Читать книгу Девственник. Роман - Анжела Конн - Страница 6

От постоянных, выматывающих её до изнеможения раздумий, Соня пришла к выводу, что мальчика следует увлечь. Она стала приносить книги из библиотеки, в которой работала. Но зная, как подростки не любят, когда им что-то навязывают, женщина просто оставляла, словно невзначай, очередную книгу на столе. Вначале Алёша не обращал на них никакого внимания. Однажды на глаза попалось забавное, как ему показалось, название одной из них – «Вино из одуванчиков». (5) Он усмехнулся.

– Что за фигня? Разве бывает вино из одуванчиков?

– А ты почитай – узнаешь, – ответила Соня.

– Ну, вот ещё! Принесла, сама и читай…

– И почитаю. Весь мир знает Рэя Брэдбери, и мне не помешает.

Спустя несколько дней, когда на столе появился Жюль Верн, (6) Алёша не удержался и полистав её, вдруг вспыхнул: «А вот эту буду читать. Приключенческая»… И, схватив «Дети капитана Гранта», исчез в своей комнате.

Мир литературы увлёк его. Он показался ему вначале волшебным. И одновременно нереально богатым. Сидя или лёжа на диване, мальчик путешествовал по континентам, плавал по морям, взбирался на головокружительные высоты и общался с людьми, о существовании которых понятия не имел доныне. В чужих приключениях видел себя. Можно читать до старости, не нуждаясь в живом общении, взрослея, умнея, проживая бесчисленное количество жизней…

Отец в очередной свой приезд домой заметил перемену в сыне. Пропадая сутками на работе, связанной с длительными поездками, так как работал дальнобойщиком – водителем тяжёлого большегрузного автомобиля для междугородных перевозок – он появлялся дома изредка. Разительная перемена с Алёшей бросилась в глаза прежде всего ему.

К мальчику возвращалась жизнерадостность. Он стал более общительным с того злополучного дня, когда грохнулся в обморок, однако встречаясь с отцом, тем не менее, стушёвывался, уходил в свою скорлупу, как улитка, которая в случае опасности прячется в раковине. Молниеносный отскок взгляда сына при столкновении с серыми глазами отца озадачивал главу семейства. Сергей не находил объяснения неадекватному поведению. Смотрит как неродной! Почему? Почему, бросив иногда конфузливый, а чаще плохо скрытый, осуждающий взгляд, Алёша уходит в себя… Краснеет, смущается, замыкается, зарывается в книги… Подальше от отца, только не встречаться глазами.

И действительно, только в книгах Алёша успокаивался и обретал уверенность. Повествуя, они красиво молчали, когда всё было понятно, и заговаривали с ним, когда возникали вопросы. Без назойливости и нравоучений… Вызывая на внутренние дискуссии и спор, в которых он почти всегда выходил победителем. С героями произведений он чувствовал себя легко, самим собой. Не надо было прятаться или делать вид, напротив, можно радоваться или злиться, не опасаясь нежелательной ответной реакции. И самое приятное, с ними он обретал уверенность.

На первых порах Сергей терзался и переживал из-за недружелюбного поведения сына, но будучи человеком весёлого нрава, быстро отходил, отмахиваясь от навязчивых мыслей. Свой пубертатный период он прошёл давно и как-то незаметно, без следа в памяти, но однажды его осенило, что половое созревание подростков во время гормональной перестройки организма вызывает в некоторых угрюмость, растерянность, злость. На ум пришли разговоры его коллег, отцов мальчишек… Ну, конечно! Пацаны меняются психологически и физически. Вот и объяснение… Поэтому пусть растёт, облегчённо вздохнул отец, решив не вмешиваться, и постигает своё новое состояние самостоятельно.

Ему и в голову не приходило поговорить с сыном, посоветовать по-мужски, открыть для него тайну новых ощущений, через которые мальчик должен пройти. Ему никто же не открывал, всё постигал сам. «И опыт – сын ошибок трудных» Алёше пришлось, как и некоторым его сверстникам, приобретать через промахи и шероховатости взросления. Иногда через боль. Иногда природа подсказывала внешними изменениями…

Алёша вытянулся, раздался в плечах, на верхней губе появился слегка заметный пушок, огрубел голос, да и взгляд его понемногу стал утрачивать детскую чистоту и бесхитростность. В глазах появилась дерзость, временами граничащая с нахальством, проявляющаяся в общении с ровесниками.

