Читать книгу Крах империи евреев - Андрей Синельников - Страница 2

Мы определили первую свою книгу как историческое расследование. Историческое расследование на тему «Была ли средневековая империя евреев?». Удалось ли это доказать? Судить вам. Однако, как и любое расследование, она подчинялась не законам истории, а законам логики и дедукции. Продолжим это расследование. Вторая его часть будет искать ответ на вопрос «Кому был выгоден распад империи?».

При проведении исторического расследования, впрочем, как и при проведении любого расследования, необходимо определить объект изучения, среду его обитания, мотивацию поведения и собрать улики доказывающие версию, предложенную следователем. При отсутствии прямых улик, используются косвенные, к коим относятся рассказы очевидцев и свидетелей, причем зачастую противоречивые и субъективные, а также различные свидетельства и факты, напрямую к объектам не относящиеся, но позволяющие собрать, как из пазлов картину ситуации, в которой происходило расследованное действие или пребывал исследуемый объект. Далее следователь наделенный, если он наделен, достаточно аналитическим умом и необходимыми знаниями, пытается воссоздать более, менее достоверную картину происшедшего и место в создаваемой череде событий, которое занимал субъект его расследования. Некорректные следователи или предвзятые следователи часто используют систему аналогий, то есть такое уже было и мой случай похож на тот, который расследовал до меня мэтр Имярек, поэтому я считаю, что это одно и то же. Не менее часто применяется термин «Да это и так всем известно…», что тоже является притягиванием фактов за уши. Последняя уловка ленивого следователя, это подгонка фактов под свою версию или версию угодную начальству. Мы постараемся избежать всего этого по ряду причин. Во-первых, над нами нет начальства, во-вторых, у нас отсутствует фактор неумолимого времени, в-третьих, на нас не давят родные и друзья подозреваемых, деяния которых мы расследуем. Хотя и здесь мы немного лукавим. Друзья и родные находятся через толщу веков, так же легко, как и через несколько минут после содеянного.

Поэтому займемся своей работой по возможности объективно и добросовестно, стараясь использовать весь тот набор фактов и доказательств, которое оставило нам время, как в рассказах и воспоминаниях любого вида, пусть то даже любовный экспромт в альбоме девушки, так и в сухих текстах счетов и доносов. Привлечем красочные полотна живописцев и тусклые лики икон. Заглянем в точные ряды формул химиков и математиков, и в странные написания алхимиков и астрологов. Попытаемся понять скрытый философский смысл мифов и религиозных тестов, расшифровать баллады и сказки, ибо многие из них являются криптограммами своего времени. У нас сохранился огромный массив улик. От величественных зданий и монументов, технология и архитектура строительства которых сама по себе улика. До крошечных сережек модницы или прозрачного кубка прожигателя жизни. Монеты, ростовщические расписки, оружие и амуниция. Традиции и обряды. Культы и религии. Все это наши улики. Надо просто добросовестно разложить их по полочкам, скинув с плеч груз исторической науки и принятых всеми толкований. А это гораздо тяжелее, чем нести его на своих плечах.

Начать придется с необходимых пояснений.

Для начала мы должны напомнить принятые нами определения некоторых аспектов управления Великой Империей, если принимаем за допустимое, что она была, и ответить на ряд вопросов, в дальнейшем помогающих нам в нашем расследовании. В этом нам поможет работа Алексея Никольского «Некоторые аспекты управления империей», любезно предоставленная нам автором еще для первой книги.

Вопрос первый: Как управлять Ойкуменой (к этому термину мы еще вернемся)? Попытка воссоздать систему управления беспрецедентным геополитическим образованием, каким являлась Великая Империя, сталкивается с целым рядом почти непреодолимых трудностей. К числу основных следует отнести:

– практически полное отсутствие надёжно датируемых источников ранее XVII века;

– сознательное искажение информации о своём ближайшем прошлом историографами XVII–XVIII веков во всех странах.

Тем не менее, положение не является таким уж безнадёжным.

Во-первых, базовые принципы государственного управления хорошо известны из позднейшей истории и из современных наук об управлении государством. Надо лишь экстраполировать их на государственное образование, стремившееся осуществлять управление всем обитаемым миром – Ойкуменой, и, естественно, тщательно учесть все различия, из такого стремления вытекающие.

Во-вторых, информация о прошлом сохраняется и в поздних, и даже в тенденциозно отредактированных источниках. Методика выявления такой информации хорошо известна в источниковедении. Например, если установлена тенденциозность источника, приверженность его автора-редактора-компилятора определённой политической линии, то сведения, этой линии противоречащие, с большой вероятностью находятся ближе к фактологии реальных событий, чем сведения, «генеральной линии» соответствующие.

Перед формулированием теоретических предпосылок управления Империей полезно разобраться со значениями основных используемых терминов. Это, во-первых, позволит избежать неоднозначности в толковании тех или иных понятий в различных документах и в разные эпохи, а во-вторых, может дать ключ к пониманию существа явлений, за этими понятиями скрывающихся.

Начнём с понятия, уже использованного несколько раз в нашем расследовании.

ИМПЕРИЯ.

Это слово закрепилось в русском языке достаточно поздно, при Петре I. М.Фасмер отмечает появление этого слова у Шафирова, а производного от «империи» слова «император» – у Феофана Прокоповича, то есть в начале XVIII века.

В более ранних документах термин «империя» также встречается, но во всех таких случаях имеется в виду что-то постороннее, существующее за пределами Руси, – либо это Священная Римская империя, либо это Византийская империя (как полагают комментаторы этих документов, так как из самих документов подобные локализации, как правило, не следуют).

В нашем расследовании мы будем употреблять это слово с большой буквы для обозначения социально-властного (государственного?) образования, имеющего целью, в отличие от национального государства, неограниченную экспансию и контроль над всем обитаемым миром (Ойкуменой).

ГОСУДАРЬ, ГОСУДАРСТВО.

Словарь Фасмера выводит слово «государь» из русского слова «господарь», а слово «господарь» – из слова «Господь». Смысл прозрачен. Имеется в виду государство, как владычество, как господство. Отсюда и термин «господин» Таким образом, в русском языке до самых новейших времён (XIX век) ничего общего с современным пониманием термина «государство» не наблюдалось. То есть в понятие «государство» не входили такие важнейшие для современных политологических и юридических дисциплин составляющие, как территория и суверенитет.

Просто владычество, господство, превышение чего-то над чем-то. Это необходимо иметь в виду, встречая слова «государь» и «государство» в древних документах.

ОРДА.

Интересен смысл термина «орда». Здесь тот же словарь Фасмера позволяет сделать удивительные наблюдения. Орда в русском языке, по мнению составителя, заимствовано из языка тюркского. Причём заимствовано довольно-таки странным образом. В тюркских языках это слово означает либо «военный лагерь», либо «дворец, шатёр султана, хана». А вот в русский вошло в значениях «кочующее племя» и «толпа, орава, ватага, скопище народа» – иными словами, что-то беспорядочное, хаотическое, но очень большое и стремительно куда-то несущееся.

Однако слово «орда» до букв совпадает с латинским словом «ordo», откуда корень «ord-» перешёл в западноевропейские языки (английский, немецкий, французский). И во всех этих языках это слово означает нечто прямо противоположное – ряд, порядок. Отсюда такие термины, как «орден» и «ордер».

А если мы вспомним значение слова «орда» в смысле «войско», то войско это эффективно воюющее, – войско, безусловно, предельно упорядоченное.

