Читать книгу О Дхане и Земле. Все книги трилогии - Андрей Прудковский - Страница 12

Записки Розы о школьных годах

И вот меня приняли в демоны. Больше я слово «демоны» употреблять не буду. Я ведь теперь одна из них и должна воспринимать их как людей. Стараниями моей новой мамы Вали я стала Розой ― цыганкой. Как я скоро поняла, цыганка ― это не такая, как все. А ведь я и в самом деле была не такая!

Я стала ходить в школу и учить здешнюю мудрость. Все дети умели читать и писать, а я даже говорить правильно не умела.

– Ну что с неё взять, ― говорили учителя, ― она же цыганка.

– Цыга, ― так меня прозвали одноклассники, ― зачем тебе учиться, ты же цыганка. ― Они смеялись надо мной и прятали мои тетради. Я их легко находила, ведь я же читала их мысли. Я находила и другие потерянные вещи.

– Цыга ― ведьма, ― смеялись ребята, ― ведь цыганки все ведьмы и гадалки! Не только меня, но и всех остальных называли не по именам, а по прозвищам. Особенно меня не любил один мальчик, которого звали Пузырь. Это началось с того дня, как я нашла в его портфеле пропавшую у моей соседки по парте авторучку. Красивую авторучку с плавающими внутри неё пластмассовыми рыбками. Он злился и кричал, что я сама подсунула ему в портфель этих рыбок, что цыгане нарочно хотят всех поссорить.

Мою соседку по парте звали Мышкой. Она была тихая и добрая. Она сказала, что теперь мне надо опасаться и что Пузырь этого так не оставит. На следующий день я почувствовала его злобные мысли, когда возвращалась из школы. Он стоял, спрятавшись за сараями. Я была готова. Я указала на него пальцем и зашипела, как змея, одновременно подбрасывая ему в мозги некий жуткий кошмарчик. С воплями: «Ведьма! Ведьма!» он быстро скрылся с глаз. С тех пор он опасался со мной связываться, зато рассказывал другим различные сочинённые им обо мне сплетни.

Трудно мне было в школе, но постепенно всё утряслось. Сначала ко мне просто привыкли, потом перестали обращать внимание, затем некоторые даже подружились. Мышка помогала мне в занятиях, и скоро я уже училась не хуже других.

Дома было всё не так, как мечталось. Я думала, что, как на Дхане, окажусь в мысленном единении со своими близкими, хотя бы с моим братом. Но его мысли и мысли Любочки были отгорожены от меня непробиваемой стеной. Только с мамой Валей я могла мысленно общаться, но она приходила поздно вечером усталая, ей тоже было не до меня. Иногда, в свободное время, она учила меня вязать. Для меня это было настоящее чудо, ведь я привыкла, что одежду всегда сшивают из кусков шкур либо мягкой коры. Но чтобы из простых ниток?!!

Но основной мой долг состоял в том, чтобы выучить всех магии четырёх для будущей борьбы с УЫЫ! Это было почти невозможное дело ― заставить всех собраться вместе и учиться у меня! У той, которая сама почти ничего не знает, которая с трудом учится на тройки в первом классе! Мне пришлось выдерживать массу презрительных эмоций от Любочки и Радека, делая вид, что я их не замечаю. Мама Валя меня поддерживала, но как-то уж слишком устало и без особой радости. Тем не менее в один из подходящих вечеров первое занятие состоялось. Как ни странно, у нас всё получилось, а Любочка с Радеком даже заинтересовались результатами нашей работы. Им, видите ли, было забавно, что в результате у кого-то в округе болела голова. Они не поленились составить список всех таких лиц и обнаружили среди них некоторых им крайне несимпатичных, в том числе двух учителей и сторожа сада, откуда они таскали яблоки. После этого они с особым энтузиазмом стали вникать в тонкости «соединения четырёх». Если бы я их не сдерживала, они бы, пожалуй, устроили по инсульту всем своим обидчикам. Всё это было так глупо! Ведь мы готовились сражаться со злобным УЫЫ, а не устраивать пакости неуравновешенным жителям городка. А УЫЫ был в неведомой дали, и, кроме меня, в него даже никто не верил.

Постепенно наши «соединения четырёх» стали проходить всё реже и реже. Они бы совсем прекратились, если бы Радогаст не вышел на прямую связь со всеми нами и не приказал продолжать работу, а также искать и учить других подходящих для этого людей.

Да, ещё я должна рассказать об отце Иоанне. Это был второй человек кроме мамы Вали, который проявлял ко мне истинный интерес. Он мне много рассказывал о Боге, и я ощутила, что он прав. Ещё на Дхане я начала сомневаться, что светило на небе является Богом. Уж слишком оно было далеко и равнодушно к нашим нуждам, но то, что Бог есть, я знала, иначе кто ещё мог бы подбрасывать мне иногда пророческие сны. Благодаря отцу Иоанну я стала ходить в церковь, а через некоторое время он сам по приглашению мамы принял участие в наших «соединениях четырёх». Теперь, когда мне было особенно грустно и одиноко, я убегала в церковь к отцу Иоанну, и если у него было время, то на полчаса мы соединялись с ним мыслями и тихо стремились соединиться с Богом. Хотя ни разу нам этого не удалось, но совместная молитва меня как-то успокаивала и давала силы жить дальше в этом неприветливом новом мире.

