Читать книгу Алоха, мой друг - Анна Богдановна Шулятицкая - Страница 5

Усталость, в конце концов, победила, оставив отчаяние на второй план.

К полудню меня разбудил настойчивый стук. Я неуклюже перевернулся с живота и вытянул руки, на которых была помята кожа. О том, чтобы нормально усесться, не могло быть и речи. Меня мучила боль, вдобавок к опасениям, жажда. Сколько придётся утаивать о случившемся? Неделю? Месяц? Год? Всю жизнь?

Перед тем как войти, Хью спросил разрешения. Я решил, что буду косить под заболевшего из-за сильного стресса. У меня была причина запираться – и точка!

– Что, сегодня не тренируешься? – спросил я излишне оживлённо.

Хью был одет не в привычный открытый костюм, в котором он занимался спортом, а в футболку и выходные шорты. Вместо дышащих кроссовок – сланцы. Он был подтянутым, стройным, но совсем некрасивым. Горбатый нос придавал ему грубоватой простоты, а чёрные глаза зловещести. Я удивлялся, что он не играл роль в каком-нибудь ужастике, где главный герой был одержим демоном.

– Сделал перерыв. Как она? – спросил Хью, расстроенный, как за самого себя, и плюхнулся в кресло.

– Её не спасти.

– Что насчёт тебя? Мама сказала, что всю ночь проревел.

– Она приукрашивает.

– Не прикидывайся, что всё в порядке, – произнёс он мрачно, покачав головой. – Для тебя разбить камеру, как для меня родного человека потерять. Где закопаешь?

– Я не буду устраивать похороны. И вообще, если бы не идиотский фотоаппарат, – прервался я на полуслове, прокручивая события прошлой ночи.

– То что? – уточнил Хью.

– То ничего.

– Может быть, тебе устроиться на подработку? Летом свободен, а значит есть возможность накопить небольшую сумму. Зато у родителей меньше забот! Ты будешь гордиться тем, что потратил первые сбережения на что-то стоящее.

– Клонишь к тому, чтобы купить новую камеру?

– Ну да. Заменишь поломанную и не заметишь, как всё наладится.

– Это не так просто, как кажется.

– Между вами установилась духовная связь? – усмехнулся Хью. – Я всё-таки уверен, что ты определишься.

Он предпринимал попытки пошутить, но я не улыбался. Я поменял положение, чтобы не отлежать бок. Хью переместился, чтобы наблюдать за выражением моего серого неподвижного лица, и ответил, проявляя вежливость и заботу:

– Если помимо камеры есть проблемы посерьёзнее… неважно какие… Я не хочу, чтобы ты думал, что я отношусь безразлично к твоим эмоциям.

– Нет, нет, – отчеканил я ледяным тоном.

Я злился, что врал и врал, потому что злился. Не показывать настоящих чувств было невозможно. Неизменная доброжелательность Хью напоминала жестокую пытку, к которой я учился привыкать. Пока выходило из рук вон плохо. Меня распирало от возмущения и обиды.

– Как скажешь. Ну что, устроишься на работу? Будешь подстригать кусты и чистить задние дворы или мыть машины и менять масло? Я подсмотрел кое-какие вакансии.

– Она была мне дорога, не спорю, но на данный момент я не хочу фотоаппарат. Понимаешь? – Мои глаза наполнились слезами. – Оправлюсь я ещё не скоро, так что…

– А в будущем? – настаивал Хью. – Скажем, осенью или зимой. Как отойдёшь.

– Так заметно?

– Да, – подтвердил он, не скрывая беспокойства.

– Мне просто нездоровится. Не вижу смысла в том, чтобы тратиться на безделушку.

– Мы могли бы работать вместе. Без тебя одиноко!

Без меня он неоднократно жаловался на скуку. Я не мог дать Хью то, что он, несомненно, заслуживал. Он заслуживал взаимности и безусловного уважения, как доброжелательный и активный человек.

– Конечно, классно, что ты пришёл. Только мне всё равно. Не на тебя, а на камеру, – ответил я твёрдо, предвидя категорические возражения Хью. – Есть она или нет, пофиг!

– Жаль…

Я попросил его уйти, потому что мне стало хуже. Нервы были взвинчены.

Хью уверял маму, что не говорил ничего грубого или обидного, а она, в свою очередь, не мешала моей вспыльчивости диктовать собственную волю, отказавшись от претензий.

