Читать книгу Время мечтать. Фантастика - Андрей Останин - Страница 2

Ночной город – зрелище столь же прекрасное, сколь и отвратительное. Парадокс. Тут всё зависит от положения наблюдателя. С точки зрения Клопа, огромные зеркальные витрины и неоновые разливы разномастной рекламы служили исключительно для того, чтобы подчеркнуть убогость городских подворотен. Он, собственно, являлся их коренным обитателем. И потому, чтобы не чувствовать себя чересчур обделённым и обездоленным, он старался без нужды не появляться на чистеньких, центральных улицах, предпочитая обитать в вонючем, но таком привычном и относительно безопасном мире себе подобных. И то, что в настоящий момент он стоял напротив так ненавидимой им витрины, было не более чем досадной случайностью. Началось всё, как обычно, глупо: с пузырька какой-то спиртовой гадости. Приятного, спасительного опьянения почему-то не наступило, а как раз наоборот: мысли вдруг стали кристально чистыми и ясными.

Я ничем не хуже других – с неожиданной ненавистью подумал он и смачно шмякнул о стену пустой, ни в чём не повинный пузырёк. В свете огней даже эта зараза умудрилась разбиться красиво, разлетевшись, сверкая и переливаясь.

Для такого бродяги как он, ненависть – непозволительное и очень опасное чувство. Право на ненависть имеют только сильные, а всех остальных она лишь подталкивает к совершению глупостей, а за ними неизбежно следует скорая и весьма болезненная расплата. Слабые имеют право только на страх, со слабыми не церемонятся. Инстинкт самосохранения быстро погасил вспышку гнева и дойти Клоп успел только вот до этой самой витрины, не влипнув при этом ни в какие неприятности. Он мог и не смотреть на отражение, но болезненное любопытство заставило вновь взглянуть на свою фигуру.

Ну, а что там можно было увидеть? Уж как говорится – нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Рожа, к слову, та ещё. Неопрятные сосульки давно немытых, неопределённо-серого оттенка, волос, падали на плечи, обрамляя худое, костлявое лицо и делая его похожим на лик основательно спившегося святого. Большие, глубокие и чёрные провалы глазниц выглядели странно и жутковато на столь малой площади лица, но это уж какие от рождения достались, выбирать не приходилось. Кожа под глазами выглядела старой и дряблой, повиснув сморщенными бурдюками, а веки от долгой, неправедной жизни, основательно распухли, что тоже, отнюдь не добавляло лицу приятности. Нос и губы общей картины не портили, вполне соответствовали образу. Под стать лицу и тело: длинное, нескладное и болезненно-худое, что подчёркивал просторный и болтающийся у пят плащ. Из благородного, светло-серого, он давно уже превратился в камуфлированный, приобретя цвета всех отбросов, в которых Клопу посчастливилось поковыряться. Картину завершали совершенно растоптанные, бесформенные боты. Назвать их обувью рискнул бы, пожалуй, лишь абсолютно законченный оптимист. Вот такая получилась неприглядная картинка. Разглядывая своё отражение, Клоп видел, как редкие прохожие за его спиной недоуменно косились на нелепую фигуру, замершую посреди тротуара, и спешили пройти мимо, демонстративно отворачивая носы в сторону. Оправдываться перед людьми, а уж тем более, перед самим собой за тошнотворный запах и ужасный вид Клопу даже в голову не пришло. Он давно уже привык и к тому и к другому.

Но он чувствовал, что сегодня у него особенное настроение, то самое, что появлялось очень редко и всегда было весьма болезненным. В эти редкие минуты он вспоминал, что не всегда был этаким пугалом огородным, и всё сильнее сжимала горло невидимая, жестокая рука. Очень было бы кстати заплакать, привычно жалея себя, но для этого требовался, как минимум ещё один пузырёк. Вот уж слёз то было бы! Он резко отвернулся от витрины, отчего грязными крыльями взметнулись полы плаща, и зашагал вдоль набережной в сторону моста, сгорбившегося над рекой совсем неподалёку. Капли нудного, осеннего дождя, казалось, висели в воздухе, словно морские мины на якоре, и без труда проникали сквозь хлипкую обшивку плаща, пронзая тело отвратительно-холодными иглами. Понятно, что настроение от этого отнюдь не улучшалось. Впрочем, идти было совсем недалеко: сначала на другой берег реки, потом отшагать, противно хлюпая по грязи, ещё два квартала, свернуть в тёмный двор и, через прикрытое картонкой окошечко, протиснуться в душный, влажный, но такой тёплый подвал, где ждал его топчан, составленный из нескольких деревянных ящиков. Из-за солидного возраста и не товарного вида ящики не удалось продать или обменять на что-нибудь спиртное. Это было законное место Клопа и никто из остальных обитателей подвала его не занимал. И не потому, что Клоп был силён – куда уж там! Просто все подземные жители строго придерживались раз и навсегда заведённого порядка, отлично осознавая: сегодня выбросят с топчана Клопа, а завтра?