Прошло ещё два года. Училась я уже на отлично. В свободное время шефствовала над учениками младших классов. Наверное, стараниями Радогаста среди них было много предрасположенных к телепатии. Играя с ними в прятки, угадайки и т. д., я незаметно развивала их способности. Любочка уехала в город учиться, а с братом своим Радеком я так и не сблизилась. Он всё грустил, вспоминал отца и тоскливо дудел на флейте. Скоро он уехал в армию, и мы остались вдвоём с мамой Валей.

Отец Иоанн тоже ушёл. Я бы чувствовала себя совсем одинокой, если бы с отцом Иоанном у нас не установилась устойчивая мысленная связь. Я знала, что он стал странствующим монахом, что он ходит по монастырям и везде проповедует «четверную молитву» для борьбы со злом. Кое-где смеются над этим «правилом Иоанна», говорят, что водку все пьют на троих, а молиться брат Иоанн предлагает ― на четверых. Но кое-где успешно опробовали «правило Иоанна» при лечении бесноватых и пользуются им.

А тут в моей жизни произошло неожиданное. Я проснулась от жуткого крика и ощутила сильнейшую боль. Проснувшись, поняла, что всё это мне приснилось. Но беззвучный крик продолжал стоять в ушах. Наспех одевшись, я побежала по холодной от росы улице к госпиталю. В дверь, наверх, на второй этаж ― там лежал тот, кто беззвучно кричал. Сёстры тихо дремали в сестринской, когда я ворвалась к ним и потребовала хоть какого-нибудь обезболивающего. Не сразу они поняли, что я хотела его дать раненому, привезённому в госпиталь этим вечером. Наконец, мысленный крик умолк, а я так и осталась сидеть около постели. Он был огромен и страшен, весь обмотанный бинтами. Только правое рваное ухо торчало из-под повязки. Он спал, а я дремала рядом с ним на стуле и видела его сны. Страшные сны, где в него стреляют, а он прячется, а затем он стреляет ― и падают, падают враги. Или он летит на какой-то машине, а в него опять стреляют, и машина горит, и он горит и летит к земле на горящем парашюте. И опять, и опять…

Я пропустила школу и просидела в больнице целый день. К вечеру он очнулся. Он ничего мне не сказал, а просто сразу потянулся ко мне мыслями, и вот мы уже вместе. Ни с кем никогда не было у меня такого полного единения. Он не умел регулировать свои мысли, не умел мысленно разговаривать, он обрушился на меня единым шквалом своей запутанной жизни. Я утонула в ней, не в силах разобраться: с драками, смертями, погонями и приключениями с неведомыми мне девами. В ужасе от всего этого я вскочила и убежала домой.

На следующий вечер после школы я опять пришла к нему. Так я просидела у него много вечеров, пока его не выписали и пока он не уехал на неведомую мне войну. Его звали Пётр, и я знала, что он должен обязательно вернуться.

Да, я не написала ещё о своём любимом отце Ра. Почти ничего не изменилось, опять он был от меня далеко-далеко. Только теперь он был на Дхане, а я на Земле. Я уже знала, что Земля и Дхана ― две разные планеты, отстоящие друг от друга на миллионы километров. И я, скорее всего, никогда не смогу вернуться домой.

Но отца я продолжала слышать, а он меня ― нет. Он вернулся в своё племя к новому муравейнику, но ненадолго. Его страшные сны о земле демонов беспокоили окружающих. Старейшины обучили его и мою маму «соединению четырёх» и отправили их в путешествие по Дхане, чтобы всюду они пронесли весть об «ужасных демонах», с которыми всем придётся сражаться, и о мудрости четырёх истин, которая только и может помочь в грядущих сражениях.

Так мои родители отправились в путь. Они летали на грибах, тонули в болотах и сражались с чудовищами. Иные племена их принимали на время и слушали весть, иные ― гнали в испуге и шептали вслед охранные заклинания. Но нигде не могли они задержаться надолго, так как папины сны пугали всех до холодного пота. С другой стороны, именно эти почти реальные сны доказывали, что отец ничего не сочиняет и что время демонов близится!

Радек Рексович ― курсант спецназа

Вот и пришёл мой срок: медкомиссия, прощание с мамой, сестрой и ― в путь. Сначала на сборный пункт. Оттуда нас распределяли по специализациям, а самых здоровых и сильных отобрали в отдельную группу. И как я попал именно туда?! По сравнению с остальными я был самым маленьким и хилым. Да, мне удалось подтянуться сто раз подряд и присесть двести, но это говорило скорее о моём малом весе, чем о крепости моих мышц. Тем не менее я среди самых-самых! Нам сказали, что мы будем учиться на спецназ. А это значит, что мы всё должны уметь.

Сначала я был даже горд собою. Но это быстро прошло. Всем было нелегко, и мне тоже. Но особенно тяжко мне давались кроссы с тридцатикилограммовыми рюкзаками. Для моих шестидесяти пяти килограммов веса это было слишком, не то что для остальных, весивших за сто. Нелегко мне приходилось и на занятиях борьбой. В отличие от спортивных состязаний, нас не делили по весу. Тренер говорил, что противника не придётся выбирать, что мы должны уметь драться с любым. Так мне приходилось драться с теми, кто значительно тяжелее меня. Меня бы наверняка, в конце концов, покалечили, но тут стала проявляться моя способность предугадывать действия другого. Я всегда успевал уходить от удара и неожиданно наносить ответный. Я не мог причинить кому бы то ни было серьёзного урона, но по очкам часто побеждал. За победу в ежегодных соревнованиях меня поощрили увольнительной в ближайший городок. Погулял, заглянул в музеи, посидел в кино, вернулся к вечерней поверке.

