Читать книгу Девять - Андрей Сенников - Страница 3

рассказ

Гостиница называлась «Приют».

Рассматривая в сгустившихся сумерках приземистое двухэтажное здание из крупных бетонных панелей и больше напоминающее склад, чем отель, Круглов криво улыбался. Массивная стальная лестница в два пролёта вела наверх, к входным дверям: ни дать, ни взять – пожарный выход. Вывеска на навесе, помаргивая буквой «И». Дешёвый китайский дюралайт.

Подморозило. Снег падал тихо, искрясь в свете фонарей. Маленький чемоданчик в руке оттягивал руку, и, казалось, становился тяжелее с каждой секундой. Сумка с пробами золы жалась к ногам, словно замёрзшая собака. Улица перед ним уходила в темноту. Редкие фонари в отдалении походили на светляков. За спиной Круглова, по проспекту с воем пронесся припозднившийся троллейбус. Провода на столбах зазвенели. Голые ветви деревьев скребли низкое чёрное небо.

Инженер вздохнул. Облачко пара вырвалось изо рта и растворилось в морозном воздухе мельчайшими кристалликами влаги. Двенадцать часов в общем вагоне поезда его совершенно измотали. Толкотня, теснота, спёртый воздух можно было резать на куски. Своё сидячее место он уступил женщине с маленьким ребёнком. Малыш явно прихварывал. Долго хныкал, кривя крошечный ротик, и матери едва удалось его укачать. Вскоре она и сама прикорнула возле. В хвосте вагона играли в карты, после разодрались. Поднялся гвалт, взвизгивали женщины, народ не унимался, пока наряд транспортной милиции не прекратил потасовку. Больной ребёнок опять захныкал, щёчки его рдели, словно угольки. Икры Круглова натружено ныли. Он провёл на ногах не меньше шести часов.

Скороспелая командировка в Сочмарово, в местное отделение НИИ Угля и углехимии Сибирского отделения РАН казалась теперь нелепой и даже обидной. Круглов работал инженером в Отделе подготовки и проведения ремонтов на городской электростанции. Ещё накануне утром, вычерчивая графики ремонта котлов и турбин на следующий год, он и знать не знал, что двумя неделями ранее некто, озабоченный экологическими катастрофами во всём мире, накатал два письма – в прокуратуру и администрацию области, – о том, что золоотвал станции – источник мощного радиоактивного заражения. Угроза всему и вся. Чиновники и прокурор отреагировали молниеносно, озадачив управляющую компанию энергосистемы доказать обратное в кратчайшие сроки. Дальше «говна» потекли куда им и положено течь – вниз, на станцию.

Директор дал команду и определил источник финансирования.

Связались с НИИ угля, заключили договор на анализ. В десяти точках золоотвала станции отобрали пробы по два с половиной килограмма. Всего двадцать пять. И тут дело застопорилось на том, кто повезёт увесистую сумку в Сочмарово. В ПТО станции мужиков работало трое, включая начальника. Из них на рабочем месте был только начальник, Репейников. Один его инженер был в отпуске, другой – на больничном. Остальные сотрудники его епархии были женщинами. Что тут станешь делать? Недолго думая, Репейников позвонил начальнику Круглова, с которым они частенько хаживали в станционную баню и пили водку.

Так нежданно-негаданно к вечеру того же дня Круглов пёр через проходную двадцать пять килограмм золы, радиации в которой было едва ли больше, чем в той, которую каждый день любой житель частного дома вытаскивает из домашней печи. В кармане лежало командировочное удостоверение, железнодорожный билет в общий вагон (извини, других уже просто не было) и двадцать пять тысяч подотчёта (с жильём определишься сам, институтские помогут если что, назад поедешь – хоть СВ покупай… с девками, только результаты вези побыстрее).

Собирался бестолково и зло. Жена ворчала и, как чёрта к ночи, поминала на разные лады объёмистую сумку в прихожей, пока Круглов не выставил пробы на балкон, кляня всех и вся: мудаков, которым нечем заняться, кроме как строчить глупые кляузы; «белых воротничков» из исполнительного аппарата, которые могли бы и сами оттащить пробы в Сочмарово; своего начальника, Репейникова и репейниковских баб.

Штука в том, что зола действительно «фонит». Как и уголь, впрочем. Только началось это не вчера, а правила технической эксплуатации вкупе с предписаниями энергонадзора, обязывают электростанции регулярно отбирать пробы с золоотвалов и проверять их на соответствие экологическим требованиям и нормативам. Рутина, словом, и никаких ЧП.

В прокуренном и промёрзшем тамбуре он смолил какую-то по счёту сигарету, уныло разглядывая своё отражение в грязном стекле, и обречённо размышлял, что искать здравый смысл в ветре не нужно. Здравый смысл в том, чтобы против ветра не ссать.