Выбравшись на знакомый мост, Клоп остановился, врасплох застигнутый очередной волной отчаяния. Она ударила, едва не сбив с ног, закрутила и он согнулся, ухватившись рукой за обжигающе-холодный чугун ограждения. Он отлично понимал в этот момент, что из подвала нет уже пути наверх, навсегда закрыт этот путь, а другие – на выбор: цирроз печени, туберкулёз, обморожение по пьянке, удар кирпичом по глупой башке… Выбор богатый, стесняться необязательно. Самое страшное, что сейчас он был один. Нельзя в такие минуты одному оставаться, никак нельзя. И раньше его такие волны настигали, но всегда оказывался кто-нибудь рядом и отгонял от сердца тоску не стаканчиком, так хоть пустым, никчёмным разговором. А если удавалось пузырьком заветным разжиться, то и разговоры никакие уже не требовались. А тут скрутило прямо на мосту и вокруг ни одной живой души, ни одной знакомой рожи! Вообще никого. И от того, что некому и нечем было эту боль притупить, отчётливо вдруг понял Клоп, что жить так дальше невозможно. Конечно, он и раньше это понимал, но не так остро, как сейчас – словно ножом по сердцу. И если просто заглушить этот голос внутри, то потянутся вновь бесконечной чередой унылые, серые дни и беспробудно пьяные ночи… До следующего приступа.

Над свинцовой водой нахально прогуливался ветерок и полы плаща полоскались вокруг тощих ног Клопа, словно флаг позорного поражения; сигнал о капитуляции армии, которая никого не сумела победить, ни с кем не смогла воевать, которая ещё существует, но даже одним фактом своего существования доказывает полную бессмысленность оного. Эту армию и побеждать-то не нужно, она сама готова капитулировать, вот только вопрос – перед кем? Кому сдать ржавую, провонявшую помоями, шпагу? Есть только один победитель, который даже и такими трофеями не гнушается. Она, костлявая, ни от кого не отказывается, гребёт всех, не разбирая.

Клоп перегнулся через перила и глянул вниз, на ленивую, тягучую, словно патока, поверхность реки. Она была далеко внизу и, нехотя перемалывая отражение света уличных фонарей, катила свои воды мимо Клопа. Даже она катила мимо! Он никогда не боялся воды. В его, не очень-то и жизни, была масса вещей, которые запросто могли напугать, но детство, проведённое у реки, сдружило его с водой и потому казалось даже правильным, в минуту отчаяния, броситься в объятия давнего друга. Просто смыть всё, что было между далёким детством и сегодняшним днём. Ну ведь мог же он в детстве утонуть!

Он уже довольно опасно балансировал над водой, лёжа на перилах моста и не решаясь качнуться вперёд настолько, что обратного пути уже не будет. Всё-таки жизнь, насколько бы гнусной она не была, поганка, являлась довольно привычным состоянием и расстаться с ней одним махом было как-то нелегко. А после долгих размышлений и вовсе невозможно. Почувствовав, как уходит из-под него надёжная опора и понимая, что качнуться назад уже не получится, Клоп отчаянно взвыл. Сейчас, перед глумливым оскалом костлявой, Клоп вдруг отчётливо понял, что подвал – это очень даже неплохо, а временами так и просто хорошо, замечательно! Нелепо взмахнув широкими рукавами плаща, он отчаянно пытался удержаться на краю моста, но уже скользил, неотвратимо скользил вниз…