Я был счастлив и не чувствовал, что это начало конца. Да, косилась на меня тройка так называемых привилегированных курсантов. У них здесь служили папы, и им часто давали те или иные поблажки. Они всё время пытались учить других армейским порядкам, которые, как они говорили, впитаны ими с молоком матери. При других курсантах они не могли мне ничего сделать, так как не только я их недолюбливал. Если же я оставался один, то без труда избегал их, так как они всегда выдавали себя своими мыслями.

Так излишняя самоуверенность меня подвела. В очередной раз я обнаружил их вечером сзади себя и поспешил вперёд в узкий проход между домами. В темноте я не заметил натянутой верёвки, которая была привязана к ведру с кирпичами. Удар по голове ― и я очнулся связанным в мешке… Судя по ощущениям, меня везли куда-то в машине. Я был в ярости. Инстинктивно, вспомнив детство, начал преобразовывать ногти рук ― кошачьими когтями легче рвать мешок и верёвки. Голова сильно болела, мешая думать, но тело уже само сдирало плотную форму и ботинки, препятствующие окончательному изменению. Теперь в углу багажника автомобиля свернулся в пружину большой дикий кот. Мысли исчезли полностью, осталась терпеливая кошачья неподвижность перед броском.

Наконец, машина остановилась, голоса, смех, щелчок багажника ― и пружина развернулась. Правая лапа полоснула по горлу того, что справа, зубы впились в горло среднего. Левого достать не удалось, ― он с воплем бросился бежать в лес. Затем всё было, как в тумане. Мягкий бег сквозь ночной лес до медпункта, обратное преображение в человека, рвота и потеря сознания. Очнулся я на койке. В этом мне повезло, так как на следующий день, говорят, оставшийся в живых мой противник бегал с автоматом по казарме и кричал: «Застрелю!», пока его самого не разоружили и не отправили в арестантскую.

Я лежал и мысленно пытался найти тех, кто решал теперь мою судьбу. Заседание командного состава проводилось в соседнем доме, я незримо присутствовал и слышал каждое слово.

– Итак, у нас ЧП. Убиты два курсанта. Выживший Джорж Ревякин обвиняет во всём Радека Котлованова. Говорит, что они хотели немного пошутить и, найдя его лежащим около казармы, сочли пьяным и шутя засунули в багажник автомобиля. А что говорит экспертиза?

– Экспертиза установила, что курсанты убиты диким животным, скорее всего, рысью. В багажнике автомобиля обнаружена верхняя одежда курсанта Радека, верёвки и мешок. Скорее всего, рысь была связанной в мешке. Судя по следам её когтей, рысь разорвала верёвки и мешок, затем содрала верхнюю одежду с курсанта Радека, но самого его не тронула, по-видимому, потому, что тот был без сознания после удара по голове. Откуда взялась рысь, мог бы ответить хозяин автомобиля, если бы остался жив.

– А кто ударил курсанта Радека по голове и чем?

– Ударили его очень сильно тупым предметом по голове, каким ― неизвестно. Сейчас он лежит с сотрясением мозга. Кто ударил ― тоже неизвестно. Сам он ничего не помнит.

– Что будем делать?

– Оставить всё как есть нельзя! Джоржу и Радеку нет места в одной казарме, но Джоржа мы должны оставить, так как нами командует его отец, а Радека можно перевести.

– Но за что его можно исключить из школы спецназа, за ним нет никаких провинностей?!

– Никакие провинности и не требуются. Он просто не годится по медицинским показателям. Слишком лёгок, с трудом несёт тяжёлый груз, при рукопашной его удары не имеют силы. К тому же сейчас он тяжело контужен, его надо отправить в областной госпиталь, а там уж пусть другие решают его судьбу.

Так через день я уже ехал в санитарном вагоне, день, другой, на юг, на юг! Недельный отдых в госпитале и опять на юг ― в ряды наших доблестных защитников от маразийской угрозы! Я был даже рад, что учёба окончилась, что я буду участвовать в настоящих боях.

Командир части, куда я прибыл, мне понравился. Впереди были испытания. Как-то я поведу себя в настоящем бою?! Командир представил меня подразделению, где я буду проходить испытательный срок.

– Гражданское имя можешь забыть до конца службы, а пока тебя будут называть Новичок, заслужишь другое имя ― будешь называться по-другому! Вот твои будущие друзья! Хват ― хватает всё, что плохо лежит, в том числе и пленных языков! Скороход ― бегает быстрее всех, причём с любым грузом! Нетопырь ― слышит любой шорох, незаменим в разведке! Умник ― это, естественно, командир вашей пятёрки. Слушайся его ― останешься в живых!

Так я вступил на путь защиты Родины. Завтра первое испытание. Мысли соратников моих пропитаны предвкушением боя, убийств… Смогу ли я в ближайшее время стать таким, как они?

На следующий день мы выехали на маленьком вездеходе впятером. Как сказал командир, предстоит небольшая локальная операция ― разгром перевалочной базы боевиков. По агентурным данным, как раз сегодня её почти никто не защищает, надо срочно нанести удар.