Мысль успокоения не несла, а вот здравый смысл открытым текстом подсказывал, что никакие «институтские» ему помогать не станут. Сегодня во всяком случае. Поезд прибывал в Сочмарово в половине десятого вечера. Встречать его, разумеется, никто не будет – не та фигура, а для НИИ так просто курьер, рядовой представитель заказчика с пробами и оригиналами оплаченных счетов.

По той же причине никто не озаботился подыскать командированному жильё заранее. Сам же Круглов, расслабленный внушительной суммой командировочных, подумал о гостинице лишь мимолётно, решив, что никакой проблемы в жилье не станет.

Рыхлая как квашня тётка в справочной вокзала выдала ему пять телефонных номеров. В двух гостиницах ценник был такой, что Круглову не осталось бы денег на обратный билет даже в тамбуре. Ещё в двух – мест не было. Пятый номер не отвечал.

Круглов приуныл. Города он не знал. Перспектива ночёвки в зале ожидания вырисовывалась совершенно отчётливо. Он перекусил в вокзальном кафе и выпил бутылку пива. Потянуло в сон. Чёрт!

Тут его и настиг бдительный полицейский. Холодный взгляд стража порядка говорил: «Терроризм – угроза обществу». И непременно упирался в сумку с треклятой золой.

Этого ещё не хватало!

– Командированный, значит, – пробормотал полицейский, перебирая документы пальцами с обломанными ногтями. – А чего, говоришь, в сумке?

– Зола, – ответил Круглов.

– Зола, – повторил полицейский. Глаза у него были жёлтые. Тигриные и сонные, как у обожравшегося хищника, ноздреватые щёки и нос опытного пьяницы. Дюралевые лычки на погонах форменной тужурки проницательно поблёскивали. Кокарда на фуражке мерцала, как третий глаз Шивы. – Зола. Ну, покажи…

Он отступил на шаг, положив руку на рукоять незатейливого резинового орудия на поясе.

Круглов показал.

Пробы в полиэтиленовых мешках с бирками внутри, на которых стояли геодезические отметки мест золоотвала, подозрительно походили на пакеты с наркотой: аккуратные, перетянутые скотчем. Светло-серый мелкодисперсный порошок внутри. Нехорошее предчувствие вызвало у инженера новый приступ уныния.

Взгляд полицейского сделался ещё более сонным.

– А чего вы тут болтаетесь? – спросил он, неожиданно переходя на «вы» и возвращая документы.

– Да, – Круглов махнул рукой и поделился проблемой.

Сержант покивал, мол, есть такое дело, бывает, с гостиницами в городе напряжёнка, и отвернулся всем телом, утратив к гражданину остатки интереса. Казалось, его вниманием целиком завладела группа молодых людей в противоположном конце зала.

– Тут неподалёку домашняя гостиница есть, – сказал полицейский вдруг, через плечо, – Хотя…

«Да уж», – думал Круглов, без энтузиазма рассматривая «Приют», а уши пощипывало морозцем. Он выдохнул очередную порцию ледяных кристалликов и нагнулся за сумкой, сообразив, что пробы можно было оставить и на вокзале, в камере хранения. Не исключено, что и ночевать придётся именно там. По лестнице инженер поднимался тяжело, каблуки звонко стучали по рифлёному железу, снег противно скрипел.

Дверь открылась прямо в небольшой холл. Яркий свет резанул по глазам, вышибая слезу. Тепло окутало инженера, в носу сразу захлюпало. Он поморгал, осматриваясь. Небольшое помещение надвое разделяла высокая стойка с дверью и откидной столешницей, как в баре. Справа у стены притулился диванчик для посетителей, широколистный фикус в кадке склонился над ним толстым стеблем, словно устал торчать и желал прилечь. Ох, как он его понимал!

– Здравствуйте!

Над стойкой улыбалась голова жгучей брюнетки лет сорока, с ярким и обильным макияжем и современной причёской: дрэды, нарощенные цветными ленточками и светлыми прядями. Этот стилистический изыск был стянут в тугой, перекрученный, как моток проволоки, узел на затылке. Открытый лоб без единой морщинки, словно косички растянули кожу как парус. Высокие, тщательно выщипанные в нитку и подкрашенные, брови только усиливали это впечатление.

– Здравствуйте, – Круглов пересёк квадрат пола, покрытый дешёвеньким, но явно новым линолеумом. – Мне бы комнату на ночь. Есть места?..

Обладательница диковинной причёски – ночной администратор? хозяйка? раз гостиница домашняя, – оказалась щедро наделена и другими достоинствами: полные плечи и руки, пышная грудь, декольтированная чёрной блузкой, очень белая кожа. Она улыбалась ярко-красными губами, теперь шире, ровные белые зубы влажно блестели. Сплошные искренность и радушие. Ни усталости, ни скуки, ни раздражения…

– Тысяча рублей, – кивнула она, крупный и броский камень цвета крови лежал в ложбинке между грудей, притягивая взгляд, – Отдельная комната и санузел. Расчётный час – двенадцать. Вас устраивает?..

