Читать книгу На краю обрыва… - Анна Анакина - Страница 23

***

Наташа, осторожно, прижимаясь к стене, стала подниматься и перемещаться к краю. Держась за железную спинку кровати, она аккуратно шагнула на пол, стараясь не задеть ноги спящего Александра. Он не удосужился снять с неё туфельки. И в порыве страсти, когда Наташа, испытывая боль, пыталась вырваться, застёжки на туфельках не выдержали. Наташа, тихо всхлипывая, попыталась найти трусики. Поправив чулки, застегнула пуговицы на платье. Ремешки на туфельках упорно не хотели застёгиваться. Тихо вышла из дома. Рассвет приближался. Но ещё можно остаться незамеченной, если быстро пробежать по улице. Добежать до дома и постараться попасть к себе в комнату, чтобы не услышали ни братья, ни родители.

Вот уже и родная калитка. Наташа оторвала взгляд от дороги и посмотрела на отца, стоявшего во дворе у забора. Девушка на несколько секунд замерла, молча, глядя в глаза Павлу, а потом, толкнув калитку, быстро побежала в баню, не обращая внимания на попытки остановить её.

Павел, прислушиваясь, стоял у дверей бани, не решаясь открыть их. Отец понял, что случилось, но ругать или упрекать дочь не собирался. Лишь одно желание – успокоить, обнять, прижать к себе, приласкать, убрать ту боль, что растекалась сейчас по телу дочери. Он даже не думал в этот момент – кто? Он лишь хотел дать дочери любви и защиты.

А Наташа, сидя на лавке в бане плакала, уже не сдерживая себя, громко всхлипывая, размазывала слёзы по лицу.

«Ну, почему так больно?» – одна лишь мысль проносилась в голове.

Эта боль совсем не ассоциировалась с теми чувствами, что испытывала девушка до случившегося. Тогда казалось, произойдёт что-то очень прекрасное, о чём изредка, краснея и стесняясь, шептались с подружками. Думала, это случится ещё нескоро, но оказалось, оно совсем рядом. Счастьем наполнилось всё тело, но оно так резко оборвалось, как только плоть взрослого мужчины с силой проникла в неё, изменяя в мгновение окружающее, возвращая способность понимать, что происходит, где она и кто рядом…

– Больно, больно, больно… – тихо, как израненная собака скулила Наташа, сползая с лавки на пол, сворачиваясь в комочек. Ей казалось, что его плоть всё ещё в ней. Очень хотелось избавиться от неё. Убрать это чувство, удалить эту боль. Но как?

Павел долго сидел на колоде возле бани и ждал, пока Наташа не вышла. Она осторожно приоткрыла дверь и, увидев отца, опустила глаза. Он бросился к ней, обнял, и стал говорить что-то доброе, ласковое. Девушка не понимала слов, будто они проносились где-то далеко. Она лишь крепко прижалась к родному и близкому человеку, чувствуя как боль, наконец-то, покидает её.

Бурёнка, напомнив о себе, заставила вздрогнуть отца и дочь.

– Пойду, подою, – тихо сказала Наташа, смахивая остатки слёз. И оторвавшись от отца, побежала в стайку, схватив ведро, висевшее на заборе. Павел тоже утёр кулаком лицо и пошёл следом за дочерью. Забрал ведро и сказал:

– Иди, поспи, я сам.

Наташа, стараясь не смотреть ему в глаза, кивнула и убежала к себе в комнату. Упала на кровать, уткнувшись лицом в подушки. Но не сном встретила её постель, а воспоминаниями о костре, песне, глазах, голосе…

Нечасто приходилось Павлу доить коров, да ещё именно эту, трёхлетку. Та, которую заменили Бурёнкой, потому как постарела и молока почти не давала, лучше подпускала Павла к себе. А эта упрямица, непривыкшая к рукам мужчины, совсем не была расположена к нему.

Но он, не обращая внимания на недовольное мычание, на переступание ногами и хлестанье его хвостом, продолжал упорно доить недовольную кормилицу.

Павел, крепко зажав ведро ногами, сидел, с трудом умещаясь на маленькой табуретке, и прижавшись головой к боку Бурёнки, старался успокоить её монотонным монологом:

– Ну, потерпи. Ужо немножко осталоси. Ну, некому тебя седня подоить. Приболела твоя хозяйка, и Натаха… Не можеть она седня. Ну, ужо потерпи, милая моя, потерпи…

Бурёнка, посматривая на мужчину, продолжала недовольно мычать, и хлесть его хвостом. Пару раз наступила Павлу на ногу. Но тот, слово и не замечал. Думал о другом, продолжая уговаривать:

– Ужо скоро, не волнуйси, немножко осталоси…