Получается, что и в тюркских, и в западноевропейских языках рассматриваемый термин обозначает схожие по смыслу понятия. И только русскому языку досталось слово с противоположным смыслом. В толковых словарях после эпохи Петра Великого много таких казусов, но это отдельная тема.

ХАН, КЕСАРЬ, ЦЕЗАРЬ, ЦАРЬ.

Все эти понятия являются синонимами. Пожалуй, только историографы XIX–XX веков стали находить различия в их употреблении. Древние же документы таких различий не улавливают. «Хан» – слово тюркское, «кесарь» – греческое, «цезарь» – позднесредневековый латинизированный вариант греческого слова, а «царь» – русское сокращение от «цезарь». Есть еще скандинавский «конунг» и еврейский «коган», славянский «князь». И все эти термины означают одно: верховный правитель. Соответственно, этот верховный правитель называется ханом в тюркских источниках, кесарем в греческих, цезарем в латинских, а в русских летописях именуется исключительно царём или князем.

Например, известный Девлет-Гирей, крымский хан (как его принято называть в позднейшей историографии), о котором ещё будет идти речь впереди, во всех русских хрониках XVII–XVIII веков называется исключительно крымским царём.

КОРОЛЬ.

Среди немногочисленных дошедших до наших дней русских документов XVI века есть письма и актовые грамоты с упоминанием в них различных европейских королей и королев. Не рассматривая сейчас вопрос о возможной апокрифичности этих источников, попробуем чуть подробнее поразмышлять на тему самого термина «король»: какой смысл он мог иметь в то время.

При попытке выяснить происхождение этого интересного слова мы сталкиваемся с самой настоящей этимологической загадкой, на грани сенсации.

Заглянув в тот же словарь Фасмера, легко обнаружить, что слово с таким корнем присутствует только в славянских языках – русском, украинском (король), болгарском (кралят), сербохорватском (крал), польском (kroi), чешском (krat), словацком (kral'), словенском (kralj) и т. д. Сенсация же заключается в том, что этимологию этого слова Фасмер выводит из… имени Карла Великого (и в подтверждение своего мнения приводит ссылку на работы ещё 13 специалистов, считающих точно так же). Факт совершенно феноменальный в своей исключительности. Ведь это слово попало только в славянские языки. В самом деле, по-латыни – rex, по-английски – king, по-немецки – konig, по-французски (а Франция в традиционной истории – метрополия империи Карла Великого!) – roi. Возникает законный вопрос: чем так прославился этот Карл на славянских землях, чем уж так велик и ужасен он был для славянских народов, если они даже вставили в свои языки его имя в качестве универсального термина, обозначающего правителя государства? Особенно для западных славян, которые этим словом называли не только иностранных, но и своих правителей.

Похоже на то, что, несмотря на законность, вопрос получился риторическим. А в таком случае, не имеет ли смысла поискать другую этимологию?

Надо отдать должное научной честности М.Фасмера – в спорных случаях, подобных этому, он приводит и мнения, с которыми не согласен. И одно из этих мнений (польского лингвиста Рудницкого) очень любопытно: он производит слово «король» от исконно-славянского «карать». И если допустить, что Рудницкий прав, то мы придём к любопытному выводу: королями назывались имперские наместники в Европе, одной из основных функций которых была именно карательная. Обозначив основные понятия, применяемые в нашем расследовании, мы определили еще и общие подходы к организации управления геополитической структурой.

Формулируя задачу неограниченной всемирной экспансии, Верховное правительство Империи неизбежно должно было ставить перед собой вопросы обеспечения управляемости создаваемого геополитического образования. И не просто ставить, а находить механизмы решения этих вопросов.

Попытаемся поставить себя на место Верховного имперского правительства и для начала сформулировать те вопросы, без решения которых задача всемирного распространения имперской власти не может быть осуществлена в принципе.

Во-первых, нужен надлежащий силовой ресурс. Любое властное решение, принятое в центре (в столице Империи), должно неукоснительно исполняться в любой точке контролируемой территории – иначе просто бессмысленно говорить о наличии центральной имперской власти. Следовательно, необходим и механизм принуждения тех, кто с принятым решением не согласен.

В качестве силового ресурса Империи будем рассматривать военную силу – регулярное войско, орду.

Второе, не менее, а в определённом смысле и более важное: идеология. Власть, держащаяся на голом принуждении, не может быть устойчивой. Гораздо легче управлять, когда тот, кто управляет, и тот, кем управляют, являются единомышленниками в достижении общей цели.

Это более сложная составляющая. Она меняется в зависимости от идеологических задач. Однако к моменту, рассматриваемому нашей книгой, то есть к моменту перехода к мирной жизни Империи идеологией Империи была единая монотеистическая религия. Единая монодержава, монархия требовала единой монолитной религии опирающейся на единобожие, монотеизма. Можно назвать эту религию и православием. Только тогда нужно чётко понимать, что это совсем не то православие, каким оно является сейчас.

Третья проблема, которую надо решать, – коммуникации. Изданный в центре приказ надо иметь возможность довести до исполнителя, на каком бы расстоянии от центра он ни находился, даже на противоположной стороне земного шара. В таких условиях вопрос о коммуникациях приобретает важнейшее, принципиальнейшее значение. Это тоже отдельная тема и она требует ее отдельного освещения.

И, четвёртое, без чего не обойтись ни одной общественной структуре, связанной хоть в какую-то упорядоченную систему – это экономика. Для эффективного управления Империей необходимо наличие на всей её территории эффективных экономических рычагов и их исполнителей, для осуществления, на определенных этапах развития Империи, определенных экономических функций имперского характера, которые, в конечном счете, определяются появлением товарно-денежных отношений.

Согласимся с предположением, что Империя, хотя сам термин некорректен, уже была к моменту начала создания структуры управления Ойкуменой, то есть Земли обитаемой, Земли обетованной. Впервые слово Ойкумена встречается у древнегреческого ученого Гекатея Милетского в 6–5 веках до нашей эры. Он называет так обитаемую часть суши, включающую все заселенные, освоенные или иным образом вовлеченные в орбиту жизни общества территории. Позволим занять этот термин у древнего грека.

Первоначально это могла быть Империя экспансии (в понятии расширения границ) с опорой на основную ее составляющую – военную касту, силовой ресурс, Орду.

На первоначальном этапе – раздвижения границ от протоцентра и освоения новых территорий, идеологическая основа была размыта. Захватчики, первопроходцы, колонизаторы, конквистадоры… назовите их, как хотите. Все эти пионеры Запада, так как направление экспансии было с востока на запад, могли поклоняться: огню, молнии, солнцу, деревьям, воде, камням…. На этапе экспансии это было не принципиально.

Однако к моменту создания на завоеванных землях протоколониальной системы, с зачатками централизации, необходимость выработки единой идеологии стала насущным вопросом, и он был решен в пользу монотеизма. Первичного монотеизма с опорой на ведический монотеизм солнечного обряда мистерий. При этом данная единая Вера вводилась мягко, не ущемляя прав и притязаний жрецов других обрядов, проводя концепцию дуализма.

Опора на монотеизм, как на идеологическую базу централизма оправдана, с точки зрения создания общей парадигмы – «Власть от Бога». Однако наличие единой Веры, предполагающей возможность разнообрядовости в оправлении культов поклонения Богу, предположила создание и существование Империи на принципе конфедерации, а не федерации, то есть системы общего управления из единого центра на основе договоренности и распределения полномочий между управителями на местах.

