Читать книгу DIU IECORIS (ДОЛГОЖИТЕЛЬ) - Андрей Валерьевич Павлов - Страница 5

«Выбери себе работу по душе, и тебе не придётся работать ни одного дня в своей жизни».

Конфуций просто молодец!

Работаю в небольшой компании переводчиком технических текстов. Благо за столь долгое время успел пожить практически во всех странах Европы, в США, в Японии, в Австралии. Коллеги называют полиглотом, но сам к этому отношусь с достаточной степенью снисходительности. Несколько языков освоил в детстве (отец заставил), поэтому могу называться мультилингвальным, несколько – выучил в школе, и по праву могу считаться вполне плюрилингвальным. Не суть. Полиглот, так полиглот.

– А как ты оказываешься в новом месте? – спросил отца на следующий день после нашей первой беседы о долгожительстве, на прогулке перед завтраком.

– Поверь, что в каждом городе каждой страны есть люди, готовые за определенную плату сделать необходимый комплект документов. Поэтому копи деньги с самого начала. Конечно, я дам тебе на первое время, но этого будет недостаточно, ибо никто не знает, когда настанет конец.

– Но послушай, папа! Таких как мы должно быть очень много!

– Должно, – ответил отец. – Но они «фильтруются». Среди нас есть те, кто не получает инструкций от старшего поколения.

– Что это значит?

– А это значит то, что отец уходит раньше, чем рождается или вырастает «избранный».

– А какое отношение к этому имеют женщины?

– Очень поверхностное. Они – источник – рожают «избранных» от «избранных». И в 99,99% случаях рождаются мальчики. Оставшийся 0,01% девочек не доживает до полового созревания и умирают от различных болезней.

– Что будет, если девочка выживет?

– Тогда и у нее очень мало шансов стать «долгожителем»: тот, кто ей дал это свойство умрет раньше, чем она поймет, в чем смысл ее жизни. Женщины менее способны состояться в этом мире чем мы, мужчины…

– И все же, возвращаясь немного назад. Кто «отфильтровывается»!?

– «MALEDICTIS» («ОБРЕЧЕННЫЕ»). Мы их называем так. Они никогда не узнают, что с ними происходит и почему они внезапно покидают этот мир. Они всю жизнь мучаются, но не знают, почему. Иногда они уходят самостоятельно, иногда – им помогают.

– Но и другие люди покидают мир внезапно! Будь то петля на шее, мышьяк, выстрел на дуэли, врачебная ошибка, вообще невообразимое стечение обстоятельств или естественный ход событий!

– Ничего не бывает внезапно, сынок, – ответил отец. – Все уже решено за нас, как только мы появились на этой планете.

– А почему их нельзя усыновить или удочерить?

– В этом случае никогда не знаешь, «ангела» или «демона» ты берешь в свою семью.

– Что значит «им помогают уйти»?

– Среди избранных есть отдельная каста, которые выполняют эту скверную работу. Они получают письма с указанием кого, где и когда нужно… убрать.

– «Убрать» значит убить? А зачем их убивать?

– Потому-что никто не знает, кто будет в их лице: «ангелы» или «демоны». Принято не рисковать.

– А если отказаться?

– Тогда уберут тебя.

– Кто же присылает эти письма?

– Я не знаю.

– Ты получал их?

Отец посмотрел на меня и ответил:

– Пойдем в дом, сынок. Нужно завтракать. Ты и так за два дня очень много узнал.

– Последний вопрос, папа: и что? От нас ничего не зависит?

– Поверь мне – ничего… Н-И-Ч-Е-Г-О!!! Нами управляют, и мы не в силах этому сопротивляться! И, я думаю, что ты найдешь подтверждение услышанному в последующем.

…И я нашёл его, когда прочитал через много лет это.

«-… для того чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, … вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… да, саркома,..и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует… А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, … пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?…

«Управился с ним кто-то совсем другой». Интересно и поучительно, товарищ Булгаков.

***

Только отпраздновал 33-летие. Шел с работы (тогда трудился на ткацкой фабрике в Турине, столице Сардинского королевства), когда в почтовом ящике оказалось письмо. Оно было написано ровным готическим почерком без подписи:

Нюрнберг, королевство Бавария.

