Читать книгу Возвращение - Анна Александрова - Страница 5

Сначала я услышал монотонный пикающий звук где-то слева от себя. Я открыл глаза. В комнате стоял полумрак. Я понял, что нахожусь в больничной палате. Оконные жалюзи были открыты и розовые лучи утреннего солнца слабо освещали белые простыни, непритязательную больничную мебель и многочисленные трубочки-проводочки, тянущиеся ко мне от большого пикающего аппарата. Я пошевелил рукой, приподнял голову. В ответ на это аппарат запикал интенсивнее, загорелась желтая лампочка. За стеклянной дверью послышался стук каблучков, и в комнату вбежала молоденькая девушка в белом халате.

– Господи! – воскликнула она. – Очнулся…

Девушка выскочила из комнаты, но уже через минуту вернулась в сопровождении толстого дяди в таком же белоснежном халате. Дядя протирал на ходу очки, часто жмурясь и встряхивая головой, как будто пытаясь выкинуть оттуда остатки ночного сна.

– Так-так-так, – радостно проговорил доктор (а это определенно был он), – здравствуйте Игорь Романович, как самочувствие? Вы меня видите?

Не дожидаясь моего ответа, он оттянул мне нижнее веко и посветил в глаз маленьким карманным фонариком.

– Ну, так как вы себя чувствуете? – продолжил он. – Можете говорить?

– Еще не понял, – услышал я незнакомый голос. – В смысле, еще не понял, как я себя чувствую…

А я действительно не понял еще, что именно я ощущаю. Казалось, что у меня есть тело, я мог пошевелить и рукой и ногой, но при этом что-то было не так. Как будто любимый и давно заношенный свитер вдруг постирали в кипятке, и он сел, став маленьким и неудобным. Я попробовал присесть, на что толстый доктор сказал:

– Ни-ни-ни! Не торопитесь, Игорь Романович, сейчас вас осмотрим, отключим от приборов…. Не торопитесь.

Следующие три-четыре часа я провел в окружении врачей, которые прибывая один за другим, поздравляли меня с возвращением, щупали пульс, светили фонариком в глаза, читали показания приборов и т. д. и т. п. Наконец докторский консилиум отстал от меня, единодушно признав, что я прекрасно себя чувствую и могу наконец-то встать и пройтись. Они были немало удивлены, увидев, что я действительно встал и действительно прошелся. Однако я и сам ощущал невероятную слабость во всём теле и потому быстро вернулся в кровать.

– Мы уже позвонили вашей жене, – сказал толстый доктор (его звали Вениамин Александрович), – она уже скоро будет здесь. И следователь, кстати, тоже приедет.

– Жена? – неприятно удивился я. – У меня есть жена?

– О-о-о, – протянул доктор. – Вы ничего не помните? Ну что же, такое бывает. Надеюсь, это скоро пройдет.

В этот момент в палату буквально влетела молодая и очень красивая женщина. Она подскочила к кровати, схватила меня за руку и стала преданно заглядывать в мои глаза.

– Гарик, котик мой, – сбивчиво заговорила она. – Как ты? Как ты себя чувствуешь? Ну наконец-то ты очнулся, я уже боялась, что этого никогда не случится!

Я беспомощно посмотрел на Вениамина Александровича, ища в нем хоть какой-то поддержки. Он понял мой взгляд, подошел к нам и аккуратно приобняв женщину за плечи, отстранил от меня:

– Ксения Андреевна, боюсь, что ваш муж многого не помнит, у него амнезия. Мы еще не проводили обследование на этот счет, но не стоит пока давить на него. Будем надеяться, что это временно.

– Не помнит? Совсем ничего не помнит?!! – в этот момент мне показалось, что в глазах её мелькнула радость, но она быстро приняла озабоченный вид и, наклонившись ко мне, спросила, – Как же так? Ты и меня не помнишь?

Я лишь покачал головой в ответ, внимательно разглядывая свою «супругу». Это была действительно очень красивая женщина лет двадцати семи, высокая, стройная – модельного типа девушка. У неё были прозрачные голубые глаза, светлые длинные волосы и чересчур пухлые губы. Одета она была со вкусом… и даже с некоторым шиком: на ней было строгое черное платье, которое, тем не менее, выгодно подчеркивало её великолепную фигуру, тонкую белую шейку обвивала нить крупного перламутрового жемчуга, на ногах аккуратно сидели черные туфельки на невероятно высокой шпильке.