Таким образом, сложилась протоструктура управления Империей экспансии на основе разделения властей: на военную власть – касту воинов, ханов, продолжавших экспансию, духовную власть – касту жрецов, апологетов Веры и светскую власть – касту управителей завоеванными землями, князей, кормильцев.

Однако объединяющие факторы первого этапа – экспансия и создание единой Веры, на стадии становления и зарождения единого организма, не могли в полной мере служить централизующими факторами создания мощного единого государства. Необходимо было найти универсальные инструменты, принимаемые и востребованные всеми, вне зависимости от отправления культовых обрядов, отношения к различным родам и т. д. Или по крайне мере не вызывающие отторжения в силу их практической необходимости ни у завоевателей ни у завоеванных.

Во все времена. В том числе и в наше цивилизованное время, такими факторами являются: коммуникативные средства и экономика. Даже при наличии национальных, идеологических и различных других границ, они продолжают оставаться единой мировой сетью, живущей по единым законам – над национальным и над конфессиональным.

Итак, ко второму этапу формирования Империи, актуальной проблемой централизации стали: создание объединяющей, центростремительной экономической системы и коммуникаций, в основном обслуживающих эту систему.

Целью первой книги «Средневековая империя евреев» был доказательный анализ фактов, подтверждающих нашу версию о том, что централизация Империи могла быть осуществлена только после создания и при непосредственном участии экономической системы. Рассмотрение места и функций экономики в структуре управления Империей и ее влияния на ход дальнейшего исторического процесса.

Позволим себе повториться. Создание экономической системы Империи, ко второму этапу, этапу централизации и создания единого общего организма, стало проблемой номер один.

Почему?

Если Империя – единый живой организм, то для его нормального функционирования необходим приток крови ко всем его частям. Кровь государства – это товар (деньги) – дань для светской власти, и люди – рекруты для военной власти, то есть, одним словом – десятина, десятая часть доходов и десятая часть прироста мужского населения.

Для нормального кровообращения в организме необходима сама система кровообращения, система кровеносных сосудов, разветвленная система сбора и доставки десятины в имперские финансовые центры.

Субъектами осуществления системных функций, как известно, являются люди, другого пока не придумано. Следовательно, было необходимо воспитать, разместить и обеспечить целый корпус, институт функциональных исполнителей, осуществляющих движение крови по системе кровеносных сосудов.

Кто же мог взять на себя тяжелую ношу создания такой системы, и на какие слои населения могли опираться ее создатели?

Это первый вопрос, который мы рассматривали до того, как реконструировали всю систему в целом и каждую ее составляющую в отдельности.

Вкратце получалось следующее:

Ситуация к концу первого этапа становления Империи в основном выглядела так. Господствующая парадигма Империи представляла собой концепцию «союза двух мечей», военного и духовного, согласно которой, светский меч может обнажаться только по призыву Бога (Богов), чтобы поражать врагов Веры. Духовный же меч – меч истины, до поры лежит в ножнах уст. Догматы «Не мир я вам принес, но меч…», и «Огнем и мечом» поддерживались на первом этапе мечом, в буквальном смысле слова.

Основной силой Империи, можно сказать, ее главной составной частью, была ее военная составляющая – Богоборец, Израиль. Практически военная диктатура в метрополии и колониях под рукой единого военного вождя – Великого Хана.

Второй составной частью, вставшей на ноги и создавшей свою систему взаимоотношений на основе Веры, была ее духовная составляющая – Богославец, Иудея. Государство в государстве, управляемое пресвитером, первосвященником.

Светская власть – князья, достаточно серьезной силы в данный период не представляла, в связи с отсутствием собственного силового ресурса, разобщенностью и отсутствием объединяющего начала.

Значит выбор организаторов новой экономической системы – системы подпитки властной структуры, ограничен двумя субъектами власти – Израилем и Иудей.

При создании стабильной, закрепленной на местах системы взаимообщения, базовым создателем ее могла стать только Иудея, духовная система власти, имевшая на местах постоянно действующую, закрепленную территориально сеть представительств (приходов, Соборов, общинных домов, капищ, обителей…). Это существенно отличало ее от Израиля, в силу своих профессиональных особенностей, мобильного и базирующегося на постоянно мигрировавших Сараях – ханских ставках.

Из кого же могла рекрутировать исполнителей духовная власть?

1. Конечно же, из собственной среды. Из жрецов, друидов, волхвов, священников…иудеев. Однако для них это было понижением социального статуса, своего рода наказанием.

2. Из изгоев, в понимании Варварских правд, отданных законодательно под руку церкви. Из людей отправленных на покрут, службу, служителей…иереев.

3. Из торгового, образованного люда, по сути уже экономически грамотного сословия. Сурожан, гостей, купцов…жидов.

Вот создание, обустройство, внутреннюю структуру, традиции, законы и вообще жизнь этой системы мы и постарались проанализировать в предыдущей книге.

Итак, мы определили, что экономическая система снабжения Империи, основной задачей которой изначально был сбор и доставка десятины в Имперские финансовые центры, начала формироваться духовной властью – Иудеей на базе собственных духовных центров. Контингент будущих функционеров этой системы рекрутировался из: иудеев, иереев и жидов. Отсюда смешение этих понятий в современное время. Рассмотрим более подробно среду, из которой формировались будущие имперские сборщики дани, государевы люди, мытари.

Иудеи. Каста духовных проповедников, проводников Веры монотеизма, Богославящих. Точнее «Славящих Яхве», в противовес эллинам – «Славящим Элохима». Массовая прослойка низших представителей данной касты, однако, достаточно грамотных и образованных, была отряжена для создания и организации вновь зарождающейся системы, в дальнейшем будем называть ее финансовой сетью или паутиной. Использование для этого монашеских обителей монастырей, первоначально создаваемых, как оплоты монотеизма на местах, и делегирование в новую систему части братии из них, определило их место в сети. Монашеские ордена – ессеи и назареи выступили, как идеологи создания узловых центров и в целом структуры сети, а бенедиктинцы и бернардинцы (цистерцианцы) составили костяк новой сети, предоставив им первоначально свои обители, как территориальную опору.

Иереи. Варварскими Правдами определялись, как изгои. Точнее по тексту: «… четвертый сын, попович, грамоте не разумеющий, смерд, себя из рабства выкупивший, купец, честно разорившийся и сын вдовы (княжеский сын, осиротевший в детстве)», то есть одним термином называемые – «дети вдовы». Всем им полагался по закону «конь, доспех и покрут». Покрут – служба под рукой покровителя, духовенства (церкви). Служащие церкви – иереи были второй опорой новой сети.

Жиды. К моменту формирования сети, уже существовала стихийно сложившаяся система торговли, с первоначальными зачатками зарождения торговых домов, гильдий, лиг, союзов, товариществ и т. д. Члены этих стихийных объединений носили различные названия: сурожане, генуэзцы, гости, купцы, жиды… В основном – жиды. Учитывая их достаточную квалификацию во вновь создаваемом деле, широкие, в том числе родственные связи, профессиональные навыки, они являлись прекрасной питательной средой для выращивания и воспитания новой касты – касты сборщиков государевой дани. Жиды стали третьей составляющей новой сети.

Мы определили в первой книге из кого состояли государевы люди, прозываемые в дальнейшем «рабы казны» или мытари. Подробно рассказали, как все началось.

Таковым было наше исследование, скорее историческое расследование с привлечением косвенных улик, потому, как прямые улики или уничтожены, или затерялись в глубинах времени.