Круглов кивнул, к горлу подступил комок. Вот так, просто. От облегчения ноги едва не подкосились, так не хотелось возвращаться на вокзал, покидать это уютное тепло и выходить на улицу. В темноту и холод.

– Давайте паспорт, – женщина протянула руку над стойкой.

Нет, подумал Круглов, глядя на эту руку, не сорок. Пожалуй, ей за пятьдесят, но молодится изо всех сил. И глаза ещё блестят: большие, чёрные. Кошачьи. Хотя, может, это из-за косметики? Он в этом не разбирался.

– Пожалуйста…

Женщина уткнулась в гостевую карту, он осмотрелся. Стойка отгораживала холл от коридора, уходящего в обе стороны. Вряд ли далеко, снаружи здание не выглядело большим: несуразным, грубым и серым, как промышленный цех – это да, но небольшим. У стены за стойкой – широкий, ячеистый шкаф-стеллаж. В открытых нишах – стопки «вафельных» полотенец и застиранного белья. Какие-то бутыли. Рядом мерно тарахтел торговый холодильник с прозрачной дверцей: газировка, пиво. Ещё правее – узкий стол, покрытый скатертью. Небольшая стойка с чешуёй разноцветных пакетов: чипсы, сухарики, рыба… Сопутствующие товары? Обслуживание в номерах? Пять звёзд, всё включено…

– Если проголодались, под нами – кафе. Вкусно и недорого, – сказала женщина, не поднимая головы, – Правда, вход только через улицу. Вы на машине?

– Нет, – ответил Круглов, – А какое, собственно?..

– Это я к тому, что наша стоянка оборудована камерами, но вам это…

– Не пригодится, – подхватил он с вялой улыбкой.

– Ну, может, хоть поужинаете, кафе работает до трёх ночи…

Вывеска под лестницей была. Неразборчивые витиеватые буквы. Круглов вздохнул. Вокзальные пирожки с печёнкой ещё лежали в желудке парой холодных кирпичиков, словно он заглотил их не жуя. Тут не о еде, о мезиме подумать стоило.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Я, пожалуй, воздержусь…

– Ну, и правильно, – она вернула паспорт и сдачу с пятитысячной купюры. – Говорят, есть на ночь – вредно. Плохие сны снятся.

Кругло вяло махнул рукой. Он так устал, что кошмары его не заботили ничуть. Хозяйка поднялась со стула и откинула часть стойки над дверцей, приглашая его пройти.

– Пожалуйста.

Он подхватил сумки.

– Сюда.

Женщина пошла впереди. Талия у неё оказалась очень тонкой, а вот задница и бёдра – под стать груди и плечам. Низкий пояс джинсы позволял рассмотреть цвет нижнего белья. Модно. Широкие бёдра покачивались, ягодицы упруго подрагивали, словно их обладательница только что соскочила с барельефа храмового комплекса в Каджурахо, растеряв по дороге бусы и браслеты. Какие джинсы? Ей бы сари: «Джими, Джими, ача…»

Круглов отвёл взгляд.

К счастью, коридор оказался коротким. Тупичок, обклеенный виниловыми обоями грязно-песочного цвета, и три двери.

– Вот, – сказала женщина, повозившись с ключами. – Ваш номер. Тринадцатый. Вы в приметы верите?

Она хихикнула.

– Нет, – сказал Круглов. Игривый тон хозяйки раздражал. Он поскорее хотел остаться один.

– Прекрасно! – она распахнула дверь в короткий тамбур. Против входной двери была ещё одна, точно такая же. – Это санузел.

Она протиснулась вперёд, бесстыдно касаясь его плеча полной грудью, и повернула налево. Загорелся свет.

– Располагайтесь. Будьте, как дома. Отдыхайте…

– Спасибо, – буркнул Круглов.

Кажется, она что-то почувствовала, и без дальнейших разговоров выпорхнула из номера. Инженер выдохнул и опустил сумки на пол.

Ох! Хорошо!

Первым делом он снял ботинки. Освобождённые ступни отозвались ломотой. Пуховик Круглов пристроил на вешалке у двери, спрятав шарф в рукаве, который высовывался наружу красно-чёрным мохеровым языком. На подгибающихся ногах дошёл до кровати и плюхнулся навзничь поверх покрывала. Он лежал так минут пятнадцать, прислушиваясь к тонкому вибрирующему звону в измученном теле: ноющим предплечьям; икрам, налитым молочной кислотой под завязку; пояснице, в которой медленно растворялись мышечные зажимы, словно кусок сахара в тёплом чае.

Жаркий воздух обволакивал, навевая дрёму. В комнате пахло чистотой и свежей постелью. Обалдеть! И тихо. До чего тихо… Он отключился.