С взрослением менялся и жанр книг. Приключения сменились классикой, в которой, пока ещё закрытой и тайной для его возраста области, им улавливались тонкости интимных отношений между разнополыми людьми и открывали доступ к «секретам» взрослой жизни. На какие-то вопросы гормональной пертурбации он получал нечёткие ответы. Не всё понимал. Дополнялись знания улицей, сверстниками, случайно подсмотренными сценками…

Тем не менее, книги совершили революцию не только в его сознании, но и ускорили биологическое взросление, объясняя изменения в возмужавшем теле и выявляя в нём мужское начало. Организм с бурным выбросом гормонов искал способы проявления. Мальчик подолгу рассматривал девочек, чувствуя к ним сексуальное влечение. Как реализовать его – этого он не знал. Агрессия, импульсивность, тревога всё чаще и продолжительнее…

Он не отводил напряжённого взгляда от обнажённых женских тел на пляже, прикрытых двумя полосками ткани. Соня видела бегающие, лихорадочные взгляды, жадно перескакивающие с одной девичьей фигурки на другую, и жалела сына, хотя и понимала, что придёт время и он получит то, что сейчас кажется ему несбыточной мечтой. Что-то подсказать, объяснить сыну стеснялась. С дочерями в этом плане проще…

А он, в порыве поднявшихся в нём чувств, обнимал мать, и успокаивался как в детстве, вдыхая её тепло и родной запах. Нуждался в ласке, в нежных, живых прикосновениях…

Агата, на которую он случайно наткнулся, прогуливаясь по парку с друзьями, подействовала на него угнетающе. Два с лишним года прошло после изменившего его психику случая… Та самая Агата, виновница его обморока в саду, и теперь, при одном взгляде на неё, перевернула всё внутри. Она спешила. Но задержалась на миг и мимоходом бросила что-то вроде того, как он вырос. Алёша не успел произнести ни слова – девушка испарилась. Исчезла, всколыхнув былое. И он вновь испытал нахлынувший ужас от потрясшей его юную душу сцены.

Каково же было его удивление, когда через три дня эта особа появилась в их доме со своей мамой. «Ну, да, – успокаивал он себя, – их мамы же подруги. Ничего в их приходе необычного нет».

Однако нахождение Агаты в их жилище раздражало его. Или волновало! Он невольно сравнивал благоухающую на пике расцвета молодую девушку с незаметно, но неуклонно увядающей женщиной, с недоумением отмечая, что внешнее сравнение не в пользу Сони.

Ревностный взгляд мужчины, пробившись, словно росток в пустыне, неожиданным образом обнаружил в себе способность давать оценку женской красоте. Его глазам внезапно открылось, что мать сошла с пьедестала, попрощавшись с весной и перейдя в лето; причём во вторую его половину – зрелую, за которой маячит осень. Уверенность, что мама ещё очень молода, таяла по мере сравнения. Возраст её перевалил за сорок пять, о котором в народе шутят «Сорок пять – баба ягодка опять». Фигура, прежде напоминавшая статуэтку, утратила нежные очертания, осанку подбила усталость; на лице появились морщинки, причёска не самая модная… Да и располнела как-то незаметно… Ягодка ли? не ему судить, однако сравнение не в её пользу. Рядом с ней Агата выглядела свежим, грациозным цветком. А мать… Обабилась в повседневных заботах. Вынеся суровый вердикт, он устыдился собственных мыслей.

«В двадцать семь моя мама была красивее», – сердясь на себя за нечестную параллель и вместе с тем одёргивая в себе глупую ревность, Алёша, извинившись, ушёл в свою комнату, не подозревая, что дальнейшие события резко изменят их жизнь – его, Сони и отца.

Агата влетела к нему спустя десять минут. Притворно рассмеявшись, она вальяжно, словно порхающая бабочка, примостилась на краешке стула, отчего подол лёгкого платья взлетев, обнажил коленки, и нарочито развязным тоном, что никак не вязалось со скромным обаянием, которым девушка прежде очаровывала, спросила:

– Убежал? Меня испугался? Я не кусаюсь.

Алексей Сергеевич, поймав дерзкий взгляд Риты вздрогнул, и невольно сопоставил немую сценку с законсервированным в его сознании выпадом Агаты… Обе девушки вели себя развязно. Однако! Однако, окружающие не сомневались ни в благопристойности, ни тем более в их воспитании… И ему до этих неоднозначных взглядов не приходилось. В чём же дело? Он погружался в продолжительные раздумья о человеческой сущности. Почему лежащее на поверхности благо оборачивается в свою противоположность. Вдруг. Ни с того ни с сего. Не он ли виновен в такой трансформации… Да и как прояснить? Как понять, что на уме у юной особы…

– Никого я не боюсь, – буркнул Алёша. То ли от злости, то ли спровоцированный поведением Агаты, он сердито посмотрел девушке в глаза. И дальше произошло то, чего не могло произойти при других обстоятельствах.