Жара, пыль, дорога скорее для ослов, чем для машин. Только к концу дня добрались до места. Я сразу почувствовал, что в кустах у дороги кто-то прячется, и сказал об этом командиру.

– Ишь ты, глазастик, ― углядел! Не беспокойся ― это наш шпион и проводник.

Из кустов вылез дочерна загорелый мужчина в грязном балахоне с автоматом за спиной. Он мне сразу не понравился. Мысли его излучали неприкрытую ненависть к нам, но убивать или предавать нас он явно не собирался, так что я промолчал о своих антипатиях.

Пройдя через кусты, мы вышли к задам небольшого домика, окруженного садом. На привязи паслись козы. Всё было тихо и мирно, только дохлая собака показывала, что путь нам подготовили.

Наш проводник исчез, а мы без шума поползли сквозь кусты к дому. Вот-вот, ― я ожидал, ― нас обнаружат, и начнётся стрельба. Из оружия мне достался только пистолет, ничего более серьёзного мне не доверили, и я сжимал его до пота в ладонях.

Но всё обошлось по-тихому. Мы притаились около двери и дождались, пока из неё не вышел какой-то старик. Хват сразу схватил его за горло ― и мы быстро ворвались в дом. Кроме старика там были только две девчушки лет семи-восьми каждая.

– Ну вот, ― сказал командир, ― тебе, Хват, поручаю старика, а тебе, Новичок, ― этих двух девчушек. Постарайся убить их быстро и тихо! Хват привычно перерезал горло старика ножом. Я был в ужасе. Это было совсем не то, к чему я себя готовил!

– Нет! ― крикнул я. ― Я не буду этого делать!

– Тогда придётся и тебя здесь кончить, ― спокойно сказал командир.

– Кончайте! ― сказал я и мысленно позвал на помощь Радогаста.

– А? Попался! ― зазвучал у меня в голове саркастический голос Радогаста. ― Сейчас посмотрю, посмотрю… Может, чем и удастся тебе помочь!

Тем временем меня разоружили, Хват приставил к моему горлу окровавленный нож.

– Опять не повезло, ― сказал командир, ― ещё один пацифист, ну когда же нам будут присылать нормальных новобранцев?! Но ты, Хват, погоди! Во-первых, теперь не твоя очередь, а очередь Скорохода, а во-вторых, Новичка будем кончать не здесь, так как всё должно выглядеть предельно достоверно. Нетопырь ― разберись с девчонками! Скороход ― за дело!

Нетопырь направился к дрожащим от ужаса девочкам, а Скороход поднял свой пистолет и профессионально ударил им по моему многострадальному затылку.

Наступила тьма!

Из сказок Деда-Плюха, рассказанных своим внукам

Расскажу я вам, детки, сегодня один из самых занимательных случаев, произошедших со мною во время войны. Итак, представьте себе быструю горную реку, текущую с севера на юг. Вокруг неё ― лес, спускающийся с окружающих гор. Горы пронизаны долинами, по которым текут ручьи. И над всем этим, высоко вверху, ― вечные снега.

По западному берегу реки проходит нефтепровод, и там же стоят наши войска, восточный берег мы тоже контролируем, но ночью из ущелий туда просачиваются маразийские боевики и устраивают нам всевозможные пакости: стреляют, взрывают, похищают людей…

С боевиками дерутся армейские, а наше спецподразделение должно охранять нефтепровод и ни в какие дополнительные коллизии не соваться, да только не всегда у нас это получается.

Моей группе был поручен участок нефтепровода напротив ущелья Деда. Дедом мы звали старика, что жил в глубине этого ущелья со своими двумя внучками. Этот Дед был для боевиков Хамида, что кость в горле. Не будь его, они бы организовали перевалочную базу на месте его дома и спокойно, со всеми удобствами нападали на наши посты. Но земля там принадлежала Деду. Можно было бы этого Деда убить, но две его дочери были замужем за соседями: с севера ― за Ахмедом-молчаливым, а с юга ― за Саидом-весёлым. Соседи эти были серьёзные, и кровная месть Хамиду была бы обеспечена. Раздражало Хамида и то, что на земле Деда была обнаружена нефть, а Дед отказывался её добывать, говорил, что нефть губит землю, что лучше он и дальше будет пасти там своих коз и овец.

Решил тогда Хамид потихоньку вытеснить Деда с его земли, вот тогда и послал Дед ко мне свою внучку с предложением. Если я буду защищать его поля от головорезов Хамида, то он, в свою очередь, будет подкидывать нам по барану в месяц, а кроме того, сообщать о крупных отрядах боевиков, идущих в нашу сторону.

Вот так и повелось к взаимной нашей выгоде. Я пугал людей Хамида на восточных подступах к землям Деда, а Дед выпускал к нам голубка с синей ленточкой, если замечал отряд боевиков. Раз в месяц по уговору мы стреляли одного из баранов Деда, ― и все были довольны, кроме Хамида.

Так было и в тот день. Расположился я на горушке, а вверху надо мной ― три Ваньки. Ваньками я называю одно своё изобретение. Это автомат на треноге с пультом радиоуправления. Сам я спрятался сбоку со снайперской винтовкой, а Ваньки по моей радиокоманде постреливали в сторону ползущих боевиков. Попасть они, конечно, ни в кого не могли, но отвлекали внимание от моей скромной персоны. Один из боевиков выполз прямо на мой схрон ― пришлось его успокоить с помощью ножа. Мне он оставил в наследство новенький маразийский автомат. Двое других приближались к моим Ванькам. Вот в визире винтовки показался один из них, и я убрал его одиночным выстрелом. Оставшийся почувствовал неладное и затаился. Так он может пролежать до самой темноты, и мне придётся лежать тоже.

