Читать книгу Последняя подмосковная (Покровское-Стрешнево: неизвестные страницы) - Андрей Владимирович Потапенко - Страница 3

Последние годы из тех, что я занимаюсь изучением усадьбы Покровское-Стешнево, меня не оставляла мысль: отчего так получается – несмотря на то, что её владельцы принадлежали к одной из ветвей рода, который, породнившись с Романовыми через брак Евдокии Лукьяновны Стрешневой с царём Михаилом Фёдоровичем, дал трёхсотлетнюю династию3, и в XVIII—XVIII веках принимали активное участие в государственном строительстве, – тем не менее эти исторические реалии для меня остаются в стороне, а предметом интереса и изучения становится именно линия Глебовых-Стрешневых, которая относится уже к XIX – началу ХХ веков, то бишь не совсем «настоящие» Стрешневы, хотя и их прямые потомки?

Да, сама усадьба на протяжении двух с половиной веков была родовым имением Стрешневых, и Глебовы-Стрешневы прямо продолжали их владельческую ветвь, из их рук дошла до нашего времени, и то, что мы сейчас видим в усадьбе – это результат их деятельности – это-то факт очевидный. Но дело явно было ещё в чём-то.

И только на исходе седьмого года изучения темы я вдруг понял – в чём. Внезапно вырисовалась недостающая деталь, которая и придала картине завершённость. Общеизвестная мысль, что Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева, владевшая усадьбой несколько десятилетий, с 1771 по 1837 годы, в своё время сосредоточилась на генеалогии рода Стрешневых, в котором, как она сама любила говаривать, «и царица была», и посвятила остаток жизни прославлению «царицына рода», к которому принадлежала и сама, вдруг обрела совершенно иное понимание, когда открылось не уму даже, а именно внутреннему ви’дению, что в определённый исторический момент, на протяжении всего нескольких лет, произошло сразу несколько событий, которые поочерёдно наложились друг на друга, создав важный временной рубеж, и определили тем самым дальнейшую судьбу усадьбы, и в них-то и заключается разгадка возникшего вопроса.

Как раз на пороге XIX века историей была подведена черта и под минувшим, XVIII-м, столетием вообще, и под собственно родом царицыных Стрешневых: последний из них, по мужской линии, двоюродный брат Елизаветы Петровны, умер в 1802 году; и именно ветвь появившихся вскоре (и именно по этой причине) линия Глебовых-Стрешневых – в лице Елизаветы Петровны и её потомков – в оставшиеся им век с небольшим открыла кардинально новую главу в судьбе усадьбы, разделив её на «до» и «после». Представители рода, владевшие усадьбой – собственно Глебовы-Стрешневы, осознав этот исторический рубеж и тот факт, что бытование «исторических» Стрешневых закончилось, добровольно стали идейными наследниками прославленного рода, взяли на себя долг хранить память об ушедших в небытие знаменитых предках, об их былой славе. Поэтому фактически история усадьбы в XIX – начале XX века – это с самого начала история строительства мемориала угасшему роду, поддерживания памяти о его великих заслугах, даже когда это становилось откровенным анахронизмом, как во времена идейной наследницы Елизаветы Петровны – её правнучки, княгини Евгении Фёдоровны Шаховской-Глебовой-Стрешневой. Тем самым усадьба становилась не просто очередной аристократической усадьбой, а символом российской государственности, памятником её возрождения после разорительной Смуты и в то же время памятником новому государственному строительству, которое вначале восстановило Московию, а затем привело к созданию Российской империи, где Стрешневы стали плечом к плечу с Романовыми в делах государственных, определивших лицо страны на протяжении трёх веков – с начала XVII-го до начала XX-го.

Роль Стрешневых в истории отражена в первой книге достаточно обстоятельно. Напомним в связи с этим буквально телеграфным стилем только то, что необходимо для понимания рассказа.

По иронии судьбы, в этих местах издавна решалась судьба государства Российского. Вначале поблизости, в устье Сходни, где стояло древнейшее городище, едва не возник самостоятельный город, и только строительство Юрием Долгоруким крепости в устье другого притока Москвы-реки – Яузы, повернуло историю страны на другой путь. Несколько веков спустя, во времена Смуты, когда после угасания династии Рюриковичей и внешней интервенции государственность нашей страны снова оказалась под вопросом, там же, в Тушине, встал лагерем Лжедмитрий 2-й, который снова создал там конкурирующую столицу со своими регалиями и даже патриархом. Правительственные же войска Василия Шуйского располагались во Всехсвятском, так что боевые действия превратили район реки Чернушки, протекающей через современное Покровское-Стрешнево, во фронтовую зону.

