Читать книгу Куда ты скачешь гордый конь… - Андрей Синельников - Страница 1
Часть первая
Не потешные потешки
Глава 1
У моста грани
ОглавлениеУметь выносить одиночество и получать от него удовольствие – великий дар.
Б.Шоу.
Жизнь здесь за Тропой Смерти, за Мостом Грани, жизнь здесь в Беловодье текла по-особому. Земля эта из Древних Сказов, о которой рекут седые Баяны и веселые скоморохи на торгах и в слободах, жила в своем времени. Здесь в земле Белых Вод, истой Обители Мудрых, лежащей далеко на Севере от проторенных дорог, кажется, даже солнце вставало как-то по-другому. От Начала Времён жили в этой земле Старцы Вещие, Волхвы Многомудрые, по сию пору вдохновляемые самими Вещими Богами. Жили Не-Живы в Яви и Не-Мертвы в Нави, потому и время здесь текло по Лезвию между Явью и Навью. Полнились Чертоги Беловодья людьми Ведающими, призываемыми в срок свой Вещими Богами, но срок тот – не то же, что и срок смерти, коий у всего Живого в Яви определен от веку. Беловодье – было Обителью Не-Мёртвых и время здесь как бы застыло. За Урал-камнем у Предела Земли, за коим начинаются земли Белых Вод, начиналось царство любомудров хранимое-оберегаемое зверями рыскучими, птицами клевучими, лесами дремучими, песками зыбучими, реками быстрыми, ветрами чистыми, ветвями цепкими, кореньями крепкими. За Урал-камнем у Предела Духа, за коим открывается Беловодье, начиналось царство ведунов и ведуний сокрытое неведением тёмным, слепотой обморочной, кривдою ложной, да заблуждением порочным. Ведающие знали, что вся Мудрость, что была и есть на земле Светорусской, изливается из этой земли. Но тщетно, не нашедшему мудрости на Родной земле, ждать её из Беловодья. Несть великого без малого. И даже самый великий путь начинается с маленького шага, и даже самый великий огонь возгорается от маленькой искры от кресала. И ведали Ведающие, что стоят на границе Беловодья у Моста Края, жуткие волкодлаки и не пускают Мудрость ту на Русь. Потому как отвернулась Русь от Совершенных тех, что живут там, и будет так, пока не сыщутся на Святой Руси Прозревшие, те, что отыщут путь в Беловодье и принесут Совершенным тем «Прости» от своих земель и позовут их назад к своим очагам. А еще рекли Ведающие, что правит над теми волкодлаками серый кот, самой Золотой Богини слуга, и выходит она к нему с Белого Острова и справляется, не одумался ли народ, не вернулся ли в лоно Вещих Богов.
Действительно время в Беловодье текло медленно и вяло, как и пели на перекрестках дорог гусляры и сказители. В белокаменных чертогах на берегу теплого озера, воду которого грела сама земля. Посвященные жили размеренно.
Малка оттаяла, из глаз ее пропала могильная чернота, и даже льдинка в самой их глубине начала таять, отчего они стали еще синей, чем были ранее. Волосы ее спадали по плечам величавым водопадом, и в них тоже пропали пепел и гарь костров, освободив все красное золото, скрытое под ними. На солнце косы ее сверкали драгоценным нимбом, из-за чего многие думали, что она и есть загадочная Золотая Богиня. Даже в компании своих неразлучных подруг: медно-рыжей Жанны и злато-рыжей Сибиллы она все равно было рыжее других, выделяясь издалека какой-то огненной копной. Со стороны можно было подумать, что это три богини с нимбами над головой. Одна с медным свечением, вторая с золотым, а третья с огненно-солнечным.
Малка оттаяла, и скоро ее звонкий смех стал сливаться с заливистым смехом Сибиллы и заразительным смехом Жанны. Свой белокаменный чертог подруги скоро превратили в Храм Артемиды Матери-Земли, в который потянулись многие бывшие жрицы. Все возвращалось на круги своя. Однако что-то грызло Малку, заставляя иногда, выводить из конюшни своего вороного иноходца и, переодевшись в воинские брони, скакать к Мосту Края, где жили в ожидании своей хозяйки верные ее Угрюмы и серая кошка.
