Читать книгу За последним порогом. Паутина - Андрей Стоев - Страница 7

Боевая практика у нас по какой-то неизвестной нам причине задержалась, и первого занятия я ждал, пожалуй, даже с нетерпением. За прошедшие два года я постепенно проникся уважением к Генриху Менски. Он, конечно, не упускал случая повеселиться за счёт студентов, и образ садиста-затейника прилип к нему довольно прочно и отчасти заслуженно. Однако если приглядеться, то можно было с удивлением обнаружить, что студенты у него никогда не получают травм. Точнее, если изредка и получают, то исключительно друг от друга. При этом учил он превосходно – даже Иван уже совершенно не походил на деревенского увальня, и добиться этого за каких-то два года было поистине поразительным результатом. Если учесть, что именно боевая практика была для нас залогом выживания, то можно было смело сделать вывод, что нам здорово повезло с преподавателем.

Менски появился, будучи настроен необычайно добродушно:

– Здравствуйте, студенты! Скучали по мне?

Вся группа заулыбалась ему. Похоже, не я один сумел его правильно оценить.

– А я тоже по вам скучал, можете в это поверить? – заявил Генрих. – Сам поражаюсь, честное слово. Признаюсь, что ваша группа мне нравится, не то что эти нытики на курс младше. Я-то поначалу думал, что из вас толку вообще не будет, а оказалось, что как раз наоборот, из вас могут выйти вполне приличные боевики. Даже из Арди, как это ни удивительно.

– Это почему удивительно? – возмутился я.

– Потому что вам это вообще не нужно, – объяснил Генрих.

– Это почему нам не нужно?

– А зачем вам уметь драться? – удивился Генрих. – За вами стоит дружина. Вот ваши же одногруппники за вас и будут драться.

Эх, видел бы ты Сына Камня. Не думаю, что дружина смогла бы с ним что-то сделать. Да и на тебя интересно было бы посмотреть. Впрочем, Менски наверняка сражался бы до конца, не тот это человек, чтобы сдаваться.

– Не всегда можно спрятаться за дружину, – заметил я. – Иногда необходимо драться самому.

– Тоже верно, – согласился он. – Хотя у некоторых и получается всю жизнь за кого-то прятаться. Но я уже понял, что вы не из таких. Это достойно уважения. Ну всё, обнялись, поцеловались, давайте теперь к делу.

Улыбки увяли, и все мы заметно напряглись. «Дело» в понимании Генриха обычно было тесно связано с мордобоем.

– Третий курс – это важный рубеж, – начал Менски.

А ведь я совсем недавно это слышал – они друг у друга слова списывают, что ли? Однако Генрих, как менее склонный к словоблудию, перешёл к конкретике побыстрее:

– Именно на третьем курсе вы начнёте изучать атакующие конструкты. Точнее говоря, вы будете изучать нелетальные конструкты, которые называются так, потому что убить ими немного сложнее, чем теми, которые вы будете изучать на четвёртом курсе. Кстати, кто мне скажет, чем отличаются атакующие и защитные конструкты?

– А разве они отличаются? – вместо ответа спросил я.

– Ты, как всегда, меня не разочаровал, Арди, – заржал Генрих. – Здоровый цинизм – это правильное качество. Всё верно, они ничем не отличаются. Обычным школьным хлопком можно толкнуть человека под машину…

Все сразу вспомнили, как мы им скинули бандитов со скалы, и закивали.

– … защитным барьером можно, например, незаметно утопить противника, а воздушным фильтром при некотором навыке можно очень легко кого-нибудь удушить. Кстати, убийство защитным конструктом – это любимый способ диверсантов, и мы посвятим немало времени способам применения защитных конструктов, и способам защиты от них. Или вот взять такой пример: в вас швырнули камень, а вы навстречу швыряете другой камень, чтобы отклонить его. Конструкт использован совершенно одинаковый, но с одной стороны это нападение, а с другой – защита.

