Читать книгу Веллоэнс. Восхождение - Андрей Шум - Страница 7

Часть первая
Глава 5. Встреча

Оглавление

Их одели в балахоны из верблюжьего волоса. У каждого на левом запястье переливался мутным серым блеском браслет, на голове зеленая холстяная повязка – символ мира и плодородия. Теперь они – служители бога Бадучены, покровителя травников и торбских воинов. В сумку Авенир положил тайную книгу, узелков с травами и ведовский трактат. Лазурит заключил в простенькую медную оправку – благо Дариссов канделлор мог не только зубы лечить – и повесил на шею, спрятав под одежду. Наставник сжимал руками дорожный посох. Авенир ухмыльнулся – с виду безобидная палка, а на самом деле резач – когда хозяину надо, он разделяется на два меча, рукояти скреплены шипастой цепью – такой можно и удар отразить и шею свернуть. У невысокого Марха под толстой робой перекатываются вздутые мышцы, а с виду – так, веселый толстяк-служака, не отказывающий себе в еде и питье, вот уж точно – посланник мира и плодородия. Интересно, сколько у него на самом деле оружия? Парень смог заметить только два заплечных кинжала, да по одному метательному ножу в сапоге. И, наверно, во внутреннем поясе отравленные иглы и завернутый кругом булатный клинок. Сколько оружия у тарсянина, никто ни разу точно не угадал. Даже после бани, будучи в чем мать родила, Марх все равно мог невесть откуда вытащить замысловатое военное чудо. Что же, против каганатской орды даже вооруженный до зубов, он как медведю пчела – разозлит и не более.


***


Халил обмакнул кисть в пиалу с красилом. На холсте рождался силуэт пятерых путников на фоне горного хребта.

– Им понадобится помощь.

Прозорливец закрыл глаза:

– Сила единения в действии… Вырисовывается пламя, пещера и горы…

На блестящей безволосой голове проступил пот:

– Свет и пламя… Надо бы проведать о них.

Слуга принес кувшин с отталеной водой. Смуглый старец нетоопливо повел рукой в сторону степи:

– Горез, приготовь мне пятый набор и младший канун. Я отправляюсь немедленно.

– Пожелает ли господин взять с собой слугу?

– Не в этот раз, друг. Ясности нет, и будет лучше тебе остаться в поместье. Возможно, я нашел Царскую драгоценность. И, возможно, не одну.

Юноша помог хозяину умыться. Халила объяло фиолетовым вихрем и унесло в северный край.


***


Спустя три недели пути густолесные чащобы поредели, а под копытами навьюченных мулов заскрипел песок. Солнце жарило не по-осеннему, воздух стал сух и безвкусен. До окоема простиралась великая хуннская степь, с редкими кустами и мелководными речушками. По всей равнине волнами проходили скудные травные всполохи – раскачивался на ветру ковыль, играл типчак, колыхался овсец.

Глаза страдали от такой свободы и пустоты, пытались ухватиться хоть за какой-то островок, деревце, или холм – но эта их прихоть оставалась неисполненной.

Когда близился вечер, путники треножили животных и раскидывали ночлег. Марх доставал из узелка лепешки с сыром и лук, Авенир же раскидывал спальники и вытаскивал мехи с водой и чаем. Вина странники не взяли – монахи Бадучены воздерживались от хмельного, а исполнять торбские каноны новоявленные соглядатаи начали уже в Глинтлее – тамильцы могли следить за ними от самих имперских ворот.

Сабельщику не нравилось, что рекрут (хотя рекрутом он был раньше, теперь – брат и напарник) собирает травы, читает какую-то книжонку и проводит время в размышлениях, покручивая в руках бирюльку с лазуритом. Но здесь, в степи, он ему не хозяин. Юноша рассказал, что сиротой попал в услужение к старой ведунье – там и научился травам да простым заклинаниям, но потом сбежал и прибился к амишам. Сам воин не доверял магии – считал ее, в лучшем случае, хитрыми фокусами. А, хотя пусть ворожит, зла от этого никому пока не было, да может Чыдаху чего покажет – не только же речами его умащать. Настоящих магов Марх видел лишь два раза – и одного из них убил своими руками. Злобный Тандкрит думал, что оскорбление сойдет ему с языка. Хм, тарсянина, конечно, сожгла бы та огненная стена, да вот только не подрасчитал чародей, что метательный топорик достанет его быстрее. А второй… Марх содрогнулся. Ледяной голем – не то человек, не то асванг, обладающий огромной мощью. Лишь однажды ему приходилось пройти путем Ен-Гарди – дорогой, лишь касавшейся заснеженных обителей Фаэлсиргра, но никогда не забыть того леденящего душу ужаса – страха, который сковывает тело, парализует отвагу и ведет в погибель, словно гипнотический взгляд василиска. А что же происходит там, в глубинах его земель?

Охота дрыхнуть пропала. Сабельщик выбрался из мешка и пошел в отхожее. Окинул взглядом стоянку – мулы спали, Авенир уже закончил свои чтения с молитвами и кутался в шерстяной плащ. Костер не разводили – в сухостое степь вспыхнет, как промасленный пергамент, да привлекать внимание зверей и людей лишний раз не стоит. Надо зайти подале, а то молодой еще проснется, испугается с непривычки. Да, степь – такое место, слышно на расстоянии полета стрелы. Не то, что город – гвалт, ор, повозки скрипят – не угадаешь, что за углом творится.

