Читать книгу Куда ты скачешь гордый конь… - Андрей Синельников - Страница 7

Петр внимательно разглядывал карту южных земель, составленную Брюсом, изучая направление рек. Волга, или как ее звали ордынцы Итиль, впадает в Каспийское море – море, закрытое со всех сторон. По Волге можно вести торговлю только с персами; с ними и так давно ведут русские торговлю, но научились не многому. Дон впадает в Азовское море, а из Азовского моря можно пройти в Черное, Русское море, и дальше в Средиземное. Там, по словам Лефорта и Брюса, лежат богатейшие страны, откуда идет во весь мир благодать. Но выход в Азовское море заперли турки, там стоит замок на Дону, сильная крепость Азов. Крым – во власти крымского хана, первого друга турецкого султана. Куда не кинь – всюду клин. Чтобы Крымом и Азовским морем овладеть, прежде всего, нужно отнять у турок Азов. И там стать на море. Так стать, чтоб всем нос утереть. Эта мысль запала ему в душу. Да тут еще Ромодановский в ту же дуду начал дуть, мол, хватить тут потешки разводить, надоть к казачкам сбегать, силой померяться, коли вы вои такие, отважные. А что казачки? Они от скуки Азов тот не один раз в руках держали да по раздолбайству не раз и выпускали. Кто-то ему шепнул невзначай, что донские казаки и сейчас, коли приспичит, в набег идти, турецких часовых вкруг пальца обведут в раз, и ходят себе по Черному морю, куда душа пожелает. От натуги он долго морщил лоб и скреб затылок, но все ж решил поехать к донским казакам, осмотреть Азовское море с ними и там устроиться прочно, может навсегда.

По весне князь-кесарь все знавший заранее, отписал донскому атаману Фролу Минаеву тайную грамоту. В ней он сообщал, что в Тамбове соберется войско царское под начальством генерала Гордона и отправится на реку Хопер, а с Хопра на Дон, в Черкасск. Войску Донскому, казачьему, Федор – князь-кесарь, пригляд Ордынский, приказывал тайно изготовиться для завоевания Азова. А еще Ромодановский напоминал атаману Фролу Минаеву, чтобы указ его оставался тайной и никто, кроме атамана и войсковых старшин, о нем ничего не знал, даже царь-государь Петр Алексеевич, и чтобы войско собралось тихо и о приходе русских полков на Дон в Азове прежде времени не уведали.

Одновременно с этим старые московские войска, огромное конное войско, под начальством боярина Шереметева пошло на Днепр, чтобы воевать против турок вместе с малороссийскими казаками. Не дай бог, соберутся турки с силами да порубят под Азовом несмышленышей. Надоть отвлечь слегка.

На Дон пошли новые, обученные Петром по его уставам, полки, да в подмогу им полки нового боя: Преображенский, Семеновский, Бутырский и Лефортовский, да к ним шли московские стрельцы, городовые солдаты и царские слуги. Всего собралась прорва народу. Войсками командовали воеводы, названные уже по-новому, иноземному – генералами: Головин, Лефорт и Гордон. При войске был сам царь, принявший на себя звание командира артиллерийской роты и называвший себя бомбардир Петр Алексеев. Чем бы дитя не тешилось…

Армия эта шла сначала на судах, голландскими корабелами срубленных, по Волге до Царицына. От Царицына сухим путем переволоклись, с потом и кровью, до городка Паншина на Дону. За этот путь солдаты, чудо-богатыри Петровские, из сил выбились и почти что сопрели. У них от гребли на Волге и так все ладони были в волдырях и мозолях, а, проделав весь этот путь по волоку, да с тяжелыми пушками на руках им уже и небо в овчинку показалось. В Паншине ко всему прочему не хватило запасов. Молодому войску царскому пришлось сесть на пустое пшено. Это тебе не потешки в Преображенском на царских хлебах. Хорошо хоть голландские корабли после волока можно было только на костры пустить и от Паншина по Дону пошли на казачьих стругах. Легких и увертливых.