Во сне тяжко ворочалось и ритмично грохотало, рядом, словно он стоял на нулевой отметке котельного цеха у барабанной мельницы, в полной темноте, а над головой свистело и билось в топке яростное гудящее пламя…

Минут через десять Круглов приподнялся на локте, бросив взгляд на часы – половина одиннадцатого. Он сел на кровати, повертел головой, стряхивая остатки сна и осматриваясь. Ах, да! Командировка. Гостиница. Комната квадратов двадцать. Бежевые обои, на полу линолеум. Точно такой же, как и в холле: новый и чистый. Большую часть номера занимала двуспальная кровать. У входной двери, слева, настенная вешалка, по другую сторону – высокое зеркало, в котором сейчас отражались часть кровати, тюлевые занавески на окне и кирпично-красного цвета портьера. Угловой диван с низким столиком. Телевизор на кронштейне висел над диваном и почти под самым потолком, чтобы было удобно смотреть с постели.

Неплохо!

Нет, ей-богу недурно! За тысячу-то рублей.

Круглов ездил много. В основном по области, но случалось и в Москву летать. Сказать, к примеру, ведомственная гостиница «Мосэнерго» похуже будет: боксовая система номеров; один сортир на две комнаты и пять человек. А тут?! Ему вдруг пришло в голову, что на вторые сутки искать жильё больше не нужно. Нет, правда, чем не ночлег? Завтра ещё попарится с неподъёмной сумкой, а потом будет налегке. И до вокзала недалеко…

Усталость отступила, настроение качнулось в мажор. Круглов поднялся, стянул джемпер и бросил его на постель. Ну-ка, проинспектируем удобства. У выхода он заметил две пары сланцев. Домашние туфли, надо полагать. С усмешкой он сунул ноги в те, что побольше размером и вышел в тамбур. Туалет крохотный: на толчок и раковину-тюльпан. Над раковиной тоже висело зеркало, на крючках чистые полотенца. Круглов помочился, вымыл руки и освежил лицо. Хорошо бы душ принять, но…

Телевизор показывал какой-то импортный фильм с Джонами и Самантами, в тропических декорациях с исполинскими руинами. Приглушив громкость, Круглов позвонил жене, но связь была отвратительной. Кое-как он докричался, что уже на месте, устроился и вообще, всё хорошо, завтра позвонит. Заметив на столе чистую пепельницу, с удовольствием закурил, прошёлся по комнатке.

Окно выходило на крыши частного сектора, укутанные снегом, заросшие антеннами и курящимися печными трубами. Снег искрился в отсветах фонарей. В морозном воздухе смог висел неподвижно как туман. Табачный дым в комнате так же неподвижно завис вокруг люстры. Круглов открыл форточку и потянул портьеру. На ощупь ткань оказалась плотной и тяжёлой. Она испускала сладковатый неприятный запах дешёвой химии. Или не химии?..

Инженер брезгливо разжал пальцы.

Разобрал дорожную сумку, задумчиво посматривая на портьеру: то ему чудился узор на ткани, то странные тени в складках, то застиранные пятна. В телевизоре зарычали: кого-то поедали с хлюпаньем и кровянкой по стенам. Круглов отвлёкся, переключая канал, и простое действие стёрло из памяти все странности, как он стёр о брюки неприятное ощущение прикосновения к портьере.

Так. Туалетные принадлежности сразу отнёс в санузел. Своё полотенце доставать не стал. Смену белья оставил в пакете, но приготовил на утро чистую пару носков. «Носки меняй каждый день», – вспомнил он наставления жены и улыбнулся. Аккуратно уложенную сорочку и джинсы сложил стопкой в угол дивана. Шкафа в комнате не было. Мимолётно подумав о книжке, что лежала на дне сумки. Он плохо помнил, что второпях схватил с полки. Кажется, это был сборник партизанских повестей Виктора Смирнова, но читать не хотелось. Как ни странно, не хотелось и спать. Долгий и трудный день так и не выпил его досуха.

Снизу стало доноситься ритмичное уханье. Ага! Кафе работает. Весело работает. Может…

Нет, не пойдёт он. А вот пивка выпить можно. Погрызть чего-нибудь…

Круглов вышел в коридор.

Хозяйка что-то чиркала авторучкой в раскрытой тетради, сидя на крутящемся табурете за стойкой. «Вот, кстати», – подумал Круглов, стараясь не замечать ослепительно былых полукружий, выпирающих из её штанов, – «Не забыть все квитки у неё взять для отчёта».

Женщина повернула голову на звук шагов и заулыбалась.

– Что-то хотите?

– Да, – сказал Круглов и поспешно добавил. – Пива. Кальмаров каких-нибудь…

– Выбирайте, – она махнула рукой в сторону холодильника. Зазвонил телефон, и женщина повернулась к инженеру спиной, потянулась за трубкой. Пояс джинсов послушно пополз вниз. Круглов уткнулся носом в прозрачную дверцу: «Черти бы драли эту бабу! Ну, должно же быть какое-то чувство меры?».

– Да?

Ценник на пиво был ресторанный. За «Сибирскую корону» аж восемьдесят пять рублей! «Хайнекен» стоил в два раза больше. Круглов почесал затылок.