Обреченный – Каспер Хаузер.

Выдает себя за сына кавалериста. Одна попытка провалилась. Виновный наказан. Теперь ты. Сделать нужно до Нового года. При нем оставь какую-либо глупую записку, чтобы запутать следы.

За окнами стоял октябрь. Оставалось чуть больше двух месяцев. Не знал, как это сделать…

Понимал, что это первое задание и его будут контролировать. Но как убить человека?! Ни в чем не повинного человека, который сам не понимает зачем он на этой грешной земле?!

Мысли метались в голове… Будут контролировать… Но что? Или – кого? Как буду себя вести? Если это проверка – вполне возможно. А если реальное задание? Тогда будут контролировать или исполнителя, или «обреченного». По большому счету им (или ему) все равно, чем будет заниматься исполнитель: они установили срок – до Нового года. Поэтому им важнее наблюдать за «обреченным»! Но, вместе с тем, буду осмотрительнее… Орудие исполнения выберу на месте…

…К отцу не пошел, не хотел его расстраивать новостью. Всю неделю вел себя естественно (как казалось), но старался все необычное подмечать и записывать дома в дневник. Исключил походы по питейным заведениям. Маршрут выбрал один и тот же: из дома на фабрику, от фабрики – в продуктовую лавку и домой. Не думал, что будут следить на фабрике. Там строгий режим, случайных людей нет, а те, кто есть трудятся на ней уже много лет. Могут наблюдать только в пути. В лавке также всегда малолюдно – 1—2 человека, плюс лавочник. Так что круг сужался. За всю неделю повторно встречался лишь с одним юношей из местного Universita degli Studi di Torino (Туринского университета), нищенкой, побирающейся возле продуктовой лавки и, собственно, лавочником. Но последних двух можно было смело исключать – сколько себя помню в Турине, они всегда тут были. Может кто-то еще был, но их не замечал.

Через неделю уволился и направился в Нюрнберг, куда попал лишь в начале ноября. Немецкий знал хорошо, поэтому не составило труда устроится, тем более в это время начались работы по строительству Людвигс-канала (Ludwig-Donau- Main-Kanal), соединявшего Дунай с Майном. Жили там же, в бараках, на стройке, на западной окраине Нюрнберга, в Химфельшофе. Трудились в светлое время суток, поэтому вечером мог спокойно посетить старый город. Облюбовал Hotel Am Josephsplatz с его простой, но, в тоже время, очень калорийной кухней. По совету хозяина заказывал местное национальное блюдо – Saure Zipfel – жареные колбаски с особым луковым соусом и ломтиком свежего имбирного хлеба Lebkuchen. Запивал, конечно, пивом. От души благодарил хозяина и восхищался вкусом блюд и мастерством поваров. Он радовался, как ребенок! Бедняга… Кабы он знал, что мне все равно, какой вкус у его блюд…

Найти Каспера не составило труда. Его тут держали за сумасшедшего и знали многие, и уже мало, кто обращал на него внимание. В один из вечеров, съедая очередную порцию колбасок, я обратился к хозяину заведения:

– Что из достопримечательностей есть в Вашем городе?

Титульный лист «De revolutionibus orbium coelestium» Коперника издания 1543 года

– О! У нас много чего интересного! Например – типография герра Петреуса, где в 1543 году был напечатан знаменитый труд Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» («О вращении небесных сфер»), прекрасные храмы святых Клары, Иакова и Марты, удивительной конструкции мосты – мясников и цепной, причем последний был построен 8 лет назад!

– Прекрасно! – ответил ему. – А что за люди у Вас живут?

– Прекрасные и добропорядочные!

– Так уж все – прекрасные и добропорядочные?

Он немного стушевался, опустил глаза, смел полотенцем невидимые пылинки с идеально чистого стола и ответил, не глядя на меня:

– Понятно. Вам уже рассказали… Да, есть у нас один сумасшедший – Каспер Хаузер. Живет тут несколько лет, но кто он и откуда взялся – никто не знает. В последнее время начал много пить, шатается по городу в поисках приключений. Боюсь, плохо закончит. Да Вы его сможете увидеть в воскресенье, если придете к полудню в Церковь Святого Себальда. К этому времени он отходит от вчерашней вечерней попойки и идет туда просить милостыню.