Первый раз Московский царь появился на Дону, вотчине ордынцев, вольных казаков и татар. Первый раз новый правитель Руси из Романовых, увидал приволье Задонья и крутой правый берег, покрытый лесистыми балками. Все занимало молодого царя. Он долго беседовал с гребцами, слушал песни лихих ушкуйников, сказы слепых бандуристов, любовался уменьем казачков править рулем и парусом. Во время ночлега в станице царь остановился у казачки Чебачихи. Лефорт и Брюс, вошедшие с ним в хату, быстро переглянулись с красавицей хозяйкой и понятливо кивнув, подошли к ручке, чем нимало смутили государя.

– Как живет – можется Русалочка, рыбка-золотая? – шепотом спросил Лефорт.

– Живем – хлеб жуем, – в тон ему ответила Чебачиха, – С чем пожаловали?

– Привезли царя с казачками, да народом ордынским мирить, – встрял Брюс.

– Надо ли? Мы тут вольно живем. Чужого не берем – своего не отдаем. Я вот Дон берегу. Реку вольную широкую, просторную. Потому и прозываюсь по-казачьи, по-Донскому Чебачихой, по рыбке золотой чебаку, что в его водах живет. Мне вы со своим царем, как дым, как туман по утрам. Дунул ветер и нема вас, – она стояла руки в боки. Оба залюбовались ей. Вот уж действительно царица донская.

– То не наша прихоть и не наш каприз, – подъехал Лефорт, – То Доля наша общая. И тебе ее с нами тянуть. С Богами не спорят!

– Так ли? – она еще круче уперла руки в бока. И Лефорт понял, что эта поспорит, с кем хочешь.

– Ну, будь ласка. Он тут покуражится. Шишек набьет и мы его на север спровадим. Пока достойный государь на трон Мономахов не сядет, быть Дону вольным! – отъехал Лефорт.

– Так ли? – уперлась Русалка.

– Так!!! – хором ответили гости, – Мы тебе как Совершенные в этом клятву даем! Сама своего нового государя принимать будешь! И этот точно не он!

– Ну, ладноть, – Чебачиха сняла руки с крутых бедер, – Зовите свою оглоблю. Вечерять будем, – она проворно начала накрывать стол.

– Вот это баба! – восхищенно хохотнул Гуляй выходя на крыльцо и поправляя кружевной манжет своего лефортовского камзола.

– Да уж, берегиня, только держись, – поддержал его Микулица, – Зови государя снедать.

– Ты иностранная душа, Яшка Брюс, слова такие забудь, – сурово глянул на него Лефорт, – Тебе их знать пока не положено. Эй государь батюшка, – крикнул он, – Извольте в дом!

Петру не сиделось в душной избе. Он стоял на берегу Дона и любовался привольной степью. Заметив на другом берегу утку, царь забегал, задергался, замахал руками.

– Ну-ка кто ее из пищали достанет? Тому золотой от меня! – толкнул в бок стрельца, – Стреляй тютя! Стреляй, улетит!

Стрелец, засуетившись, выстрелил и промахнулся. Царь взревел, наступал приступ. Лефорт, моментально все оценив, подскочил к Петру, снял приход падучей, кивнул Брюсу.

– Нет ли казачка, какого, что цареву волю выполнит! – поняв все, закричал Брюс.

Как будто только и дожидаясь этих слов, выступил молодой казак, вытолкнутый на середину, крепкой рукой Чебачихи, уже стоявшей у крыльца.

– Топай Пядух, раз государь просют, – громко сказала она, сделав ударение на слове «просют».

Казачок взял свою пищаль и, не целясь, на вскидку сшиб утку, уже вставшую на крыло.

– Исполать казак, – обрадовался государь, – Дай-ка пищаль. Не убью, так хоть поцелюсь, – со смехом добавил он, вертя в руках пищаль с затейливой гравировкой по прикладу и вороненому стволу.

– От дедов осталась, – смущаясь, сказал казак, – Это когда они еще на турок ходили, а потом Азов на копье брали.

– Азов! Азов брали? – еще больше обрадовался царь, – Пойдем, голубчик поедим, ты мне расскажешь все, – он обнял казака за плечи и повел с собой в хату.

– Ну, теперь и мы Азов брать будем! – крякнул удовлетворенно Лефорт, – Это точно!