Летел он, впрочем, совсем недолго. Сказывалось отсутствие практики. Резкий рывок остановил его в самом начале полёта, он несколько раз крутанулся вокруг своей оси, болтаясь вверх ногами, и в результате оказался закутанным в собственный плащ, одна пола которого надёжно зацепилась за торчащий из бетона железный штырь. Наметившаяся было трагедия, на глазах превращалась в нелепый фарс и, что самое обидное, в таком положении Клоп был абсолютно беспомощен. Он подёргался, словно кокон на паутинке, но, когда ткань плаща недвусмысленно треснула, тут-же прекратил свои попытки освободиться. В реку уже совсем не хотелось. Заорать, что ли?

– Вам помочь?

Этот голос, прозвучавший для Клопа словно глас из поднебесья, заставил его вздрогнуть и так извернуться, чтобы разглядеть говорившего. Приятный, бархатистый голос принадлежал голове, которая торчала поверх перил прямо над Клопом. Голова имела шляпу, усы и аккуратную бородку клинышком. Прочие детали разглядеть не удалось. Между тем голова нетерпеливо кашлянула.

– Так нуждаетесь вы в помощи или нет?

– А как вы думаете?

– А никак. Может быть это ваше хобби – по ночам под мостом висеть. Такое вот психическое расстройство – воображаете себя летучей мышью. Человеческим странностям нет числа.

– Отцепите меня от этой чёртовой арматурины и идите домой философствовать!

Клоп постарался, чтобы его слова прозвучали не слишком грубо. Слава богу, русский язык позволяет даже послать куда подальше относительно нежно. Между тем голова исчезла за перилами, но вместо неё немедленно появилась нога в чёрном лакированном ботинке, за ней другая – близняшка первой, и, наконец, весь незнакомец целиком. Он присел, держась одной рукой за чугунную стойку, и разглядывал сконфуженного Клопа, чьё тело беспомощно болталось под мостом.

– Хочу предупредить – если я отцеплю плащ вы обязательно свалитесь в воду.

– Я туда и собирался.

– Но помилуйте, разве сейчас купальный сезон?

– Кому как… Так отцепите?

– А вы действительно хотите?

Клоп открыл было рот, чтобы ответить в неподражаемом подвальном стиле, но тут же его и закрыл. Незнакомец, который терпеливо ждал ответа, вольно или невольно ткнул своим вопросом в самое больное место. Клоп уже не раз успел пожалеть о своём дурацком порыве и от мысли о ледяной воде у него аж челюсти сводило.

– Я передумал. Купаться действительно уже не сезон.

Мужчина, не произнеся более ни слова, ухватился свободной рукой за плащ Клопа и, без видимых усилий, выдернул его наверх, перевалив через перила. Тот и пикнуть не успел. Клоп не стал удивляться тому, откуда в этом невысоком мужчине такая невероятная сила, а просто плюхнулся задом на мокрый асфальт и тяжело перевёл дух. Это ночное происшествие совершенно лишило его сил. Эх, выпить бы сейчас – устало подумал он. Случай очень уж располагающий.

– Я думаю, что вам лучше встать. На земле довольно холодно, а у вас и так голос хриплый. Простуда, я полагаю? Я бы посоветовал вам что-нибудь выпить, исключительно в профилактических целях. Ну, и полежать с часик в горячей водичке, принять ванну.

Клоп с недоумением поднял голову, оглядев заодно и своего спасителя. Обувь он уже видел, непосредственно над ней начинались чёрные брюки, а от коленей и выше – строгое чёрное же пальто. Ослепительно-белое кашне было единственным ярким пятном в одежде, а венчала это великолепие умопомрачительная широкополая шляпа. Пижон – тут же определил для себя Клоп. И выглядит как пижон, и говорит соответственно.

– Ну, так как?

– Что как? В смысле выпить? Да, не помешало бы.

– Настоятельно рекомендую.

Клоп поправил плащ и угрюмо глянул на белозубую улыбку пижона под тонкими, аспидно-чёрными усиками. Издевается, что ли, гад?

– Вы что, не видите, с кем разговариваете? Ну, откуда у меня ванна? И с какого перепугу стал бы я в реку сигать, будь у меня выпить? Да ну вас!