Спешившись там, на полянке, Малка обнимала своих вечных оруженосцев и гладила серую подружку. Они не обижались на ее отсутствие, знали нежити не место в Беловодье. Волкодлаки и серая вестница Богов жили своей, одной им ведомой жизнью, ожидая своего часа и зная, он придет. Малка разводила костер, снимала седло с коня, отпуская его пастись в высокую сочную траву, скидывала тяжелые брони и шелом и ложилась на попону, глядя в пляшущее пламя. Угрюмы тогда отходили в сторонку, стараясь не беспокоить хозяйку, говорящую с теми, кто уже ушел их этого мира навсегда. В один из таких дней она заметила, как в глубине костра юркнула с полена на полено маленькая саламандра. И вдруг, как будто это саламандра привела ее за собой, из качнувшегося в сторону Малки дыма от костра, вышла серая тень. Малка даже не вздрогнула, но удивилась, как это ее проморгали Угрюмы. Но утвердилась в мысли, что все-таки это нежить, потому как только нежить могла обмануть волчье чутье и наметанный глаз волкодлака. Только кошка, спящая у нее под рукой, выгнула спину и зашипела, даже не раскрывая глаз.
– Хорош новый сторож! – тихо зашелестела серая тень. Теперь уже и Угрюмы насторожили уши и повернулись в ее сторону, но успокоенные жестом Малки расслабились.
– Здравствуй госпожа, – тень вышла из дыма.
– Зачем пожаловал, – Малка продолжала гладить кошку, успокаивая.
– Да вот решил, что сороки в такую даль не долетят, а новостей полна торба.
– Может они мне и не к чему? – Малка склонила голову набок и в ее синих, как лесные озера глазах промелькнули давно забытые хитринки.
– Так я думаю, ты сюда не совсем, чтобы в гости к Угрюмам ездишь? – тень спокойно присела на траву рядом.
– Ну, говори, коли принес. Высыпай свою торбу, – Малка отпустила кошку и та растворилась в высокой траве.
– Народ бает, что когда родился у царя Ивана Грозного последний сынок Дмитрий, царева ведьма, черная игуменья, завернула его в свою рясу и отнесла на Боровицкий холм на капище Яра. Там старый Велесов волхв Вакула нарек его именем Яра и посвятил его Яриле, а затем положил на Гром-камень, что лежал Алытарь-камнем на капище том…
– Зачем? – спокойно спросила Жрица Артемиды, прекрасно зная, что Дмитрия она к Гром-камню не носила.
– Затем, что бы силу в него Гром-камень дал,…а мальчонка с камня упал, … народ тогда баял, что это к концу рода Рюрикова.
– А чего байки-то вспоминать, – также спокойно спросила девушка, – Знамо дело закатился род Рюриков. Дмитрий и был последним из рода. Вот ты мне новость-то принес, – она начала терять интерес к гостю.
– Это не все. Когда мятежники подняли его на копья лет двадцать спустя, в мае в Москве ударили такие холода, что вымерзли не только все хлебы и плодовые деревья, но и трава на полях. Народ баял, что это ведьма отомстила…
– Народ что забыл, что мстят Аринии, а не ведьмы в монашеском облике? – Малке становилось скучно, она отвыкла от побасенок и сказок.
– Но вот когда на третью ночь, – невозмутимо продолжал гость, – Тело бросили на Торгу, ровно в полночь в изголовье и в ногах его встали огненные столбы. Сторожа пришли в ужас и донесли боярам. Те приказали увезти убиенного за ворота города и бросить там. Когда тело увозили, поднялась ужасная буря, которая шла за телегой покойного. Она сорвала крышу с башни на Кулишках, пробудив героев поля Куликова, а у Яузских ворот подняла из земли мертвецов Мамая. А они едино пошли за гробом этим…
– Это Марановы детки шалили, – зевая, заметила ведунья.
– Не похоже, – теперь невозмутимо отвечала серая тень, – Когда тело предали огню по старым обычаям, над костром летали два голубя. Даже мятежников охватил ужас, и они призвали старых колдунов. Чародеи вырезали сердца у коней и младенцев из чрева женщин и закапывали вокруг того места, чтобы оградить себя от мести Яра…
– Мракобесы и выродки! – Малка резко встала, показывая, что разговор ей не интересен.
– Но в тот же день Гром-камень. Камень Велеса, что лежал на Бору и хранил Москву – пропал! – тень точно рассчитала концовку.
– Что!!? Гром-камень пропал с Бора!!? – берегиня Руси резко обернулась, – Куда?
– А кто же его знает. Народ бает, что ведьма, та, что Рюриков берегла с собой забрала, и не будет теперь счастья на Русской земле, покуда камень не вернется назад.
