Читать книгу Попытки внести ясность - Андрей Саженюк - Страница 2

Бабьего лета не получилось, как-то сразу зарядили дожди, оголились ветки, листья прилипли к черному асфальту. Возле магазинов мокли груды темно-зеленых арбузов. Арбузы были несладкие и покупались плохо. На стульчиках рядом с лежащими прямо на земле чугунными весами зябли женщины-продавцы в замызганных белых халатах, надетых поверх плащей, в митенках, из которых выглядывали ногти с грязно-розовым маникюром. Но и слякоть быстро кончилась, потому что задул ветер, полетела крупа, тротуары высохли, промерзли, на их обочинах появились первые снежные заносы… Ну и что? Не в первый раз, уже бывало – любить издалека, надеяться на что-то, непонятно, правда, на что, накачивать себя стихами и просто ждать. Ждать, когда этот огонь выгорит, задохнется. От постоянного о ней думания и невидения образ выхолащивался, размывался, я был уже не уверен, что, встреть я ее сейчас, я бы ее узнал. Наверное, чтобы совсем не забыть, я вырезал из журнала «Советский экран» фотографию польской актрисы, похожей на Ольгу. Те же светлые волосы, сероглазость, курносость, неброскость, на первый взгляд. Да и имя созвучно – Малгожата.

Я забросил университет, дипломную работу и проводил время в читалке областной библиотеки. Увлекся советской школой критики 1920-х годов. Мне казалось, что тут открывались огромные перспективы, что если внедрить в литературоведение математические методы, можно было бы решать интересные задачи, например доказывать заимствования, плагиат.

Каждый вечер по телевидению, после новостей, давали прогноз погоды на завтра. Этот прогноз сопровождался фотозарисовками Новосибирска и песней в исполнении местного ВИА. Там пелось о зиме, о том, что «где же теперь нам повстречаться», а в конце – «так придумай ты сама, как поправить это». Вот именно, ты уж сама что-нибудь придумай.

Но придумала не она, придумал Володя со своей невестой. Однажды вечером, в середине декабря, придя домой, я увидел на своем письменном столе записку, написанную на обратной стороне двух билетов в кино: «Андрюха, извини, не дождались, мы торопимся. Новый год встречаем у нас. Будь как штык в 10. Тебя ждет сюрприз. Вова. Наташа». Эти два синих двадцатипятикопеечных билета с оторванным наискось корешком я носил в нагрудном кармане пиджака, время от времени вынимал, рассматривал и перечитывал, как полярник на льдине перечитывает письмо, сброшенное с большой земли.

Новый 1977 год встречали в таком составе: Володя с Наташей, я, Ольга и ее подруга Тамара (Томчик). Собрались в десять. Стали провожать старый год, смотрели «Огонек». В комнате был полумрак, горели огни на елке, Ольга была в глухом сиреневом платье, я украдкой на нее поглядывал, как бы уточняя, перерисовывая размытые с лета черты. Потом встречали Новый, в два часа ночи двинулись на елку, жгли бенгальские огни, катались с горки, около трех утра вернулись домой. Володины родители ушли к друзьям, оставив нам квартиру, мальчишки легли в спальной, девчонки – в гостиной. Первого проснулись поздно, допивали вино, пели (Володя аккомпанировал на баяне), разыгрывали лотерею, играли в «горячо – холодно». Вечером ходили в кино. Компания из пяти плохо делится на пары, поговорить с глазу на глаз не получилось. Правда, удалось узнать, в каком она институте, на каком факультете и в какой группе. Торговый, технологический, 425-я. Помню вопрос:

– А зачем тебе моя группа?

На период сессии я планировал уехать заниматься в общежитие университета. Утром третьего января вышел из дома, увидел во дворе первые выброшенные елки и передумал. Вечером вернувшиеся с работы родители удивились.

– В общаге много отвлекающих факторов. Дома легче собраться, сконцентрироваться.