– Есть. Ещё есть, приезжайте, конечно… Тысяча рублей… Стоянка есть… с видеонаблюдением, да. Нет, не отдельно…

«Бойкое местечко», – Круглов открыл дверцу холодильника, чуть помедлил и мысленно махнул рукой, – «А! Гулять, так гулять!»

Он взял три бутылки «Хайнекен» и баллон газированной воды. Поставил на стол. Порыскал взглядом по полке с сухариками, чипсами и прочей ерундой. Стащил с крючка пакет кальмаров и, поворачиваясь, отступил в сторону.

– Малый джентльменский набор, – пробормотала хозяйка, уже подбивая на калькуляторе сумму.

Круглов кашлянул. Вообще-то к малому джентльменскому набору полагается ещё и пара презервативов. Он был абсолютно уверен – спроси сейчас, и перед ним мгновенно вывалят целую кучу. И за компанией дело не станет. Плавали, знаем…

– Простите, как вас зовут? – спросил он. – То есть, я должен был узнать это раньше…

– Варвара.

Он подождал, но продолжения не последовало.

– Варвара, я, пожалуй, останусь у вас ещё на сутки…

– Отлично, Константин…

Смотри-ка, запомнила. Как говорится, «нормально, Григорий»…

– Мне не очень рано вставать, и обычно я не завтракаю – только кофе. Можно будет мне утром кипятка у вас набрать?

– Да ради бога, – засмеялась хозяйка. – Сегодня я дежурю в ночь, до расчётного часа. Обращайтесь. Всё, что понадобится. В любое время. Комната дежурного персонала – вот сюда…

Она гибко изогнулась, показывая рукой, грудь подалась вперёд и поднялась над декольте, словно белая волна. Кулон в серебряной оправе скатился в ложбинку обломком кораблекрушения. В глубине камня качнулись тёмно-багровые тени, сомкнулись в крошечной червоточине, маленькой крылатой фигурке. Круглов моргнул, камень приобрёл чистый и глубокий цвет.

– Там сейчас горничная дневной смены, – Варвара повела плечами, грудь колыхнулась. – Домой собирается…

В глазах дрожали влажные огоньки.

– Да-да, конечно, спасибо, – Круглов рассчитался, сгрёб бутылки и пошёл к себе. Пакетик с кальмарами похрустывал пластиком на каждом шагу.

– Если хотите, – сказала хозяйка ему в спину, – можете принять душ. Кабина напротив вашего номера, правее…

– Спасибо, – сказал он вполоборота, чувствуя себя полным идиотом. Она что – его клеит? Бред какой-то! Ужимки эти её… улыбки… кулон… Решила, что он пялится на её сиськи? И слюни пускает, ага…

У стойки вновь зазвонил телефон.

Круглов обернулся и поймал смеющийся взгляд хозяйки. Черт!

Он поспешно ретировался за дверь и заперся. В комнате – составил бутылки на стол, бросил на скатерть пакет с кальмарами и достал сигареты. Поёжился, не сразу сообразив, в чём дело, потом заметил портьеру, тени на ней шевелились. Окно! С улицы натянуло не только морозцем, но и печным дымком. Круглов закрыл фрамугу и повернулся. В зеркале у двери отразился субъект глуповатого вида в рубашке и джинсах с пачкой сигарет в руке.

Субъект рассмеялся. Растрепал волосы.

Дон Жуан хренов! Напридумывал всякой ерунды! Сознание вдруг очнулось окончательно, и слух выхватил обрывок музыкальной фразы из телевизора: «Он к нам попал в волнении жутком, и с расстроенным желудком, и с номерочком на ноге»…

Смех перешёл в приступ гомерического хохота, который Круглов безуспешно пытался душить.

Он стащил рубаху и джинсы, оставшись в одних трусах. Закурил, открыл первую бутылку и, улёгшись на постель, с удовольствием досмотрел какой-то документальный фильм о Высоцком. Пиво было холодным и вкусным, фильм интересным.

К концу первой бутылки закончилась и передача.

Круглов отнес пустую склянку в мусорное ведро в туалете. Выключил верхний свет в комнате, оставив зажженным бра у постели. Стакан, бутылки и закусь перекочевали на прикроватную тумбочку. Он расправил постель и улёгся поверх простыни. Жарко…

Взял в руку пульт, надавил.

С экрана брызнуло обнажённой плотью, динамик надрывался стонами. Искажённые лица раскачивались, сменяясь анатомическими подробностями соитий: набухшие кровью вульвы, напряжённые члены, колыхающиеся груди, каменные соски…

В уголке мельтешащего изображения сиротливо приютился логотип канала, «ХХL».

Ёпрст!!