В темноте ночи разливалась тихая мелодия. Она проявилась из ниоткуда, мягко обволакивая своим покоем и добром. Лидийские напевы говорили о вечности, любви, радости и надежде. Текучие, медовые звуки проникали внутрь чрева, обволакивали душу и растворялись сладкой истомой. Тарсянин медленно спускался в низину, из которой доносилась чарующая музыка. Вокруг сабельщика вырастали обшитые шелком стены, ноги утопали в мягчайших персидских коврах и тигриных шкурах. Тихо журчала, переливаясь всеми цветами радуги, вода, струящаяся из стройных фонтанов. На палатях возлежали счастливые люди, которым девушки в полупрозрачных сари приносили еду и напитки. По дворцу разносился аромат жареного мяса и благовоний…

Вдруг все вокруг стало дрожать, палати расплывались и таяли в воздухе.

– Марх, очнись!

Авенир тряс тарсянина, как если бы тот задолжал ему двадцать золотых:

– Давай, приходи в себя! Умрешь если, тащить обратно не буду.

Сабельщик в недоумении оглянулся. Дворец с фонтанами исчез, в глазах стоял белесый туман, но уже понял, что произошло:

– Да все уже, я здесь. Сколько длилось наваждение?

– Около часа.

– Ну и сходил по нужде. Чуть душу не оставил.

– Так у тебя и душа есть? А я думал, ты ее на клинок променял.

– Завидуешь. Небось молишь своих богов, чтобы и тебя также одарили? Ладно, пора языки прикусить – кто больше молчит, тому жить дольше.

Марх осмотрелся, прислушался. Перед взором развернулась небольшая поляна, тускло освещавшаяся лунным светом, да тремя маленькими медными жирниками. На ней, в выложенном белыми камнями кругу, сидел смуглокожий старец. Седые усы, скрученная косичкой бородка, абсолютно лысый череп. В ухе поблескивает золотая серьга с камнем, а на правой стороне лба темной лужей растеклось родимое пятно. На коленях чаровника лежит похожая на древлянские гусли колода со струнами, по которым искусно бегают зажатые в пальцах костяные наконечники.

Старик, продолжая играть, свободной рукой дал знак не двигаться.

– Даже не посмотрел, – прошептал Авенир.

– Этого волхва так легко не возьмешь. Подождем, вроде пока его чары на нас не действуют.

– Чувствуешь, земля дрожит?

Ноги ощущали толчки, тряслись мелкие камешки, подрагивал ковыль. В нескольких шагах от смуглокожего вырос холмик. Земля растрескалась, полетели комья земли и, разорвав дерн, из недр поднялся огромный чешуйчатый змей.

«Похож на обычного червя, только в чешуе и с длинными изогнутыми клыками на конце. Да поболе чуть-чуть» – подумал Авенир. Он читал про таких тварей. Класорсизы пару раз в месяц они охотятся за пищей. Будь то человек, или конь, или еще какая живность. Сожрут и дрыхнут дальше. Под землей глаза не нужны – чешуя ощущает мельчайшее движение. Но вот что они еще и слышат – про это нигде написано не было.

Старец, продолжая играть, достал из-за пазухи бутыль и протянул к пасти змея. С клыков сочилась густая зеленовато-фиолетовая жидкость. Набрав почти доверху, волхв скрыл склянку в лежащий неподалеку мешок. Музыка сменилась и тварь медленно ушла под землю. Еще через несколько минут старец перестал играть, обернулся к монахам:

– Добры будьте, юноши.

– И тебе хорошего вечера, мудрец, – выпрямился Марх, – ты зачем ужика тиранишь? Еще и нас посередь ночи поднял. Ворожишь небось – отравить хочешь кого?

– Зачем травить, если и так убить можно? – глаза мудреца полезли на лоб, – я для лекарства собираю, ломоту в спине лечить. А то ноет, зараза, никакого покоя нет.

– Разделишь ли с путниками их скромный ужин?

– Нет, ужинать я не хочу. А вот позавтракать как раз можно, самое время.

И правда, окоем уже просветлел, над равниной поднимался белый, как глаза вареной рыбы, туман.

Старик оказался легок на подъем и не отставал от друзей. Пришли к стоянке. Стреноженные мулы, подрагивая от холода и тумана, щипали скудную зелень.

Пока Авенир разводил огонь, Марх двинулся поохотиться. Через полчаса воротился с двумя кроликами и куропаткой.

– Немного, но зато жиром не заплывем. Нам по кролику, а чародею птичку. Он вроде как тоже высокого полета будет.

В белесой пелене проявился силуэт старика. Мужчина подошел, развязал узел. На землю перед костром упало пятеро тарбаганов. Каждый размером с двух кроликов, похож на обтянутую мехом подушку.

– Ух ты, про жир я поторопился. Где таких тюфячков нашел, мудрец?

– А я за холмик зашел, смотрю – лежат. Все пять в рядок. Мешок открыл, они сами и залезли.

– Видно-видно. Знавал я одного старикана, точь-в-точь как ты обликом. Говорил, что его брат сказочником работает. Не ты ли?

Двух тарбаганчиков старик оставил путникам на дорожку. Ему то что – и так до дома недалеко, а им пригодится. Остальная живность исчезла в недрах троицы. Волхв ел по-молодецки, не уступая Марху и Авениру. Много ли надо для счастья мужикам? Мяса с луком, водицы студеной, да в бою остаться целым. А если и умереть – то чтобы сразу, без мучений.

Халил довольно погладил лоснящуюся от жира бороду:

– Пожалуй, с вами пройдусь. Недалече деревенька одна есть. Вы там запасы пополните, да в баню сходить можно. А я подлечу кого-нибудь, медью разживусь. Там уж разойдемся. Вместе веселей.

Веллоэнс. Восхождение

Подняться наверх