И тут в моей голове раздался голос:

– К западу от тебя армейские убивают молодого парня! Ты должен его спасти! Это очень важно!

Я ничуть не удивился. Война, знаете ли, отучает удивляться чему бы то ни было.

– Какое мне дело до армейских, да пусть хоть все поубивают друг друга!

– Есть дело! Этот парень отказался убивать твоих подопечных, а его соратники это сделали. Дед мёртв, убиты и обе его внучки.

Тут я понял, что должен вмешаться. Нажал на кнопку, ― и все три мои Ваньки взлетели на воздух. Пока оставшийся боевик любовался фейерверком, я уже бегом спускался по противоположному склону. Застал я душегубов как раз вовремя. Они стояли около своей машины и обсуждали, как бы подостовернее перерезать горло своему же парню. Сам парень был в отключке и ничего не чувствовал. А командир группы объяснял здоровенному туповатому солдату:

– Вот смотри. Пусть машина остановилась, и Новичок отошёл в кусты по малому делу. Вот здесь кусты приминаем, ― предположим, здесь сидел боевик. Вот он подкрадывается, бьёт Новичка по голове и перерезает горло. Давай! Действуй!

Но он опоздал. Я дал очередь из маразийского автомата и срезал обоих. Второй очередью покончил с оставшимся около машины ― здоровенным бандюгой с оттопыренными ушами. Чуть было не упустил последнего. Только шевеление трав подсказало мне, куда уползает эта змея. Бросок гранаты покончил и с ним.

Затем подошёл и брызнул из фляжки в лицо спасённого парня. Потихоньку тот пришёл в себя.

– Ты кто?.. А, Петруха ― рваное ухо. Про тебя мне мама рассказывала.

Надо же, кто-то помнит моё детское прозвище.

– Как же ты меня узнал?

– Да так… ― парень замялся.

– Ну, не хочешь – не говори! Нам до ночи предстоят ещё дела! Двигаем теперь к дому.

– Зачем?! Не хочу!

– Не будь неженкой! Если хочешь, чтобы за убитого старика и его внучек отомстили, то давай двигай!

Мы подползли к дому и через открытое окно проникли внутрь. Старик и девочки лежали прямо под окном в луже крови. Я порылся под кроватью и нашёл там старинное противотанковое ружьё – заряженное! Ай да Дед! Только вот оно тебе не помогло. Ничего, пусть выстрелит хотя бы после твоей смерти.

– Теперь молчим и ждём!..

Была полнейшая тишина, когда я почувствовал зуд в спине. В тот же миг мой спасённый глазами указал на дверь. Старинное оружие грохнуло у меня в руках, пробивая насквозь дверь и всех тех, кто за ней мог находиться. А парень уже указывал на гранату на моём поясе и на окно.

А вот это нам на руку. Я показал на вторую дверь, и мы оба юркнули в какую-то подсобку, а из неё через маленькую дверцу ― в сад. Сзади нас грохнул взрыв.

Дело было сделано, остальное меня не интересовало. Мы быстро поползли на юг в горы.

К ночи, разведя маленький огонёк в пещерке, я объяснял своему спасённому расклад окружающих нас сил. Он, видите ли, искренне не понимал, зачем надо было убивать безобидного старика с внучками.

– Понимаешь, ― говорю, ― старик мешал боевикам Хамида, но сами они не могли его убить, так как нарвались бы на кровную месть. Поэтому они послали агента к командиру твоей части с предложением, например, таким: «Он убивает за них старика и не препятствует их бандитским рейдам, а они за это обязуются снабжать его часть бараниной и не бузить на его участке границы».

Но вмешались мы с тобой и всё испортили. Смотри, какая теперь получается картина для стороннего наблюдателя: «Всё твоё подразделение убито из маразийского автомата. Тебя тюкнули по макушке и сочли мёртвым. Предположим, я случайно нашёл тебя в кустах и спас. Один из боевиков убит или ранен из стариковской «пушки». Сам старик и его внучки разнесены в клочья гранатой Хамидовских боевиков. Так что мира между Хамидом и вашим командиром не ожидается и кровная месть Хамиду со стороны соседей, женатых на стариковских дочерях, ― тоже обеспечена.

Единственный вопрос: что же нам-то, бедным, теперь делать? Здесь оставаться нельзя!

На востоке ― злобный Хамид, на западе ― твой командир, тоже нас живыми из ущелья не выпустит, ― так, на всякий случай. Остаются два направления ― через перевалы. На север ― к Ахмеду-молчаливому или на юг ― к Саиду-весёлому.

Я думаю, лучше идти к Саиду-весёлому, а то у Ахмеда можно полгода прокантоваться, пока он надумает с нами поговорить. Впрочем, не расслабляйся! Шуточки у Саида ещё те, если мы ему не понравимся, то может и к хвосту верблюда привязать.

Утром мы двинулись наверх, к перевалу. Скоро опять засвербело между лопатками, и я приказал укрыться в камнях. Осмотрел склон в прицел винтовки и обнаружил его. Тоже мне защитничек ― виден как на ладони ― саидов внучок. Только вот убивать его нам никак нельзя. А вот он нас перестреляет с удовольствием и даже разговаривать с нами не будет. Что же делать? Справа и слева отвесные стены, а посреди ― олух с автоматом, которого нельзя трогать.