– А зачем тогда такая классификация? – с недоумением спросила Дара.

– Нас заставили принять эту классификацию те, чья работа состоит в том, чтобы сделать жизнь людей несчастной. То есть наши чиновники. В один прекрасный момент они обратили внимание на то, что мы живём слишком легко, и приняли закон, что до девятнадцати лет одарённых нельзя обучать атакующим конструктам, а до двадцати – летальным. Поскольку никто не понимал, чем отличаются атакующие конструкты от защитных, а тем более летальные от нелетальных, то работа закипела вовсю. Создали комиссию, три года классифицировали конструкты, потом ещё два года обсуждали, потом отправили на доработку, ну вы представляете, как это обычно происходит. Лично я просто поубивал бы всю эту шатию-братию и решил вопрос радикально, но я простой преподаватель, а наши Высшие парят где-то высоко, и им плевать.

– И что, всем прямо вот так было плевать? – усомнился я.

– Тех, кому было не плевать, и кто мог на это повлиять, включили в комиссию по реформе образования. Реформа продолжалась восемнадцать лет, и все эти годы они получали неплохие деньги, писали статьи о том, как вскоре расцветёт у нас образование, и так далее.

– Вы, по-моему, преувеличиваете, – я уже откровенно не верил этому рассказу, хотя из прошлой жизни мог припомнить и не такое.

– Это можно легко проверить, – пожал плечами Менски.

– Я попрошу Драгану Ивлич рассказать мне эту историю, – ответил я. – Будет любопытно сравнить её версию с вашей.

– Я всё время забываю, кто ты, Арди, – хмыкнул Генрих. – Как-то плохо укладывается в голове студент-младшекурсник, который может вот так небрежно попросить отчёта у первых лиц княжества. Ну что ж, сравни. Она, кстати, в комиссию не входила, так что действительно интересно, что она может сказать по этому поводу. Надеюсь, что ты и со мной поделишься этим рассказом.

– Не обещаю, но постараюсь. Зависит от того, что она мне расскажет.

– Хорошо, – кивнул Генрих. – Итак, продолжим. Сегодня мы разберём, какие замечательные вещи можно сделать обычным барьером, и как легко им можно убить или покалечить человека, причём совершенно незаметно. Умелый диверсант может его использовать настолько ловко, что противник будет только разевать рот, пытаясь понять, отчего у собеседника посреди разговора вдруг открутилась голова. Это, конечно, далеко не всякий сможет исполнить, но я однажды наблюдал такой фокус своими глазами.

* * *

Машина остановилась у запертых ворот, и водитель посигналил. Из небольшой караулки рядом с воротами вышел вооружённый охранник и неторопливо подошёл к машине.

– Ещё раз бибикнешь – сломаю руку, – скучным голосом сказал он вместо приветствия. – Кто такие и чего надо?

Водитель уже открыл было рот, чтобы поставить наглеца на место, но Беримир остановил его жестом.

– У нас больной, и нам назначено на приём к сиятельной Милославе Арди, – сказал охраннику Беримир.

– Хомский? – задал вопрос тот, и дождавшись ответного кивка, сообщил: – Въезд на территорию запрещён. Стоянка для самобегов посетителей слева от ворот. Если больной не в состоянии идти, я вызову санитаров с каталкой.

– Я дойду, Бери, – подал голос Путята. – Если мы будем настаивать, то не получим ничего, кроме унижения.

– И зачем Милославе это нужно? – с досадой спросил Беримир. – Показывает своё отношение к нам?

– Проезд для всех запрещён, не только для вас, – подал голос охранник, с равнодушным видом слушающий разговор.

– Вот прямо для всех без исключения? – скептически спросил Беримир.

– Исключение есть, – признал охранник. – Но у вас для исключения на гербе кое-чего не хватает[7], – добавил он, бросив взгляд на дверь машины.