Он развернулся и зашагал в сторону родного подвала, который уже не казался таким постылым, а виденье продавленного топчана и вовсе грело продрогшую душу. Но смех, толкнувший его в спину, заставил Клопа остановиться и оглянуться.

– Да вы ещё и обидчивый! Надо же. Но я, видите ли, совершенно не думал над вами издеваться. И даже наоборот: я предлагаю вам горячую ванну.

– А выпить набулькаете?

– Да вы, милейший, жлоб! – со смехом отозвался незнакомец, – Могли бы хоть поблагодарить за спасение вашей непутёвой жизни.

– Благодарствуйте. Так набулькаете?

– Помилуйте, о том и речь. Идёмте же.

Клоп осторожно двинулся вслед за импозантным мужчиной, стараясь держаться настолько позади, чтобы явно засвидетельствовать своё почтение. Человека, пообещавшего дармовую выпивку следовало заметно уважать. Однако, будущего благодетеля это не устроило.

– Что же это вы? Ступайте рядом со мной, поговорим.

– Да вам самому рядом с таким пугалом стыдно идти будет…

– Глупости. Впрочем, если это вас волнует, посмотрите вокруг – никого же нет.

Клоп спорить не стал. С пижоном вообще лучше не спорить. Одним своим видом он говорит всем окружающим, что безусловно прав и переубеждать его себе дороже. Разгневается, пошлёт подальше и прощай обещанные блага жизни. Уж лучше помолчать.

– Да и молчать вам тоже не стоит. Давайте разговаривать.

– Мне и говорить-то с вами тяжело. Не по человечески вы как-то говорите, странно…

– Позвольте, это я говорю не по человечески?! А я то как раз гордился своим знанием языков. Постойте, вот оно что. Вы, вероятно, имеете в виду, что я не использую ваш… как это… сленг, жаргон? Уж извините, не имел острой необходимости в его изучении. Впрочем, вас то это не касается, как вам будет угодно, так и говорите. Полагаю, что всё равно вас пойму.

Клоп глянул на своего спутника со всё нарастающим беспокойством. На любимой родине даже дети малые с жаргоном легко управляются.

– Ладно, перебьюсь уж как-нибудь. Только не пойму я что-то: чего вы со мной валандаетесь? Вам что, поговорить больше не с кем? Рванину всякую на улице подбираете и домой тащите. Жена то уж наверно не одобрит.

– Жены у меня, милейший, нет и не предвидится, так что, с этой стороны проблем не будет. А что касается всего остального – извольте, объясню. Отчего-то вы показались мне подходящим человеком. Именно таким, какого я искал.

Клоп даже с шага сбился, зачастил. Вот оно что! Клоп ему для чего-то понадобился! Так бы сразу и говорил. А то ишь, добренького изобразил: ванну, выпить, то-сё…

Они шли по широкой набережной, освещённой стилизованными под старину фонарями, под ногами матово отсвечивал мокрый асфальт, а с реки ощутимо тянуло свежестью. И не было никого на набережной в этот поздний час, смыло гуляющих осенней мокретью. Внезапно Клопа бросило в дрожь. А если это маньяк? Какой-нибудь убийца-извращенец? Вон, в газетах, чем только не стращают, относительно добродетельных граждан! И, опять-таки, дружище Флакон уже две недели не появляется – уж не этот ли пижон корешка списал подчистую? Поговаривают, правда, что Флакон к тётке подался, в Кострому, но я эту тётку видел? Не говоря уже о Костроме. Нет, Клопик, зря ты за этим пижоном потащился! Ванны не видел, что ли? Вот, до лета доживём и хоть каждый день в речке мыться будем. И даже с мылом, если повезёт спереть где-нибудь. А в аптеки, говорят, завезли какую-то настойку новую, на спирту. Дешёвую, и с ног валит враз и без разбору. Так на кой-же чёрт тебе этот пижон сдался?

– Зря вы, батенька, на меня так опасливо поглядываете. Ваши леденящие душу предположения легко читаются по глазам и чести вам не делают. Пожелай я вас убить – так чего же легче? Отцепил бы ваш плащ на мосту и концы в воду. В прямом смысле. Подумайте же!

Клоп пристыжено улыбнулся.