Я объяснил ситуацию Радеку, так звали моего спасённого.

– Верёвка есть? ― спросил он.

Верёвка у меня была. Но неужели он надеется подняться по этому отвесу без альпинистского снаряжения? Тем временем Радек разделся и, – я не поверил своим глазам, – стал превращаться в огромного кота. Молча взял конец верёвки в зубы и легко пополз по отвесу, загоняя свои когти в малозаметные узкие щели. Через полчаса мы были уже наверху.

Олух около тропы с нетерпением ждал нашего появления на тропе снизу, когда я прыгнул на него сверху и прижал к земле.

– Не трепыхайся! ― сказал я. ― Мы не воевать! Мы в гости! Сообщи, чтобы нас встретили с почтением.

– Дедушка приказал убивать всех неверных без разговоров.

– Ну откуда ты знаешь, что мы неверные, только по одёжке?! А может, мы самые что ни на есть верные! Пусть твой дед и решает. Не твоего молодого ума это дело.

Парнишка вынул дудку и продудел сигнал. Через полчаса мы уже поднимались к перевалу в сопровождении четырёх хмурого вида горцев с автоматами наизготовку.

– А, к нам пожаловал сам великий воин Йек-гуш! ― так приветствовал меня Саид-весёлый. ― Садитесь, гости дорогие.

Саид был в белоснежном халате, на голове также белая ― чалма. Мы разулись и, пройдя босиком через бассейн с цветущими лилиями, уселись рядом на ковёр. В полной тишине началось пиршество. Через час, когда подали кофе, хозяин произнёс первое слово.

– Как ваше здоровье, уважаемый Йек-гуш, и как здоровье вашего молодого спутника, имени которого пока не знаю?

– На здоровье нам жаловаться не следует, но со здоровьем ваших родственников в соседней долине ― очень плохо.

– И чем же они больны?

– Болезнью Хамида, я думаю, весьма опасной болезнью и, боюсь, смертельной.

– Да, это очень плохая весть… Но вы не ошибаетесь? Действительно ли болезнь вызвана вирусом Хамида?

– Да! Я сам видел человека Хамида, застреленного у дверей дома ваших родичей.

– Тогда это действительно очень плохая весть! Но не кажется ли вам, уважаемый Йек-гуш, что и вы последнее время немного нездоровы? Не заразились ли вы лёгкой формой болезни, которую у нас называют дорухгу, а у вас попросту ― враньём.

– Как больной может судить о собственных болезнях? Тут нужен опытный врач.

– Ну вот, как врач я вам предписываю месячный карантин в отдельной палате, извините – с решётками, но только для вашей же пользы. Ведь болезнь порой чревата тяжелыми осложнениями… А я пока познакомлюсь поближе с вашим молодым другом.

Так я попал на месяц в одиночную камеру с крепкими решётками на окнах. Правда, кормили меня хорошо. Прислали даже женщину, чтобы она скрашивала моё одиночество своими песнями и танцами. Она проводила у меня в камере часа по два в день, затем ― уходила.

Через месяц Саид-весёлый приказал отпустить нас с Радеком, сказав нам на прощание:

– Йек-гуш, не обижайся на меня. Я должен был проверить твои слова. Твоё враньё не было направлено против меня, поэтому я тебя отпускаю. Но сама идея организации такой лжи, чтобы в неё поверил даже сам Хамид, чей род идёт от шакалов, мне понравилась. Врать ты не умеешь, но то, что ты не предусмотрел, сделали мои люди. Теперь твоя ложь обрела силу правды. Отправляйся же к своим и береги своего спутника ― он носитель ценностей, тебе неведомых. За него отвечаешь передо мною головой. Я думаю, тебе ясно, что его нельзя отдавать обратно его бывшему командиру.

Так я вернулся с Радеком в свою часть. Объяснять нам почти ничего не пришлось.

– Да, напали боевики Хамида. Нас с чудом спасшимся Радеком загнали в горы. Выбор был: либо умереть, либо сдаться людям Саида, с которыми у нас нейтралитет. Выбрали последнее. На месяц Саид нас задержал, так как были убиты его родственники и он проверял, не причастны ли мы к этому. И вот мы здесь.

Как оказалось, Радек целый год учился в школе спецназа и имел оттуда прекрасную характеристику, так что по моей просьбе его без осложнений перевели в моё подразделение. С тех пор мы с ним были неразлучны во всех военных передрягах.

Радек Рексович в гостях у Саида-весёлого

Опять дикая головная боль, перед глазами всё плывёт. Надо мной наклонился человек в картинках. Сквозь его лицо пробиваются дым и кровь, горящие танки и вертолёты, а поверх ― грустное лицо моей сестры Розы. Оно окутывает вдруг меня невыразимым блаженством.

– Очнись! Очнись! ― требует грубый голос, и на меня льётся струйка воды из фляжки.

Опять передо мною человек в картинках, но теперь на картинке стоит моя молодая мама и смотрит на его большое рваное ухо.

– А, Петруха ― рваное ухо!