– Бери, Милослава просто показывает посетителям, кто здесь хозяин, чтобы сразу сбить спесь со слишком наглых, – объяснил Путята.

Беримир неохотно кивнул. Он вышел из машины и подал руку матери, а потом они вместе с водителем помогли выбраться Путяте, который не очень твёрдо стоял на ногах.

– Вам точно каталка не нужна? – спросил охранник.

– Не нужна, – хмуро ответил Беримир.

– Как скажете, – пожал плечами тот. – Проходите в калитку, вон то здание впереди – это главный корпус. Заходите в парадный подъезд, там вас встретят.

Дорога к главному корпусу была идеально чистой – Беримир совершенно не удивился бы, если бы ему сказали, что её ежедневно моют с мылом. Собственно, так оно на самом деле и было. По сторонам дороги расстилался небольшой, но очень ухоженный парк с клумбами, мраморными статуями и фонтанами. Кое-где на разноцветных скамейках сидели больные, выползшие из надоевших палат на пока ещё яркое осеннее солнышко.

Отделанное мрамором здание клиники со статуями в нишах выглядело побогаче иных дворцов. Даже самые скандальные пациенты уже на подходе должны были понять, что хозяйке этого здания глубоко безразличны и их положение, и их деньги. Те, до которых доходило слишком туго, всё равно понимали это, когда попадали внутрь. Внутреннее убранство выглядело просто неприлично роскошным.

– Господин Путята Хомский? – спросила красивая девушка в белом халате, выходя из-за полукруглой стойки, вырезанной из цейлонского эбена.

Путята утвердительно кивнул.

– Мы ждём вас. Позвольте проводите вас в палату. А вы родственники? – обратилась она к сопровождающим.

– Жена и сын, – ответил Беримир.

– Родственники обычно могут присутствовать при лечении пациента, – кивнула девушка. – Но если сиятельная сочтёт ваше присутствие нежелательным, вы должны будете немедленно покинуть палату.

– Мы не доставим проблем, – пообещал Беримир.

– В таком случае прошу вас пройти в этот лифт.

Палата состояла из двух комнат и вовсе не выглядела больничной палатой, а скорее небольшой, но богато обставленной квартирой.

– Мы стараемся, чтобы у пациентов не было ощущения лечебницы. Сиятельная Милослава считает, что это создаёт угнетённый настрой и мешает выздоровлению, – пояснила сопровождающая.

– А скажите мне, уважаемая, – полюбопытствовал Беримир, оглядывая обстановку, – это же наверняка не самая лучшая ваша палата?

– Прошу меня простить, – смутилась девушка, – но распоряжения по поводу размещения вашего отца отдавала лично сиятельная. Если вы желаете переместиться в палату более высокой категории, вам следует обратиться к ней.

– Меня всё устраивает, – устало сказал Путята. – Куда здесь можно прилечь?

– Лучше всего сразу на кровать, – показала сопровождающая. – Располагайтесь и ожидайте сиятельную Милославу. Ей уже сообщили о вашем прибытии. Если я вам больше не нужна, позвольте вас покинуть.

Беримир кивнул, и девушка вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Хомские ждали молча, говорить не хотелось. В молчании прошло минут пятнадцать. Внезапно дверь распахнулась, и в палату стремительно вошла Милослава, а вслед за ней целая толпа в белых халатах.

Путята с трудом узнал племянницу. В ней очень мало что осталось от той несчастной заплаканной девчонки с уже заметным животом, над которой он жестоко посмеялся, прежде чем выгнать в ночь. С тех пор он много раз вспоминал тот вечер, и каждый раз пытался убедить себя, что поступил правильно. Убедить так и не получилось, и в конце концов он с неохотой признал, что, пожалуй, был неправ. О том, чтобы как-то исправить сделанное, он не задумался, да и исправлять что-то к тому времени было уже поздновато – она как-то сумела устроить свою жизнь. Ну а потом, когда она стала высокоранговой целительницей, возможность исправить ошибку окончательно исчезла.