Круглов подпрыгнул на кровати от неожиданности. Торопливо приглушил звук. Потом снова посмеялся своей реакции. Ну, ночной канал для взрослых. Кабельный, очевидно, для избранных. Бывает. Сейчас чего только не бывает. Нет, нам бы чего поспокойнее, без учащённого сердцебиения. Без давления…

Переключая каналы, он наткнулся на фильм, показавшийся знакомым. Оборванный человек в гимнастерке брёл по болоту среди чахлого березняка, постоянно озираясь. На экране возникали титры: операторы, художники. Потом всплыло название – «Исчезнувшие». Круглов глотнул пива, пожевал упругие колечки. Через пять минут он сообразил, что смотрит ремейк советского фильма 70-х «Обратной дороги нет» по… военной прозе Смирнова о партизанах Великой отечественной! Надо же какое совпадение! Книжка лежит у него в сумке. Ну и ну!

Прихлёбывая пиво и жуя, он с удовольствием следил за событиями на экране. За первой серией последовала вторая. Обоз Топоркова уходил разбитыми лесными дорогами, за партизанами по пятам кралась немецкая ягдткоманда…

В коридоре послышались невнятные голоса. Один, кажется, принадлежал Варваре. Круглов напрягся, но потом понял, что открылась дверь соседнего номера, там задвигались, заходили. Звуки оставались на пределе слышимости, куда тише, чем ритмичное «бум-птыц» из кафе снизу. Впрочем, он не беспокоился ни на этот счёт, ни по поводу шумных соседей. По его прикидкам пиво и усталость сделают своё минут через тридцать – сорок, и спать он будет крепко, без сновидений.

Он ещё раз сходил в уборную, проверил, заперта ли входная дверь и закрыл внутреннюю, с рифлёным стеклом – из комнаты в тамбур. Фильм прервался на рекламный блок. Круглов поставил в телефоне будильник на половину восьмого и положил трубу на тумбочку. Открыл последнюю бутылку, приглушил свет бра, покрутив колёсико на выключателе. Реклама закончилась…

В голове приятно шумело, и приятно было держать прохладный стакан в руке. Пузырьки пены лопались с невнятным шелестом. События в фильме развивались своим чередом, Топорков пытался вычислить предателя, увязавшегося за обозом. За стеной у соседей послышались негромкие ритмичные звуки. Потом Круглов узнал в них женские придыхания-выкрики, и тут же в стену несколько раз легко ударили чем-то твёрдым, в ритм.

Он заулыбался, сообразив, в чём дело, кровать и в его номере довольно шаткая. Взгляд оторвался от экрана и уплыл вниз в сторону. Круглов допил пиво, разглядывая в зеркале отражение своих ног на покрывале, занавески и портьеры в глубине. Вот он угодил в вертеп. Всё так же улыбаясь, стараясь не обращать внимания на участившийся ритм за стеной и высоту тона, он сонно размышлял, кто становится наиболее частым клиентом Варвары. Почему одна пара сланцев в комнате на несколько размеров меньше другой; зачем повешено второе полотенце – точная копия первого, – в санузле; для кого в гостиничной сети запустили икс-образный канал. Он сонно похвалил себя, что не воспользовался душевой, через которую за сутки проходят десятки тел, смывающих с себя похоть, пот и сперму…

…Десятки, сотни разгорячённых тел, сошедших со стен Кандарья-Махадева, скользящих мимо бесконечной вереницей: тяжёлые узлы волос, запрокинутые лица, жадные рты, шарообразные груди, гипертрофированные члены, низкие пояса и браслеты, изящные ступни, вскинутые бёдра, изгибающиеся торсы, преклонённые колена, влажные пальцы. И снова жадные рты, впивающиеся в плоть и такие же жадные члены, врывающиеся в вагины, словно все они устремлены к одному: выпить друг друга досуха и вновь наполнить до краёв. Выпить и наполнить. Инь и Янь…

…Он очнулся посреди ночи.

Душно. Жаркий воздух тяжело наваливался на грудь, выжимая пот из каждой поры. Во рту пересохло, в висках стучало. Телевизор под потолком показывал бессмысленную и белёсую шугу, заполняя комнату невнятным шуршанием. Под полом всё ещё ухало и било. За стеной всё так же ритмично вскрикивали…

О, Господи!

Круглов сел на постели. Капли пота покатились по груди, задерживаясь в складках кожи. Сколько же времени? Он потянулся к тумбочке за телефоном – половина третьего. Фу-фу! Кафе до трёх работает, кажется. До которого часу будут трудиться за стеной – оставалось только гадать. Мысли ворочались в голове тяжело, с шуршанием, как язык во рту. Инженер тяжело опёрся о постель. Телефон из руки он так и не выпустил, забыл. Жарко. Хорошо, что воды купил.

Он качнулся, поднимаясь, и поднял голову, заморгал и опустился на кровать, словно воздух плотный и вязкий как патока, не пустил. Дыхание пресеклось, Круглов смотрел…

…в зеркало, где отражался сам, вернее левая сторона тела, кровать и…

Портьера на окне шевелилась, собираясь тяжёлыми складками. Тени ломались, ткань вспучивалась, словно её раздувал сильный сквозняк, а невидимые шпалеры не пускали. Свет ночника, присыпанный телевизионным снегом, беззвучно скользил по изгибам занавески.

