Читать книгу Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин - Страница 2

Глава 2

Дни после сражений обычно бывают сложными, зачастую даже тяжелее, чем сами битвы. Действие гормонов, помогающих выдержать экстремальные ситуации, ослабевает, и появляется время подумать, обмозговать пережитое и почувствовать страх. Самые глубокие переживания всегда происходят после беды. Люди просто не способны на изнуряющее самокопание во время борьбы, иначе бы они остались за бортом эволюции. Люди борются яростно, неутомимо, поэтому побеждают. По крайней мере все живущие в Великой пустоши непременно побеждали, как делали и их предки. Пусть это и называется систематической ошибкой выжившего – ведь у проигравшего мы не можем ничего спросить, – она тем не менее доказывает, как мало мы рефлексируем в момент тяжелейшей борьбы и как сильно страдаем потом. Поселяемся в кошмарных воспоминаниях, как заевшую пластинку, прокручиваем их снова и снова, ведь нападение каннибалов – событие из ряда вон выходящее. Оно опаснее встречи с хищниками или солнечной вспышки, в отличие от всего этого, нападение нельзя предсказать и как-то проконтролировать, ведь несмотря на генетическое вырождение этих тварей, в них еще живут остатки хитрости и коварства, присущие самым безжалостным обитателям Великой пустоши – людям.

Весь следующий день племя инков провело в страхе из-за пережитой ночи. Именно так. Будь жива наука статистика, она непременно бы указала, что страх портит жизнь людям больше всего остального, он убивает, становится причиной преждевременной гибели и мешает выйти победителем из смертельной схватки. С логической точки зрения страх нам не нужен, однако из всех возможных чувств люди цепляются за него сильнее всего. И после этого они еще называют себя самыми логичными существами во вселенной.

Лагерь встретил утро мучительно. Вместе с дождем лились слезы, а по раскисшей земле словно шла нервная дрожь. Вибрации от завода по производству горючего передавались жителям бывшего космодрома. Обычно они их не замечали, но теперь внутренняя и внешняя дрожь вошли в резонанс. Казалось, сама земля в страхе, волнуется и переживает. Однако у такого нервного потрясения была и обратная сторона – застывшее во времени и пустоте племя как бы пришло в себя, снова почувствовало вкус к жизни, осознало, зачем живет. Даже самая глубокая депрессия отступает, когда встречаешься лицом к лицу со смертью, ощущаешь ее ледяное дыхание всем телом. Для тех, кто пережил эту ночь, появилось еще больше смысла жить и бороться. Просто потому, что они играли роли людей в великой театральной постановке под названием «Жизнь».

Смерть одного сплотила всех остальных. По периметру лагеря спешно восстанавливались старые ловушки и сооружались новые. Они доказали свою эффективность, и теперь ни один человек в племени не сомкнет глаз, пока этих ловушек не станет в десять раз больше, чем прежде. Одни инки орудовали кольями и ножами, создавая непроходимую полосу смертельных препятствий, другие подравнивали канавы и заливали их новым горючим. Командовали всеми, как обычно, вождь Инка и старший по хозяйству Матфей.

– Топлива должно хватить на полную заливку внешнего кольца. Но что, если атаки участятся? – сетовал татуированный помощник. – Мы не можем заставить завод работать быстрее.

– Мы вообще не знаем, как он работает, – вздохнул вождь.

– Ладно тебе, – прошептал Матфей. – Будешь часто напоминать о собственном бессилии, и люди начнут бунтовать, требовать изменений. Из Юраса или Куско будут плохие вожди.

– Тем не менее я не вечный. Даже Юрас на пять лет моложе меня. Кто-то из них рано или поздно станет здесь главным.

– Тогда я голосую за поздно, – улыбнулся Матфей. В отличие от остальных, он продолжал ходить нагим по пояс, веря, что оберег почти на все тело окажется эффективнее в неприкрытом состоянии. Небольшой слой жира помогал ему согреваться, но до самой толстой сальной прослойки в племени, какую отъел себе Юрас, ему было еще далеко.

Когда дым и утренний туман окончательно развеялись, над лагерем появилось ленивое солнце. Поздней осенью оно в лучшем случае поднималось до середины своего пути между горизонтом и зенитом, а большую часть дня вовсе плавало где-то за лесом. У него оставалось все меньше и меньше сил. Сложно было представить, что такое ослабленное светило способно излучать губительные рад-вспышки, но даже зимой они были не редкостью. Пока все смотрели на солнце, с охоты вернулся Куско. Каким-то образом прошел незамеченным мимо работающих на окраинах лагеря инков и оказался сразу возле дома отца.

Молодой, мускулистый парень немного за двадцать, с вытатуированными узкими орнаментами вокруг бицепсов и кольцами на пальцах, с пышными русыми волосами, точь-в-точь как у Лимы. На нем были джинсы, когда-то принадлежавшие человеку по имени Вранглер, если верить надписи на них. Каждая штанина была обшита ремнями для переноски целой коллекции ножей. С его широких плеч, едва прикрывая кубики пресса, свисала окрашенная в цвет хаки шкура клыка смерти, самого опасного хищника Пустоши.

– Куско, вернулся! – громко прокричал отец, явно работая на публику.

В такой ситуации гораздо естественнее было бы обратиться к сыну просто «сын», но соплеменникам этот молодой, сильный, красивый будущий вождь должен запоминаться как раз по имени, а не по безликому и скучному «сын». В конце концов кто-то из толпы мог не понять, о ком речь, а Юрас хотел, чтобы все знали, кто тут лучший охотник. На такое молчаливое, зачастую со всем согласное большинство и был расчет. Если две трети лагеря будут за Куско, с остальными легко будет договориться, в худшем случае – выставить их за порог.

Наследник приволок к костру в центре лагеря тушу двугорбого оленя весом килограмм в сто. Ненужные части он отрезал и бросил в лесу, шкуру снял, и теперь гордо нес ее на плече, а под тушу подложил полиэтиленовую клеенку, чтобы самое ценное не терлось о землю при волочении.

– Хорошо, – кивнул вождь женщинам племени. – Разводите огонь, надо помянуть павшего. И принесите дары за здоровье раненых.

Несколько юных девушек принялись готовить мясо, пока самые старые и опытные женщины сидели над постелями искалеченных в ночной стычке инков. Они использовали самые совершенные в этих краях средства медицины – молитвы и травы, но чаша весов, к сожалению, склонялась не в пользу раненных.

В хлопотах и суете лагерь окончательно отошел от осенней хандры. Все были при деле, всем хотелось жить дальше. Нет, не так. Всем хотелось не умирать. Вот это и перевешивало.

– Надо предать тело богам, – сказал родственник погибшего воина. – Он должен попасть к ним на трапезу прежде, чем трапезу начнем мы.

– Здравая мысль, – согласился с ним вождь. Только он имел право включать аппарат по преданию тела богам.

Собралась небольшая процессия из Инки, Матфея, родственников и самых близких друзей погибшего. Для лагеря в две сотни человек даже десяток отвлеченных от работы людей считался великой роскошью. Чтобы выжить, племя должно быть единым организмом, каждый должен делать свою работу. Никому никаких поблажек. Уважительной причиной, чтобы не работать, может быть только болезнь, смерть или, как в этом случае, похороны близкого человека.

Процессия двинулась по направлению к растущему ввысь ракетному комплексу. Хотя на первый взгляд и казалось, что лагерь отовсюду окружен лесом, с одной его стороны прямо к космодрому тянулась едва заметная, заросшая по краям дорога. Нетронутой деревьями и кустарником осталась лишь узкая полоска бетона, проложенная на века. По ней и несли тело погибшего. Где-то на середине пути, примерно в пятистах метрах до направленной вверх ракеты стояла еще одна группа зданий, похожих на те дома, что заселили инки, только более высоких, с большим количеством стали, а значит, более радиоактивных и опасных в моменты солнечных вспышек. Поэтому тут никто не жил. И только уходящий глубоко под землю завод ракетного топлива продолжал исправно работать.

Доподлинно не было известно, случалась ли в последние пятьсот лет ядерная война, но этот стратегически важный завод был спроектирован на случай любого возможного катаклизма, поэтому время, стихия и радиация не смогли причинить ему вред.

Процессия прошла между мусорными полями, миновала заброшенные дома – древний технический комплекс для наблюдения за пусками ракет – и повернула в сторону, туда, где раньше была трасса, автобусная станция для рабочих и ресторан. В этих местах племя уже не находилось под защитой лагеря и часовых на вышке, поэтому следовало действовать очень быстро и, главное, бесшумно. Даже небольшое стадо волкогавов могло растерзать путников, чего уж говорить о клыке смерти, решившем забрести в эти края. Да, определенно без защиты огненных стен человек легко становился закуской для многочисленных тварей, наводнивших Великую пустошь.