Поблагодарив хозяина за, наверное, прекрасный ужин, ушел к себе. Завершалась пятница.

В воскресенье, без четверти двенадцать был в указанном месте. До этого неспешно прогуливался по городу, рассматривая его улицы и дома и наблюдая за людьми. Ничего подозрительного не заметил. К церкви подходили три улицы, но она была построена таким образом, что одна из примыкавших к ней была всегда закрыта самой церковью и ее не было видно. Это, безусловно, затрудняло наблюдение. Поэтому оставшиеся пятнадцать минут глазел на прекрасное здание, обходя его со всех сторон.

Ровно в двенадцать со стороны одной из улиц показался молодой, неряшливо одетый человек. На нем был потертый сюртук коричневого цвета, такие же потертые, темно зеленые брюки, заправленные в высокие сапоги с порванной подошвой. На шее был повязан грязный платок, а голову украшала большая широкополая шляпа, служившая ему, похоже, и защитой от дождя. В руках он держал небольшой узелок, из которого достал, подойдя ко входу церкви, стеганую подстилку и, положив ее на брусчатку, уселся на нее по-турецки, положив перед собой свой головной убор для сбора податей.

Сомнений не было – это был Каспер. Сделав еще круг, не приближаясь к нему, зашел внутрь церкви и пробыл там с пол часа. Когда вышел, бедняга все еще сидел на подстилке, немного раскачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча себе под нос. Проходя мимо бросил ему в шляпу пару пфеннигов, но он даже не изменился в лице, а все также продолжал сидеть с отреченным лицом и бормотать. Теперь оставалось только понять, где он живет, а также где ест и пьет. Сегодня решил не рисковать, отложил на неделю.

***

Через неделю пришел к церкви раньше, обошел ее, зашел внутрь и за пять минут вышел из нее, направившись к той улице, со стороны которой неделю назад вышел «обреченный». Не пройдя и пяти Landmeile (около 40 метров), увидел впереди себя знакомый силуэт, вынырнувший из неприметного переулка. Не подавая виду, прошел мимо Каспера. На пересечении улицы и переулка очень удачно оказался Gaststatte. Зайдя туда, заказал flussiges Brot («жидкого хлеба» – пива), сел у окна и стал ждать появления Каспера…

Просидел не менее полутора часов пока не увидел «обреченного», медленно идущего от церкви. К моему удивлению, он сразу зашел в это же заведение.

Хозяин, недовольно поморщившись, окликнул его:

– Не смей садиться к столу, бродяга! Вон лавка у входа, там и располагайся.

Каспер порылся в карманах сюртука и достал оттуда несколько монет и протянул их хозяину:

– Налей на все!

Его голос был до безобразия противен! Скрипуч, как у старика, и, к тому же, он немного заикался и не выговаривал букву «л», так что с первого раза показалась, что он сказал «наей на все». Подумал: кому «Ей»? Оглянулся. Так как никого не было в гаштете кроме меня и хозяина, понял, что он имел ввиду «налей».

– Сколько тут у тебя? – спросил недовольный хозяин, взяв деньги. – Да тут нет и на четверть Nosel (около 250 миллилитров).

– Добавь ему от меня столько же, – сказал хозяину, – и пусть сядет за мой стол.

– Как будет угодно, – ответил хозяин и подтолкнув Каспера, пошел наливать ему пиво.

«Обреченный» (а вид у него был именно такой) сел напротив. Когда принесли пиво он жадными глотками выпил его до дна, поставил кружку на стол в впервые взглянул перед собой.

Он был словно во сне. Смотрел насквозь. Было немного жутко глядеть на человека, которого через некоторое время предстояло убить. Зная о нем уже достаточно много (из местных газет и слухов), решил проверить кое-что и прочел ему венгерскую (говорили, что он родом из Венгрии) пословицу:

И закончил фразой на венгерском:

– Egyetdrtek, Casper? (Ты согласен, Каспер?).

Его взгляд из рассеянного резко стал сосредоточенным, направленным на губы собеседника. Он смотрел именно на губы, но не в глаза. Ответ, также на венгерском, поразил:

– Nem tudok meghalni a kezedben. Ez baleset lesz. Meg kell halnom. Ez a vege (Я не могу умереть в твоих руках. Это будет несчастный случай. Но я должен умереть. Это конец).

