Читать книгу День возмездия. В лабиринте грехов (сборник) - Анна Грин - Страница 3
День возмездия
Книга первая
Жизнь или смерть
Глава II
14 июля 1863 года
ОглавлениеПробило семь часов вечера, на улицах было еще светло, но, несмотря на это, многие дома в Нью-Йорке были заперты будто ночью. Особенно это бросалось в глаза на Эмити-стрит. В той части города, в которой она находится, и главным образом в старых домах между Бродвеем и Шестой авеню, находили себе убежище многие негры, а везде, где были черные слуги, царил тогда страх.
Только один из этих домов, хотя также наглухо запертый, был ярко освещен, что возбуждало немалое удивление соседей. Незадолго до этого он еще стоял пустым, и никто ничего не знал о его обитателях; видели только, что высокий негр зажигал газ и закрывал ставни. Дом этот был старинным зданием, какие часто встречаются в этом районе. Низкие ступени, ведущие к дверям, были огорожены странной формы чугунными перилами, окна жилых комнат выходили на балкон, и через полукруглое стекло над входной дверью, как бы приглашая прохожего зайти, виднелся свет лампы, горевшей в прихожей.
Однако всякого рода догадки относительно обитателей стоявшего раньше пустым дома, равно как и многие другие, более важные вещи, были забыты, когда на Эмити-стрит распространилось всех повергшее в ужас известие, что началось восстание черни. Уже издали слышались зловещие звуки: топот бесчисленных ног, неистовый гул голосов и рев разъяренной толпы, гораздо более страшный, чем шум разбушевавшегося моря или завывание диких зверей. Однако пока все это доносилось только издали, сама же улица оставалась безлюдной и пустынной.
Вдруг из-за угла показались два человека, оба они направлялись к дому № 31. В наружности одного из них, красивого мужчины с белокурыми усами, было что-то привлекательное. Он шел быстро, печальные глаза его смотрели прямо вперед. Другой был худощав, сгорблен; выражение лица казалось до того необыкновенным, что тот, кому довелось бы хоть раз увидеть его, едва ли бы его забыл. Оба ускорили шаги, словно их гнала какая-то непреодолимая высшая сила. Они заметили друг друга, казалось, только тогда, когда остановились перед дверью дома. Они оба вздрогнули. Каждый из них, казалось, собирался что-то сказать, но ни один не мог произнести ни звука. Они обменялись безмолвным поклоном, как люди, соединенные одним общим несчастьем, потом, бросив взгляд на номер дома, поднялись по немногим ступеням лестницы, причем тот, который держался прямо, уступал дорогу своему спутнику, очевидно, старшему. Нерешительно тот и другой протянули руку к звонку.
– Вы очень изменились, – тихо заметил при этом младший старшему.
Его товарищ молчал, дрожа всем телом.
– У меня меньше мужества, чем у вас, – пробормотал он наконец.
Первый вздрогнул и сильно дернул звонок.
– Хоть бы скорее все это кончилось! – воскликнул он и тотчас же прибавил поспешно, услышав за дверями шаги: – А вы сделали все, чтобы сохранить тайну?
– Прошу войти, господа, – прозвучал слащавый голос. – Вы из Вашингтона, не правда ли? А вы из Буффало? Прекрасно, мой господин ждет вас.
В открытых дверях стоял, вежливо улыбаясь, высокий негр, тот самый, загадочная личность которого заставляла соседей в течение целых суток напрасно ломать себе голову.
При этих словах пришедшие невольно отступили. Оба они оглянулись и бросили еще один долгий взгляд на окружающее, как бы прощаясь со светом и со всем, что он сулит прекрасного живущим.
Они, казалось, не слышали топота и шума приближавшейся толпы. Более сильный страх сковывал их сердца, и не здесь, на улице, а там, в доме, ожидала их опасность, перед которой они трепетали.
Когда оба гостя вошли, негр запер за ними двери. Он оказался услужливым и хорошо вымуштрованным слугой.
– Мой господин сейчас придет сюда, – уверял он.
Взяв у них из рук шляпы, он ввел их в большую приемную направо и бесшумно удалился.
Вошедшие остановились около дверей комнаты и окинули ее тоскливым взором. Прежде всего им бросился в глаза богато накрытый стол.