– Аккуратнее, не уроните тело, – шептал Матфей остальным, пока они шли вперед.

Конструкция синего цвета у самой трассы походила на телефонную будку. Такая же цилиндрическая и невысокая, размером как раз для человека. Сбоку у нее была дверь-пенал – она сдвигалась в сторону и прижималась к стенке конструкции. Краска с будки давно слезла, а ее синий оттенок принадлежал неизвестному сплаву металлов. На фоне полнейшей разрухи и запустения она была как бельмо на глазу. Слишком хорошо сохранившееся, скорее всего последнее изобретение человечества перед исходом на Марс. Ей было не больше четырехсот лет.

Вождь подошел к окошку управления с внешней стороны аппарата и очень медленно, стараясь не издавать лишних звуков, снял с шеи ключ, вставил его в отверстие и повернул. На экране загорелись лампочки. Устройство было столь прочным, что пережило тысячу солнечных вспышек. Почти вся электроника, оставшаяся на поверхности планеты, вышла из строя, но этот аппарат для предания тел богам продолжал работать.

– Это ли не доказательство существования всевышних? – воскликнул однажды дед Инки. – Боги стремятся разрушить все, кроме этого связующего звена, портала между миром смертных и миром вечно живых. Значит, мы им нужны не меньше, чем они нам.

Введя код управления аппаратом, вождь открыл дверь. Свободного места внутри хватило бы на человека любой комплекции.

– Вносите, аккуратно.

Инки попрощались с погибшим и общими усилиями разместили его в цилиндрической полости.

– Подождите! – шепнул родственник.

Он потянулся внутрь конструкции и снял в шеи покойника золотой кулон. Всего лишь золото, безделушка, но памятная вещь для семьи.

– Все, теперь можно.

Вождь закрыл дверцу и прочитал молитву, чтобы душа погибшего попала сразу на пир к Ойлу и Раду, минуя оставшийся круг ада. По их поверью, первые восемь кругов ада составляли собой жизнь на Земле, и только девятый круг, бескрайний океан холода за пределами человеческого понимания, отделял всех от рая. Его и должна была преодолеть душа, чтобы попасть в лучший мир. Молитва, по мнению инков, придавала ей то решающее ускорение, которое выводит за пределы адского притяжения Земли – в открытый космос.

Конструкция заскрипела.

– Так, ладно, сейчас будет шумно, – напомнил Матфей.

По округе разлетелся грохот загадочных механизмов, а вместе с этим и птицы сорвались с насиженных мест. Испуганные вороны подняли в небе цунами, закаркали на весь лес, понеслись прочь, сбиваясь в стаю переливающейся формы, похожей на текучие образы в чьем-то безумном сне.

– Чертовы птицы, – злился родственник убитого.

– Не страшно, они улетают. Их карканье уведет за собой хищников, – успокоил его Матфей.

Грохот внутри аппарата тем временем стал тише, ушел куда-то под землю, давая понять, что будка – это лишь вершина айсберга, малая часть какого-то огромного механизма. Инки почувствовали ногами вибрации, как от землетрясения. Одну минуту, вторую вибрация нарастала, но потом внезапно прекратилась. Воцарилась полнейшая тишина, словно никакого шума и не было. Над окошком будки загорелась зеленая лампочка.

– Слава богам, они его приняли, – обрадовал собравшихся вождь.

Он открыл дверцу и достал из кабинки прекрасный алмаз, сверкающий всеми цветами радуги, размером в три-пять карат. Он казался совершенным. Самое красивое и крепчайшее вещество на Земле – лучшее, чем может стать человек.

– Душа покойного воина.

Инка с поклоном вручил камень родственнику. Тот достал из-под шкуры бусы из камней предков, лежащих каждый в своем мешочке, положил к ним новую душу и поклонился в ответ.

– Частица его навсегда останется среди нас, – торжественно объявил вождь. – Теперь он сможет приглядывать за нами, пируя с богами на небесах.

Процессия заторопилась обратно, под защиту ловушек и при необходимости – огненных стен.

Женщины к тому времени уже приготовили мясо оленя и снова расставили столы вокруг лагерного костра. Убирая их прошлой ночью, мало кто мог подумать, что так быстро появится новый повод для общей трапезы. Повод не самый радостный, ведь надо было поминать погибшего и молиться за здоровье раненных, но и не самый худший, ведь дюжина каннибалов отправилась на тот свет. Племя не знало, как размножались эти серые твари, но наивно предполагало, что после каждого отраженного нападения их становится меньше.

Никто не подозревал, насколько большой была численность дикси…

В блаженном неведении инки заняли места на длинных лавках у расставленных кругом столов. Белый пепел между камней в его центре напоминал о костре, а спекшиеся пятна крови и жира вокруг давали понять, что мясо уже приготовлено. Но даже слепые бы догадались – настолько сильный стоял запах жаркого. Даже ветер на минуту остановился, чтобы позволить людям насладиться ароматом запекшейся корочки на приправленном душистыми травами мясе. Самой вкусной и оттого ценной частью оленя считались его горбы. Жирные, без хрящей и прожилок, почти как корейка со спины свиньи, только с одним отличием – свиней у инков не было, а двугорбые олени довольно часто встречались в тайге.

Деликатес лежал на столе вождя. Рядом с Инкой, согласно обычаям, расположился добытчик Куско, а также его отец Юрас. С другой стороны от вождя сидели его дочь Лима и помощник Матфей. Остальной сотне с лишним жителей достались другие части оленя, а также мясо из подземных запасов, куда его понемногу закапывали после каждой успешной охоты – как раз для таких случаев.

– Помянем погибшего и помолимся за его душу, – произнес вождь, держа в руке пластиковый стакан с чистейшей водой. – А также поблагодарим Ойла за помощь. Пусть он и впредь указывает нам путь своим огненным перстом и защищает от всякого зла.

Инка поднял стакан перед собой, поднес его ко рту и выпил самую дорогую и ценную жидкость Великой пустоши. В отличие от бесконечно производимого топлива, воду надо было брать из реки и относить под покровом ночи на очистную станцию в нескольких километрах к северу, вдоль убийственных вод Онеги, а ведь именно оттуда, с севера, нападали дикси. Полная опасностей вылазка была еще и крайне трудной – чтобы не рисковать лишний раз, инки старались унести с собой как можно больше воды, порой литров по тридцать на каждого. Теперь они наслаждались плодами своего труда, выпивая чистейший продукт без всякой радиации. Даже больше – вода помогала вывести небольшую дозу радиации из организма.

Алкогольных заводов поблизости не наблюдалось, и инки не могли полностью избавиться от облучения, а потому быстро старились и умирали. Зато алкоголизм среди них был нулевой.

После чистейшей и неимоверно вкусной, почти родниковой воды, все принялись за дары леса. Сидящие вдалеке от главного стола инки спокойно поедали доставшуюся им солонину, а за столом вождя возникло некое смятение. Вроде бы им достался самый вкусный деликатес, но что-то было не так.

Первым выказал недовольство Матфей:

– Это как будто мертвый олень.

– Ну да, я ведь его убил, – гордо ответил Куско.

– Нет, я имею в виду, он был мертв задолго до приготовления. Мясо уже не то.

– Не наговаривай, – шепнул ему Инка. – Скандалы нам ни к чему.

Юрас первым проглотил мясо и заступился за сына:

– Бабы разучились готовить. Возятся с семенами и уже позабыли, как надо жарить настоящее мясо. Тьфу.

Незаметно выплюнув один кусочек горба, Лима больше не притронулась к еде. Худенькой девушке было не привыкать подолгу обходиться без пищи. Особенно в мире, где никакая пища не нравилась.

В десяти метрах от нее сидел Пуно и давился солониной. В отличие от хрупкой дочери Инки, он не мог позволить себе обходиться без дополнительных калорий. Залогом успешной работы и выживания были силы, поэтому их требовалось постоянно поддерживать. Рядом с ним ел его новый друг Хан и тот парень, с которым они едва не подрались на игре. Звали его Космо – имя опять-таки было взято с частично сохранившейся древней надписи на стене космодрома. Он не дружил с Пуно, но и не враждовал. Как совсем скоро покажет жизнь, Пуно следовало благодарить судьбу хотя бы за это.