Уже через минуту мой спаситель Петруха тащил меня обратно к тому дому, где произошло самое страшное событие в моей жизни. Мне опять пришлось увидеть ту же комнату и три трупа посреди. Зачем мы здесь? Петруха говорит, что это необходимо, и я ему верю, я вижу искренность в его мыслях. Мой спутник обыскал комнату и нашёл огромное старинное ружьё ― оно заряжено. Я думаю, это знаменательно, если враги убитого старика погибнут от его же оружия. Тем временем я чувствую далёкое присутствие того проводника-шпиона, что вызвал во мне тогда такую антипатию. Всё ближе, ближе ― он подходит к двери. Я указываю на дверь, и мой спутник стреляет. Грохот ружья закладывает мне уши; тот, что за дверью, ― убит наповал, но со стороны окна, я чувствую, кто-то готовит для нас что-то круглое и злое… Гранату! Я указываю на окно пальцем, и Петруха резко дёргает меня в соседнее помещение. Сзади гремит взрыв.

Потом ― в горы, в горы. По пути мой спутник рассказывает мне подоплёку всех дел, которые привели к смерти старика и его внучек. Мы идём к неведомому нам обоим Саиду. Как-то он нас встретит?

– А, великий воин Йек-гуш! ― приветствует нас Саид-весёлый, а сам легко проглядывает наши мысли. Я могу поставить защиту, но чувствую, что этого делать не следует. Петруха доволен собой и явно ничего не подозревает. Как же его незаметно предупредить, что хозяину нашему врать бесполезно? Кстати, а что такое «Йек-гуш»? В мыслях хозяина нахожу нечто соответствующее нашему слову одноухий, что ж ― вполне подходящая кличка для Петрухи.

Прекрасный пир на берегу озера, усыпанного цветами. Да… умеют же жить люди!!! Впервые за всю свою жизнь я чувствую полную гармонию с окружающим меня миром. Молчу и впитываю ароматы сада. Петруха тем временем излагает придуманную им версию случившегося. Надеюсь, хозяин не будет с ним слишком строг!

– Не буду, юноша, ― отвечает мне мысленно Саид. ― Но пусть всё же посидит немножко в камере и подумает, кому можно, а кому нельзя врать. А с тобою нам надо поговорить наедине.

С берега пруда мы с Саидом поднимаемся на плоскую крышу. Резко падает полог ночи, над нами зажигаются звёзды. Мы лежим на белоснежных шкурах горного барса и не спеша ведём разговор.

– Итак, юноша, откуда и куда ты держишь путь?

Я постарался вспомнить своего отца, как бы он ответил на такой незатейливый вопрос. Перед глазами предстала картина детства: отец обхватил руками большое дерево и говорит: «Какое же оно круглое, а у нас ― все деревья квадратные!..»

– У кольца нет конца. Но путь моего отца всегда был с четырьмя углами, да и мой, похоже, весьма угловат.

– Забавно, забавно, юноша. А откуда родом твой уважаемый отец и как твоё отчество?

– Отец никогда не говорил мне, откуда он родом. Ему пришлось покинуть меня, когда мне было всего семь лет. Его имя я назвать не могу. В качестве отчества я взял имя любимого отцовского пса Рекса.

– Тогда я буду называть тебя Ибн-Кальб, что значит Сын Собаки, а меня можешь называть ― Шадмане ― это моё имя для домашних. Значит, отца твоего звали Ра. Любопытно, любопытно…

– Уважаемый Шадмане читает в моих мыслях.

– Немного, но не беспокойся, это знание останется со мной. Да, кстати, а что передал тебе твой уважаемый отец, какую мудрость?

– В основном он передавал мне учение «о четырёх истинах», которое исповедует их племя.

– Как-нибудь, если на то будет воля Аллаха, ты меня просветишь в учении об этих «четырёх истинах». А о пяти драгоценностях тебе отец ничего не рассказывал?

– Увы, нет.

– А не упоминал ли отец при тебе каких-либо имён?..

– Нет, никаких имён отец при мне не упоминал, кроме имени своей любимой жены Съегле.

– Интересное имя. А на каком языке разговаривают в землях твоего отца? Можешь ли сказать мне что-либо на этом языке?

Я попытался вспомнить что-либо цельное из того, что произносил отец… Утро, капли росы на ветвях, мы с отцом в весеннем лесу наблюдаем восход солнца. Вот над полем выплывает розовый край, и отец начинает петь свой гимн Солнцу. Я вспомнил даже мотив…

– Да-а??? Я знаю около сотни языков, но здесь не понял ни одного слова. И мелодия совсем чуждая. Что это было?

– Это был гимн Солнцу, который отец пел каждый раз на восходе.

– Твой отец огнепоклонник?

– Да, он признавал огонь священным и поклонялся Солнцу, которое называл Хан.

– Хоть одно знакомое слово. Что я тебе скажу. Возможно, племя твоего отца ― это та недостающая пятая ветвь, отколовшаяся ещё до рождения Пророка, а скорее ещё ранее ― до рождения великого Иссы. Но если тебе предназначено быть посланцем, то отец должен был передать тебе соответствующую Бараке.

– Отец ничего не успел сделать, он исчез так внезапно, но затем к нам приехала моя сестра и привезла с собой нечто, что её просили передать старейшины племени, может, это и есть та самая Бараке, о которой вы спрашиваете.

– Так передай её мне.

– Я могу её передать только сразу четверым, но мыслящим так же, как вы сами.

– Так-так… и также умеющими читать мысли?

– Да!

– Есть некоторые трудности. Читать мысли может только мой младший сын, тоже Саид, остальные неспособны, впрочем… а женщины тоже годятся?