В новой книге мы расскажем о том, как все закончилось. Новая наша книга о крахе империи евреев. Или как говорили древние римляне «Is fecit cui prodest», то есть «Это сделал тот, кому это выгодно». Вот загадку «Cui prodest?» (Кому это выгодно?) мы и попытаемся разрешить.

НЕБОЛЬШОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ О СТАНОВЛЕНИИ ИМПЕРИИ.

Вернемся к самому началу. Мы с вами определили, что Империя изначально создавалась как империя экспансии. Очень коротко мы затронули этот вопрос, в материалах первой книги начиная с осады Трои, с троянской войны. Появление ряда новых материалов, позволяет вернуться к этой теме.

В истории человечества есть вехи, которые независимо от взгляда на историю являются основополагающими, коренными. Одной из них является Троянская война. Троянская война погружена в туман далекого прошлого, это и миф и сказка, это и как всякое произведение героического эпоса, быль. Являясь историческим фактом, Троянская война, тем не менее, полна загадок: ведь все, что дошло до нас о ней, облечено в художественную форму эпических поэм. Принимая как должное, что базой об этом историческом периоде служит только литература, историки оставляют за собой право выделять исторически правильную литературу и исторически не правильную литературу. Та же картина что и в религии. Деление на канонизированную и апокрифическую литературу. Оставим это на совести историков, и в нашем исследовании будем опираться только на канонизированный, так называемый «троянский цикл», состоящий из более тридцати древнегреческих и древнеримских поэм. Оставляя за рамками привлечения средневековую литературу на эту тему, считая ее за апокрифическую. Итак, основой нашего исследования были: «Киприи», «Эфиопиада», «Малая Илиада», «Гибель Илиона», «Возвращения», «Телегония», «Гекуба», «Разрушение Трои» и ряд других эпосов, и, конечно же, «Энеида», «Илиада» и «Одиссея». Вследствие разбора и реконструкции событий мы подробно обосновали версию о последствиях троянской войны для истории человечества и формировании Империи.

Более детальное изучение одного из источников данной серии, в частности «Одиссеи» позволили вернуться к теме зарождения Империи и обосновать ряд гипотез.

Смерть Ахилла

Изображение на потерянной чернофигурной вазе VI в.

Что же это за гипотезы и чем они могут помочь нам в дальнейшем расследовании?

Начнем с того, что «Одиссея» создана на основе более древних эпических сказаний, нам почти не известных или неизвестных вовсе, которые вошли в органическую ткань поэмы. Сама книга строится как путешествие во времени от древнейших слоев сознания, сохранивших память о первых поколениях героев к последним наиболее новым. От изначальной монолитности, единства рода и вида, единообразия мира, в целом для пишущего, к его расщеплению. К расщеплению единства мира, его целостности и монолитности. Конфликты космогонические скрывают собой конфликты социальные, завершающие и упраздняющие эпико-героические сознание. За композиционный стержень исследования необходимо принять упомянутые Гомером четыре поколения героев, составляющих в своей совокупности тот самый эпический век, за который Империя экспансии переродилась в Великую Империю. Путеводными нитями служат нам упоминания о вере, пище и праве героев. Пробираясь по лабиринтам истории, описанной в эпосе за этими путеводными нитями, мы сможем, очень схематично, восстановить картину зарождения Империи за полвека до Троянской войны. Зарождения и становления в период первого и второго поколений, слегка напомнить историю третьего поколения, на время которого пришлась троянская война, и рассмотреть переходный к мирному времени период, в который жило четвертое поколение гомеровских героев.

Попробуем, используя косвенные улики, предоставленные нам литературным источником, воссоздать эту картину.

Базовой точкой отсчета будет служить, как и для всех историков прошлого и настоящего, троянская война. Основная тяжесть ее проведения пала на третье поколение героев по Гомеру. В результате нашего короткого расследования в книге «Средневековая империя евреев» были высказаны гипотезы, итог которым подведем сейчас.

Гражданская война (а то что это была гражданская война, убедительно доказано ранее), апофеозом которой было взятие Трои, произошла после первого похода «народов моря», первой попытки подчинения племен, проживающих в акватории Средиземного моря пришельцами с севера называемыми «Пеласги». Пеласги были сборными дружинами, осваивающими новые территории, включающие и сборные дружины изгоев, наемников отправленных из родовых общин для снятия социальной напряженности ввиду переизбытка мужского населения в племенах. Верообразующей богиней пеласгов была Евринома – Богиня, покровительствующая кочевникам, в смысле постоянно находящимся в движении, мобильному войску. Центром распространения экспансии, ко времени «Илиады», было государства Арсава в Малой Азии со столицей в Эфесе, объединяющее вокруг себя конфедерацию более мелких государств, образованных на месте колонизации местных территорий племенами пеласгов.

Вследствие неудавшегося военного похода на северное побережье Африки и Египет, наемники – ахейцы, составлявшие ударную силу завоевательных дружин, вышли из повиновения. Разорвав договор, они решили возместить не полученные трофеи путем нападения на основной торговый город конфедерации, портовые ворота – город Трою. В результате нападения Троя пала, была разграблена, и оттуда произошел исход базовых племен, в первую очередь венетов. Этот исход вызвал начало новой экспансии. Вторым следствием Троянской войны, была спровоцированная ответная акция на мятеж наемников и агрессию со стороны недружественных народов на государство Арсаву, известное под вторым походом «народов моря». В результате этой акции ахейцы и все участники разгрома Трои были уничтожены. Достаточно проследить судьбу всех участников-победителей Троянского цикла. Берег северной Африки был колонизирован. Хеттское государство разгромлено. Экспансия, начатая с исхода из Трои венетов продолжилась, превратившись в тотальное освоение всех земель доступных пешему и конному войску. Происходит первичное формирование Имперских земель. Возможно, данные историческое событие отразилось в Ветхом Завете в виде Исхода Моисея.

Ранее мы не могли воссоздать образ жизни первичных поколений осуществлявших экспансию в до-троянское время и не могли заполнить временную лакуну после исхода племен из Трои, карательного похода пост-троянского времени и началом создания Великой Империи. Детальное изучение «Одиссеи» позволило нам, на основе косвенных данных, предположить, как это могло быть.

Однако, для начала, небольшое литературное отступление, или скорее так, отступление в область литературы, дабы нас с вами не обвинили в недобросовестном привлечении источников. Что такое эпос? Реальная история народа, слегка приукрашенная мифологическими образами, или древний миф, на который позже наложились некоторые исторические факты? Каково отношение эпоса к другим текстам – собственно мифу и волшебной сказке или «историческому» документу? В центр нашего внимания вставим сейчас именно эпос – потому что эпический герой принадлежит одновременно к двум мирам – и миру людей, и иному; в его образе выражается представление людей о системе человеческих ценностей – системе, далеко не всегда похожей на современную. Эпос сильнее всего подвержен трансформации – когда изменяется система ценностей, изменяется и образ эпического героя. Именно поэтому можно говорить о смене типов, смене поколений эпических героев. Почему таких изменений не происходит с героями волшебной сказки и образами богов или героями исторических хроник? Эти жанры, в отличие от эпоса, лишены актуальности: волшебная сказка, потеряв исходную значимость, воспринимается как вымысел, следовательно, не нуждается в корректировке, а богам поклоняются из-за их силы, в меньшей степени придавая значение собственно деяниям. Исторические хроники просто сухие факты, если это не так – это не хроники. Эпос же выражает представление человека о самом себе, и история эпоса – это история самооценки человека.