После трапезы все вновь разошлись по делам. Жизнь вроде бы потекла в прежнем русле, напоминая о тех временах, когда все были живы, сыты и относительно счастливы. Теперь же свой негативный отпечаток накладывала общая усталость из-за ночного боя и недосыпания, а также стоны трех раненных, чья судьба уже была предрешена. Они не умерли в тот же день, не умерли и на следующий, но характер их ранений и непрерывно растущий жар давали понять, что дни их сочтены. Вот так одна небольшая вылазка каннибалов лишила племя сразу четверых мужчин. Если добавить к этому голод, который вполне мог начаться весной, то перспективы у инков были не радужные. С другой стороны, гибель нескольких людей можно и пережить, а с голодом разобраться при помощи охоты, и, если бы все так и закончилось, тяжелая жизнь племени пошла бы своим чередом – мучительно, но не смертельно. Никто тогда еще и не подозревал, что через каких-то несколько дней все изменится так, что инки будут с ностальгией вспоминать времена нападения каннибалов и нехватки семян.

Белые дьяволы приближались.

На следующую ночь Лима вовсе не смогла уснуть. Перед красными от усталости глазами непрерывно стояли их образы. Они, как в кукольном театре кошмара, разыгрывали спектакль, на который невозможно было смотреть. Девушке бы в этот момент получше их разглядеть и, где надо, зарисовать, благо бумаги и углей хватало, но чувствительная душа не могла заставить себя изучить эти исчадия зла.

На утро Инка нашел свою дочь свернувшейся у алтаря. Глаза ее были открыты, а тело тряслось от страха и холода.

– Все будет хорошо, моя дорогая. – Он еле сдержал слезы. – Если на то пошло, даже смерть – не самое худшее, что может с нами произойти.

– В том-то и дело, отец, – неслышно прошептала она. – В том-то и дело.

Он попросил нескольких женщин остаться с Лимой и отвлечь ее разговорами и рукоделием, занять ее угнетенный разум делами. Племя как раз нуждалось в зимней одежде в преддверии холодов. С прошлого года многое износилось, и нужна была целая фабрика, чтобы восполнять постоянно растущую потребность в вещах – летних почти ни у кого не осталось, их делали из остатков зимних, а уж зимним требовался особый уход. Нужда была абсолютно во всем.

Лима, как и любой соплеменник, владела навыками шитья, поэтому объяснять ей долго ничего не пришлось. Опытные женщины показывали, как с помощью ножниц и иголки с ниткой превратить две старые вещи в одну относительно новую, и девушка машинально повторяла за ними. Образы белых тварей никуда не делись, но затуманились в мыслях, стали менее осязаемыми, высохли и выцвели, как на фотографии. Возможно, если оглядываться назад, это был не очень полезный уход от проблем.

Ближе к вечеру, когда солнце уже собиралось нырнуть за кромку леса, ему бросила вызов еще одна светящаяся звезда. Сначала лишь малая точка на небосводе, она с невероятной скоростью увеличивалась, проплывая над инками, с каждым их вздохом и криком удивления приковывала к себе новые взгляды. Все произошло очень быстро, поэтому время стало тянуться медленнее, чтобы позволить всем насладиться моментом. Огромный горящий болид, сущность которого никто из племени не понимал, пронесся над головами, разделив небо на две равные половины, разделив жизни людей на до и после. Он разминулся с торчащим ввысь носом ракеты и чиркнул верхушки деревьев прямо у лагеря. Мало кто успел заметить отлетевшую в противоход болиду часть, ведь в следующее мгновение солнце затмила вспышка много ярче любого светила. Будь у инков тысяча заводов с топливом, они не смогли бы получить даже толику увиденного свечения. Секунда, вторая, и все потускнело так же резко, как вспыхнуло. Почти уже позабытое солнце вернулось на свое законное место на небосводе, и еще через секунду лагерь накрыл жуткий гром – словно небо обрушилось на землю, знаменуя смертельным слиянием конец всего сущего. Даже всадники Апокалипсиса по сравнению с этим зрелищем оказались бы безобидными ковбоями. Покажись в этот момент над тайгой четыре скелета на лошадях, никому бы не было до них дела.

Грохот пронесся сквозь лагерь, попутно пересчитал людям косточки, и все замолчало. О недавнем зрелище напоминали только стаи ворон, хаотично кружащих в небе, но как бы они ни старались изобразить в вышине три шестерки, у них ничего не вышло. Нечто похожее на 668 пронеслось над головами застывших в шоке людей, и время снова пошло. Оно больше не тянулось, как в замедленной съемке, скорее наоборот – наверстывало упущенное, подгоняя себя под неумолимое действие законов физики, словно машинист поезда, который слишком долго плелся между станциями и теперь задействует все возможности, чтобы уложиться в расписание.

В лагере началась паника. Инки забегали, пытаясь что-то придумать, как-то подготовиться к неизведанному. Женщины в доме вождя побледнели, будто почувствовали касание зла, и бросили шить. Одна только Лима не отложила иголку – она сотни раз видела то, что теперь ужасало всех, и настолько привыкла к этому кошмару, что он никак на нее не подействовал. Разумеется, если не считать ее невроза, недосыпания и бледности. В отличие от остальных, Лиму это событие шокировало задолго до того, как произошло.

Когда нагнавшее график время стало идти нормально, инки пришли в себя, если так можно сказать. Напуганные, они собрались в центре лагеря, вокруг своего вождя.

– Падение звезды! – закричал какой-то старик. – Что это значит?

– Явно ничего хорошего, – ответил ему другой. – Это проклятие. Все мы ответим за чьи-то грехи.

– Так мы не попадем в рай? – спрашивал кто-то еще.

– Тише! – вмешался вождь.

Вечернее солнце освещало его морщины под особым углом, из-за чего лицо выглядело вырезанным из камня со всеми его бороздками и ложбинками. Вождь казался ожившей статуей – эффект очень редкий в мире, где мало кто доживает даже до сорока и успевает обзавестись всеми этими возрастными отметинами. Длинные седые волосы только усиливали впечатление.

– Если это враги, – продолжил Инка, – нам есть чем ответить. Храбрости нам не занимать. Если же это боги – нам тем более нечего бояться. Души наши чисты, как первородные семена. Если мы не пройдем проверку пером, то никто ее не пройдет.

Одна из матерей шепотом объяснила ребенку, что боги на одну чашу весов кладут человека, а на другую – перо Истины. Если оно перевешивает, человек чист перед богами, природой и самим собой.

– Но не можем же мы просто ждать! – негодовал Юрас. – Надо пойти на разведку.

– Всему свое время, – ответил осторожный вождь. – Посмотрим сначала с вышки.

Самого зоркого отправили на защитную вышку лагеря, откуда совсем недавно он уложил двух дикси. В отличие от бескрайней тьмы, что расстилалась вокруг лагеря ночью, теперь с высоты открывался живописный обзор на осенний лес и кровавое заходящее солнце. И без того постоянно красное небо стало ярко-багровым. На его фоне краснокожий юноша смотрелся очень гармонично. Это был бардовый, нет, даже пунцовый мир. Воина тошнило от такого пейзажа, и он приложил всю свою концентрацию, чтобы приглядеться к месту падения пока еще неопознанного, вроде бы летательного, хотелось бы верить – объекта.

Ближайшие к лагерю деревья лишь слегка опалились – сам болид не задел их, а лишь обдал раскалившимся при падении воздухом. Пожар быстро сошел на нет – он всегда затухал в этих соснах, иначе они не простояли бы сотни лет в таком адском климате со всеми его бурями, засухами и радиацией. За уцелевшими деревьями виднелись другие стволы, будто спиленные какой-то гигантской пилой, и чем дальше всматривался охотник, тем короче были деревья. Относительная густота леса не позволила ему разглядеть место падения в километре от лагеря, но дымящийся кратер и скошенные сосны не оставляли сомнений в том, что падение произошло.

– Хорошо, смотри еще, – приказал вождь. – Если что увидишь – кричи.

А тем временем в лагере продолжался совет. Храбрейшие воины рвались в разведку, а не менее храбрые жены старались их удержать. Более сдержанные голосовали за то, чтобы ждать, но все понимали одно – спокойно лечь спать в такой ситуации попросту невозможно, а без сна не будет сил на защиту лагеря, поэтому раскрыть тайну загадочного падения надо до конца дня, благо пара часов еще оставалась. Юрас пододвинул своего сына Куско в самый центр совета, чтобы он стоял как можно ближе к вождю. Простых охотников вроде Хана и Пуно он, наоборот, всеми силами старался задвинуть дальше.

– Вижу движение! – закричал часовой.