– Кто на троне? – резко и коротко спросила Малка.
– Романов, – так же коротко ответила тень.
– Через неделю я буду здесь. Найди мне все об их роде. Все, еще до прихода Схария. Спасибо за новости. До встречи.
Тень пропала также неожиданно, как и появилась. Малка быстро оделась, подозвала Угрюмов.
– Рыском по земле. Неделя вам сроку. Все вынюхать. Выведать. Хочу знать, чем народ дышит. Неделя вам срок, – вскочила на коня и направила его к Мосту Грани.
Спустя неделю на том же месте она ждала своих гонцов, помешивая угли в ярко горящем костерке. Первой появилась серая тень. Тихо присела с другой стороны костра. Начала как будто только минуту назад прервала свою речь:
– Был в Прусских землях в Полабской вотчине в незапамятном году воевода Видевут, – Малка удивленно вскинула ресницы, на тихо говорившего гостя, но не прервала, – Было их два брата Видевут и Брутен. Приплыли они на лодье по морю к устью речки Вислы во главе своей дружины. Вудевут был воеводой, а Брутен жрецом. Основали там свой стан и поставили Храм. Храм трем Богам. Патолсу – старцу с белой бородой богу Нави, Потримсу – юноше безбородому богу Прави, и Перкунасу – витязю богу Яви. Зажгли знич на Ромове. Брутен стал в том Храме Кривее-кривайтисом главным кривичем – жрецом главным, и посадил священный дуб, под которым положен был Алатырь – камень, что с собой с родины привезли. А Видевут стал в том уделе князем и пошли от них народ пруссы. Прапор у них был с триадой тех богов и на священном дубе тоже тех трех богов личины.
– И пошто ты мне про прусских и полабских словен рассказывал? – спросила Малка, – Поскорее нельзя что ли?
– Скоро сказка сказывается, а мы с тобой корни копаем. Корни они у родов, как и у деревьев, глубоко в землю ушли от чужого глаза. Ты слушай, – он монотонно продолжал, – От того князя, конунга Видевута ведет род свой Камбил Дивонович Гландал, что еще при Невском Александре подался легкой доли искать в наши земли. Служил то ли в Орде, то ли в дружине княжеской под именем Иван,…а вот сын его Андрей получил прозвище Кобыла…
– Ты мне про все клички, что на Руси ходят, рассказы будешь рассказывать? Ты еще вспомни, кого у нас на селе жеребцом кличут? – улыбнулась ведунья.
– Вот-вот. Старшего его сына Семена именно по этой части и прозвали Жеребец-Кобылин. Второго – Елка…
– Как, как? – сразу вспомнив свой разговор с Артемидой про черные леса и про то, что елка опора черного леса, переспросила Малка.
– Елка. Александр Елка-Кобылин его прозвали. От него род Колычевых пошел.
– Это из их рода Филипп Колычев, коего в Отрочь монастыре удавили? Елки-палки. Темные леса…
– Из них. Третий сын Васька Ивантей, сгинул в бою где-то. Четвертый Гаврюха Гваша, а вот пятый…
– Изгой значит, – уточнила, слушая его, ведунья.
– Пятый, – как всегда невозмутимо продолжила тень, – Пятый сын оказался плодовит. Младший сын, Федор Кошка-Кобылин, по гаремной традиции особенно порадовал родителей, и оставил пятерых сыновей и одну дочь. От него пошли роды Кошкиных, Яковлевых, Ляцких, Юрьевых-Романовых, Беззубцевых и Шереметевых. Роман Юрьин был отцом царицы Анастасии – первой жены Ивана Грозного и брата ее, Никиты Романовича, с которого и пошел род, что стал называться – Романовы.
– А с чего его Кошкой кликать стали? – невозмутимо уточнила волховиня.
– А с того, что при ордынском коше сидел, – также невозмутимо ответила тень, – Ну уж не в честь твоей новой охранницы, – он покосился на серого зверя, спящего на коленях у ведуньи.
– Может быть, может быть, – задумчиво сказала она, поглаживая свою любимицу, – Значит, род свой говоришь, они Романовы от старых полабских и прусских волхвов ведут и князей? От Кривее-кривайтисов? Чародейский род. И с какого боку они к трону Мономахову?
– Так народ избрал, опосля того, как род Рюриков прервался…
– Или прервали, – оборвала его Малка, – Как избрал?