Но о сессии я думать перестал. Вставал поздно, в 11 утра слушал по радио «Полевую почту юности». Подбирал на аккордеоне все подряд. Пел. Набрал в библиотеке лирики. Читал стихи вслух. А в 11 вечера, когда шел повтор «Полевой почты», слушал опять, уточнял аккорды, пытался застенографировать слова.

Однако старые лекарства плохо действовали, стало понятно, что как раньше – перетерпеть, отсидеться – уже не получится. Торговый, технологический, 425-я. Меня тащило, как металлическую опилку в магнитном поле.

Заявиться прямо на лекцию? Но постой. Ты ее видел два раза. У нее своя жизнь, учеба, увлечения, дом, родители, друзья, может, и друг. Да мало ли что у нее может быть. И вот так прийти и во все это вклиниться? Здравствуйте, я ваша тетя? Представь, как зазвенит звонок, как она с друзьями выйдет на перемену, как они тебя обступят. Как они будут ее спрашивать, кто это, что за чудак. Страшно быть непонятым, еще страшнее быть смешным. Не глупи. Будь хитрее. Надо «случайно» наткнуться на нее в автобусе.

Я попытался вычислить ее ежедневный маршрут. Вряд ли она едет на трамвае, это долго, а автобус с Западного поселка ходит только один – двадцатый. На двадцатом она должна ехать до остановки «Башня». Потом на «Башне» пересесть на другой автобус и проехать до «Горской», где и находился ее институт. Скорее всего, лекции начинались в 9. Поэтому около 8 утра я садился где-то на пути ее следования на двадцатку, на следующей остановке выходил, ждал следующей двадцатки, проезжал еще одну остановку, и т. д. до конечной. «Башня» была перевалочной базой, здесь сходились многие маршруты. Помню, как стоял в толчее, вглядываясь в лица. Помню сильный мороз, черное небо, желтые фары приближающихся автобусов, белые дымы из выхлопных труб, помню, как скрипели тормоза, как с шипением распахивались пневматические двери, выплевывая и проглатывая потоки людей в пальто и шубах.

Мой план сработал неожиданно быстро, на второй или на третий день. Зайдя в автобус, я увидел на заднем сидении Ольгу, читающую конспекты. Сиденье рядом было свободно. Сердце куда-то ухнуло, я быстро, не оглядываясь, прошел в передний конец салона и тут же выскочил. Вернулся домой убитым. Почему убежал? Опять стихи, опять «Полевая почта».

Торговый, технологический, 425-я. Поздними вечерами я стал приезжать на остановку «Горская». После фиаско в двадцатом автобусе веры в себя, веры в то, что я могу прийти прямо на лекцию, было мало, но… чем черт не шутит? Мечтать не вредно. «Горская» – потому что на горе. Я выходил из трамвая, внизу – заснеженное озеро, река, два моста, железнодорожный и автомобильный. Вверху – звезды на черном небе. Холодно. Через автомобильный мост ползли как светляки машины, автобусы, троллейбусы и трамваи, за рекой горели огни правобережных районов. Я сворачивал на проспект Маркса и поднимался по нему вверх, к кинотеатру «Аврора». Напротив кинотеатра – три корпуса торгового. Главный корпус – бордовый, пятиэтажный, с большими белыми, утопленными в стену окнами. На самом верху здания – длинный плакат о важности образования. Боковые корпуса были меньше, белого цвета и соединялись с главным двумя переходами. За счет нулевого, полуподвального этажа первый этаж был приподнят, и поэтому к центральному входу в институт подводила широкая, в два пролета, лестница с железными перилами.