Срезанные и поваленные деревья сильно проредили лес, который теперь просматривался дальше обычного. Чуть ли не на километр. Но там было спокойно, если не считать клубящегося по земле дыма. Не найдя ничего интересного вокруг кратера, часовой обратил внимание на местность с другой стороны лагеря, где и заметил то самое движение.

– На юге, между деревьями! – крикнул он.

– Но звезда упала не там, – удивился вождь.

– Я видел, как от нее отлетел кусок перед взрывом, – вспомнил Матфей.

С вышки продолжали поступать данные:

– Их там пара десятков, – возбужденно сообщал часовой. – Двигаются как люди, но в каком-то нечеловеческом облачении!

– Божества! – загорелся Юрас. – Надо встретить их, как подобает настоящим воинам!

Толпа начала шуметь. Храбрость и страх смешались воедино и выразились во множестве вздохов.

– Хорошо, – согласился вождь. – Раз уж они движутся в нашу сторону, отсиживаться бессмысленно.

Юрас не стал дожидаться приказа вождя и, удовлетворившись тем, что старый Инка не против, стал собирать группу из лучших воинов. Двадцать человек – по одному на пришедших к ним божеств. Ведь, как известно, только истинный воин достоин всех благ как земной, так и загробной жизни. Во главе отряда Юрас хотел поставить сына, но тот застыл на месте как вкопанный.

– Давай же, – шипел отец. – Это шанс всей твоей жизни.

Куско делал вид, что не слышит его, и лишь отмахивался от родителя каждый раз, когда тот хватал его за плечо. Во всеобщей суматохе этого семейного спора никто не заметил. Ну или почти никто.

В конце концов отряд воинов двинулся в путь без Куско. Сверху их подгоняли нервные выкрики часового – неизвестные божества приближались. Юрас окончательно отчаялся увидеть среди отважнейших бойцов своего сына, немного остыл и убедил себя, что, может, оно и к лучшему. Не всегда надо рваться вперед. Теперь, когда Куско остался в лагере, отец уже не хотел, чтобы пришельцами оказались великие и справедливые боги. Раз уж в отряде доблестных инков не было никого ценного для Юраса, он пожелал, чтобы в лесу оказалось зло. Иначе кто-то из двадцати храбрейших получит возможность прославиться, обретет великое благословение и встанет между Куско и троном вождя.

Двадцать воинов осторожно миновали полосу из ловушек по хорошо замаскированной безопасной тропе. Женщины провожали мужей на эту странную встречу, как много раз провожали их на охоту, и молились, чтобы те вернулись живыми. Хорошо было то, что, в отличие от охоты, долго ждать не придется – цель вылазки была в каких-то пятистах метрах от лагеря. Это была даже не вылазка, а первый контакт с неизведанным. Все замерли в ожидании.

С вышки отряд казался медленно ползущей змеей, извивающейся на поворотах тропинки. Издалека все было мелким, словно игрушечным. А может, люди действительно были игрушками в чьем-то безумном кукольном представлении. В таком случае у часового появлялось очень много вопросов к этому кукольнику. В отличие от остававшихся в неведении на земле членов племени, инк на вышке увидел достаточно, чтобы навсегда перестать верить своим глазам. В первые минуты он сообщал собравшимся, как продвигается посланный навстречу неизведанному отряд, как аналогичный змеиный поток движется им навстречу, как они все останавливаются друг перед другом, как воины поднимают оружие перед великими божествами… На этом пересказ происходящего закончился, и все поняли почему.

Второй раз за день над лесом разнесся шум. Чудовищные хлопки, словно взрывы динамитных шашек, начали разлетаться по округе. По отдельности они были тише, чем грохот падения камня с небес, но по совокупности вызванного ими ужаса превзошли его в несколько раз. Десятки хлопков переросли в сотни, а между ними внимательный слух мог разобрать огнестрельные очереди – будто множество ружей стреляло без перезарядки. Долго живя в изоляции, племя забыло о существовании автоматов, а о лазерах оно и вовсе знать не могло, поэтому толпившиеся на площади вокруг костра инки могли лишь гадать, что за чудовищные установки издают столь режущие слух звуки. Зато все видел парень на вышке. После начала кровавых вспышек он забился в угол между лестницей и поручнем, но, к сожалению для себя, продолжал смотреть в лес через специально вырезанные у пола бойницы. Безопасно для физического здоровья, но крайне вредно для психики.

Он видел, как воинов разрывает на куски красный луч и из пунцовых тел вылетают фонтаны бардовой крови, будто на Земле не существует других цветов, будто какой-то безумный бог любил лишь одну часть палитры, будто их мир действительно был вотчиной сумасшедшего надзирателя, самого конченного во всем космическом пантеоне садиста.

Солнце уже садилось, но всполохи того, что совсем скоро назовут лазерами, освещали сумрачный лес, во всей красе представляя подручных безумного божества. Огромные, в два метра ростом, они были выше самого рослого воина племени и шире самого дородного толстяка. Однако у них, похоже, не было лишнего веса. Наоборот, их тела были угловатыми, а каждая из мышц – рельефной, заметной издалека. Хотя мышцы ли это были? Внешняя оболочка повторяла форму их тел, только была бо́льшего объема, как второй, более мощный скелет. Головы их все время оставались закрытыми шлемами – блестящими черепами, но одно из существ в разгар побоища укрылось за деревом и обнажило лицо. В этот момент часовой на вышке потерял сознание. Лицо противника было белым.

Убив всех до единого из двадцати воинов племени, неприятель продолжил свой путь к лагерю.

Инки безосновательно надеялись, что ловушки остановят непрошеных гостей. Прилетевшие с неба не были призраками – ловушки на них реагировали, но никакого ущерба нанести им не могли. Дерево и железо просто крошилось об их прочные скелеты. В ход пошла последняя линия обороны – круг огня по периметру лагеря.

Вождь хладнокровно выждал момент, когда большинство белых дьяволов окажется над каналами с бесцветной жидкостью, и отдал приказ поджечь и все.

– Жгите! – изо всех сил вскричал он.

Лучи зашедшего солнца сменились вспышкой огненной стены, взметнувшей ввысь испуганные языки пламени. Казалось, в ужасе была вся природа, но только потому, что инки чувствовали себя ее частью – как в старые добрые времена, когда на другой стороне колеса времени жили подобные им племена.

На фоне огня небо стало черным, ночь наступила так же внезапно, как началось нападение. В один момент, когда кто-то свыше нажал на переключатель смены времени суток, лагерь погрузился в кошмар. Этот кто-то знал, что спокойствие в душах людей в одночасье сменилось страхом и ужасом, поэтому изменил декорации на соответствующие.

Белые дьяволы прошли сквозь огонь, как человек может пройти сквозь воду. Никакая стихия не могла пробить их защитный барьер. Одно растянувшееся в вечность мгновение миновало, и опаснейшие существа уже оказались в лагере. Вблизи они куда больше походили на людей, чем казалось издалека. В свете огня стали заметны их скрытые под внешней броней человеческие тела. Это были не демоны, и даже не божества. Под толстым сплавом металлов скрывались люди, братья инков по крови, но это новое открытие не сильно помогло племени. Бойня не ограничилась лесом. Многие храбрецы попытались защитить родной дом и бросались на стальную оболочку с копьями и топорами, моментально отправляясь в загробный мир посредством шипящих лазеров. Крики ужаса уступили по громкости крикам боли. Многие женщины бросались мстить за павших мужей и моментально прощались с жизнью. Те, кому везло меньше, получали удары всесильных стальных рук пришельцев и тяжелых прикладов – это гарантировало переломы и медленную смерть от увечий. Чтобы умерить пыл защитников лагеря и подавить их волю к сопротивлению, пришельцы достали из-за спин увесистые орудия. Из их длинных стволов начали вылетать стальные стрелы невиданной силы. Рисуя в воздухе дымный след, они влетали в дома, разрывая бетон изнутри, как папье-маше. Кто-то погибал сразу, кого-то добивало обломками, врезающимися в тела, как нож в масло.

Один из пришельцев услышал плач часового на башне и поднял свой ракетомет, представляя себя в тире. Он хотел выбить приз в виде обрушения самой высокой постройки в лагере. В ночной пылающей схватке зрелище должно было стать действительно восхитительным, но командир отряда в последний момент остановил подчиненного.

– Не отклоняйся от цели, Виски, – сказал он по встроенной в костюмы радиосвязи, но без шлема его голос был слышен и инкам.

– Вас понял, Альфа, – ответил боец и опустил оружие.

Лидеру белых дьяволов надоело раздавать бесплатные билеты в Вальгаллу, и он приказал своим людям остановиться.