– Так-то оно так, но вы сами подумайте – время-то нынче какое… А меня убить одно удовольствие, никто и не спохватится. Был Клоп и не стало.

– Хм… Довольно образное сравнение.

– Да какое там сравнение! – взмахнул Клоп грязным рукавом, – Это я и есть, Клоп. Зовут меня так.

– Но ведь это не имя?

– Кликуха. Да с ней и проще как-то. Имён-то одинаковых вон сколько, да и фамилий тоже, а Клоп я один. Даже на другом конце города спросит кто-нибудь: Клопа видел? И всем сразу понятно, что обо мне речь, не перепутаешь.

– Ну что ж, рациональное зерно в этом имеется. Сравнимо с позывными в радиоделе.

– Позывной, прозывной – всё одно.

– Да-а… – задумчиво протянул мужчина, довольно опасливо глянув на Клопа, – А в этой вашей… кликухе, есть что-нибудь функциональное? Черты характера, скажем, склонность к чему-либо этакому? Откуда такое сравнение?

– Не-ет, кровь я не пью, даже в переносном смысле. Просто фамилия у меня такая – Клопин. Вот мужики и не мудрили долго.

– Да, несомненно – полное отсутствие фантазии. Зато какой простор для предположений – Клоп!

– Обычно так пацанят пухлых называют, или тех, кто ростом не вышел. А что вы там насчёт меня говорили? Вроде как, подхожу я вам?

– Да, уважаемый, думаю предложить вам одну работёнку.

Клоп даже поперхнулся и зажал рот ладонью, чтобы не заржать по дурному, как в родном подвале.

– Мне? Работу?! Да я уж забыл как и слово-то это пишется!

– Уверяю вас, эта работа вам вполне по силам. О, я уже ясно читаю ваши мысли. Милейший, а вам никто не говорил, что у вас поразительно криминализированное мышление?

Клоп недовольно насупился. В голову ему действительно лезли предположения одно другого пакостнее.

– Теперь мышление у всех такое. Предупреждаю сразу, чтобы зря на меня пойло не переводили, ни в какой криминал я не полезу. Не для меня это.

– Ну, полноте, ничего подобного я и не думал вам предлагать. А насчёт выпивки не беспокойтесь, не обеднею.

– А мне-то чего беспокоиться – пойло ваше, вы и беспокойтесь. А моё дело маленькое, наливают – пей!

– Это очень правильный подход к жизни.

Здесь Клоп заметил одну странность. Набережная выходила за городскую черту, видимо, с запасом её строили, а за окраиной, в этой стороне, даже частного сектора не было, сразу начинались пустыри да свалки строительного мусора, не вывезенного ещё с прошлого года. За разговором он даже не заметил, как осталась позади крайняя серая многоэтажка, а они всё шли вперёд, как ни в чём не бывало! Куда?! Все недавние страхи вновь нахлынули на Клопа и он, остановившись, даже рискнул ухватить своего спутника за рукав.

– Стойте, стойте! Здесь же не живёт никто. Здесь и жить-то негде, ни одного дома поблизости нет!

Тот лишь вздохнул и укоризненно покачал головой.

– До чего же вы нервны, право слово. Хотя, не смею вас винить, жизнь у вас действительно нелёгкая, какие уж тут нервы – струны. Ну, будет вам, успокойтесь. Мы уже пришли. Вот же дом, видите?

Клоп споткнулся, замер в изумлении и даже рот открыл, уставившись на очень милый, двухэтажный особнячок, стоявший едва ли не у самой набережной. К нему вела аккуратная дорожка, выложенная декоративной плиткой, а над крыльцом светил уютным, жёлтым огнём красивый, старинный фонарь. Окна дома были темны, да и неудивительно – хозяин-то стоял на улице.

Клоп готов был дьяволу душу продать за бесценок, не сходя с места – не было там никакого дома ещё минуту назад! Ведь он же огляделся не раз, прежде чем в панику удариться. А теперь вот он… стоит. Сам беленький, крыша красная, черепичная. Домик как домик. А может, не зря дьявол-то вспомнился?

– О-хо-хо. Не желаете ли совет, милейший? Не пейте всякую дрянь, пусть даже и в аптеке приобретённую. Ведь неизвестно же, какой эффект она вызовет в вашем, и без того не очень здоровом, организме. Но не будем отвлекаться. Если вам станет спокойнее, подойдите и потрогайте дом. Убедитесь, что он совершенно реален.