Высокий, в котором тотчас же можно было узнать Уайта, сделал шаг вперед.
– Три, – сказал он с странным выражением, указывая на стулья у стола.
Его спутник, очень походивший на Филипса из Буффало, также приблизился и стал рассматривать отдельные приборы на столе удивленным и подозрительным взглядом.
– Он хочет, чтобы мы с ним обедали, – пробормотал он.
Уайт остановил взгляд на бокалах, стоявших у каждого прибора.
– Обед из многих блюд, – заметил он.
– Эта комедия мне противна! – воскликнул Филипс. – Я предпочел бы найти здесь только два…
Он запнулся и, быстро протянув руку, снял крышку с одного из блюд, стоявшего против тарелки.
– Я так и думал, – произнес он, бледнея и заикаясь.
Уайт, в свою очередь, поднял крышку с другого блюда и, бросив на него быстрый взгляд, снова прикрыл его.
– Этот человек действительно вздумал разыграть комедию, – сказал он и после некоторого молчания прибавил: – Посмотрите, только два покрытых блюда.
– Положим этому конец, – сказал Филипс, дико озираясь, и схватил с первого блюда маленький заряженный пистолет.
Товарищ его не соглашался.
– Нет, – произнес он твердо, – в письме, которое я получил, стояло восемь часов. Осталось еще пятнадцать минут.
Он указал на столовые часы, стоявше на камине.
– Пятнадцать минут!.. Целая вечность!.. – простонал Филипс, однако положил пистолет на прежнее место.
Уайт прикрыл также и это блюдо.
Воцарившееся вслед за тем тяжелое молчание было прервано приходом негра, который принес несколько бутылок шампанского. Уайта раздражали его почтительный вид, его невозмутимое спокойствие.
– Вы накрывали здесь стол? – спросил он резко.
– Да, мистер.
– И никто, кроме вас, в это не вмешивался?
– Никто, мистер.
Уайт больше не расспрашивал. Негр сохранил свой бесстрастный вид и спокойно перенес направленный на него испытующий взор.
– Мой господин должен сейчас явиться, – повторил он, посмотрев на часы, и тотчас же удалился.
Филипс во время этого короткого разговора подошел к камину и остановился.
– Вы хотели знать, – начал он торопливо, – имею ли я семью? Да, у меня есть ребенок, маленькая девочка, лишившаяся матери. Ради нее…
Уайт сделал ему знак рукой, чтобы он не продолжал. Потом он вынул из бокового кармана фотографию.
– А у меня больная жена и…
Он протянул Филипсу карточку, которую тот схватил.
– Мальчик! – воскликнул он дрожащим голосом.
Оба вздрогнули, словно пораженные электрическим ударом.
Едва слышно Уайт прошептал:
– Ему только десять лет! О, я понимаю его и поэтому безропотно отдаюсь своей судьбе.
Не отрываясь смотрел Филипс на портрет мальчика, казалось, имевший для него неотразимую, притягательную силу.
– Как он хорош!.. Какие благородные черты лица! – восторженно восклицал он.
Глубокий вздох вырвался из груди отца.
– Подобного ему нет на свете, – сказал он, беря портрет обратно, но сам не решился взглянуть на дорогое изображение и спрятал его на груди.
Между тем голоса на улице раздавались все громче, шум достиг такой степени, что давно бы должен был обратить на себя внимание разговаривавших, если бы они не были поглощены другим.
– Что там такое? – спросил наконец удивленный Филипс.
В эту минуту в комнату снова вошел негр.
– Не беспокойтесь, господа, – заметил он. – На улицах небольшое волнение. В настоящее время чернь возбуждена против чернокожих и, вероятно, узнала, что в этом доме есть негр.
Пораженные его полным хладнокровием перед лицом угрожавшей ему опасности, Уайт и Филипс переглянулись.
– Может быть, мятежники придут сюда? – воскликнул последний. – Не замышляют ли они чего-нибудь?
– На углу живут еще две семьи, у которых есть черные слуги, – ответил слуга с тем же невозмутимым спокойствием. – Значит, еще два раза им придется выдержать борьбу. Если в дело вовремя вмешается полиция, то она может затянуться настолько, чтобы дать вам возможность окончить ваш обед, господа.