Спустя ещё несколько десятилетий после того, как новый царь Михаил Фёдорович Романов взял в жёны Евдокию Лукьяновну Стрешневу и она родила ему наследника Алексея (тем самым положив начало новой династии), в 1664 году, в царствование этого самого наследника – царя Алексея Михайловича Тишайшего, четвероюродный брат царицы Родион Матвеевич, верой и правдой служивший Алексею Михайловичу, приобрёл здешнее село Покровское. Имя оно получило около 1629 года, вместо прежнего – пустошь Подъелки, со строительством ныне существующего храма Покрова Пресвятой Богородицы. И в том же году у царственной семьи родился наследник Алексей. Так что, похоже, Покровское обречено было стать стрешневским. С тех пор оно неуклонно сохранялось в руках потомков Родиона Матвеевича, буквально до седьмого колена (за это время она прошла через руки шести поколений его наследников), два с половиной века, вплоть до Октябрьской революции, став родовым имением этой ветви. А имя Стрешневых оказалось настоящим генеалогическим брендом, и сохранялось несмотря на то, что род дважды прерывался по мужской линии; фамилия Стрешневых каждый раз «нанизывалась» на фамилию «по мужу». Так в 1803 году появилась линия Глебовых-Стрешневых, а в 1864 – Шаховских-Глебовых-Стрешневых. Надо иметь в виду, что эти три имени-линии – на самом деле одна и та же ветвь рода Стрешневых, просто называвшихся по-разному в разные эпохи.

Ветвь Родиона Матвеевича едва не угасла ещё в 1750 году, на его внуке Петре Ивановиче. Не жизнеспособными оказывались его дети – вместе с женой он схоронил восемь чад. И тогда, скорбя, в ожидании нового ребёнка, он дал обет возобновить храм в своём имении. Эта датировка долго считалась как раз датой основания существующего храма, пока реставраторы уже в 1980-е годы не нашли исходные, ещё до-стрешневские, фрагменты стен – прежде всего узкое окошко в восточной стене, тем самым состарив его на 120 с лишним лет. Тем самым одновременно была опровергнута версия о приспособлении Петром Ивановичем под храм какой-то вспомогательной постройки – выяснилось, что в основе современного храма как раз те самые стены, упоминавшиеся ещё в 1629 году, когда усадьбой владел Михаил Феофилактович Данилов.

Мольба и богоугодное дело не остались незамеченными. У Петра Ивановича родилась дочь, которую назвали по имени тогдашней императрицы Елизаветой. Ей было даровано долголетие – она прожила 86 лет, пережив даже своих детей, и стала наследницей и родовой усадьбы, и фактически самого угасшего к началу XIX века рода Стрешневых.

В вымоленном чаде Пётр Иванович буквально души не чаял, готов был исполнять любой каприз дочери и ещё в детстве избаловал её до такой степени, что этот самый «любой каприз» становился обязательным – вначале для отца, а затем для детей и внуков, не говоря уже о слугах, которые сгибались перед ней, «как перочинные ножи», по словам современника. Крепкий, властный характер (который заметен на поздних изображениях – акварели К. Гампельна и близком к ней гипсовом, крашенном под бронзу бюсте, стоявшем на верхней площадке дома в Покровском), тем не менее, позволил ей построить семью и обновить отцовскую усадьбу. Выйдя замуж за Фёдора Ивановича Глебова, который искренне любил свою грозную супругу и построил ей в подарок на обрыве речки Химки ванный домик, в знак любви названный именем жены – Елизаветино, она вырастила двух сыновей, Петра и Дмитрия Фёдоровичей, а также внуков – трёх детей Петра Фёдоровича, которые и стали наследниками рода.

Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева. Акварель К. Гампельна. ГИМ

Первые годы нового, XIX века стали для Елизаветы Петровны весьма хлопотными. Ещё в 1799 году она овдовела, а в 1802 году, как мы уже говорили, умер последний из «царицыных» Стрешневых, двоюродный брат Елизаветы Петровны. И она добивается императорского дозволения именоваться вместе с потомками Глебовыми-Стрешневыми. Тогда же, в самые первые годы нового века, в Покровском, велением Елизаветы Петровны строится новый дом, сохранившийся в основе существующей композиции до нашего времени (в 1805 году он уже существовал, чему свидетельство – опись имущества, относящаяся уже к существующему дому). Специалисты отмечают его весьма незаурядное архитектурное решение в стиле зрелого классицизма, в котором чувствуется рука мастера своего дела. Имя автора проекта документы не сохранили, но по манере (особенно по приёму «вдвига» центрального объёма вглубь и отчётливо палладианской манере – компактности и отсутствию ненужных украшательств) вероятным автором называют Н.А.Львова4, хорошо знакомого супругам Глебовым по строительству усадьбы Фёдора Ивановича Знаменское-Раёк под Торжком.