Пока они шли к дому и поднимались по ступеням крыльца, Клоп подумал, что в словах странного господина много правды. Вот на днях дружище Флюгер нажрался какой-то бурды неизвестной и донимали его всю ночь ужасные видения. Выходит, видел он то, чего на самом деле не было. А у меня, выходит, совсем даже наоборот: до того допился, что уже и того не вижу, что есть. Мужчина немедленно его поддержал.

– И заметьте: в жизни всегда так. Мы почему-то думаем, что видим вещи, которых на самом деле нет, а вот очевидное, то что у нас под носом, замечать категорически не желаем. Парадокс.

Клоп усмехнулся и хмыкнул утвердительно, не заметив, что мужчина неведомым образом, прочитал его мысли. Его сейчас всецело занимал дом.

Он осторожно переступил через порог, сразу окунувшись в расслабляющее тепло и бросающуюся в глаза роскошь, которая была столь вызывающа и непривычна, что Клоп замер, опасливо озираясь. Своей задубевшей кожей профессионального бродяги он чувствовал внимание, проявляемое домом к его скромной персоне. Здесь, казалось, каждая вещь надсмехалась над его убогим видом. Благородная оленья голова с готовностью подставляла рога для изысканной одежды и брезгливо косилась на замызганный клоповий плащ. Самодовольный, ворсистый коврик заметно передёрнуло, едва ступили на него растоптанные боты, а разлапистый вентилятор под белоснежным потолком демонстративно замахал лопастями, силясь избавить дом от застарелой вони городских помоек. Клоп вдруг понял, как может чувствовать себя земляной червячишко, случайно забравшийся в праздничный торт. Всем вокруг противно до тошноты, а главное, самому никакого, блин, удовольствия. Тельце-то к унавоженному чернозёму приучено. Следовало признать, что этому чопорному дому гость явно не понравился и лишь присутствие хозяина заставляло его держаться в рамках приличия.

– Не стесняйтесь, милейший, раздевайтесь и проходите вот сюда, в гостиную.

Однако не мог, опешивший от наплыва чувств, Клоп, заставить себя сделать простую вещь – снять ботинки. Здесь, в уютной, чистенькой гостиной, это приравнивалось бы к акту вандализма. В особо извращённой форме. Хозяин правильно оценил затруднения гостя.

– Понимаю, понимаю. Что ж поделать, превратности судьбы. Дабы вы не чувствовали себя стеснённо, проходите сразу в ванную. Там разденетесь и разуетесь, а всю одежду выложите за дверь. Домработница что-нибудь придумает.

– Только скажите ей, чтобы поосторожнее со шмотками. У меня других нет.

– Безусловно. Она очень аккуратная женщина, ручаюсь. И, бога ради, не спешите. У меня есть пара неотложных дел, так что вы не заставите себя ждать. Наслаждайтесь.

Клоп, лёжа в необъятной ванне, для которой и названия-то придумать не мог, действительно наслаждался и… завидовал. Здоровенная, чёрная жаба шевелилась в груди, заставляя его время от времени вполголоса материться. Он отчаянно завидовал тем людям, которые, не понимая своего счастья, могут просто прийти домой и принять ванну – просто так, как будто между прочим. Они так живут, привыкли уже, они даже не представляют, что можно жить и по другому, а ведь для кого-то даже такое простое действо может быть счастьем. И немалым.

Сначала чёрная, а затем и серая вода, благополучно исчезли в недрах прожорливой канализации, после чего ванну пришлось помыть – грязные, отвратительные хлопья повисли на её стенках и норовили вновь размазаться по родному телу. В течение часа, никак не меньше, Клоп мужественно воевал с собственной грязью и это была тяжкая, каторжная работа. Грязь отходила неохотно, словно не желая расставаться с привычной кожей, да и не могло сразу отслоиться то, что копилось месяцами. Но зато теперь, высыпав и вылив в воду все возможные добавки, что не в добрый для себя час попались под руку, Клоп возлежал в благоухающем облаке пены, отдыхая душой и телом. Вот бы Люську-Козлушку сюда – вяло подумал он и у этой мысли не было даже намёка на сексуальный оттенок. Просто хотелось поразить королеву подвала невиданным шиком барской ванны. Хотя, если честно, здесь она не то, что на королеву – на Золушку не потянула бы, только обломала бы весь кайф своим убогим видом.