Еще более безумная, чем грохот выстрелов, тишина разлилась над дымящимся лагерем. Всего лишь минута разделила жизнь племени на до и после, бесконечная по своей сути минута, которую вновь и вновь будут переживать уцелевшие… пока не придет их черед.

На пришельцев больше не нападали. Согласно все той же ошибке выжившего уцелевшие инки знали, что бросаться на врага бесполезно.

Это не значит, что оставшиеся в живых были исключительно трусами. Просто они пытались найти уязвимые места противника чуть дольше, чем погибшие. Они задействовали тактическое мышление и быстро поняли, что уязвимых мест у врага попросту нет. По крайней мере в сложившейся обстановке. Пуно, Космо и Хан, например, успели в самом начале бойни соорудить баррикаду между двух соседних домов, откуда удобнее всего было вести оборону, и даже метнули несколько копий в пришельцев, но, к счастью молодых инков, оружие отскочило от брони, а захватчики даже ничего не заметили, иначе бы послали в ответ снаряд или гранату.

– Успокойтесь, и мы не причиним вам вреда! – прокричал на весь лагерь командир отряда. На его стальной груди красовалась буква А. Его позывной был Альфа. – Кто тут главный? – Он говорил на странном наречии, но почти все слова были понятны.

– Кто вы такие? – спросил Инка, выходя навстречу судьбе.

Он сильно постарел за прошедшие дни и особенно за последние полчаса, больше не мог передвигаться без своего деревянного посоха. Глаза его от ужаса и усталости стали такими же красными, как и кожа, на которой, в свою очередь, появились глубокие серые пятна. Свисающие, как рваный занавес, волосы поредели.

– Ты вождь? – уточнил Альфа.

Когда тот кивнул, пришелец с буквой С на груди, что значило Чарли, выстрелил старику в ногу.

– Отец! – Наблюдавшая за этим Лима закричала, как от удара током, и бросилась к раненному отцу, но боец с буквой B на груди оттолкнул ее ударом железной ноги обратно к порогу дома. Девушке оставалось только рыдать.

– Что вам нужно? – захрипел упавший на землю Инка. – У нас есть золото, забирайте хоть все. – Он ухватился за золотое украшение у себя на шее, сорвал его и бросил к ногам врагов.

– Золото? На кой черт нам бесполезный металл? Нам нужны семена!

Эти слова заставили замереть всех оставшихся в живых краснокожих. Инки носили украшения из золота и даже обставляли дома изделиями из драгоценного металла, ведь выше всего ценились вещи, не вызывающие аллергии, идеально гармонирующие с телом. Люди были готовы расстаться со всеми материальными богатствами, но, услышав о семенах, о единственном источнике своей жизни, впали в отчаяние. Все это было чудовищным сном.

– Возьмите его в почетный плен! – скомандовал новый правитель лагеря с буквой А на груди.

Два закованных в сталь бойца к тому времени уже очистили один из уцелевших домов, выбросив из него всю утварь. Внутри стало пусто, как в камере, – это место и стало тюрьмой.

– Давай сюда, папаша, – засмеялся солдат с буквой С.

Он потащил раненного вождя по земле, выводя на ней, как заправский каллиграф, еще один красный росчерк кровью из простреленной ноги старика. Центральная площадь лагеря была буквально расписана кровью, что дополняло и без того багровый пейзаж. Если кому придется когда-нибудь воссоздать эту картину на холсте, то будет довольно легко – хватит одного цвета, главного цвета ужаса.

Видя глубокий страх и непонимание в глазах затаившихся инков, Альфа решил, что надо что-то им объяснить – пусть привыкают к своему новому вождю.

– Вы вообще понимаете наш язык? – спросил он громко, чтобы любой мог услышать.

В ответ – молчание и все те же испуганные глаза.

– Отвечайте, когда полковник задает вам вопрос! – рявкнул Виски и пнул нескольких прижавшихся к стене людей.

– Да, – тихо ответил один из них. – Частично.

Разница в наречиях была сильной, но преодолимой.

– Вы, наверное, даже не знаете, на каком языке говорите, – продолжил Альфа. – До того, как человечество разделилось на две части, это был единый евразийский язык. Где-то пятьсот лет назад, когда правительство окончательно улетело на Марс, на нем говорили все без исключения. И смотрю, за такой долгий срок, язык изменился, правда, не так сильно, как ожидали некоторые.

– На Марс? – переспросил Матфей.

Во время бойни его прижало к земле огромным куском стены, но обломок лег относительно удачно, и помощник Инки не получил увечий. Задать вопрос было настоящей храбростью, учитывая, что больше никто не смел открыть рот, поэтому Альфа решил исполнить классическую роль хорошего полицейского, шагнул к Матфею и одним движением руки освободил его. Отбросил тяжеленный обломок в сторону.

– Этого тоже под стражу, – не позабыл полковник и о злом полицейском, но все же ответил на вопрос: – Марс, планета типа Земли, куда пятьсот лет назад улетели все нормальные люди. Где могли бы жить и вы, не будь ваши предки бедными и отсталыми.

По его тону чувствовалось, что в колонии процветают теории об интеллектуальном и расовом превосходстве новых людей над старыми и крепки предрассудки по отношению к краснокожим жителям затухающей колыбели цивилизации.

– При всем уважении, сэр, – прошептал Чарли. – Зачем мы, морпехи, нянчимся с этими аборигенами?

– Это в интересах миссии, майор, – так же тихо ответил полковник. – Они лучше нас знают, как выжить на этой планете. И еще, вдруг придется кем-то пожертвовать? Их не так жалко в том смысле, что за их смерти мне не придется отчитываться.

– То самое мясо, о котором нам говорили на Корабле? – ухмыльнулся майор. – Ну тогда можно немного понянчиться.

– Ладно, на сегодня разговор окончен! – прокричал Альфа. – Запомните, все должны слушать моих людей. Подчиняйтесь каждому их слову, и мы с вами обязательно поладим.

Довольный Чарли пошел к дому вождя, уже прикидывая, как будет там жить. По пути он подмигнул сидящей на земле Лиме, скорчив омерзительно пошлую гримасу. Он снял шлем и подразнил девушку недвусмысленным движениям языка. Удивительно, как сильно могут различаться внешность человека и его характер. Порой кардинально. С виду самый настоящий красавец, насколько это возможно при белом цвете кожи, с русыми волосами и пирсингом брови, с крепкой развитой шеей, от которой на генетическом уровне млеют женщины, с притягательной улыбкой, как с обложки спортивного журнала тысячелетней давности, он был даже привлекательнее Куско. И настолько же омерзительнее по своему существу, если сравнивать их двоих.

Хотя, кто знает, каким бы был Куско без необходимости нравиться большинству племени с целью занять пост вождя. Не исключено, что тем самым Чарли.

Сам предполагаемый преемник вождя сидел в это время в доме отца. Вместе со старым Юрасом он прильнул к окну.

– Это окно возможностей, – светился отец. – Понимаешь? Все может обернуться даже лучше, чем я надеялся.

– Я так долго этого ждал, – радовался Куско.

– Главное – без необдуманных действий. Не спугни удачу.

Юрас вышел из дома в тот самый момент, когда белокожие начали заставлять уцелевших инков убирать мусор и трупы в центре лагеря. В своих титанических доспехах они легко могли управляться с тяжелыми предметами сами, но с присущим людям Нового Света высокомерием заставляли работать людей Старого. Юрас оценил обстановку и подошел к главному на этом участке солдату с буквой B, позывной Браво.

– Ваше святейшество, – не забывал кланяться инк. – Думаю, я смогу убедить соплеменников отдать семена без лишнего кровопролития. Что такое жалкие зерна по сравнению с человеческой жизнью? Знаете, люди уважают меня…

Он хотел добавить «и моего сына», но вовремя остановился. Даже преследуя здравую цель обойтись без новых жертв, он мог оказаться в глазах некоторых инков предателем, коллаборационистом, поэтому незачем было бросать эту тень на сына. Он напомнит о Куско, только когда большинству станет понятно, что старик действительно хочет разрешить кризис дипломатическим путем… заработав при этом политические очки.

– Хитрый краснокожий, – рассмеялся Браво. – Ну ладно, почему нет. Убеди своих людей собраться на этой площади. – И громко добавил: – Кто не вылезет из своей щели через минуту, будет убит!

Стена огня вокруг лагеря к тому моменту уже погасла, поэтому выходить из убежищ пришлось в темноте. Один за другим инки вылезали из укромных мест и плелись к месту сбора, где еще недавно лежали трупы, а теперь высыхала кровь.