– Собрался Великий Земский Собор. Сразу решили никого из иноземцев не выбирать, как и сына Марины Мнишек и Дмитрия, обозванного "Иваном-Вороненком", а выбрать государя из коренного русского рода. Казаки кричали, мол, не хотите нашего ордынского Вороненка сына Ярова, так пусть будет по воле патриарха нашего ордынского Филарета.
– Это значит, Собор собрали токмо земский? Опричный значит, и собирать не стали? – Малка крутила на пальце кончик косы.
– Так опричный собор во время мятежа и Смуты распустили вовсе, – уточнил гонец.
– А опосля смерти Дмитрия остался сын его Иван при матери Марии. А что там, в Орде Филарет делал? – вскинулась, как бы проснувшись, Малка, – Ах да патриархом при Дмитрии был. И они от него ждали знака какого?
– Так.
– И что? Дал он знак?
– Дал. Предложил сына своего Михаила, что в Ипатьевском монастыре за мечами братии отсиживался.
– И что…народ?
– А что народ. Князь Пожарский, что мятежников усмирял, его поддержал. А Минин, он ведь, как и Филарет, Захарьин. Вот они все схарьевцы – Захарьины детки вместях и протолкнули Мишку на трон. Да Шеремет поддержал, да Трубецкой подтолкнул. А народ кричал на радостях и шапки вверх кидал. А Вороненка убили…
– А малолеток этот Миша, из монастыря задрав штаны, бежал в Москву?
– А малолеток этот, по заранее писанному папашей патриархом тексту, рек, что у него того и в мыслях не бывало, что на таких великих государствах быть, по многим причинам, да и потому, что он еще не в совершенных летах, а государство Московское теперь в разоренье, да и потому, что Московского государства люди по грехам измалодушествовались, прежним великим государям не прямо служили. И, видя такие прежним государям крестопреступления, позоры и убийства, как быть на Московском государстве и прирожденному государю, но только не ему.
– Но согласился?
– А как же!
– Значит теперь на троне города Богородицы Захарьины детки сидят? – жестко уточнила Малка.
– Так! – коротко ответила тень.
– Ступай. Мне там места нет! Места нет и желания нет! И Доля эта не моя! – она жестом остановила, хотевшую возразить тень, – Возьми свечу, – достала из сумы красную поминальную свечу, подумала, достала еще одну, – Поставь на могиле Дмитрия и сына его Ивана-Вороненка.
– Так нет могил их. Прах по ветру развеяли по старым обычаям.
– Поставь на месте Лобном. Пусть горят…всегда, – она отвернулась и стала смотреть в огонь костра. Тень отступила во мрак и пропала.
Из травы, лениво потягиваясь, вывернулась серая кошка, ласково потерлась о сапог, подвернулась под руку, сама себя оглаживая по стальной шерсти. Малка взяла ее на руки почесала за ухом. Успокоилась, глядя в зеленые раскосые глаза зверька. Угрюмы шмыгнули серыми призраками из темного леса уже под вечер, в сумерках. Ударились оземь, обернулись людьми, подошли к костру, сели вкруг огня. Она не торопила, дала отдышаться. Кивнула старшему.
– Рассказывай.
– Младший пусть, у него язык бойчее, – старший Угрюм закрыл глаза, проваливаясь в тепло костра.
– Рассказывай, – Малка повернулась к младшему.
– На Руси смута и правеж, – он вытер рот тыльной стороной ладони, – На троне Романовы из Захарьиных деток. В Храмах Филаретовы выкормыши из Захарьиных деток. Волхвов, ведунов и ведьм в распыл. Скоморохов запретили. Повсюду сыск и догляд. Слово и Дело. Костры не горят, но виселицы качаются. Казаки и татары отползли на окраины. Стрельцы бурчат, ворчат и недовольствуют. Ордынские уделы Романовых не приняли. Ни Порта, ни Крым, ни Волга. Даже Воротынский не принял… и Сибирь. На западных землях, на них плюют и за государей самодержавных не чтят. Все, – он опять вытер губы.
– Что народ говорит? – спросила Малка.
