Мэгги.

Но потом настал момент, когда делать вид, что ничего особенного не происходит, дальше стало невозможно. Джон выразительно посмотрел на часы, а потом – в потолок, а Мэгги открыла было рот, чтобы сказать: «Well…»

Но тут… Тут события приняли совершенно неожиданный поворот. Сверху раздался какой-то непонятный грохот, хлопнула дверь, и по лестнице с диким криком скатился мистер Беник. Он вбежал в столовую, размахивая порванным портфелем.

– Как же такое получилось, а? – укоризненно голосил он. – Что это вы мне неправду-то сказали, а? Оказывается, портфель мой, он вот он где, ни на каком не на «Нью Кроссе»… Дома, оказывается, валяется… Порванный, со сломанным замком. Почему же вы с ним так обошлись? А еще англичане…

– Мы… я… Саша… – нестройными голосами заверещали растерявшиеся хозяева.

– Да вы даже не представляете, что значит для меня этот портфель! Если хотите знать, это подарок моего покойного брата.

– Но позвольте! – нашелся наконец Джон. – Как вы его обнаружили? Вы что же, вошли в одну из спален наверху и устроили там обыск?

– А вы знаете, как умирал мой брат? В каких муках? Вот вы, госпожа Тутов, вы, например, что знаете об этом?

– Но…

– Никаких «но»! Посмотрите сами, что ваш Александр наделал!

И Беник выставил перед собой на всеобщее обозрение испорченный Сашком портфель.

– Каково, а? Сначала перепутал наши брифкейсы, потом вскочил в поезд как угорелый и даже не обернулся. Что, притихли, узнаете своего Сашеньку? То-то! Чувствуете, что я правду говорю? А вы, вы меня обмануть пытались… Из-за какого-то жалкого портфельчика… Вы вот тут лососем балуетесь, этим вот просом всяким (Беник покосился на куинэа)… Бесчувственные, бессовестные люди!

Картинно потрясая растерзанным портфелем, мистер Беник фактически пропел последние слова, закончив их где-то на верхнем «ля». Семейство ошеломленно молчало.

– В общем, так, – каким-то другим, неожиданно хриплым голосом сказал гость. – Портфель этот теперь толком не починишь. Кое-как залатать, конечно, можно, фунтов за сорок-пятьдесят, но красиво все равно не получится. Так что я вот что предлагаю: я забираю оба. Одним пользоваться буду, на работу с ним ходить, а другой куда-нибудь поставлю (Беник осмотрелся вокруг), да вот хоть на каминную доску, да… и буду брата вспоминать.

– Но постойте, это несправедливо! – опомнилась вдруг Анна-Мария.

– А хватать чужие вещи – это справедливо? А рвать подарки покойного брата, который умер в муках, это нормально, да? Нет уж, не выйдет! – отрезал Беник и с этими словами извлек откуда-то из-за спины второй портфель и, разверзнув его прямо над столом, принялся высыпать прямо на тарелки с едой Сашковы журналы, книжки и блокноты. «Чужого мне не нужно…» – бормотал он при этом.

Когда Беник покинул дом, все долго молчали, а потом Джон сказал:

– Оригинальный какой тип… Он действительно русский, как вы считаете?

– Не знаю, – сказала Мэгги, – когда я его провожала, он бормотал какие-то странные слова… Сейчас попробую воспроизвести: «Khle-bal-niki ra-zi-nu-li», кажется, или что-то в этом роде… Не знаешь, кстати, Анна-Мария, что это значит?

– Нет, – грустно отвечала Анна-Мария, – это, по-моему, вовсе даже не по-русски. Русский звучит гораздо красивее…

А тем временем в полутора часах езды от Фолкстона, в районе Нью-Кросс, в грязном вонючем переулке сидели на корточках и вели мирную с виду беседу трое мужчин – один чернокожий и двое белых.

– Понимаешь, какая канитель, – ласково, почти шепотом, говорил один из двух белых другому. – Ему ведь твоя хурда не нужна. Ему портфель нужен. Это ведь память о нашем с ним, – узкоглазый Леша кивнул на чернокожего, – погибшем брате. А сам понимаешь, память – это святое. Так что доставишь в лучшем виде. Ведь доставишь?

Сашок кивнул или, по крайней мере, попытался сделать какое-то движение головой.

– Он принесет, Дынкин, принесет, точно тебе говорю, он въезжает, он не тормоз какой-нибудь! – заступился за Сашка Леша.

– Смотри, Лещ, за базар ответишь! – сказал чернокожий Дынкин.

– Я принесу, – заговорил наконец и Сашок, – обязательно принесу, завтра прямо и принесу, раз уж так вышло.

– Умник! – обрадовался Лещ. – А чтобы тебя материально простимулировать, мы тебя поставим на счетчик – 50 квидов в день, считая с сегодняшнего дня.

А Дынкин при этих словах достал из пакета старый ржавый будильник, одним ловким движением фокусника завел его, и тот отвратительно громко, на весь переулок, затикал.