– Слушайте его, – помогал Юрас. – Иначе нам несдобровать.

– Кучнее, кучнее, – командовал Браво.

У всех белокожих в шлемах стоял прибор ночного видения, поэтому их зрение ничем не уступало дневному. Некоторые инки этого не знали и попытались спрятаться ближе к окраине лагеря, не очень далеко, чтобы не попасть в лапы людоедов и диких зверей, но и не очень близко, чтобы не угодить в руки пришельцев. Их быстро нашли.

– Вы двое! – крикнул всевидящий марсианин. – Живо сюда!

Пораженные таким зрением белого человека инки послушно бросились к центру лагеря. Да и каковы были альтернативы? Скрыться в лесу? В глухих местах не прожить и недели, а в лагере ты хотя бы оставался среди близких, знакомых людей.

Лидер пришельцев показал на вышку, где до сих пор сидел потрясенный инк. Он единственный видел все, начиная с мясорубки в лесу и заканчивая бойней в лагере. Он пережил шок, несовместимый со здравым рассудком, а поэтому не мог двигаться самостоятельно. Альфа это понял и не стал открывать по нему огонь, когда вышла отмеренная для краснокожих минута.

– Принеси его, Дельта, – приказал он, и человек с буквой D полез на башню.

В это время другие солдаты устанавливали принесенный с собой прожектор, чтобы выключить ночное зрение, от которого начинала болеть голова. Они подняли треногу с направленной лампой на крышу уцелевшего дома, подключили компактный источник питания, и яркий свет разогнал ночь на отдельно взятом клочке земли. Инки испуганно щурились от непривычно близкого солнца, пока кто-то из добрых захватчиков не объяснил им, что это просто чрезмерно большая лампочка, о существовании которых племя, конечно, знало. Попутно такие прожекторы появились по всему лагерю и вспыхивали сгустками света на бескрайней толще ночи, как пузырьки кислорода, поднявшиеся из воды.

Когда Дельта стащил парня с вышки, на том лица не было, точнее оно оказалось мертвенно бледным, ровно такого же цвета, как лица некоторых захватчиков – они уже сняли шлемы и были прекрасно различимы в свете прожекторов. Двенадцать солдат оказались скорее белыми, а восемь – скорее черными. Разумеется, какого-то единого темного и светлого цвета не было – у каждого солдата был свой уникальный оттенок, словно бог-создатель, чтобы поднять себе настроение, стал рисовать людей черным вместо красного, но краска начала заканчиваться, а потом и вовсе сошла на нет. Оставшихся он оставил белыми, потому что нагрянул дедлайн.

Пока сотня плененных толпилась на пятачке в центре лагеря, захватчики сооружали вокруг них загон. Стальные мышцы, огибающие тела солдат, помогали легко поднимать доски, щиты и даже части разрушенных стен. Солдаты делали это сами, потому что нельзя было доверять простым людям создание своего собственного концлагеря, ведь краснокожие могли сделать его непрочным. Когда ограда была готова, по ней протянули колючую проволоку, чтобы самые ловкие инки не смогли быстро перепрыгнуть ее и убежать, по крайней мере прежде, чем их настигнет лазерный луч возмездия. Стена не выглядела очень прочной. Это был во всех смыслах простой загон, отделивший жителей лагеря от их домов, которые теперь занимали солдаты. Те устроились роскошно, по отдельному зданию на каждого. Стояла уже совсем поздняя ночь, и замученные долгим полетом военные окончательно вымотались, хотели на боковую. Инки безропотно наблюдали за их домашними приготовлениями, за тем, как бело- и темнокожие выбрасывают из зданий золотые украшения, статуэтки и безделушки, ценные для инков как память, но бесполезные для пришельцев из далекой колонии… Точнее теперь уже Земля становилась колонией прилетевших на нее людей, а Марс являлся, таким образом, метрополией. Колесо времени проделало целый круг и даже не думало останавливаться.

Один из солдат, отмеченный буквой Е и с позывным Эхо, остановился на пороге своего нового дома, нажал на груди какую-то кнопку и вышел из защитной брони, раскрывающейся вертикально сзади, со спины, как маленький человек из панциря. Тут он заметил ребенка, заползшего на ступню оставленного им каркаса.

– Нравится? – спросил Эхо, крепко сложенный брюнет с густыми усами и по-армейски короткими волосами. Он поднял краснокожего малыша. – Это называется экзоскелет. Экзо – значит снаружи. Что-то типа панциря у моллюсков и членистоногих. Может, даже у черепах… Хотя нет, у черепах немного другое. Скорее как у цикад. Ты еще слишком мал, чтобы понять. – После этих слов Эхо передал малыша инкам через стену с колючей проволокой.

Его короткий рассказ услышали несколько членов племени, и к утру все инки знали, что такое экзоскелет.

Ночь выдалась бессонной. Инки лежали на холодной земле, сбившись в небольшие группы, чтобы сохранять больше тепла. Никто не дал им взять достаточное количество теплых вещей, поэтому у некоторых зубы стучали от холода. Многие плакали и стонали от полученных ран, некоторые бредили. Попавшие в жуткую передрягу, пережившие адские зрелища и страдания люди мечтали увидеть ночной кошмар, который по определению не может быть таким же безумным, как окружающая реальность. Ночной кошмар означал, что на какое-то время тебе станет легче, но он не приходил. Не давали заснуть и направленные на инков прожектора, помогавшие следить за сохранностью стада, – пленных стерегли двое солдат, сменявшихся каждые два часа в течение ночи.

Несколько инков взяли выброшенную из домов мебель, разломали ее на части и разожгли огонь в той самой куче угля и золы, что осталась от лагерного костра. Вокруг сразу собрались самые сильные и наглые. Среди них первыми были Юрас и Куско, прихватившие с собой Лиму. Бедная девушка пребывала в шоке, поэтому не сопротивлялась. Только через несколько часов угнетающе тяжелой бессонницы она вернулась к жизни и обнаружила себя в компании омерзительного борова Юраса, который с радостью воспользовался отсутствием ее отца, став теперь прислужником незваных гостей. Само по себе пленение Инки не особо волновало Лиму, ведь все они по сути были в плену, просто кто-то сидел в помещении, а кто-то в загоне под открытым небом. Больше всего ее мучила простреленная нога единственного и любимого родственника. В его возрасте и без серьезной помощи это могло привести к несчастью. Дождавшись, когда обнявший ее Куско перестанет ерзать и увидит свой первый кошмарный (так ему и надо) сон, девушка поползла к краю их нового лагеря, ближе к тому месту, где держали отца.

Стена загона проходила в нескольких метрах от импровизированной тюрьмы, поэтому шепот родной дочери Инка услышал сразу.

– Отец…

– Лима? Как ты? – послышался его голос.

Старик прильнул к заколоченному окну дома, где его заперли вместе с Матфеем, а девушка ухватилась руками за край ограждения. Между ними тянулся двухметровый проход.

– Все хорошо, отец, не волнуйся, – прошептала она. – Как твоя нога?

– Кровь еще сочится, – начал Инка, и девушка, сдерживая гнев, прикрыла глаза. Лучше бы выстрелили в нее. Не было бы так больно. – Но мне помогает Матфей. Он перевязал рану. Без него было бы совсем худо.

– Кто это такие? – не в силах стоять, Лима присела и оперлась о стену. Она оказалась к отцу спиной и повернула голову, чтобы лучше его слышать. Щель между досками хорошо пропускала звук. – Я единственная догадывалась, что они прилетят, но, как самая последняя дура, отмахивалась от видений, поэтому ничего важного не узнала.

– Думаю, они сказали правду, – прохрипел Инка. – Прилетели с Марса.

– Я… Я не понимаю, отец…

– Колонисты с далеких земель, – упростил он. – Более развитая цивилизация.

– Им нужны семена… – пробормотала Лима.

Ей пришлось замереть, когда мимо проходил часовой. Она не понимала, можно ли инкам общаться друг с другом, нарушает ли она какое-то новое правило или нет, но, памятуя о том, насколько легко захватчики убивали, не стала рисковать и проверять их настрой. Охранник ничего не заметил.

– Они убьют всех, когда завершат миссию? – неожиданно спросил Инка. – Ты об э́том боялась тогда сказать?

– Все будет хорошо, отец, – солгала она. – Ты же знаешь…

Внезапно ее оборвал солдат, подкравшийся с другой стороны ограды. Она держала в поле зрения первого часового и совсем забыла о втором. На его броне отражала свет прожектора буква Е.

– А ну замолчали тут. – Было заметно, что нарочитая жесткость давалась Эхо с трудом. – Никаких разговоров.