Вид фасадов усадебного дома из книги: Сивков К. В. Покровское-Стрешнево. М., 1927.

Наряду со строительством дома, она закладывает основу усадебного хозяйства: разбивается регулярный сад, строятся оранжереи (в лучшие времена их было до шести), в которых выращивались ………., В стороне от сада устраивается зверинец. Опись 1805 года насчитывает в нём оленей 21, баранов шлёнских 13, коз шлёнских 9. Тут же были 104 птицы разных пород: китайские и персидские гуси, казарки, лебеди, голубые индейки, белые цесарки, пестрые и белые фазаны, журавли и павлины. Образцом для Е.П.Глебовой-Стрешневой послужило хозяйство дворцового села Измайлова. (Кстати сказать, Измайловское хозяйство развивалось в свое время под непосредственным контролем царя Алексея Михайловича – в шестом колене брата деда самой Елизаветы Петровны, Ивана Родионовича Стрешнева).

Словом, усилиями Елизаветы Петровны хозяйство было поставлено на широкую ногу.

В самом доме Елизавета Петровна устраивает настоящий мемориал заслугам предков – вычерчивает генеалогическое древо; в портретной, в которую попадали гости, поднимаясь по лестнице, портреты Стрешневых представали в одном ряду с портретами их сановитых родичей – Романовых, и других знатных фамилий; собирает фамильные драгоценности (по всей видимости, среди них был и розовый бриллиант, подаренный Михаилом Фёдоровичем Романовым Евдокии Лукьяновне, похищение которого из спальни Евгении Фёдоровны Шаховской-Глебовой-Стрешневой наделало перед революцией много шума); детей и внуков с детства пичкает рассказами про заслуги Стрешневых, так что внук Фёдор Петрович, наследовавший усадьбу, даже приговаривал: «Мне эти Стрешневы надоели выше крыши» и как бы не в пику «бабеньке» переименовывает село и усадьбу в Покровское-Глебово, по фамилии деда, а в парке строит целый ряд дач, которые сдаются состоятельным людям, но уже не аристократических, а купеческих родов.

На бездетном Фёдоре Петровиче род снова оказывается перед угрозой исчезновения. У того были две сестры, но одна, Прасковья, вышла замуж за купца Томашевского и была вычеркнута из фамильной летописи (впрочем, и прожила она потом недолго), а вторая, Наталья Петровна, стала женой генерала Фридриха фон Бреверна. И формально мужу одной из их дочерей – князю Михаилу Валентиновичу Шаховскому, а фактически самой Евгении Бреверн, которая в свою очередь удачным замужеством приобрела титул княгини Шаховской, и была передана в 1864 году усадьба, а вместе с ней – и родовая фамилия. Чета стала называться князьями Шаховскими-Глебовыми-Стрешневыми.

Евгения Фёдоровна Бреверн (княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева), Портрет Р. Каза. 1860

В лице Евгении Фёдоровны усадьба приобрела новую, ещё более колоритную, нежели её прабабка Елизавета Петровна, владычицу – не просто крепкую, крутую хозяйку, но откровенно экстравагантную натуру. Коммерческая хватка и приложенные усилия (сказалась, наверное, немецкая кровь отца) способствовали тому, что после отмены крепостного права, формировавшего усадебный уклад, княгиня не только не привела усадьбу к разорению, как это происходило во многих других имениях, но, наоборот – перестроила её с невиданным размахом и сама превратилась в одну из богатейших женщин своего времени. У неё была яхта для круизов по Средиземному морю (и не одна! архивы донесли до нас их названия – «Веледа», купленная у герцога Леказ в 1905 г. и переименованная в 1907 в «Сан-Донато», а также «Семирамис» (в 1913—1915 гг.). Когда мимо имения прокладывали Виндавскую (ныне Рижскую) железную дорогу, то она заказала себе персональный железнодорожный вагон, рассчитанный и на широкую российскую, и на более узкую европейскую колею, посещала Висбаден (знаменитый Рулетенбург из «Игрока» Достоевского), схоронив там родителей и мужа, перестроила городской дом на Большой Никитской улице (сейчас там расположен театр «Геликон-опера»), при ней там появился знаменитый концертный белоколонный зал, а рядом – здание театра «Парадиз» (ныне театр им. Вл. Маяковского). Загородный дом в Покровском, в котором она и обосновалась после смерти мужа в 1892-м, она, начиная с 1880-х годов перестраивала практически постоянно, создав настоящий архитектурный винегрет из классических, «русских» (национально-романтических) и готических деталей, превратила его в итоге в подобие средневекового замка, выстроила вдоль прошедшей мимо усадьбы Волоколамской дороги причудливую кирпичную ограду с двумя башнями, обновила регулярный парк, оформив его лиственницами и статуями, заказанными во Флоренции… И наверняка сделала много бы чего ещё (сохранились планы и сметы строительства нового храма и богадельни), если бы не революция.