Милослава скользнула взглядом по Беримиру с Понарой и тут же потеряла к ним интерес. Она подошла к кровати, на которой лежал Путята. В палате стояла мёртвая тишина, а Милослава смотрела на Путяту с непонятным выражением лица. Наконец, сзади кто-то кашлянул, и странное наваждение прошло.

– Милослава, я благодарен тебе… – начал Путята, чувствуя себя ужасно неловко.

– Мне не нужны твои благодарности, – резко прервала его Милослава. – И не думай, что я забыла прошлое. Я не шевельнула бы ради тебя и пальцем, но за тебя просил мой сын, который считает вас родственниками.

Путята попытался что-то сказать, но Милослава его снова прервала:

– Тебе передали моё условие?

– Я уже не глава семейства, – с неохотой выдавил из себя Путята.

– Тогда спи!

Она ткнула его пальцем в лоб, и Путята обмяк. Милослава присела рядом, взяла его голову в руки и прикрыла глаза. Так прошло несколько минут, затем она встала и начала отдавать какие-то распоряжения, которые её свита старательно записывала. Наконец она обратила внимание на Хомских:

– Он будет спать сутки, так что вы можете пока ехать домой.

– Он выздоровеет? – с надеждой спросила Понара.

– Я не стала бы давать никаких гарантий, даже если бы у него была всего лишь простуда, – ответила Милослава. – Даже я не могу заставить жить человека, который не хочет жить. Через несколько дней мы увидим, согласна ли его душа задержаться здесь ещё.

– Милослава, я хочу тебе сказать, – начал Беримир, – мой отец поступил тогда недостойно, но не суди по тому случаю обо всех нас.

– Ты же Беримир, да? – обратила внимание на него Милослава. – Сын Путяты?

– Да, – подтвердил тот.

– И где ты был, когда твой отец выгонял твою двоюродную сестру?

– Мне тогда было четырнадцать, и моего мнения никто не спрашивал. Я даже не знал, что произошло. О том, что у моего отца был брат, а у него была дочь, я узнал только десять лет спустя.

Милослава задумчиво кивнула, а потом повернулась, и ни слова не говоря, вышла из палаты. Свита потянулась за ней; остались лишь пара сестёр, которые захлопотали вокруг Путяты, доставая из шкафов и устанавливая какие-то медицинские приспособления.

– Поехали домой, мама? – спросил Беримир. – Вернёмся завтра.

– Поехали, – печально вздохнула Понара.

* * *

Драгана приняла меня немедленно. «Этак я скоро и в самом деле буду забегать к ней между делом выпить чаю с плюшками и поделиться свежими сплетнями», – подумал я, едва заметно улыбнувшись своим мыслям. Действительно, наши отношения после совместной поездки так и остались дружескими, так что подобный сюжет уже совсем не выглядел диким.

– Здравствуй, – улыбнулась Драгана, мимолётно мазнув мне губами по щеке. – Ты просто так заглянул, поболтать? Или по делу?

– Ещё пустой болтовнёй я бы тебя от работы отвлекал, – фыркнул я. – Просто поболтать я тебя приглашаю к нам в ближайший выходной. Чисто семейные посиделки – мы с Леной, вы с Линой, мама и Кира. Ты с нашей матерью знакома?

– Как я могу быть с ней незнакома? – усмехнулась Драгана. – Но я поняла, что ты имеешь в виду. Нет, знакомство у нас исключительно формальное.

– Вот и познакомишься с ней в неформальной обстановке. Думаю, такое знакомство тебе лишним не будет.

Драгана согласно кивнула. Ну а для меня будет совсем нелишним свести тебя с Кирой – Зайке неформальное знакомство со вторым человеком княжества очень пригодится. Как минимум, в качестве показателя статуса, а как максимум, Зайка сможет из этого выжать что-нибудь взаимовыгодное.