– Да!

– Две моих любимых жены умеют это делать, хотя, конечно, и не так хорошо, как я сам.

Мы так и остались спать под южными звёздами на крыше дома Саида. На следующий день Саид позвал своего младшего сына, парнишку лет двенадцати, а также пришли две женщины в чёрных чадрах. Впрочем, мысли их были открыты и излучали лукавство и откровенное любопытство. Я научил их всех методике соединения четырёх, и к вечеру мы провели настоящий получасовой сеанс. Под конец сеанса я вдруг ощутил яростное сопротивление чьей-то злобной мысли и усилил напор, сконцентрировав всю силу четырёх на сопротивляющемся объекте. Тот трепыхнулся пару раз ― и затих.

– Я чувствую, что-то случилось, ― сказал Саид-старший.

– Да, кажется, в результате кому-то стало очень плохо!

Через пару минут прибежал человек и сказал, что скончался архитектор.

– Не Бараке, а проклятие ты принёс мне, Ибн-Кальб! Кто теперь будет проектировать мои дворцы и защитные сооружения?

– Виновата не моя Бараке, а человек, который умер, ― он умер от собственной злобы.

– Как ты это сможешь теперь доказать?

– Надо осмотреть его вещи. Я думаю, доказательства найдутся.

Доказательства действительно нашлись: пузырёк с ядом и миниатюрная радиостанция. Это был явный шпион, правда, неизвестно чей.

– Как ты думаешь, почему старейшины твоего племени только сейчас послали нам эту Бараке?

– Долгие годы с её помощью они держали в глубине болот злой дух УЫЫ, но люди по глупости освободили УЫЫ, теперь нам всем придётся опять загонять его в болото. Так говорит моя сестра. Злобный УЫЫ ненавидит число четыре и исповедует магию числа два. С её помощью он хочет править миром.

– Я, кажется, знаю, о ком ты говоришь. Говорят, лет пять назад далеко на востоке, за горным хребтом, захватил власть сумасшедший император Ку-У. Он издал указ казнить любую группу людей, если их число в ней окажется кратным четырём. Воины его врываются в дома и пересчитывают всех присутствующих. Когда войска императора Ку-У идут в наступление, всё живое дрожит от ужаса, даже звери выбираются из своих нор и спасаются бегством, и если бы не минные поля и заградительные линии с автоматическим оружием, то, вполне возможно, войска императора Ку-У захватили бы всю Землю. Ладно, теперь с делами покончено, и я поручаю тебя своему сыну Саиду-младшему.

У меня был месяц самой замечательной жизни, какую я только мог себе представить. По утрам я слушал пение стихов из Корана, днём уходил в окрестные леса охотиться с Саидом-младшим. Я научил его превращаться в такого же кота, как умел сам. Вместе с ним в виде двух диких котов мы скрадывали куропаток и иногда съедали их прямо живыми, выплёвывая на землю перья и кости. Вечером ― музыка и танцы прекрасных дев… Иногда Саид-весёлый расспрашивал меня об учении «четырёх истин». На удивление, я чувствовал себя совсем как дома, поэтому такой неожиданностью стала для меня необходимость прощания.

– Ты мне близок, как сын, ― сказал мне на прощание Саид-весёлый. ― Была бы моя воля, оставил бы тебя с собою навсегда. Но ты носитель Бараке, и как носитель ты должен идти и нести её туда, куда требует твоя судьба. Я, в свою очередь, передам твою Бараке всем, кому положено её иметь. А возможности у меня для этого есть и на этой земле, и даже на иных континентах. Кроме того, ты, оказывается, являешься носителем и ещё одного дара, которым ты пожаловал моего сына. Надо сказать, весьма опасного дара, лучше бы этим ты больше никого не одаривал!

Напоследок Саид подарил мне серебряное кольцо с затейливым чёрным орнаментом и сказал:

– Носи его постоянно, в случае чего оно будет опознавательным знаком для моих людей.

Воины Саида вывели моего спасителя Петруху, и после краткого прощания мы двинулись в обратный путь.

В свою часть я так и не вернулся, Петруха затребовал меня к себе ординарцем…

― Приветствую бессмертного императора Ку-У!

Или, может, по-простому: колдуна УЫЫ!

― Кто ты?

― Я тот, кто с тобой никогда не враждовал и не убивал с помощью ракеты. Можешь называть меня Радогастом.

― И что тебе от меня нужно?

― Только хочу тебе помочь.

― Мне не нужна ничья помощь!

― Один раз тебя уже убили, а если убьют ещё раз?

― Возьму другое тело.

― Но всегда ли это удобно сделать? Не лучше ли защититься от ракет.

― Я пробовал, но ракеты не поддаются моей магии.

― Ракеты не поддаются, но есть люди, ими управляющие. Что если я буду указывать тебе расположение таких людей, а уж ты делай с ними что хочешь.

― Это было бы для меня полезно…

― Ещё: не заставляй людей сразу уничтожать ракеты, так как тогда их просто заменят: и ракеты, и людей. Лучше внушить им отвращение к использованию ракет против людей как к безнравственному делу. Тогда всё будет в порядке, ракеты будут исправно летать на учениях, но не полетят при попытке применить их против тебя.

― В этом есть смысл.

― Заключаем договор. Вдвоём мы будем править на Земле!

― Согласен! Магия двух ― победит!!!