Круглов обернулся так резко, что в пояснице хрустнуло.

Воздух с шумом вырвался из лёгких, словно выдохнул кит. Сердце забилось часто-часто, инженер опустил голову и закрыл лицо трясущейся рукой. Под веками, словно фотографическое изображение, медленно растворялся в темноте отпечаток совершенно неподвижной портьеры с тяжёлыми складками.

Неподвижной!

Чёрт! Нервный смех щекотал горло, испуг требовал выхода. Круглов попытался сглотнуть, но язык лишь вяло шевельнулся, да судорожно дёрнулся кадык. Инженер повернулся к столу, с силой проведя рукой по лицу, прогоняя остатки наваждения.

Открыл глаза.

Зеркало отражало за его скрюченным телом, прямо за левым плечом, громоздкую измятую фигуру, задрапированную в красно-кирпичную ткань. Едва оформленная голова с гротескной пародией на лицо: неровный провал разинутого рта, черно-красные ямы глазниц. Складки ткани волнами падали на острые плечи, стекали по рукам и вновь морщились у локтей. Пустой рукав тянулся к плечу Круглова.

Он закричал, но горло выпустило лишь сдавленный писк.

Ступни чувствовали слабую вибрацию пола от музыкального шабаша в кафе. За стеной не прерывали своих увлечённых занятий. Телевизор шипел, но этот тихий звук казался теперь горячим дыханием существа за спиной.

Круглов конвульсивно дёрнулся и швырнул в зеркало телефон, который все ещё держал в руке.

В месте удара зеркало вспучилось, он видел это совершенно отчётливо, как в замедленной съёмке. От крохотного скола брызнули ломаные трещины и окутались поперечными паутинными изломами. Отвалился один осколок, потом другой. Наконец кошмарное отражение осыпалось на пол небольшой лавиной. Инженер вздрогнул. С его слухом что-то случилось, он действовал избирательно. Круглов слышал «бум-птыц» и стонущие всхлипы за стеной. Шипение телевизора. В коридоре у дверей кто-то завозился. Прозвучал голос Варвары. Инженер даже разобрал слова: «Не беспокойтесь. Наверное, клиент что—то разбил. Я посмотрю». Её короткий стук, на который он не в силах был отозваться. Скрежет ключа в замке, скрип двери. Оклик, она звала его по имени. Ещё один щелчок: она плотно закрыла дверь…

Пусть, подумал Круглов, испытывая невероятное облегчение, пусть уж лучше она войдёт…

Пережитый ужас не давал ему оглянуться. И ещё он почему-то не слышал ни стеклянного треска, ни звона осыпающихся осколков. Это казалось важным, но сосредоточиться инженер не мог. Плечи тряслись, ноги казались ватными. Жара в комнате вдруг спала, словно резко опустили какой-то занавес. Холодный воздух наполнился запахом старинной пыли, лежалой и неподвижной, как на чердаке бабушкиного дома в деревне. И сладковатым нафталиновым тленом распахнутого сундука с полусгнившим тряпьем и семейством издохших мышей.

За рифлёным стеклом двигалась тень хозяйки. Волосы на предплечьях инженера встали торчком, кожа пошла мурашками. Он выпрямился…

Чья-то рука легла ему на плечо.

То есть, он мог бы поклясться, что это рука, хотя в первое мгновение ощутил лишь прикосновение прохладной шершавой ткани.

Глаза вылезли из орбит. Рот раскрылся. Мышцы мочевого пузыря расслабились, горячая влага растеклась в паху. В голове возник далёкий неразборчивый гул. Плечо нестерпимо зачесалось. Круглов рефлекторно дёрнулся, и тело его выгнуло дугой от нестерпимой боли. Тысячи раскалённых игл вонзились в тело до кости. Он запрокинул искажённое мукой лицо, на глазах выступи слёзы, потом со стоном сумел повернуть голову.

Угол портьеры медленно сползал с плеча, а за ним тянулся шлейф тонких блестящих нитей: красных, поблёскивающих от влаги, пульсирующих. В следующую секунду боль ослепила. Он зажмурился. Боль ввинчивалась в тело, быстро распространяясь от плеча и дальше, ветвилась по нервным окончаниям, врастала в тончайшие волоконца мышц шеи, спины, предплечья; пускала отростки под кожу на затылке, выворачивала суставы, пузырилась в лёгких. Сердце сжалось и затвердело, словно крохотный камешек. Он уже не слышал внешних звуков. Многоголосый воющий хор нарастал, заполняя череп.

Он почувствовал, что его щёки мокры и поднял веки.

Дверь в комнату отворилась. По рифлёному стеклу промелькнуло размытое отражение, бесформенное пятно. Обнажённая женщина ступила на порог. Инженер узнал хозяйку гостиницы и хотел протянуть ей правую руку. Умоляющий жест оборвался на середине новой вспышкой боли от шеи до кончиков пальцев. Выпученные глаза качнулись в сторону, словно мраморные шарики. Круглов увидел, что у него выросло крыло. Перья из сотен, тысяч блестящих пульсирующих нитей. Они тянули руку назад. В груди возник клубок сосущей пустоты. Вой в голове усилился, распадаясь на отдельные голоса. В них звучали укор, страдание и тоска вечных узников чистилища, невыразимые словами.