– Но мы всё же можем и поболтать, – сказала Гана. – У меня найдётся свободных полчасика.

– Нет, Гана, – вздохнул я. – Нам надо обсудить кое-что, на болтовню времени уже не останется. Я пришёл к тебе рассказать о предварительных результатах нашей работы у Ивличей.

– Я слышала, ты там всё перетряхнул, – внимательно посмотрела на меня Драгана. – Мне говорили, что работники уже дрожат от ужаса при твоём имени.

– Врут, – равнодушно отмёл я обвинение. – Точнее, сильно преувеличивают. По всей видимости, к тебе жалобщики приходили?

– Приходили, приходили жалобщики, – подтвердила Драгана. – Но насчёт того, что ты всё там перетряхнул, они же не соврали?

– Насчёт этого не соврали, – согласился я. – У меня не было месяцев на неторопливое расследование, так что я пошёл быстрым путём.

Драгана кивнула, внимательно на меня глядя.

– Итак, мы нашли восемь завербованных сотрудников в различных подразделениях. Двое работали на Ренских, один на Тириных, двое на Арди, трое на князя, и ещё трое не знали, кто их завербовал. Цифры не сходятся, потому что некоторые из них работали сразу на несколько сторон.

Брови у неё неудержимо полезли вверх, а потом она захохотала.

– Из тех троих, что работали на князя, один и в самом деле на него работал, – продолжал я. – Мы его точно идентифицировали, это полевой агент из аппарата Курта Гессена. Его мы отпустили, попросив передать Курту уверения в нашем искреннем к нему уважении. Что делать с остальными, непонятно – толку от них никакого, настоящих нанимателей они не знают. Мы установили наблюдение за их явками, но думаю, это бесполезно – наша активность у Ивличей получила широкую огласку, все связные сразу же ушли в тень.

– Жаль, – вздохнула Драгана.

– Их нельзя было оставлять, – пожал я плечами. – Кто же знал, какие у них приказы. Они ведь могли и диверсию устроить, вот и пришлось выявлять их быстро и шумно.

– Это понятно, – согласилась она, – но всё равно жаль.

– Мы сейчас работаем по нескольким линиям, но шансы, что удастся выйти на конечных заказчиков, не очень велики. На данный момент более или менее понятна только интрига с финансами. Завербованный главный счетовод устроил целый ряд махинаций – довольно прибыльных, но при этом хорошо заметных. Очередная камеральная проверка предприятия по планам налоговой службы будет в следующем году. Естественно, всё сразу вылезло бы наружу, и как мы считаем, там немедленно подключилась бы купленная пресса. Скандал, перетряхивание грязного белья, ну, дальше ты и сама всё можешь предсказать.

Драгана медленно кивнула.

– Хотя тем, кто это затеял, необязательно было ждать камеральной проверки, – прикинул я. – Достаточно небольшой диверсии в качестве повода для привлечения внимания к предприятию. В общем, всё могло взорваться в любую минуту, так что выявив агентов, мы купили немного времени. Надеюсь, что купили.

– А скажи-ка мне, Кен – какова во всём этом роль Горана?

– Неприглядная, но по предварительным выводам, чисто пассивная, – усмехнулся я. – Горан плохо разбирается в финансовом законодательстве, и главный счетовод легко его убедил, что это просто продвинутые способы оптимизации налогов, и всё самым замечательным образом сойдёт с рук. Горан обрадовался такой неожиданной прибыли и дал ему разрешение делать всё, что он хочет, лишь бы был результат. Тот и обеспечил прекрасный результат, превзошедший самые смелые ожидания. А своим слишком законопослушным подчинённым главный счетовод объяснил, что это делается по приказу сиятельной Драганы Ивлич, которая и уладит все проблемы с законом. И те, кто решит против неё пойти, быстро останутся без голов.

– Что-то ещё? – спросила помрачневшая Драгана.