К середине лета Петр, наконец, прибыл в Черкасск, столицу казачьего стана на Дону. Здесь войска встали на отдых, дожидаясь донских атаманов. Простояв три дня и, не дождавшись, двинули к Азову. Фрол Минаев со своими донцами, подошел туда, как и обещал Ромодановскому.

Все эти тайные военные маневры тайной были только для потешного царева войска. Лазутчики из Азова давно уже отнесли вести в Стамбул, и турки получили подкрепление и запасы еще за месяц до подхода петровских войск. Кроме этого, турки устроили по обоим берегам Дона башни, прозываемые каланчами, прочно построенные и снабженные единорогами и тюфяками. Между каланчами забили по Дону сваи и протянули цепи, как в Стамбуле в бухте Золотой Рог. Не взявши каланчей, к Азову и не суйся.

Петр кликнул клич. Охотниками вызвались токмо донцы, да и то пока атаман не пообещал по десятке рубликов каждому. Петр послал с ними своих гвардейцев, бравых чудо-богатырей. Долбили из пушек целый день. Снесли весь верх и часть стены. На приступ пошли охотники, и так охотою взяли башню на левом берегу, денежку заработав честно, однако умолчав, что в башне с первого выстрела турок уже не было и штурмовали одни остатки от земляных стен. Но на то и хитрость казачья.

Турки на другой день сделали вылазку. Казачьи разъезды заметили их издалека, но, посмотрев, что в сторону их котлов янычары не спешат, спокойно подкрутили усы и продолжали сосать тютюн. Турки напали на пехотную дивизию генерала Гордона, находившуюся аккурат в середине утвержденной диспозиции. Напали во время полуденного отдыха, когда потешная гвардия, по заведенной еще в Преображенском традиции, изволили почивать. Захватили с десяток орудий, загвоздили большую часть остальных и перебили, и переранили около тысячи сонных молодых оболтусов из гвардии царева набора. Старые гордоновские усачи, стояли отдельно, выставив боевой дозор, и турки к ним и не совались. Чего лезть на рожон.

С утра казаки, тем же Макаром захватили вторую каланчу, нимало пополнив общий казачий кош. Баталия тянулась ни шатко, ни валко. Микулице все это напоминало взятие Иваном Грозным Казани. Войска обложили крепость, как медведя в берлоге, отрыли окопы на правом высоком берегу Дона, напихали туда мортир и пушек и вяло палили по Азову. Так вот за месяц с лишним подползли к стенам самого городка.

– Пора бы и на штурм, – лениво, изнывая от полуденного зноя, сказал лежа на высоком берегу Лефорт.

– Пора бы, – так же лениво, покусывая травинку, ответил Брюс.

– Так ведь обгадятся по полной, – достав из кармана камзола подзорную трубу и глядя на крепость, вздохнул первый.

– Может им подсказать стены порохом подорвать? – Брюс продолжал жевать травинку.

– Ну, их. Отдыхай чернокнижник, – Лефорт убрал трубу, развалился, подставляя лицо жаркому солнцу.

Войска пошли на штурм толпой, под, так любимые Петром, барабаны и тамбурины. Как пошли, так и вернулись, потеряв под тысячу убитыми и раненными. Потеха начинала затягиваться. Гордон, наученный Брюсом, сделал подкоп, потратив на это без малого три недели, взорвал кусок стены и бросил в пролом остатки своих недорезанных любителей полуденного отдыха. Но те не умели, не только спать спокойно, но сражаться когда это не игра. Пришлось выводить их с узких улиц города, где их резали как баранов, в спешном порядке. Петра трясло в припадках падучей и сменявших их припадках ярости. Войска топтались на месте. Птенцы гнезда Петрова, Апраксин и его друзья сбросили все, что осталось в кошелях и пошли к донцам. Те посадили старую гвардию: Преображенцев и Семеновцев в челны, туманным утром с моря подошли к Азову и с ходу влетели в город. Государь не успели проснуться к такому раннему утру, оценить и дать подмоги, и боевые полки под грохот барабанов и язвительные замечания турок, не стрелявших по ним из уважения к их отчаянной храбрости, вернулись обратно.