Место и время действия эпических героев напоминают реальную историю и географию (чем эпос радикально отличается от сказки и мифа, с реальностью не соотносимых). При этом он сохраняет то, что даже исторические хроники теряют, зачастую теряют умышленно. Так, в русских былинах география весьма своеобразна: в былине о Михайле Потыке героиня бежит в Литву, где выходит замуж за ТАТАРИНА, а страна, откуда приезжает Дюк, называется (одновременно, а не в разных вариантах записи!) «Индея богатая», «Волынь красный Галич», «Корела упрямая», «Сорочина широкая». Такое объединение несочетаемого оказалось возможным только в эпосе. Аналогичным образом обстоит дело и с эпическим историзмом: «эпическая история в определенном смысле противостоит истории реальной, освобождает ее от трагических ошибок и несправедливостей». Или отражает действительный ход событий. Например, существует былина о том, как Илья Муромец освободил захваченный Царьград. Эти факты подтверждают, что эпос принципиально оценочен. Главный его герой всегда вызывает у слушателей восхищение (но не всегда является образцом для подражания). При изменении системы оценок образ героя либо видоизменяется, либо оттесняется на второй план или в стан врага. Таким образом, эволюция образа эпического героя есть эволюция человеческой самооценки. Эпос это концентрированная самооценка без прикрас и без самоуничижения. Для нас он, как косвенная улика, неоценим.

Так о чем же рассказывает Гомер в своем путешествии во времени, известном нам как странствия Одиссея. Вернее пишет Гомер, потому как рассказывает ему обо всем этом НЕСТОР-ЛЕТОПИСЕЦ. Если смертному выпадает баснословно долгая, но все же человеческая жизнь, практически вся история может пройти на его глазах. И такой эпический долгожитель в запасе у легендарного слепого поэта есть. Нестор, сын Нелея. Отец его – сын Посейдона, подкидыш, вскормленный козой, отец трудноуловимого множества детей, погибший почти со всеми из них вместе от рук Геракла, в очередной раз буйствовавшего по очередному поводу. Нестор, впрочем, гибели избегает. В юности охотился на Калидонского вепря (тот загнал его на дерево) и дрался на свадьбе (по счастью, не своей) с нетрезвыми кентаврами. В зрелом возрасте – совершал чудеса храбрости против соседей. Затем оказался в компании женихов Елены и, соответственно, под Троей. Впрочем, в то время это уже весьма почтенный старец:

Однако и из-под Трои он возвращается благополучно и мирно доживает свой век, славясь в основном велеречивостью, на глазах поколения совсем уж негероического…

Нелишне будет упомянуть, что в соответствии с учением Генона, у греков охота на Калидонского вепря изображала восстание воинов против единоличного правления касты духовенства в самом начале экспансии. В этом мифе открыто дана версия, в которой сами воины выражают свои притязания на окончательную победу в борьбе за власть, потому что вепрь, символизирующий касту жрецов, здесь убивается ими. Нестор один из зачинщиков этого противостояния, один из тех, кто пытался перехватить власть у духовенства.

Итак, Нестор, а за ним и Гомер выделяют три поколения. Еще одно, совсем уж мифическое – до. Еще одно, почти негероическое – после, на глазах старящихся ветеранов Троянской войны. Пять: легендарное "предпервое" + четыре. Эту любопытную математику, конечно же, подметили еще греки, римляне, поэты эпохи Возрождения, а за ними – и дотошные ученые. И выяснили, что отличаются поколения не только тем, в каком возрасте застал их Нестор, но и многими другими интересными чертами. А если и нам разобраться с ними поподробнее, то выявится немало любопытных штрихов.

«Предпервое» и первое. (Заметим, поколения сближаются попарно, затем будут общие черты у первого-второго, второго-третьего – что вообще-то неудивительно: преемственность все же).

Золотой век, «наслаждение молодостью и мирная жизнь до старости и в старости. Люди неимоверно еще близки к богам: почти поголовно от них происходят, постоянно общаются, вызывают страсть и сами посягают на их целомудрие. Человек запросто может в чем-то превосходить бога. Отсюда – взаимная зависть, козни бессмертных и богоборчество смертных. «Предпервое» поколение больше тяготеет к мирной жизни, первое – бросает вызов богам. За что, естественно, платит, попадая в Аид: Иксион вертится на огненном колесе, Сизиф катит свой пресловутый камень, Титию, как и Прометею, полагаются два коршуна в печень…» (И. В. Шталь «Одиссея» – героическая поэма странствий», М., 1978).

Уточним, сущность первого поколения эпических героев И. В. Шталь в упомянутой книге определяет так: «наслаждение молодостью и мирная жизнь до старости и в старости», это – «золотой век», причем живут в нем не только человеческие племена, но и чудовища, такие как циклопы и лестригоны. Характерной чертой этого поколения автор называет одиночество (сюда же можно добавить удаленность и сознательную изолированность от мира людей, уход в монастырь или скит).

Примеры показывают, что в образе героев и племен первого поколения сочетаются противоположные черты: циклопы ужасны, однако ведут мирную скотоводческую жизнь; рядом с людоедами-лестригонами выведены гостеприимные лотофаги, однако столь же опасные Одиссею и его спутникам, как людоеды: одни съедают, другие угощают, но последствия все равно гибельны. Здесь проявляется одна из важнейших черт иного для Гомера мира (а племена первого поколения – это, несомненно, обитатели для него иного мира) – объединение противоположностей. Представления об ином мире и его обитателях – героях и племенах первого поколения – соответствуют такому типу мышления, когда «все решительно и целиком присутствует или, по крайней мере, может присутствовать во всем». (Лосев А.Ф. «Знак. Символ. Миф», М., 1982). Всякая вещь может иметь свойства другой вещи, они все – взаимопревращаемы. Такой мир – «это какое-то бушующее море чудес, в котором нельзя найти никаких законов или хотя бы твердых контуров, в котором все построено на сплошной неожиданности… на вечном хаосе и беспринципном нагромождении неизвестно каких вещей». (Лосев А.Ф. «Знак. Символ. Миф», М., 1982). Именно поэтому живое оказывается тождественным мертвому, большое – малому, центр – границе (например, река смерти воспринимается то, как центр иного мира, то, как граница между миром живых и мертвых).

Пир в доме Улисса

Ф.П. Толстой

Рельеф. 1810–1815. Москва. Третьяковская галерея.

Как это уточняется в литературных источниках.

Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,

Горя не зная, не зная трудов…

……………..Недостаток

Был им ни в чем неизвестен. Большой урожай и обильный

Сами давали собой хлебодарные земли. Они же,

Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства…

Гесиод в «Работах и днях».

На поляны без побегов,

На невспаханную землю.

Где ни солнца, ни луны нет,

Нет совсем дневного света.

Там прожить тебе удобно,

Там летать тебе приятно;

Там висят на ветках лоси,

Благородные олени,

Чтобы голод муж насытил.

«Калевала»

Второе поколение. Близость к Олимпу сохраняет – перед нами все те же «широкославные дети богов», готовые к героизмам эпических масштабов. Однако направленность этих деяний потихоньку перемещается. Еще не на себе подобных, однако: характерное свершение того времени именуется «подвиги покорения чудовищ». (Шталь И. В. Эволюция эпического изображения, Четыре поколения героев "Одиссеи" Гомера, Типология народного эпоса. М., 1975).