И снова, как и в первом случае, его взгляд затуманился и потух. Он встал и молча вышел из гаштета.

– Что-то сегодня он недолго, – пробурчал хозяин. – О чем вы говорили? Кажется, это был не немецкий язык?

– Спасибо. У Вас прекрасное пиво, – пропуская мимо ушей его фразы, заплатив, поднялся и направился вслед «обреченному». Он был в шагах 15 впереди, шел, слегка пошатываясь, периодически опираясь на стены домов. Проводив его до дома и уяснив, где он живет, вернулся к себе. Полдела сделано. Но что значили его слова?!…

***

Декабрь. Оставался месяц. В Нюрнберге наступила Christkindlesmarkt – дословно переводится с немецкого как «Рынок младенца Иисуса» – Рождественская ярмарка. Она является одной из старейших не только в Германии, но и в Европе. Тысячи приезжих стараются попасть на нее.

Был морально готов к тому, чтобы выполнить указание. Записку, о которой предупреждали, подготовил заранее, положив ее в специально купленный на баварской границе шелковый кошелек пурпурного цвета. Почему пурпурного? Не знаю… Понравился… К церкви уже не ходил – зачем? Отслеживал только его путь назад, он был неизменным: гаштет – дом. Все случилось в ночь с 13 на 14 декабря, когда он возвращался из него, сильно «перебрав». Днем, похоже, «подавали» хорошо, поэтому Каспер задержался в гаштете дольше, чем обычно. На улицах было людно – ярмарка была в самом разгаре. Он вышел из гаштета, пошатываясь более обычного. Прохожие расступались перед ним, а он что-то грозно кричал им вслед. Вдруг навстречу ему попалась кампания из четырех молодых людей, одетых не по местным обычаям – явно приезжих. Они также были «навеселе» и бурно обсуждали перипетии сегодняшнего дня. Поравнявшись с ними, Каспер неожиданно толкнул одного, потом резко ударил второго. Завязалась драка. Его нещадно били. Он упал. Те четверо, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек. Подбежав к нему увидел, что из его груди торчит рукоятка ножа. Как завороженный смотрел в его затуманенные глаза.

– Я был не прав. Я умираю в твоих руках…

И глаза застыли… Первый раз увидел, как умирает человек. Много видел мертвых, но как умирает – впервые.

Очнулся. Медлить было нельзя. Знал, что следят. Достал кошелек и положил рядом. Оглянулся. Улица была пуста. Его слова оказались пророческими. Он знал, как умрет.

14 декабря 1833 года Каспер Хаузер был найден мертвым с ножом в груди. Рядом лежал кошелек, в котором полиция нашла записку, изготовленную таким образом, что прочесть её можно было только в зеркальном отражении:

Записка, найденная в кошельке

«Хаузер вам сможет точно описать, как я выгляжу и откуда я взялся. Чтобы не утруждать Хаузера, я хочу сам сказать вам, откуда я _ _ я появился с _ _ баварской границы _ _ на реке _ _ я вам даже имя скажу: М. Л. О.».

Под «М.Л.О» зашифровал фазу: MALEDICTIS LAPIS OFFENSIONIS (ОБРЕЧЕННЫЙ КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ). Для меня – «обреченный». Для них – «камень преткновения». Пусть поломают голову.

На следующий день уехал их Нюрнберга в Венгрию, в Обуду, и уже там получил письмо следующего содержания:

«Вам повезло, что так случилось. Мы смотрели за Вами. Вы все делали правильно, но… Больше тревожить не будем, но надеемся на Вас. Считайте это за наказание».

Ну что же. Плохо то, что смотрели, но не заметил. Хорошо то, что не будут тревожить. Не будут, так не будут. Словно камень с души упал. Но почему – наказание?!…

Вместе с письмом получил солидный кошелек «вознаграждения» – как это потом стал называть – серебряные монеты (потом купюры) именно тех стран, где совершались события… Не скажу, что их было много, но позволяли перебраться в другую страну и начать жизнь заново. Это «гонорар» стал постоянным.