Надвигалась осень. С ней пришли ветра и непогода. Донцы разошлись по станицам. Уговору воевать в грязь и дождь не было. Государь снял осаду, отошел к Черкасску, а оттуда на зимовку в Валуйки. Первая потешная война кончилась. Пора и на бочок на теплую печку. Зимой воевать и холодно, и боязно, и не удобно.

Молодой царь после этой неудачи в отчаяние не пришел. Решительно начал готовиться к новому походу. Первый поход – это школа. Он суетился, метался, громко бранился. И начал растить усы, как у заправских казаков. По всем местам пошли его приказы. Петр послал донцам наказ занять каланчи, из которых они и не уходили с прошлого похода, и поддерживать солдат до подхода всего войска. Донцы ехидно ответили, что это уже исполнено было донцами еще до получения царской грамоты.

– Без кораблей мы морскую крепость не возьмем, – глубокомысленно изрек Петр.

В Воронеже начали строить верфь, заготовлять лес, коего здесь сроду не было, и делать корабли. Петр сел писать морской устав, почиркал пером, понял, что с буквицами у него лучше не стало, и поручил Лефорту, объявив его адмиралом. Снаряжалось сильное войско. Главным начальником Ромодановский прислал боярина Шеина. Может хоть кого-то не угробит.

К середине весны донские казаки с удивлением увидали целый караван больших морских кораблей на Дону. Впереди шло восемь гребных лодок, или галер, управляемых преображенцами и семеновцами. На одной из них, называемой "Принципиум", находился под видом капитана, командира роты Преображенского полка Петра Алексеева, царь. Корабли цеплялись за пороги, заваливались под ветер, мешали друг другу на крутых поворотах реки, но выглядели страшно. Как огромный бык в узком загоне.

– Надоть их отседа спровадить! – подумал Фрол Минаев, – Не то или мои казаки от смеха умрут, или они сами потонут, а обвинят меня, – приняв решение, он снарядил гонца к государю с известием, – Царь-надежа в море корабли турецкие, мои казачки взять их ну никак не в силах. Прошу подмоги вашей царственной силой с вашим флотом могучим.

Все удалось как нельзя лучше. Сердце у молодого царя разгорелось, присутствие врага возбуждало. И он приказал править в море. Но и на старуху бывает проруха. Задул, как всегда, северо-восточный ветер и согнал воду с Дона, могучий флот сделанный для великих побед на океанских просторах, просто не смог пройти через мелкое устье, сев на песчаную косу брюхом. Петр бросил свои неповоротливые плавающие крепости в рукавах Дона и пересадил войско на юркие челноки и чайки. Казаки, посмеиваясь в усы, вывели новый царский флот, легкий и шумный, в море.

Широкий водный простор захлестнул Петра. Первый раз он видел море. Не лужу Измайловского пруда, не ручеек Яузы и даже не Плещеево озеро. Море. Зеленовато-синие волны играли под налетами вечернего ветерка и звучно плескались о казачьи челны. Петр был один с казаками, и легко и привольно ему было на сердце с этими природными мореходами. В каждом взмахе их весел, в том, как уверенно показывал и называл мысы и острова стоявший рядом с ним атаман, Петр видел, что на синем море казаки как у себя дома. И не важно, что враг кругом. Заходящее солнце бросало кровавые отблески на стены и башни Азова. Море играло белопенным прибоем возле них. Петру вдруг стало плохо, дно челнока постоянно уходило из-под ног, размеренно качаясь на гребнях волн. Его начало мутить и он уже собрался поворачивать к берегу, растеряв весь боевой запал, когда на море мелькнули паруса. Турецкий флот шел на выручку Азову. Зоркий казачий глаз атамана, стоявшего рядом, насчитал девять больших кораблей и несколько гребных галер. Муторное настроение как ветром сдуло.

Жутко, и страшно, и хорошо стало Петру, он приказал ночевать на казачьей лодке между турецкими кораблями и турецкой крепостью, под охраной донских казаков. Безмолвно встали казаки-часовые на судах. Заснули гребцы и казаки.

– Бой! Завтра бой! – радостно думал, ворочаясь и никак не засыпая, Петр, – Настоящий бой! Не потеха!