В общем, «жена» у меня была шикарная. Я даже немного засмущался, столь непривычно мне было внимание таких вот писаных красавиц. Маринка моя, безусловно, была не менее красивой, но красота её была совсем другой, такой уютной, домашней, земной. Я вспомнил про Марину, и душа заныла. Мне показалось, что я теряю драгоценное время. Я приподнялся на кровати и, обратившись к доктору, спросил:

– Вениамин Александрррович, когда вы меня выпишите? Я прррекрррасно себя чувствую и хотел бы в ближайшее вррремя уехать, – оказалось, что я сильно картавлю.

– Да куда вам ехать? Куда вам торопиться? – забасил мой доктор, – Чувствуете вы себя действительно хорошо, но вот на предмет памяти вас еще придется обследовать. Думаю, в недельку уложимся, а потом и вправду домой, к жене, к друзьям. Может знакомая обстановка поможет вам всё вспомнить.

Я прекрасно знал, что вспоминать мне нечего, так как тело это чужое, и жена чужая, и жизнь тоже не моя, поэтому почувствовал легкое раздражение из-за вынужденных проволочек, но промолчал, решив, что сначала надо все обдумать, взвесить, а потом уже предпринимать какие-то действия.

В эту секунду в дверь деликатно постучали, и вошел молодой невысокий мужчина. Увидев его, Ксения неприязненно поморщилась:

– Вам то что здесь нужно? Он еще в себя прийти не успел, а вы уже тут как тут!

– Здравствуйте, Ксения Андреевна! Долг службы обязывает, так что извините, – немного смутился мужчина от такого приема, но тут же переключил своё внимание на меня. – Добрый день, Игорь Романович, поздравляю с возвращением в жизнь, – от этих слов я невольно улыбнулся, а мужчина продолжил, – мое имя Перекосов Павел Алексеевич, я веду ваше дело. Вот, хотел бы переговорить с вами о событиях того злополучного вечера. Вы видели, кто в вас стрелял?

Я почувствовал, как мои брови удивленно поднимаются вверх, но не успел произнести и слова. «Супруга» моя, зло сверкнув глазами, встала между нами и враждебно прошипела:

– Ничего он не видел, вернее он ничего не помнит, у Гарика амнезия. Вениамин Александрович, скажите ему. И вообще, почему вы допускаете посторонних в палату к моему мужу? Вы же видите, в каком он состоянии! За такие деньги, могли бы и со мной посоветоваться!

– Понимаете ли, Ксения Андреевна, – пришла очередь смущаться и доктору. – Клиника у нас, конечно, частная, но тут такое дело… покушение на убийство все-таки… нас обязали сообщать органам обо всех изменениях… вот. А что касается амнезии, – обратился он уже к следователю, – то это чистая правда. Игорь Романович даже жену свою не помнит.

– Неудивительно, – пробурчал про себя Павел Алексеевич, и добавил вслух, – что же, жаль, очень жаль. Извините меня, Игорь Романович, за беспокойство. Я оставлю вам свой телефончик, если что-то вспомните, звоните сразу. Дело серьезное…. Думаю, что мы с вами еще встретимся в ближайшее время! – он искоса взглянул на Ксению, и протянул мне визитную карточку.

Я взял визитку, часто хлопая глазами, ошарашенный свалившимися на меня обрывками информации. Молодой человек кивнул Ксении, и, приглашая жестом доктора следовать за ним, вышел из палаты.

– Кстати, – внезапно вернулся он, – советую вам нанять охрану на какое-то время!

Тут он окончательно исчез из моего поля зрения, а вместе с ним и доктор. Я остался наедине с «женой», отчего мне стало как-то не по себе. Я заерзал на кровати, беспомощно перемещая взгляд то на дверь, то на визитку следователя, то на свои (такие чужие) руки. Ксения, казалось, тоже немного растерялась, но ненадолго. Она присела на край кровати, взяла из моих пальцев визитную карточку и брезгливо бросила её на прикроватную тумбочку.

– Совсем обнаглел, – раздраженно сказала она, – ничего святого для них нет. И так жить спокойно не давал, как будто мне и без него не о чем поплакать было!

Она положила свою голову мне на грудь, обняла меня обеими руками и уже тихо и ласково произнесла:

– Гарик, котик мой, главное, что ты жив, а с остальным мы справимся… правда? – и резко подняв голову, она заглянула в мои глаза. Во взгляде её читались тревога и страх.

– А что все-таки случилось? – спросил я.