Да, перед нами время двух величайших фигур героического века – Геракла и Тезея, самого известного героического сборища – аргонавтов, а также многих борцов с четвероногой фантастикой меньшего калибра: Пирифой, друг того же Тезея, хоть и наказан был в результате за попытку сватовства к Персефоне, гораздо больше известен побоищем с пьяными кентаврами на собственной свадьбе…

Третье поколение. Это поколение «подвигов войны и совета». Впрочем, «совет», кажется, – исключительно как приложение и необходимая составляющая «войны» (в первую очередь Троянской). Слава, достойная память о себе, героическом – вот что движет и защитниками и захватчиками Илиона! Определяя эпических героев третьего поколения как мужей «битвы и совета», необходимо подчеркнуть, что главным их достоинством является уже не столько сила, сколько доблесть, иначе говоря, оцениваются не только физические качества героя, но и душевные, оценивается его личность.

У Ахилла – наверное, самого характерного героя третьего поколения – была (и он сам об этом говорит) возможность прожить долгую мирную жизнь. Причем в довольно комфортных условиях: семья, богатства, титул правителя… Но «слава твоя погибнет», гласило предсказание. Ахилл выбирает строго противоположное: «Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет!» – и никто не считает его безумцем.

Эпоха троянской войны, как мы попытались доказать в «Средневековой империи евреев» – это эпоха ранней империи, ранней государственности, если выражаться языком политологии. Сама война носит характер гражданской войны или еще проще говоря – мятежа наемников. То есть время третьего поколения, это время осознания себя винтиком государственной машины, членом союза племен.

«В эпоху ранней государственности в эпосе идет трансформация смысла, смена акцентов – в борьбе с чудовищами на первый план выходит защита родной земли от внешнего врага, при этом образ врага дольше сохраняет архаические черты, историзируясь мало и крайне условно». (Путилов Б.Н. Типология народного историзма, Типология народного эпоса. С. 172).

В центре внимания раннегосударственного эпоса – дела по преимуществу человеческие, как мы можем заметить изучая «троянский цикл». Если они и имеют мифологический подтекст, то он оттеснен на задний план. Обратите внимание, хотя спор трех богинь послужил завязкой Троянской войны, он не вошел в «Илиаду». Герои классического эпоса «освобождаются» от мифологии, причем это происходит и на уровне образа, и на уровне сюжета: в первом случае герой лишается большей части тех сверхъестественных качеств, которые были присущи ему в эпосе архаическом; во втором – выступает как враг многих мифических существ не потому, что они опасны, а просто из-за их иномирности. Разорвано единство мира.

Герой третьего поколения приобретает принципиально новые черты: становится воплощением человеческих норм, ревнителем появившейся этики и морали. Наиболее яркий пример – русский Добрыня, само имя которого означает «превосходный» (как и «добрый конь», «добрый меч»). Он больше прославлен своим «вежеством» – умен, образован, дипломат, музыкант и певец, но самое главное – предельно честен, знает и свято хранит моральные законы, карая тех, кто их преступает. Он уже государственный человек. Человек, противопоставляемый вольнице наемников. Третье поколение, поколение, столкнувшееся с результатом всеобщего равенства войны в виде мятежа, троянской войны, уже самоопределяется на жесткий порядок будущего государства. Отмена устаревших обычаев – обычный поступок героев третьего поколения. На смену законам войны приходит порядок Империи.

В эпосе первых поколений переход героя из одного лагеря в другой был нормальным явлением в раннегосударственном – такой переход невозможен Размежевание на своих и врагов проходит после троянской войны однозначно и резко: все свое – это воплощенная норма, воплощенный идеал, все вражеское – ужасно и неприемлемо. Именно в эту эпоху возникает разделение на добро и зло.

«Итак, герой раннегосударственного эпоса – это, прежде всего человек, а не сверхъестественное существо, однако человек не рядовой, а лучший из людей, эталон поведения во всем. Он наделен всеми достоинствами, а его враг – всеми недостатками, за которыми часто прослеживаются черты древних героев, еще полвека назад считавшиеся верхом совершенства и правды». («Четыре поколения героев». А. Л. Баркова)

Для четвертого поколения важнее всего «мирные подвиги» упорного труда в поле, собирания богатства в доме и освоения земель. Из двух судеб Ахилла они, не колеблясь, выбрали бы первую, мирную. Война же, если приходится все же на нее отправиться – не главное событие жизни (и смерти), – а печальная необходимость, которую нужно вытерпеть и выстрадать.

Героев четвертого поколения далеко не всегда можно назвать героями в собственном смысле слова: бой они воспринимают как страдание (Одиссей не желает сражаться с женихами Пенелопы), их идеал – подвиги «мирные», «подвиги земледельческого труда».

Одиссей, убивающий женихов

Джон Флаксманн, Гравюра на бумаге. Галерея Тэйт, Лондон.

Для таких героев нет ничего зазорного в победе не силой, а хитростью, им ведом страх. Это обычные люди с их слабостями и пороками. Смена четырех поколений у Гомера в Одиссее представляет собой постепенное очеловечивание героя: от божества – к полубогу, от него – к идеальному человеку и затем – к человеку обычному. Казалось бы, героев четвертого поколения можно считать самыми поздними. Однако это будет ошибкой.

Обращаясь к его признакам, приводимым Шталь, можно их обобщить в один – невоенность: герой – либо слабый воин, либо не воин вообще. Самый яркий пример последнего русский былинный Дюк, владыка «золотого царства». Он приезжает на Русь, чтобы рассказать о своей стране, открыть людям дорогу к счастью. Несмотря на то, что Дюк никоим образом не воин (он состязается с киевским Чурилой в богатстве и щегольстве), его поддерживает Илья Муромец. (Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. 1910. Т. 2. № 131). С одной стороны, это указывает на связь обоих героев с иным миром, с другой – поддержка лучшего из защитников былинной Руси говорит о пользе деяний Дюка для мира людей: доказывая Киеву существование страны неисчислимых богатств, Дюк открывает путь к изобильной жизни. Образ «золотого царства» встречался в связи с первым поколением героев; здесь он возрождается, но уже не как мир неведения, а как мир красоты и богатства. Именно такие представления о «золотом царстве», возникшие в эпоху четвертого поколения героев, полностью затенили в человеческом сознании образ мира, не ведающего тягот труда. Мира воинов, раздвигающих пределы Ойкумены кончиком меча. Это новая идеология мирного времени. Идеология, на которой начинает строиться Великая Империя мира, сменяющая Империю экспансии.

Очевидно, что эпоха четвертого поколения не изобретает ни новых образов, ни новых сюжетов, а трансформирует архаические и даже доэпические, причем трансформируется оценка героев, мотивация их поступков и мифологический подтекст. То, что некогда было ужасным и величественным, теперь становится будничным, бытовым и даже сатирическим или комическим.

Вот это четвертое поколение, поколение, строящее Великую Империю мирной жизни, нас и интересует.

Первые два поколения – это поколения воинов, раздвигающих пределы Ойкумены. Воинов кочевников, живущих в седле и у походного костра. Это подтверждает сам быт их жизни.

Для постоянной готовности к бою необходимо было обладать отменным физическим здоровьем, силой и выносливостью. Добиться этого можно было, лишь постоянно следя за собой и собственным телом. В связи с этим любопытно взглянуть на пищевой рацион гомеровских героев, который выглядит вполне естественно и реалистично. Герои первого и второго поколений, да частично и третьего, питаются в основном мясом животных и пьют виноградное вино. При этом в описаниях трапез первого и второго поколений хлеб вообще не упомянут, а для третьего выступает как дополнение. Медовое вино появляется только в воспоминаниях о самых древних годах. Напомним, что все повествование охватывает период в полтора века. Таким образом, самые древние года отстоят всего на полвека, на три четверти века от новейших, описываемых событий.