– Казаки проснулись с первыми лучами солнца. Никто их не будил, заревая труба, как в его войсках, не играла. На турецких кораблях стал слышен стук и крики.

– Припасы грузят! – прошептал старый казак, – Сейчас в Азов пойдут.

– Вот тут и будем брать! – ответил как бы ему атаман.

Казаки налетели вихрем. Турки рубили якорные канаты, быстро ставили паруса и, пользуясь ветром, уходили в море. Но ветер был слаб, и ничто не могло остановить разбега казачьих лодок. Выхватив сабли из ножен, с бешеной отвагой сыпались казаки на турок. Что за беда, что борта высоки! Государь сказал, что приз казакам, значит надо взять!

Заря взошла, и солнце осветило лодки донских казаков, смелые лица донцов, учившихся мореходному делу в боях с персидским флотом на Каспии, с Разиным и со многими атаманами на Азовском и Черном морях! Это тебе не у торговых голландцев корабельное дело осваивать, не у ленивых пруссаков ближнему бою учиться.

Новый штурм Азова проходил по старому. Осада. Пушки и мортиры. Пустые наступления и отступления. Время тянулось медленно. Зной, жара, духота. Война во всей ее красе. Без барабанов, знамен, плацев и марш парадов.

Наконец подошли запорожцы, присланные сюда с Днепра Шереметевым. Им вся эта тягомотина была вообще поперек горла. Отметив встречу. День, два, три. Окунув голову в теплый и противный Дон, Похлебав с устатку жирной осетровой юшки, запорожцы подняли свои бунчуки и, потянув за собой самых отчаянных донцов, пошли на приступ. Ворвались в крепость, увлекая за собой теперь и стрельцов и кого-то из Преображенцев. Получили отпор от турецкого гарнизона, но все же зубами, нахальством, куражом что ли, зацепились и удержались в двух угловых бастионах, где захватили четыре пушки и не меряно пороху и ядер, и запросили от атамана подмоги.

– Дулю вам под нос! – ответил Фрол, – Дулю, – он крутил сложенными тремя пальцами пред носом у чубатого запорожца, пластуна, пришедшего из крепости, – Сами пошли сами и выручайтесь!

– Пошли, – запорожец вздрогнул при этом слове. Он ухватил отмазку, – Так мы атаман за хлебом пошли. На запах. Мы ж с опохмела пошли, а дорог еще не знаем. Всего ничего, как приехали. А так свежим хлебом тянуло. На дух и пошли. Кто ж его знал, что это Азов, – он прятал хохот в вислых усах, теребя оселедец.

– За хлебом! – первым захохотал в полный голос Лефорт.

– За хлебом! Ты еще скажи, что за опохмелом!! – поддержал его Фрол. Атаман был доволен, что город почти взяли казаки.

– Молодцы, молодцы, – закричал Петр, – Всех жаловать от меня!

Крепость сдалась на следующий день на милость победителя. Лучше сдаться сейчас, пока в город не влетела вся казачья вольница. С грабежами и насилием. Комендант отдал ключи и вывел всех жителей и янычар с развернутыми прапорами и бунчуками.

Все найденное в Азове: медную и серебряную посуду, сукна, ковры, парчу, шелковые материи, все государь велел отдать атаману Фролу Минаеву для дележа между казаками. Приз!

Сам Петр заметался между Москвой и Азовом. Наконец приказал заложить на берегу Азовского моря новую крепость Таганрог, в 60 верстах от Азова. Там, где на берегу моря, стояла одинокая турецкая башня. Подле нее и начали устраивать крепость и город.

– Буду здесь жить с казаками! – громогласно объявил он, – Пусть Иван правит в Москве. А здесь на Дону буду я! Любо! – кричал он, научившись у запорожцев и донцов, – Любо!

– Любо! Любо! – передразнил Брюс, зло сплюнув с обрыва, – Показали казачков. Поманили ордынским войском. Вертаться пора.

– Буду в Таганроге столицу свою ставить, – гордо заявил Петр.

– Мели Емеля – твоя неделя, – буркнул Лефорт. В его планы это не входило, – Потешились и хватит. Пора и честь знать. Да к тому ж мы и Чебачихе обещали Дону вольную жизнь.