– Работаем ещё по двум линиям, – ответил я. – Начали разбираться с давлением со стороны чиновников, и со странными шевелениями контрагентов. Но это дело небыстрое. Чиновника так просто не засунешь в допросную, сама понимаешь. Хотя вот они-то как раз и могли бы дать какую-то наводку на заказчиков.

– Если дашь хоть какую-то зацепку, то можно и в допросную. Хоть что-то подозрительное – странное поступление денег на счёт, например, или ещё что-нибудь.

– Пока занимаемся этим, – развёл я руками. – Ты мне лучше вот что объясни: как именно ты связана с этой мастерской? А то вроде как она и не твоя, но распоряжаешься ты там очень уж уверенно.

– В том-то и дело, что она моя, – вздохнула Драгана. – Я старший ребёнок, и я унаследовала предприятие семьи. Но так получилось, что я не могла им заниматься, да и доход от него меня не особенно интересовал. Если не вдаваться в ненужные подробности, то ситуация такова: мастерская принадлежит мне, но находится в доверительном управлении у семейства Горана. За то, что они ею управляют, они получают половину прибыли, а другая половина прибыли уходит моему сыну и потомкам моих младших братьев.

– Гана, как ты могла так подставиться? – потрясённо спросил я. – Никто ведь даже не вспомнит про это доверительное управление. Если случится скандал с уклонением от налогов, то преступницей будешь именно ты. Ты владелица предприятия, ты не сможешь отговориться тем, что ничего не знала о махинациях родственников. Даже я, молодой и глупый студент, об этом в первую очередь бы задумался.

– А что было делать? – смутилась она. – Сама я заниматься этой мастерской не могла. Было бы лучше всего её просто отдать, но… в общем, это тоже был не вариант. У меня не было другого выхода.

Это понятно, почему просто отдать не хотелось – с братьями, наверное, были какие-то разногласия, а Горан ей вообще никто. Некому отдавать, словом. Но это же не повод, чтобы сидеть на такой бомбе и делать вид, что всё идёт как надо.

– Знаешь, это типичная отговорка всех неудачников, что, мол, другого выхода не было, это не я облажался, а просто обстоятельства так сложились. Не уподобляйся, пожалуйста. Выход всегда можно найти – я вот с ходу вижу, например, вариант с акционированием.

– Брось, Кен, – поморщилась Драгана. – Акционировать большое предприятие – это огромная работа, а у меня для этого нет ни времени, ни желания, ни подходящих людей.

– Ладно, – вздохнул я, – будем работать дальше. Для начала наведём там порядок, а потом уже и подумаем, что с этим можно сделать.

– Я могу чем-нибудь помочь? – поинтересовалась Драгана.

– Если твоя помощь потребуется, я дам знать, – пообещал я. – Но пока что этого не требуется, на данном этапе ты вряд ли сможешь что-то сделать. В общем, я буду и дальше держать тебя в курсе событий, а пока закончим на этом. И я, кстати, вспомнил, что у меня и в самом деле есть вопрос из категории поболтать: что там за история с прошедшей реформой образования? Менски сказал нам, что это была довольно неприглядная история, но мне кажется, он немного преувеличил.

Гана вполголоса от души выругалась, и я укоризненно на неё посмотрел.

– Всё правильно он сказал, история была ещё та. Некая группировка пропихнула на ключевые посты нужных людей, а заодно устроила себе многолетнюю кормушку. Сколько они под это денег из бюджета высосали, просто голова кругом идёт. Мы боролись как могли, но они сумели заручиться поддержкой князя. Нарисовали ему широкими мазками картину тупого молодняка, который разбрасывается боевыми конструктами. Князь не то чтобы совсем поверил, но решил, что лучше не рисковать, и они свою реформу протолкнули.

– И знаешь, Кен, какое здесь удивительное совпадение? – с усмешкой добавила Драгана. – Устроила это та самая группировка, которая сейчас под меня копает.