Герои «Илиады» употребляют в пищу по большей части различные мясные продукты. При этом используется в приготовлении, как мясо крупного рогатого скота (Илиада. Песнь VI, 313–314; Песнь XVIII, 558–560), так и мелкого: «Ахиллес бело-рунную овцу сам закалает» (Илиада, Песнь XXIV, 621–622), а затем вместе с друзьями свежует, делит на мелкие части и обжаривает на костре её мясо, после чего все садятся за трапезу. Герои «Одиссеи» употребляют в пищу также мясо свиней и кабанов. (Одиссея. Песнь XIV, 80–81, 109). Запивается вся эта обильная и жирная пища обычно вином, в основном виноградным. Это уже трапеза третьего поколения.

Мясо и вино – это обычная пища воинов, дающая им силы перед боем, чего никак не могла бы дать пища растительная. В словах ликийского царя Сарпедона, союзника троянцев, вино и мясо прямо рассматриваются как воздаяние «чести» героям и как условие для накопления «благородной силы». Поэтому хлеб в «Илиаде» представляет собой лишь добавку к основному рациону.

Однако при переходе «от суровой героики войн к относительной умиротворенности последнего героического поколения» роль хлеба начинает резко возрастать. И в «Одиссее» уже он становится основным продуктом питания, причем настолько важным, что «хлебом» именуют уже всю пищу. (Одиссея. Песнь X, 371–372; Песнь XII, 18–19; Песнь XIV, 45–46; Песнь XVIII; 359–361; Песнь XIX, 62). При этом было бы не лишним отметить «огромную заслугу» переводчиков (Жуковского, Гнедича и других), переводящих термином «хлеб» множество разных вещей: мясо поросят, и просто пищу, и яства и даже «одежду и обувь» героев. Так им казалось поэтичней, чтобы хлеб был на столе.

Мясо же, наоборот, в условиях мирного времени становится добавкой к основной пище. При этом главной едой может быть не только хлеб, но и другие продукты, например, сыворотка. «К сыворотке мог бы еще получить козлиную ногу», – это слова поденщика, козопаса Мелентия. В них уже явно прослеживается оттенок социальной градации, деление на знать и простолюдинов, что еще совершенно не замечалось в «Илиаде».

В этом принципиальное отличие. Появление хлеба это, прежде всего, зачатки социального размежевания, символизирующее распад мироосознания, как общего единства. Эпический переход от мяса и вина, к мясу, вину и хлебу, не просто переход к другой пище, это самосознание размежевания общества на тех, кто сохраняет старый менталитет воина и независимость жизни, и на тех, кто начинает превращаться в раба, едящего с чужих рук. Посевной материал необходимо получать от власти. Но об этом позднее.

В мирных условиях меняется и напиток героев. Теперь они пьют, по большей части, «медовое вино», якобы возрождая традиции самых древних предков. (Одиссея. Песнь XXI, 293). При этом, следуя эпической традиции и, видимо, историко-социальной практике, женихи в доме Одиссея продолжают поедать мясо быков и свиней, запивая его виноградным вином, этакая дань героизму древних воинов. Но дома для каждого из них главные продукты – хлеб и медовое вино, удивительное сочетание новой жизни с возрождением еще более древних, чем в доме Одиссея, традиций. Некое взращивание новой аристократии земледелия с опорой на воссозданное прошлое.

Четвертое поколение «Одиссеи» с определенностью знает, когда бывает счастлива боевая дружина. Счастье приходит к ней в мирные дни. Правда, это обстоятельство идет несколько в разрез с самим назначением дружины и дружиной, как ее понимает «Илиада», но ведь и время изменилось. Теперь совершенно естественно, что дружина благоденствует, «процветает» при безупречном базилевсе (правителе), который оберегает «правду», и от его мирного правления.

Что же собой представляет это возрождение «золотого века»? Это возрождение эпического времени первых поколений равных богам, даже самих почти что богов, в крайнем случае, сыновей и внуков богов. Гомер, глазами Нестора и Одиссея, рисует такую картину. Безмолвствующий на собраниях народ, немногие древние старцы и сотоварищи отплывших под Трою героев. Напомним. Это там, где все дела решал до этого воинский круг. Буйные женихи, не признающие право странника, именно странника, а не нищего как принято в переводах, на равное право с ними состязаться. Странник Одиссей все-таки натягивает лук, вопреки насмешкам и угрозам. Напомним. Угрозам в обществе, в котором за поколение до этого был культ странствующего рыцаря, калики перехожего. Нерешительные, мягкие, заискивающие молодые люди, в частности Телемах сын Одиссея и слуги-рабы Одиссеева дома. Уже рабы, а не равные сотоварищи. В качестве опоры права происходит смена материнского права на отцовское. Идет прямая смена парадигмы, где самые молодые представители четвертого поколения уже делают ставку на патриархат и наследование по отцовской линии, а предшествующие им, такие же представители того же четвертого поколения, еще опираются на матриархат и передачу наследования по женской линии. Новое замужество и наследование власти новым мужем вместе с женитьбой, а не наследование сыном имущества своего отца. Однако симпатии автора, то есть Гомера, на стороне патриархата, который поддерживается в его поэмах, как богами, так и оставшимися героями предыдущих поколений.

Поединок Гектора и Ахилла

Однако, наряду с античным троянским циклом, разбор которого мы постарались произвести, существует не менее обширный средневековый троянский цикл. Историки выносят его за скобки при изучении Троянской войны, придавая ему статут апокрифов и более поздней сказочной литературы. К нему относятся, уже упоминаемая нами «История бриттов». «История о разрушении Трои» Дарета Фригийского, написанная от лица участника тех событий Дарета, непорочного священника Гефеста, упоминаемого в «Илиаде». Византийский хронограф Иоанн Малала приводит значительные выписки из «Сизифа Косского», который был писцом у Тевкра и оставил воспоминания очевидца о Троянской войне. Удивительно, то, что ни один из романов о Троянской войне средневековых авторов не был написан на греческом языке. Зато все воспоминания ветеранов дошли в латинском переводе. Писец Идомея по имени Диктис написал свой роман «Диктис Критский» якобы еще в древние года, но обнаружен он был на латыни.

Все эти истории представляют краткие прозаические повести и, по мнению историков «примитивны и нелепы до неприличия».

Главными «продолжениями» гомеровских поэм являются следующие:

«De excidio Troiae historia». Автор: Дарет Фригийский (Daretis Phrygii)

(оригинал не сохранились)

«Ephemeridos belli Troiani». Автор: Диктис (Dictys Cretensis)

(оригинал не сохранились)

«Падение Трои». Автор: Квинт из Смирны (Quintus Smyrnaeus)

(Греция, ок. IV в. н. э.)

«Roman de Troie». Автор: Бенуа де Сент-Мор (Benoit de Sainte-Maure)

(Франция, ок 1160 г.)

«Historia destructionis Troiae». Автор: Гвидо делле Колонне (Guido delle Colonne)

(Италия, ок. 1287 г.)

«De bello Troiano». Автор: Иосиф Искан (Ioseph Iscanus или Joseph of Exeter)

(Англия, ок 1180 г.)

«Troy book». Автор: Джон Лидгейт (John Lydgate)

(Англия, 1412)

«Trojanerkrieg». Автор: Конрад фон Вюрцбург

(Германия, начало XIII в.)

«Сказание о Троянской войне» или «Притча о кралех»

анонимная древнерусская повесть.