Она проскользнула в комнату и спросила:

– Почему отказался от предложения Хью?

– Потому что мне разонравились фотоаппараты. А этот я обязательно выкину!

– Неожиданно.

Не успела она выразить сочувствие, как я тут же сорвался. Душа, словно разрядившийся аккумулятор.

– Очень даже ожидаемо!

– Тебя не смущали ничьи слова и мнения. Объяснишь, что поменялось?

Подскочив, я перешёл на крик:

– Да что ты заладила! Мне надоело, что меня достают по мелочам! Достаточно жалости! Оставьте меня одного, я хочу побыть один! Отвалите!

Я ругался, активно жестикулируя, но внутри по-детски плакал и раскаивался в невольной резкости.

– Дурак, – произнесла мама разочарованно. – В следующий раз подумаешь, что говорить и как.

Она оставила меня с истерикой один на один. Я сдавал позиции, но, к счастью, бой закончился в мою пользу. Помогли слова единомышленников.

Ежемесячно я выкладывал фотографии в социальной сети, лайкал таких же зацикленных или целеустремлённых и читал отзывы. В основном, с мощным и одновременно лёгким посылом.

Под снимком с божьей коровкой было оставлено несколько комментариев.

Алиса Фостер

Есть куда стремиться, но мне нравится, что ты делаешь.

1 нед.

Вайолет Черри

Кому надо продать душу, чтобы научиться так фотографировать?

1 нед.

Дуглас Билл Мур

круто

во вт

Чарли Мэрдок

Веет холодом и той атмосферой промозглого утра, когда ты можешь видеть, как на траве переливается роса. Замечательная работа)

во вт

Кат Лесли Уайт

Красиво

в сб

Юджин Кларк

Твои работы безмятежные. Я в хорошем смысле.

в сб

Самир Гарсиа

Займись этим профессионально!!!

в вс

Критика вызывала у меня аллергию. Я вступал в разговор с невидимым собеседником, замурованным в стене, уверяя, что пользователь по ту сторону экрана чересчур прямолинеен и что ему пора заткнуться.

Я вяло листал цветастые и монохромные фотографии. Люди выглядели спокойными, расслабленными, от них исходила естественная радость жизни, радость, превосходящая ненависть. Я не останавливался на меланхоличных фотках. Мне хотелось напитаться светом. Я надеялся, что он задержится, успокоит пульсирующее сердце. Но равнодушный свет проходил насквозь, не давая и шанса для насыщения. Картинки пролетали как на автомате, мельтеша, обгоняли друг друга в бешеном соревновании и приводили меня в ещё большее расстройство.

Отложив телефон, я представил волну, смывающую кровяную корку толщиной в безымянный палец. От чистоты сверкали лодыжки и поблёскивали бёдра. Я искренне наслаждался свежестью и целостностью тела, шершавостью, его изгибами. Я любил жировые складки, заусенцы, опадающие волосы и подростковые гормоны, пересчитывал родимые пятна и шрамы, но без воды, без этого чудного исцеляющего бальзама, брезговал тем, чем был одарён с рождения и что приобретал позднее.

Прежде чем вздремнуть, проверил сообщения. Мне написал некий Келвин Бэрри, который никогда не оценивал мои фотографии.

Келвин Бэрри: Привет! Когда-нибудь участвовал в конкурсах?

Махнув на приветствие, я настрочил ответ.

Эйден Лэмб: Нет. А надо?

Келвин Бэрри: У тебя прекрасный стиль. Мне интересно, действительно ли ты видишь мир таким… замершим, что ли.

Эйден Лэмб: Угу. Да я вообще по-всякому его вижу, но не показываю.

Келвин Бэрри: Если не секрет, то каким ещё?

Келвин поставил озорной смайлик.

Эйден Лэмб: Враждебным и одновременно дружественным. Это кому как повезёт, если уж говорить по-честному. Мне везёт не особо, но я об этом не распространяюсь.

Келвин Бэрри: Почему?

Эйден Лэмб: Глупо открываться всем без исключения. Ты слишком навязчив. Узнал, что хотел? Всё. Я спать.

Келвин продолжил писать. К его вниманию я отнёсся с недоверием. Конечно же, я делился важными событиями с приятелями из интернета, но только потому, что они сами доверяли мне и раскрывали тайны.