Стеклянные двери, вертушка, дремлющая бабушка-вахтер, вестибюль. Панели из красного мрамора, зеркала, длинный гардероб. Как будто театр. И спектакль давно закончился. А может, еще и не начинался? Я иду по пустым коридорам, слышу свои шаги, вижу себя в зеркалах. Деканат технологического факультета. Расписание занятий. Стенгазета «Технолог». С изумлением обнаруживаю под колонкой редактора ее имя – Ольга Емельянчик. Оказывается, она журналист. Статья адресована первокурсникам: как не растеряться, как правильно распорядиться своим временем, как пройти без потерь первую сессию. Эта позитивность трогает до слез. А вот та самая аудитория, здесь по утрам у нее лекции. Кошмар моего прихода, то, что я постоянно рисовал в своем воображении, вдруг материализуется – вот здесь примерно буду стоять я, вот из этой двери они все выйдут. Здравствуйте, я ваша тетя. Вопрос из толпы: «Оля, это кто?» Захожу внутрь. Яркий неоновый свет, желтые парты ярусами, большая черная доска, через всю доску надпись мелом: «ЛЮДИ, ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА!» Где она, интересно, сидит? Конечно здесь, на первом ряду, напротив лектора. Посижу рядом. Ведь люди должны любить друг друга. Все гениальное просто… Громыхание ведер, резкий голос технички:

– Молодой человек, освободите аудиторию!

Потом наступили два бесконечных дня – суббота и воскресенье. В ночь на понедельник заснуть не удалось. Сцена, как она с друзьями выходит на перемену, выматывала, как зубная боль. Выматывали, крутились в мозгу одни и те же строчки: «В ночь, бессонницей обезглавленную, перед казнью моей любви…»

Я еле дождался утра и приехал в институт.

9:45. Звонок. Так громко, что хочется заткнуть уши. Выходит Томчик. Видит меня, тут же возвращается. Выходит Ольга. На плечах пальто, видимо, в ауди тории холодно.

– Приве-е-е-тик, а ты как тут очутился?

– Очутился случайно. Проходил мимо «Авроры». Заинтересовало название на афише. «На руинах любви». Посмотрел через дорогу. И тут-то меня осенило. Торговый, технологический, 425-я.

– Постой-постой, ты же мне говорил, что ты уедешь?

– В общаге много отвлекающих факторов. Дома легче сконцентрироваться. Дома эффективней. Кстати, я тут пока ждал, прочел твою статью в газете «Технолог». Я там даже кое-что почерпнул для себя. Про эффективность.

Улыбается.

– Да нет, серьезно почерпнул. Короче. Иду, смотрю на афишу. «На руинах любви». Думаю. А почему бы и нет. Почему бы и не посмотреть. То есть нам. Нам не посмотреть. Почему бы. Сеансы в 2, в 4, в 6.

– А ты уверен? Ты хорошо подумал?

Испуг.

– О чем подумал? В чем уверен?

– Что фильм хороший.

Это, оказывается, шутка.

– Действительно хороший. Там играет какой-то знаменитый английский артист. И какая-то знаменитая артистка. Не помню фамилий.

– Ну хорошо, хорошо, верю, что хороший, давай в 4.

…Когда мы вышли из кино, было темно. Мороз отпустил. Падал снежок. Мы решили пройтись до «Башни». Она сказала:

– Странно… Вошли днем, а вышли ночью.

– Странно потому, что мы, наверное, верим, что, пока идет фильм, жизнь вокруг должна остановиться.

– Жизнь вокруг ждет, чтобы мы досмотрели… Ты это хорошо придумал. А все равно я что-то здесь не понимаю. Смотри. Вот они любили друг друга. Ведь так? Сколько дней они встречались?

– Три дня.

– Она же артистка, она должна была ехать дальше со своей труппой. Почему он за ней не поехал?

Я тоже что-то здесь не понимал, три дня с ней, сорок лет без нее…

– Затрудняюсь сказать, почему он за ней не поехал.

– Да нет, фильм понравился, спасибо, что пригласил, просто неправдоподобно как-то.

Подошла двадцатка, распахнулись двери. Она заскочила в автобус, села у окна, прочистила варежкой кружок в заиндевевшем окне, помахала мне рукой. В это трудно было поверить, но я сделал это. Хотя радости не было. Была опустошенность. Было 10 января. Был понедельник. Прошла неделя с тех пор, как я вышел во двор и увидел выброшенные елки.