После 1917 года, изгнанная из усадьбы и потерявшая все владения, прошедшая через заключение на Лубянке, она смогла-таки выехать за границу и умереть в 1924 году в Париже в довольно преклонных годах (более 80 лет). А в усадьбе в 1919 году был открыт музей усадебного быта, просуществовавший до 1927 года. Часть помещений использовалась при этом под жильё (об укладе такого же музея в смоленской усадьбе Барышниковых Алексино прекрасно повествует М.М.Пришвин в повести «Мирская чаша»). С 1930-х годов её занял под свои нужды «Аэрофлот». Вначале там был санаторий для лётчиков, в войну госпиталь, в 1950-е годы филиал военного санатория в Архангельском, затем НИИ гражданской авиации.

На рубеже 1970-1980-х годов «Аэрофлот» задумал устроить в усадьбе дом приёмов зарубежных делегаций, для чего были приглашены реставраторы объединения «Спецпроектреставрация». С этого момента для усадьбы началось безвременье, к нашим дням слишком затянувшееся. По свидетельствам самих реставраторов, сложности с проведением реставрационных работ были связаны с противодействием заказчика, настойчиво стремившегося внедрить своё понимание необходимых работ, в корне противоречившее научному подходу к делу реставрации: достаточно сказать, что заказчик настаивал на перестройке деревянной, самой ценной, части дома, восходящей к началу 1800-х годов, в кирпиче и на первоочередных работах на и без того находящихся в гораздо менее плачевном состоянии кирпичных пристройках. Начавшиеся, наконец, во второй половине 1980-х годов работы были прерваны мощным пожаром в марте 1992 года, уничтожившим значительную часть дома, включая весь верх его исторической части. Затем утраченные части были восстановлены (уже к концу 1995 года), началась отделка помещений, но в конце десятилетия работы были свёрнуты, «Аэрофлот» отказался от усадьбы и она пошла по рукам, непрерывно ветшая.

С того времени на протяжении уже нескольких десятилетий усадьба глядит омертвевшими окнами на воссозданный в середине 1990-х храм Покрова, давший ей имя, а прихожане взирают на причудливый, но безнадёжно заброшенный усадебный дом, который всё это время никак не мог обрести рачительного хозяина и, что самое досадное, исследователя.

Особенный ущерб ей был нанесён уже в 2010-е годы нерадивыми лазателями и облюбовавшими её людями без определённого места жительства. Значительная часть убранства была вновь осквернена, уничтожена подлинная облицовка каминов, воссозданная в ходе реставрации в конце 1990-х годов, горели угловая башня и полностью восстановленная в те же 1990-е годы оранжерея. Лишь в 2017 году она обрела хозяина (ГБУ «Мосприрода» под кураторством Правительства Москвы), который, судя по уже предпринятым действиям, в состоянии восстановить «титулованную сироту».

Вся обстановка буквально вопиет о том, чтобы создать в усадьбе культурно-исторический центр, точку притяжения для горожан, смыслобразующую для Северо-Западного округа, а также «подключить» к этому совершенно неизвестную им историческую составляющую, которая продолжается разрабатываться автором в этой книге. И, естественно, необходимо помнить, что – повторюсь – усадьба в её нынешнем виде и формировалась на протяжении всего XIX и начала ХХ веков как памятник строительству новой российской государственности после разорительной Смуты, где Стрешневы стали плечом к плечу с царствовавшими Романовыми. По сути, это настоящий памятник истории государства Российского XVII—XIX веков. Так что историческая символичность и значимость усадьбы более чем очевидна, осталось только увидеть и прочувствовать.