Он уже успел немного поспать и теперь был на посту. Совсем недавно он снимал экзоброню, но, выйдя из дома, первым делом снова надел ее. Лима заметила, что даже по нужде солдаты ходили в броне. Они словно были слабыми без дополнительной груды мышц, как улитки без панцирей. Понимая это и слыша отголоски человечности в интонациях Эхо, девушка тихо проговорила:

– Мой отец потерял много крови. Дайте ему воды. Пожалуйста!

Морпех посмотрел в ее просящие глаза, глубоко вздохнул, потом едва заметно кивнул и зашагал прочь. Лима отползла от стены, чтобы не мозолить Эхо глаза, и увидела, как он вернулся и просунул в окно тюрьмы пластиковую бутылку с водой. После этого она легла на ледяную землю, свернулась в клубок и смогла задремать.

Хорошо, что пластик не разлагается сотни лет. Может, это и погубило планету, но в данный момент спасло Инке жизнь. Белый пришелец не стал бы отдавать свою флягу или надолго оставлять пост. Повезло, что под ногами валялась тара.

Ранним утром Лиму разбудил погасший прожектор. Стоило глазам привыкнуть к яркой пелене, как она исчезла в утреннем полумраке, медленно расстилающемся по округе, прежде чем поднимется солнце. Было очень холодно. Скорее всего этой ночью впервые ударили заморозки. Лима не чувствовала кончиков пальцев, но тело ее согревала какая-то шкура. Стоило девушке открыть глаза, как она резко подняла голову, чтобы оценить обстановку, и сразу встретилась взглядом с Пуно. Их глаза были на расстоянии десяти сантиметров, может быть, меньше. Парень всю ночь согревал девушку, но сейчас немного отодвинулся, чтобы их не увидели вместе. Современные им нравы мало чем отличались от нравов далекого прошлого. Тем более Лима была помолвлена с сильным и могущественным человеком. Он, кстати, не заставил себя долго ждать.

Проснувшись ровно от того же выключения света, Куско понял, что обнимает воздух. Он не стал громко звать девушку, чтобы не нарушать хрупкого единения инков со своими кошмарами во сне и наяву, а просто пошел искать ее, лавируя между трясущимися телами.

– Ты что, трогал мою женщину? – вскипел он, когда нашел свою цель.

Пуно вскочил на ноги и молча смотрел на Куско. Он щурился, его ноздри раздувались все сильнее. Юноша слишком долго решал, что сказать, поэтому вмешалась Лима:

– Успокойся, Куско. – Она встала между парнями. – Я замерзла и попросила у него шкуру. Сама.

Но этот ответ того не устроил.

– Выгораживаешь его? Вы явно что-то скрываете.

Он сбросил с себя накидку. Хотя утро было морозным, Куско перестал донимать холод. Ревность грела его сильнее всякого огня. Вспомни он об этой особенности организма чуть раньше, мог бы гораздо комфортнее провести ночь.

– Я тебя проучу.

Куско провел рукой по пришитым к джинсам карманам, вытащил один из своих ножей и уже собирался бросить его на землю между собой и Пуно, когда его руку схватил отец.

– Не время для поединков, – прошептал он, стоя спиной к Пуно, чтобы не становиться участником конфликта. – У нас мало мужчин, а этот сосунок может пригодиться для черной работы. Прими его извинения и пошли отсюда.

– Ладно, я принимаю твои извинения, – как можно громче произнес Куско. – Больше к моей женщине не подходи.

Он схватил Лиму за руку и потащил ее в другой конец загона, где уже начали образовываться различные группы. Пуно, к сожалению, оказался не в самой уважаемой.

– Подкатывал к дочке вождя? – напугал его незаметно подкравшийся сзади Космо.

Пуно грозно посмотрел на него.

– Во даешь! – улыбнулся тот. – Да ладно тебе.

Он посмеялся и пошел дальше, будто в этом загоне тридцать на тридцать метров было куда пойти.

Затем подошел Хан, держа в руках упавшую из рук Лимы шкуру.

– Я видел, как все было, – будто участвуя в заговоре, тихо произнес он. – Всю ночь не сомкнул глаз, так что пришлось смотреть на вас, голубков. Все нормально. Никаких обычаев ты не нарушил.

Пуно уже и забыл, когда последний раз что-то говорил. Он просто кивнул другу, а тот в ответ сунул ему в руки шкуру и тоже куда-то ушел.

Инки ходили, как звери в вольере, которым необходимо двигаться. Солнце еще не появилось на небе, но стало довольно светло и шумно, попытки поспать были тщетны. Лима к тому моменту ушла достаточно далеко, чтобы перестать притягивать все мысли Пуно. Он пришел в себя и почувствовал жгучий холод. Вот почему все бесцельно двигались. Парень надел свою шкуру и влился в единый, кружащий, как стая птиц, организм.

Минут через десять часовые ушли спать, а из домов высыпали остальные пришельцы. Самые обычные на первый взгляд люди, не отличающиеся телосложением и размерами от инков, все время проводили в экзоскелетах, которые делали их в два раза тяжелее и раз в десять сильнее. Они выглядели всесильными, но Пуно заметил странность. Один из захваченных домов раньше был просто подсобкой, настолько маленькой, что скелет не влез внутрь, и солдату пришлось оставить его за порогом на время сна. Броня ждала своего владельца на открытом воздухе, и Пуно подкрался как можно ближе к ограждению загона, чтобы внимательно ее рассмотреть. Сверкающий металл не был похож на знакомые инку железо и сталь, не походил и на золото. Это был неизвестный ему сплав – титановый, как потом оказалось. Элементы брони дублировали человеческую спину, грудь и конечности. Это была не просто защита, а вторая плоть, повторяющая движения человека.

Из дома вышел Эхо и сделал несколько неуверенных шагов к своему панцирю. Двух метров расстояния оказалось достаточно, чтобы Пуно заметил неуклюжесть марсианина. Тот двигался еле-еле, как инки после долгой охоты, несущие на плечах добычу. Эхо был сыт, только что отдохнул, однако с трудом передвигал ноги, словно на нем был невидимый груз. Казалось, ничто уже не могло восстановить его силы, но стоило ему залезть в экзоскелет, как к нему вернулась былая бодрость.

– Они слабее нас, – прошептал парень. – Будто сам воздух давит на них.

Пуно не собирался устраивать бунт против захватчиков – это погубило бы многих оставшихся в живых инков. Он просто любил подмечать необычные вещи. Вдруг когда-нибудь пригодится.

Солнце поднялось над деревьями за лагерем впервые после прилета названных гостей. Бог света и радиации Рад должен был удивиться, заметив настолько изменившуюся обстановку – половина зданий разрушена, большая часть инков истреблена и теперь разлагается в нескольких кучах, а оставшиеся в живых согнаны за забор, как скот, и находятся под присмотром всесильных воинов. Раду стоило немалых усилий сдержаться и не выбросить яркую вспышку испуга. Вместо этого он как ни в чем не бывало продолжил размеренно плыть по небу. Если он, конечно, был богом, а не массивным телом типа Земли или Марса. Сложно доверять привычной картине мира, когда на твоих глазах всесильное божество огня Ойл терпит крах перед лицом чуть более развитой горстки людей.

Пуно продвинулся в изучении реальных основ мироздания, но лишь подсознательно. Он все еще был девятнадцатилетним необразованным парнем из примитивного племени. Какое уж тут быстрое понимание.

Он заметил, как десяток захватчиков уходят из лагеря обратной дорогой, минуя топливные поля, и даже не замечают срабатывающих под ними ловушек. Призрачная надежда на то, что они уйдут навсегда, погасла, толком не разгоревшись, когда парень услышал разговор белокожих – они обсуждали свой ценный груз. Значит, пришельцы вернутся с еще более жуткими приспособлениями.

Оставшаяся группа бронированных солдат обступила загон, готовясь осуществить новый контакт с инками. Альфа подошел вплотную к низкой двери в ограждении и всматривался в лица напуганных, униженных до уровня животных людей. Увидев это, Юрас подскочил к полковнику, чтобы первым обратиться к нему.

– Если вам что-то надо, я могу очень быстро…

Альфа не дал ему договорить, отстранив в сторону мощной рукой. Прикосновение ледяного металла заставило старика замолчать, а полковник прошел внутрь загона, словно кого-то ища. Инки расступались перед ним, отползали в сторону, чтобы его титановая нога не наступила на них ненароком и не оставила только мокрый след. Полковник был акулой, а люди – расплывающейся рыбешкой, попавшей в один бассейн с хищником.