– Народ много чего говорит. Говорит, что извели род Рюриков. Потравили всех. Дмитрия, сына Ивана Грозного царя, мятежники растерзали как Христа Спасителя. Разве что не распяли. Сына его, Ивана Вороненка, невинно убиенного младенца чистого Богородица к себе забрала. Теперь они оба святые и смотрят на Русь с белого облака. А в правду тех слов, кажну ночь на месте Лобном загораются две красных поминальных свечи. И как их не гасят и сторожа не бдят, вот как началось со дня Покрова Богородицы, так кажну ночь и загораются, и ничего их не остановит, то праведные души последних Рюриковичей ждут, когда на землю Русскую законный государь возвернется. Вот так народ говорит, – он замолчал. Пошарил глазами у костра. Хозяйка протянула ему ковш с отваром, – А еще народ говорит, что с Бора на Москве пропал Велесов валун, на котором капище стояло Ярилово. А это, мол, не к добру, мол, Боги отвернулись от нас, особливо Богородица. А посему пока она покров свой над Русью опять не подымет, не будет возврата государя законного. А поднимет, вернется тот Гром-камень и встанет на нем новый Мономах.
– А ждет народ-то? – берегиня не дождалась ответа, – Народ-то ждет законного государя?
– Так ему все одно, что есть государь, что нет, – удивленно вскинул голову старший Угрюм, – Смута! Какой там народ!
– Дмитрием Москва поднялась – Дмитрием и опустится, – о чем-то своем вслух подумала она, – Все, поняла, спасибо братцы, отдыхайте. Скоро забегу, проведаю.
Малка погладила кошку, вскинулась на коня и умчалась за Мост Грани в Беловодье.
Вкруг Белого озера жизнь шла размеренно, своим чередом. Изредка куда-то пропадали то Гуляй, то Микулица. Иногда отъезжал Роллан. Раймон и Старец почти никогда не покидали своих садов и белых чертогов. Сибилла тоже последнее время проводила в кругу Жриц Забвения и старых подруг из храмов Артемиды и Афродиты.
Иногда пропадала Жанна. Говорила, что ездит к валькириям и враврониям, оттачивает боевое мастерство. Во всем ее облике появилось что-то рысье. Она и раньше-то была похожа на дикую кошку, а сейчас стала ну просто вылитая лесная рысь. Всем своим рыжим обликом, стелющимся шагом, вкрадчивыми движениями, даже раскосыми глазами, в которых все больше и больше стал проблескивать зеленый кошачий огонек. Не хватало только острых когтей спрятанных в мягкие пушистые лапы.
Одна Малка дальше Моста Грани не удалялась и даже не хотела этого. В один из похожих друг на друга дней она решила прогуляться в дальний сад, раскинувшийся на склонах обступавших Беловодье гор, где, как раньше на Волшебном острове Раймона, на отвесной скале стояла беседка, а в ней звучала Эолова арфа.
Она пошла пешком, зная, что торопиться ей некуда. Неторопливо поднялась по склону, раздвинула кусты роз и жасмина и, отыскав незаметную тропку, побрела к беседке, на зов мелодии, наигрываемой ветром.
Села в беседке на низкую скамейку и распустив длинные косы начала расчесывать их гребнем в виде полумесяца, подарком, когда-то полученным от самой Мараны Темной Богини. Оглянулась вокруг. Под ней расстилалось все Беловодье – край Мудрецов и чародеев.
Она задумалась, сколько же она уже здесь? Не меряно, если судить по тем новостям, что принесли ей Угрюмы и серая тень. Там на Руси войны и мор, пожары и смута. Меняются цари, государи. Рушатся веры, и проходит безверие. Ее не трогало ничего. Она знала, что род, который она хранила, прервался и Доля ее, там в Яви, окончена. От новости, что Дмитрия подняли на копья, а Вороненка порубили, у нее даже сердце не защемило. Все это она знала заранее, как и то, что Малюту, последнего из рода, растерзают в Казани. Одно только порадовало, что по старому обряду, по старым верам, предали тела огню, а пепел развеяли по ветру, Перуну и другим Богам в утешение.
Она даже не услышала, а почувствовал всей кожей, что кто-то идет к беседке. Дуновение ветерка ударившее ароматом трав и цветов подсказало – Артемида.
Богиня была не одна. С ней шла, увиденная в прошлую их встречу, Золотая Богиня. Малка повернулась навстречу им и привстала со скамейки, приветствуя.
– Сиди, сиди девонька, – остановила ее Артемида, – Скучаешь?
– Да нет. Отдыхаю. На мир смотрю. Воздухом свободы дышу! – она улыбнулась своей покровительнице.
– В этом ли воздух свободы!? – спросила Золотая Богиня, и Малка вспомнила ее имя – «Свобода» и повернулась к ней ответить.
– Подождите, – Артемида обращалась к ним обеим Малке и Свободе как к равным, – Подождите обе. Слушайте, я вам расскажу байку.