Несмотря на то, что мысли у разомлевшего Клопа ворочались крайне неохотно, он помнил, что его ждут и с трудом заставил себя выбраться из благословенной ванны, нарочито при этом кряхтя и сбивая с себя хлопья ароматной пены. Он влажно прошлёпал к двери и прислушался. Там было тихо, словно весь дом погрузился в глубокий сон, но, открыв дверь, Клоп убедился, что о нём не забыли. Возле двери лежала стопка белья, увенчанная цветным, мохнатым полотенцем угрожающих размеров. Шикарно! Словно опасаясь, что вся эта роскошь неожиданно растворится в воздухе, Клоп торопливо оделся, собрал длинные, непривычно чистые, волосы в хвост и перетянул их найденным тут же кожаным ремешком, который, невесть для чего, лежал на столике перед зеркалом. Теперь он был помыт, побрит, благоухал ароматом дорогой туалетной воды, словно свежесрезанная роза, а тёплый, багрового цвета халат, приятно согревал обалдевшее от новых ощущений тело и придавал Клопу непривычную уверенность. Вот только мягкие шлёпанцы подвели: всё время норовили забежать вперёд хозяина и категорически отказывались держаться на ногах, несмотря на активные и замысловатые манипуляции пальцами. Клоп понимающе вздохнул. Что ж, значит и в жизни богатых есть свои, пусть и не очень крупные, минусы.

Он вышел в коридор и тихонько притворил за собой дверь в ванную комнату, словно боялся вспугнуть громким стуком окружавшую его иллюзию благополучия. У него даже голова слегка закружилась, да и немудрено. Очень уж резким и неожиданным был переход от бродячей жизни к лоску загородного особняка. Так и вовсе с ума сойти можно, тем более, что негусто его, ума-то. Он остановился и даже чуть ладонью себя по лбу не ударил. Надо же, совершенно не пришло в голову, что нормальные люди после принятия ванны обычно проверяют, надёжно ли закрыты краны. Вот, что значит отсутствие привычки.

Повернувшись, он тупо уставился в стену, не в силах понять происшедшее. Двери, которую он только что так осторожно прикрыл… не было! Не то, чтобы она была закрыта – она просто исчезла! Да что же это такое? – в совершеннейшем смятении пробормотал Клоп, начиная всерьёз сомневаться в здравии своего рассудка, и тут же вскрикнул, обернувшись на вежливое покашливание у себя за спиной. В двух шагах от него стояла строгая, подтянутая женщина лет этак сорока, в наглухо застёгнутом коричневом платье и ослепительно-белом переднике с затейливыми кружевами. Примерно так одевались девчонки в школе в те далёкие годы, когда Клоп её нерегулярно посещал, но, взглянув в лицо женщины, Клоп привычно оробел и даже ножкой слегка шаркнул. Очень уж напоминала эта женщина завуча с указкой в руках, которую она беспощадно и без колебаний пускала в ход, общаясь с юным Клопом. Вернее, тогда ещё Клопёнком. Прямо, детством трудным повеяло от вида её тонких, сухих губ, круглых очков на длинном, хрящеватом носу, и стянутых в тугой узел тёмных волос. Откуда возник этот призрак школьных лет в абсолютно пустом коридоре, так и осталось для Клопа ещё одной загадкой.

– Хозяин распорядился не беспокоить вас сегодня, вы нуждаетесь в отдыхе. Все вопросы вы обсудите с ним завтра. Ужин ждёт вас в столовой, спальню я покажу вам позже. Прошу за мной.

Перебирая упрямыми шлёпанцами в попытке не отстать от прямой, как гладильная доска, спины домработницы, Клоп подумал, что даже если завтра его вышвырнут отсюда, как пса шелудивого, он всё равно останется благодарен судьбе за столь шикарный сюрприз. Да и будет, что рассказать подвальной братии на пьяном досуге. Хотя, какой дурак в такую сказку поверит?