В древнерусской литературе существовало несколько переводных повестей и романов на сюжеты знаменитого Троянского эпоса. В средневековой Европе этот эпос был известен не по поэмам Гомера и его продолжателей – греческих авторов, а по псевдоисторическим романам мнимых участников Троянской войны – грека Диктиса и троянца Дареса. Именно эта, средневековая интерпретация событий Троянской войны и стала известна древнерусским читателям в различных версиях.

Наименьшее распространение получила, вероятно, пятая книга «Хроники Иоанна Малалы», целиком посвященная Троянской войне и следовавшая Диктису (перевод греческого текста из «Хроники», Памятники Византийской литературы IV–IX веков, М., 1968.).

Приам в Париже. Roman de Troie. s'Heerenberg, Stichting Huis Bergh.

В конце XV века или в самом начале XVI века на Руси был осуществлен перевод латинского романа, написанного в 70-х годы XIII века сицилийцем Гвидо де Колумна (Гвидо делле Колонне). Гвидо следовал французскому поэту – Бенуа де Сент-Мору, а тот переложил версию Дареса. Роман Гвидо был несколько раз издан в конце XV века в Болонье и Страсбурге и, вероятно, со Страсбургского издания 1485 года был переведен на русский язык. Обширное литературное полотно, получившее на Руси название «Троянская история», обстоятельно излагало многие сюжеты эпоса. Поход аргонавтов за золотым руном, их конфликт с троянским царем Лаомедонтом, первое разрушение Трои и пленение Гесионы – сестры Приама, похищение сыном Приама Парисом жены спартанского царя Менелая – Елены, последовавший за этим поход греческих царей, возглавляемых микенским царем Агамемноном, сама десятилетняя Троянская война, завершившаяся гибелью основных ее участников и разрушением Трои, и, наконец – рассказ о странствиях Одиссея (Уллиса) и смерти Агамемнона от руки любовника своей супруги.

В романе Гвидо, в частности, присутствует сюжет, неизвестный «Илиаде», но отразившийся в комедии Шекспира «Троил и Крессида». Рассказ этот о том, как возлюбленная троянского царевича Троила, оказавшись в греческом стане, легкомысленно изменила ему с Диомедом. Неизвестен «Илиаде» и сюжет о том, как Ахиллес влюбился в юную дочь Приама Поликсену и был убит Парисом именно в тот момент, когда, встретившись с Приамом, упрашивал отдать Поликсену ему в жены.

Перевод романа Гвидо познакомил русских читателей не только с известным эпическим циклом в его «средневековой переработке», но и с необычными для русской литературы того времени сюжетными коллизиями. В нем описываются (без обычного в таких случаях осуждения христианскими моралистами) любовные чувства Медеи и Язона, Париса и Елены, Троила и Брисеиды (у Шекспира она носит имя Крессида) и, наконец, Ахиллеса и Поликсены. Разумеется, в трех случаях Гвидо находит повод для осуждения: Язон коварно бросил доверившуюся ему Медею, Парис похитил чужую жену с ее же согласия, а Брисеида легко променяла возлюбленного на греческого героя, но сама любовь как плотское чувство в рыцарском романе Гвидо изображена, безусловно, без традиционного для средневековой христианской литературы осуждения.

Списков полного перевода «Троянской истории» сохранилось немного. Однако большее распространение получила русская сокращенная обработка, носившая в списках различные названия, например: «Книга, глаголемая Троя, о Пелее царе Тесалийском, како посла добыти золотое руно брата своего Язона». Хотя текст «Троянской истории» сокращен здесь вчетверо, но сохранились все основные сюжетные мотивы. На основании одной из сокращенных переработок «Истории» была создана особая редакция, изданная в числе первых книг гражданской печати при Петре Первом «Историа, в ней же пишет о разорении града Трои Фригийскаго царства…», в 1709 г. Затем она была переиздана в 1712, 1717, 1745, 1760, 1765, 1775, 1785, 1791 и 1817 гг., что свидетельствует о большой ее популярности на протяжении всего XVIII века. Однако именно в этой версии почти совершенно устранены все любовные коллизии, что весьма странно для периода расцвета галантных повестей: видимо, сокращения были сделаны уже в рукописном оригинале издания.

Встреча Париса и Елены в храме Афродиты

Поединок Париса и Менелая

Троянское войско

Падение Трои

Миниатюры из Лицевого летописного свода. ГИМ,

Греки под Троей. Grandes Chroniques de France. Bibliothèque Nationale.

Не меньшее распространение получили на Руси повести о Троянской войне, вошедшие в состав разных редакций Русского Хронографа. В Хронографе редакции 1512 года читалась «Повесть о создании и попленении Тройском». Повесть была составлена русским книжником на основе рассказа о Троянской войне в основном тексте «Хроники Константина Манассии» и южнославянского перевода так называемой «Притчи о кралех», также рассказывающей о Троянской войне. В «Повести о создании и попленении…» подробно рассказывается о постройке Трои, о суде Париса, причем греческие богини – Паллада, Юнона и Венера – представлены здесь как волшебницы и дьяволицы. В этом литературном труде есть некоторые сюжетные мотивы, отсутствующие у Гвидо, и поэтому оба произведения как бы дополняют друг друга, представляя читателям широкую панораму предыстории Троянской войны.

Еще один сюжет того же эпического цикла отразился в «Повести о златом руне волшебного овна», являющейся переработкой соответствующей главы из польской средневековой Хроники Мартина Вольского. «Повесть о златом руне» вошла в состав Русского Хронографа редакции 1617 года. Здесь рассказывается о происхождении золотого руна, того самого, за которым отправятся аргонавты, о чем повествуется в начале романа Гвидо де Колумна. Гонимые злой мачехой (здесь она именуется Еленой), Фрикс и Гелла переплывают море на златорунном баране, которого и закалывают потом как благодарственную жертву богу Марсу. Упоминаются в «Повести» и события Троянской войны.

Не только античная, но и средневековая эпоха рассказала нам много о создании Великой Империи и об основном переломном моменте этого времени – Троянской войне.

Поэтому вскользь бросим взгляд на историю той же самой пищи в средневековье, как нам излагают ее ученые, занятые в этой области.

«Собственно средневековая система питания в Европе сформировалась в процессе синтеза двух традиционных моделей – «средиземноморской» и «варварской». «Средиземноморская» модель являлась преимущественно вегетарианской, ее символом был хлеб, тогда как символом «варварской» модели были мясо». (Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М, 1981). «Местная знать формировала свой стиль жизни под варварские образцы – охотилась и ела мясо в избытке, низшие слои предпочитали вегетарианскую пищу. Приверженность старым традициям у знати, привычка есть мясо, была настолько сильной, что даже пост соблюдался плохо». (Бродель. Ф). И так далее, пока не находим, что «на исходе средних веков происходят существенные изменения в привычках питания и гастрономических традициях, в значительной мере обусловленные влиянием «крестовых походов». Определяющим признаком новой кухни стал обычай печь пироги и булки, которых практически до этого не знали. Появляется хлебная печь, и специальные кухни». (Levi-Strauss C. Le triangle culinaire? 1965).

Похищение Прекрасной Елены. Grandes Chroniques de France, France, Paris

Так что, как видим, все по Гомеру. Сначала мясо – потом булки.

Наше небольшое литературное отступление позволило нам еще раз взглянуть на то, что Великая Империя начала формироваться в условиях оседания воинов на землю, в условиях формирования мирного быта и последующих за этим кардинальных социальных и экономических изменений. Пора вернуться к теме нашей книги.