Помимо его воли, невзирая на внутренний протест и одновременно затаённое, скрытое удивление самим собой, словно смотрит на себя со стороны, протянул руку и положил раскрытую ладонь на ж-е-н-с-к-о-е оголённое колено. Не прикоснись в этот миг к бархатистой коже, он, наверно, потерял бы сознание. Желание оказалось сильнее воли.

И всё же… В дальнейшем, анализируя это действие, он не смог объяснить причину своего порыва. Или дерзости. Именно дерзостью он назвал этот шаг. Не хамством, не зовом плоти… Спровоцировала ли девушка своим поведением? Почему не остановил себя? Что хотел доказать или показать? Он часто задавал себе этот вопрос после. И не находил вразумительного ответа.

Агата несколько секунд не сводила взгляда с его руки. Задумчивого взгляда. Так смотрят на нашкодившего ребёнка, считывая в уме, как правильно отреагировать, чтобы не обидеть, но и дать понять о неприемлемости поступка. С полушутливым – полусердитым видом, сбросив решительным взмахом ноги его трепетную, покрывшуюся испариной ладонь, деланно засмеялась:

– Не наглей. Очумел?.. Я зашла поинтересоваться, что читаешь? Мама твоя говорит,

тебя от книг не оттащить…

– «Лолиту» читаю, – теперь он, не отрываясь, сверлил её взглядом.

– Набокова… – протянула она задумчиво и с притворством, будто не замечая вызова, – не рано ли?

И тут на него что-то нашло. То ли насмешка, то ли копившаяся обида вдруг бросили его вперёд. Рывком он притянул девушку к себе и впился в её губы влажным поцелуем.

– Пусти, сумасшедший, – оттолкнув, она сверкнула глазами, – на себя посмотри, трясёшься весь, сосунок… – Не понимая, что его больше задело – обидное слово или грубость отпора, а скорее и то и другое, Алексей взбесился.

– А сколько тебе было, когда ты с моим отцом трахалась… – злобно прошептал он, – ну же, давай, попробуй теперь с сыном… Щеки его пылали, руки, схватившие её за плечи, дрожали. Агата, не ожидавшая ни этих слов, ни хамских действий от него, плюнула прямо в лицо и со всей силой оттолкнув наглеца ещё раз, выскочила из комнаты.

Подруги, мило беседуя за накрытым столом, всполошились при виде раскрасневшейся девушки. – Ничего, ничего, – бросила она им на их «что случилось?» и выбежала из квартиры с перекошенным от гнева лицом. Мария, распрощавшись с подругой, бросилась за дочерью.

Спустя неделю наступила расплата. Сергей, отец Алёши, выбрав вечер, когда сын с другом был в кино, явился домой подшофе и заявил Соне, что уходит из семьи. Он говорил без передышки. О том, что давно любит Агату, о их связи, о том, что она любит его без памяти и они давно мечтают о совместной жизни.

Соня, бледнея и краснея, верила и не верила. «Как такое могло случиться, Серёжа? – вопрошала женщина, прижав руки к груди, – ты понимаешь, что ты наделал? Что ты творишь? Безумец! Ты совратил молодую девочку, дочь близких нам людей… Ты понимаешь, тебе нет прощения, люди осудят тебя… Твой сын! Как ты будешь смотреть на него!.. Завтра весь город узнает. Ты же знаешь, как разлетаются семейные ссоры… Позор, это позор… бесчестие, я не допущу этого, – и, бросившись к выходу, несчастная женщина загородила ему путь.

– Это не семейная ссора. Это конец… Агата ждёт меня. Всё решено между нами. И никто не сможет нам помешать… Сергей торопливыми движениями бросал свою одежду в дорожную сумку. Пальцы при этом мелко тряслись, хотя взгляд, которым он старался не встречаться с женой, оставался прежним – бесстрастным к её словам и слезам.

– Ты не понимаешь, что ты наделал… – растерянно повторяла Соня, сжимая виски. – Ты подумал о её родителях, о нас… Когда ты стал таким эгоистом?! Что не так у нас с тобой… она уже навзрыд плакала, не представляя, как скажет сыну о случившемся.

Он отвёл жену от двери, распахнул её и со словами, что без Агаты не мыслит своей жизни, покинул квартиру.

– Извини, – последнее слово мужа заглушилось звуком хлопнувшей двери, и слившись с ним, прозвучало как выстрел.