Наконец он остановился напротив Лимы.

– Ты дочь вождя?

Девушка смотрела на него со злобой и даже с вызовом.

– Покажи семена, – сказал Альфа.

Это была не просьба. Через пару секунд он схватил застывшую в молчании Лиму и потащил прочь из загона. Титановая клешня больно вцепилась в ее предплечье и оставила черный синяк на нежной красной коже. Некоторые мужчины, в числе которых был и Пуно, сочли это за оскорбление, но ничего не посмели сделать.

Чарли перехватил девушку, как эстафетную палочку, настолько она была легкая для экзоскелетов, сцепил ее руки за спиной и повел перед собой.

– Делай, что они говорят! – крикнул вслед Юрас. – Нам их не побороть, поэтому надо сотрудничать.

Но Лима все равно сопротивлялась и не хотела выполнять требования. Не потому, что надеялась сберечь семена, нет, их бы все равно нашли. Просто из принципа. Но когда ей отвесили тяжеленную пощечину и толкнули метров на пять вперед, желание сопротивляться пропало. В какой-то момент они с Чарли пропали из поля зрения остальных, и он зажал ее в углу за домами, пытаясь испробовать на вкус экзотику, но получил несколько глубоких укусов. В отместку он еще раз ударил ее по распухшей щеке и прошипел:

– Вот тварь. Ты еще пожалеешь.

Они вернулись с мешком семян. Килограмм пятнадцать – весь запас племени. К ним можно было добавить несколько килограмм из личных хранилищ инков и на этом все.

– Оставите нас голодать? – прослезилась Лима. Ее щеку покрыла гематома. – Неужели вам нужны все эти зерна до последнего?

Чарли разразился самым искренним смехом.

– Все? Нет, детка, нам нужно в тысячу раз больше!

Вот так выглядит погибающая надежда. Его слова прозвучали раскатом грома. Лиму будто пронзило высоковольтным током, но в то же время подобно тому, как в грозу сверкает молния, в ее голове сверкнули мысли. Ее настигло видение.

– Несметные запасы семян на севере! – воскликнула она и упала как подкошенная. – Наш земной рай…

Альфа удивился познаниям недоразвитых, как ему сказали, созданий.

– Ага. «Ковчег Судного дня» на Шпицбергене, – уточнил он. – Откуда ты знаешь? У вас же даже интернета нет.

– Шпицберген… – изумленно повторила Лима.

Инки в загоне стояли как вкопанные.

– У нас есть древние истории, – вмешался Пуно. Он, сам того не заметив, растолкал соплеменников и протиснулся в первый ряд, как можно ближе к любимой. Между ними было не больше трех метров. – Мы передаем их из уст в уста. Наш предок был там.

– На острове? – удивился Альфа. – Это хорошо. Надеюсь, вы верите в генную память, иначе вам придется несладко.

– Почему? – спросила Лима.

– Потому что вы двое идете с нами.

– На Шпиц… берген?

– Разумеется. Нам нужны местные проводники, – произнес Дельта, стоявший неподалеку.

– Но тут мой отец. – Багровое лицо Лимы блестело на солнце от слез.

– Именно поэтому ты первая в списке. Чтобы не было соблазна обмануть нас. Не вернемся мы – умрет твой отец. А этот смышленый паренек не даст тебя в обиду, его тоже в команду.

Жесткая клешня Чарли схватила Пуно за руку и потянула к себе прямо через стену загона с ветвящейся колючей проволокой наверху. Даже связанные одной целью пришельцы отличались друг от друга степенью кровожадности. Кто-то вообще не мог убить человека, как Эхо, а кто-то был настоящим извергом, как майор с буквой С на груди. Он мог избежать садизма, но не соизволил обойти ограждение, поэтому Пуно вывалился из загона к ногам Лимы с рваными ранами на теле, из которых сразу же побежали багровые струйки крови, окрасив его кожу в более темный тон. Возможно, в Чарли разбушевалась ревность, ведь он уже заприметил эту красотку, а поэтому презирал всех, кто был ей мил.

– Ну, есть еще желающие помочь? – грозно спросил полковник.

– Если бы вы поточнее описали задачу… – залебезил Юрас. – Думаю, нам было бы проще.

В этот момент из леса появился отряд, и внимание всего лагеря переключилось на него. Солдаты уходили на своих двоих, а теперь возвращались в шумящих железных монстрах, огромных самодвижущихся повозках на гусеничном ходу. Инки, конечно, знали о существовании автомашин, но только по рассказам предков. Нынешнее поколение прожило жизнь в лесном лагере и ни разу не видело таких механизмов.

– Вот на этом мы и поедем, – с довольным видом произнес Альфа.

– Простите за нескромность. – Кто-то из инков набрался решимости. – Вас же всего двадцать человек. Зачем вам столько семян?

Наивный, глупый вопрос вызвал у майора настоящую ярость. Наглый выскочка из племени краснокожих посмел спрашивать, зачем белые люди делают то, что делают. Это едва не погубило оставшихся в живых инков, но все обошлось. Полковник успокоил его и рассказал то, чего рассказывать не хотел:

– Нас не двадцать. Там, на Марсе, нас миллионы. – Он показал рукой в небо. – Чертовы бактерии уничтожили все растения, и люди остались без пищи! Пока мы болтаем попусту, там гибнут тысячи. Гибнут жуткой, голодной смертью. Каждый день умирает по десять племен, чтоб вам было понятнее.

– Разве у вас нет искусственной пиши? – удивилась Лима. – Даже на Земле она есть. Один торговец как-то принес нам…

– Уже полгода все питаются этим пластиком, и, судя по смертям, он не панацея. Конечно, найдутся люди, способные уплетать его до глубокой старости, но гибель даже одного миллиона сродни катастрофе. Этого нельзя допустить.

Браво попытался взять слово, чтобы дать полковнику успокоиться, но тот махнул рукой, мол, все в порядке.

– Теперь понимаете, что лежит на другой чаше весов? – продолжал Альфа. – Вас всего сотня. Против миллионов. Мы не остановимся ни перед чем, чтобы заполучить и ваши запасы, и семена из «Ковчега Судного дня» на Шпицбергене. А если вы не станете нам помогать, что ж… лишняя сотня смертей на фоне нескольких миллионов…

Тут в дело вмешался Чарли.

– Полковник хочет сказать, что, если мы не вернемся с добычей, наши люди уничтожат ваше племя. Поэтому в ваших же интересах помочь нам в походе. Нам нужны крепкие скауты и проводники.

Пирсинг на брови майора блестел, как какое-то техническое дополнение к стальному каркасу, а его самодовольная ухмылка играла на лице, пока он смачно жевал жвачку.

Из толпы выступили Хан и Космо, молча кивнули, и их выпустили за ограждение.

После этого Куско уже не мог стоять в стороне. Он наклонился к отцу, чтобы никто не услышал.

– Я должен пойти. Там моя будущая жена, а вместе с ней и право быть новым вождем… Если, конечно, останется кем управлять.

– Хорошо. Не забудь, чему я тебя учил, – прошептал Юрас в ответ. – Будь хитрее, изворотливее любого на твоем пути.

– Как всегда. Справишься тут один?

– Да, проведу подготовительную работу.

Высокий светловолосый Куско выступил из толпы со взглядом, полным самодовольства. Не будь на Чарли экзоскелета, они могли бы сойти за близнецов.

– Хорошо. Еще кто-нибудь? – сурово спросил полковник. – Нужно еще пять человек. По одному на каждого нашего.

Тишина. После ночной бойни большинство племени теперь составляли матери с детьми и старики, но крепкая молодежь еще осталась. Тем не менее никто не спешил выйти вперед.

Тишина разозлила Чарли, и он схватился за автомат.

– Вы что, думаете, мы тут шутим? – Он рванул к толпе, передергивая затвор.

Действие произвело должный эффект. Из загона поочередно вышли три парня и две девушки.

– Вот это другой разговор, – ухмыльнулся майор. – Только не вздумайте подложить нам свинью! Даже мысли такой, мать вашу, не допускайте!

Пуно, зажимая самые глубокие раны руками, о чем-то задумался. Солдаты уже начали расходиться, и вроде все встало на свои места, но одна мысль не отпускала его. Что-то не складывалось, не хватало самого главного элемента. В центре картины зияла дыра, через которую чернел необъятный космос.

– На чем можно отправить столько семян на Марс? – спросил Пуно у проходящего мимо полковника.

Тот улыбнулся и показал на возвышающуюся над лесом ракету.

– Это единственный на Земле аппарат, способный оторвать такой груз от земли. Наш космолет ждет его на орбите.