При последних словах Уайт покраснел от гнева. Филипс, напротив, казалось, ожил, как будто ему снова блеснул луч надежды.
– Разве вы не боитесь? – спросил он. – Говорят, что мятежники не останавливаются ни перед каким зверством.
– Только одно заботит меня, – прозвучал ответ слуги, – мой господин хотел вернуться домой по Шестой авеню. Он легко может попасть в руки черни и не прийти сюда к назначенному времени.
По-видимому, не обращая внимания на то, какое сильное волнение вызвали эти слова в обоих посетителях, негр продолжал:
– Здесь, внизу, я не могу открыть ставень, но если вы желаете, то я посмотрю из верхнего этажа.
Он оставил комнату.
– Это не обыкновенный слуга, – сказал Уайт мрачным тоном, когда оба снова остались одни. – Орудие так же опасно, как и рука. Если тот, кого мы боимся, не вернется, то всегда против нас будет свидетель.
– Чернь ревет: смерть всем неграм! Если что-нибудь произойдете – ведь остается всего пять минут, – это может быть нашим спасением!
В словах Филипса звучала возродившаяся надежда, он совершенно изменился.
Настроение Уайта, наоборот, осталось прежним.
– Разве мы все-таки не останемся связанными нашей клятвой? – сказал он, качая головой.
Филипс вздрогнул и посмотрел на него испуганным взглядом.
– Вы думаете? – спросил он. – Если бы тот человек был ранен… убит… вы все-таки…
Он сразу замолк. Неслышными шагами снова вошел в комнату негр.
– Плохо дело! – озабоченно сказал он. – Я, конечно, не могу хорошенько рассмотреть в темноте, но со всех сторон летят камни и раздаются стоны и крики раненых. Мятежники теперь ломятся в двери соседнего дома. Он продержится всего несколько минут.
Гости молча посмотрели на часы. Стрелка приближалась к восьми.
– Если твой господин не явился к назначенному часу, то я сочту себя вправе оставить этот дом! – воскликнул Филипс в сильном волнении.
– Если только он жив, он будет здесь, – прозвучал ответ.
– Но ведь уже восемь часов, – торжествующим тоном произнес Филипс, когда раздался первый удар часов, – а между тем…
В ту же минуту раздался резкий, пронзительный звук звонка. Филипс остановился, не окончив начатой фразы; голова его опустилась на грудь. В одну минуту он постарел, и вид его снова стал жалким.
– Видите, – сказал негр, почтительно кланяясь, – мой господин умеет держать свое слово.
В то время, когда он пошел отворять двери, приглашенные молча подошли к столу и неподвижно остановились около предназначенных для них стульев. Один – бледный, но с решительным видом, другой – с опущенной головой, олицетворение полного отчаяния. Они совершенно забыли о внешнем мире. Если бы потолок обрушился над их головами, они вряд ли обратили бы на это внимание. Волнение на улице не тревожило их. В душе их происходила более тяжелая драма, и смертельная опасность грозила им не от ярости разнузданной толпы.
Позади их отворилась дверь. Услышав это, машинально, не оглядываясь, оба одновременно протянули руку к покрытому блюду. С минуту все было тихо, и вдруг раздались слова настолько для них неожиданные, что оба сразу повернулись к говорившему. Перед ними стоял негр.
– Господин мой сейчас прислал мальчика, – сказал он, – чтобы дать вам знать о постигшем его несчастье. Он попал в руки черни и просит вас подождать несколько минут, пока он освободится. Обед не пострадает, я позабочусь об этом.
– Может быть, – гневно вскричал Филипс, – но я потерял аппетит, раз прошел назначенный час!
– Вы не можете теперь уйти из дому, – возразил холодно и решительно негр, – на улице летает слишком много пуль.
– А у вас самого есть оружие? – спросил Уайт, быстро приближаясь к столу.
Вместо ответа негр вынул руки из-за спины – в каждой блестело по пистолету.
– Так я и думал, – заметил Уайт. – Нам лучше будет подождать нашего хозяина, – прибавил он со вздохом, обращаясь к Филипсу.
По лицу негра пробежала усмешка, которой никто из них не заметил. А может быть, для них было бы счастьем, если бы они ее видели.