Ксения села прямо, вздохнула, отвела свои голубые глаза к окну и сказала:

– В тебя стреляли. Мы не знаем кто. Это случилось двадцать пятого сентября. Охранник нашел тебя возле машины. Ты был ранен, без сознания. Сначала скорая, потом операция, реанимация. И вот ты здесь. Год почти в коме пролежал… А кто стрелял, почему? Неизвестно. Но не стоит тебе сейчас об этом думать, – она повернулась ко мне и вкрадчиво произнесла, – Миша скоро должен приехать, я ему сразу позвонила, как узнала. Он так обрадовался!

– Кто такой Миша? – равнодушно спросил я.

– Это твой заместитель. Он в твое отсутствие весь бизнес на себя взял, помогал мне, а то я бы в жизни не справилась. Но теперь ты сам к делам вернешься, – задумчиво произнесла она, вставая. – Как только поправишься.

В палату вошел Вениамин Александрович. Увидев мое равнодушное и, наверное, уставшее лицо, он присел на кровать, пощупал мой пульс, и, обернувшись к Ксении, сказал:

– Думаю, что на сегодня хватит, Ксения Андреевна, пора прощаться. Приходите завтра, можете принести с собой семейные фотографии.

Я благодарно посмотрел на доктора и добавил:

– Я хотел бы побыть один, можно никого ко мне сегодня не пускать.

– А как же Миша? – расстроилась «супруга».

– Миша пусть тоже приходит завтра, – твердо сказал доктор. – Кстати, друзей и родственников приводите по одному, не стоит сейчас переутомлять его. Когда мы закончим обследование, я сообщу вам все результаты, а пока пусть отдыхает.

Ксения нервно передернула плечами, поцеловала меня и, не попрощавшись с доктором, вышла.

Вениамин Александрович лишь хмыкнул глядя ей в след, а потом обратился ко мне:

– Вам что-нибудь надо сейчас, Игорь Романович?

– Пррринесите мне зеррркало, – прокартавил я.

– Хорошо, я скажу Лидочке. А пока отдыхайте, набирайтесь сил, я к вам еще загляну попозже.

Доктор вышел и я, наконец, остался наедине с собой, размышляя над сложившейся ситуацией. Минут через десять пришла медсестра, поставила на тумбочку небольшое овальное зеркало, поправила подушки и удалилась.

Как только дверь за ней закрылась, я взял зеркало и принялся разглядывать свое новое лицо. Оказалось, что в моем теле течет азиатская кровь. Судя по всему, я был наполовину казахом или бурятом. На вид мне было лет тридцать – тридцать пять. Слегка раскосые черные глаза пристально смотрели на меня из зеркала. Волосы тоже были черные, а на висках белела седина. На переносице, между бровями пролегла глубокая складка, такие морщины бывают у людей, которые или слишком много думают, или слишком часто сердятся. Лицо покрывала трехдневная щетина. «Интересно», – подумал я, – «меня брили, или в состоянии комы волосы не растут?». Я продолжил исследование, поднявшись с кровати: ростом я был меньше чем прежде, но явно крепче и плотнее – широкие ладони, широкие плечи. В общем-то, я был неплохо сложен, но было как-то непривычно.

– Ну, как тебе? – услышал я и вздрогнул.

У окна стояла Лиля и улыбалась. Признаюсь честно, я обрадовался, увидев её. Поэтому улыбнулся ей в ответ, но не удержался от критики:

– Да уж и не знаю, что ответить! Я оказывается бурррят, да еще пррри жене… и в меня стррреляли!!!

– Тебе не угодишь! Думаешь, так много мужчин твоего возраста лежат в коме и готовятся отойти в мир иной? – вспылила Лиля.

– Не обижайся, – примирительно сказал я, – я это так, не подумав… Спасибо тебе. А ррразве люди могут видеть своих ангелов?

– Вообще-то нет, правилами это запрещено, – все еще дуясь, пробубнила Лиля, но потом весело подмигнула мне и добавила. – Но ведь ты здесь тоже не по правилам оказался!

– Неужели это все пррроисходит со мной?!! – с горечью произнес я. – Что мне теперррь делать, Лиля?

– Жить! Ведь ты хотел во чтобы то ни стало вернуться в этот мир? Какая разница как ты теперь выглядишь? Марина полюбит тебя любого, главное, что внутри – это ТЫ. – Лиля ткнула меня в грудь тонким пальчиком.

– Я очень на это надеюсь. Я так сильно люблю её!

– Я знаю, а иначе бы тебе и не разрешили сюда вернуться. Такие исключения из правил возможны только благодаря очень сильной любви.