Глаза-шарики безвольно качнулись, обращая мутнеющий взгляд на женщину.

Её кожа отливала мраморной белизной. Глубокие тени лежали под грудью и внизу живота. Красные губы изогнулись в усмешке, глаза сверкали, словно две лужицы серебра. Косички на голове зашевелились, расплетаясь, распуская узел на затылке, разметая плотные пряди. Вплетённые в них обрывки ленточек и нитей, осыпались на пол как кусочки мёртвой кожи. Освобождённые, волосы взметнулись вокруг головы наэлектризованным ореолом. Из глубины комнаты, из-за того, что когда-то было спиной человека, им навстречу устремились сотни тончайших кирпично-красных нитей. Блестящих и влажных.

Они встретились, жадно впились друг в друга, заколыхались, то утолщаясь, то истончаясь, разгораясь местами до цвета раскалённого металла и остывая до остывающего багрянца. Глаза Варвары закатились, рот дергался. Под кожей перекатывались волны. Вены вздувались, то проступая чёрным, словно их наполняли чернилами, то наливаясь оранжевым. Груди колыхались из стороны в сторону, соски набухли. Плоский живот ходил волнами, как у танцовщицы экзотических танцев. Бёдра трепетали, бесстыдно подаваясь вперед, судорожными толчками. Босые ступни с хрустом крошили стекло в зеркальную пыль. Осколки звенели, словно невидимые браслеты.

Зрение Круглова милосердно угасло. Боль растворялась в водовороте мучительного наслаждения. И только то, что осталось от его души, беззвучным воплем вплелось в общий хор страдания тонкой кирпично-красной нитью…

***

Черт!

Он вздрогнул от отвращения и просыпал светло-серый порошок на форменные брюки. Действительно зола. Или ещё какая-нибудь гадость. Он не хотел признаваться себе, что втайне рассчитывал на другое. Глупо рассчитывал, по-лоховски. С раздражением полицейский отряхнул серую пыль с колен, убрал выкидуху в карман бушлата. Утёр губы.

– Не мусори тут! – приказала Варвара. – Я уже номер убрала.

Она выравнивала на стене новое зеркало. Он видел, как она откидывает назад полные плечи, отодвигаясь и быстро постреливая чёрными глазами: ровно ли? Серый рассвет сочился сквозь портьеру в комнату. Паспорт гражданина Круглова сиротливо лежал на столе, рядом с кучкой купюр, выключенным телефоном модели «дешевле не бывает» и бумагами. Одежду мужика Варвара уже убрала…

Он пересчитал деньги. Двенадцать тысяч. Раздражение усилилось, переходя в злость.

– Чё денег так мало?

– А ты в бумажки его загляни, Шерлок Холмс, – парировала женщина. – У него командировка на два дня всего. И он не директор овощной базы…

– Директор к тебе не пойдёт…

– Так это как уговаривать будешь, – усмехнулась женщина влажными губами и отошла от зеркала. – А у меня всякие бывали…

Он невольно бросил жадный взгляд на пышную грудь и бёдра. Спорить было трудно. Столько лет бабе, а так себя держит. И выглядит всё моложе и моложе. Ни пуза, как у его благоверной, ни мешков под глазами. Лицо гладкое, как попка у младенца. И за передницу так и тянет потрогать…

– Ладно, – сказала Варвара. – Забирай всё и уматывай. Скоро прелюбодеи мои из всех комнат поползут. Нечего тебе тут светить…

Его покоробил властный тон. В который раз захотелось поставить зарвавшуюся суку на место. Падалью смердит, а туда же! Он наблюдал, как она внимательно осматривает комнату, поводя живыми блестящими глазами, а на языке так и вертелся вопрос, который он всегда хотел ей задать: «А в твоём кафе мясо есть можно?»

Варвара бросила на него колкий взгляд, и он стушевался. Подавился вопросом, а поскольку уже раскрыл рот, произнёс ворчливо:

– Чего они у тебя зеркала-то бьют? Запарился покупать…

– Чего, чего,.. – брови её вдруг сошлись, словно она заметила какой-то беспорядок. – В приметы не верят, вот и бьют…

Женщина устремилась к окну и принялась разглаживать ладонями какие-то мелкие складки на портьере, отчего-то напомнившие ему черты человеческого лица с распяленным в крике ртом. Он моргнул.

Варвара отпустила штору и повернулась к нему, губы расплылись в улыбке, обнажив красивые, ровные зубы. Вот бы выбить их расчетливым ударом и размазать эту улыбку по гладкому лицу. Чтобы в кровь…

– Я тебе как-нибудь обязательно покажу, – пообещала она серьёзно.

Полицейский сглотнул тошнотворный комок…