Читать книгу Таверна с изюминкой - Анна Жнец - Страница 3

Что-то мокрое, холодное, дурно пахнущее упало мне на лицо и облепило щеки. Я тут же сдернула это с себя, кривясь от неприятного ощущения, и открыла глаза. В моих руках была тряпка. Вонючая, ворсистая. Такими в казенных учреждениях моют полы.

Только что ею умыли мое лицо.

Под лопатками я чувствовала твердые доски пола, на коже – влажные следы, оставленные тряпкой.

– Довольно разлеживаться, кляча тощая! – раздался где-то сверху визгливый женский голос, и я поморщилась уже во второй раз.

Зачем так орать?

От каждого звука голова, тяжелая, как чугунный котелок, взрывалась болью. Никак не получалось собраться с мыслями и вспомнить, где я нахожусь.

Кстати, «кляча тощая» – это мне?

– Вы только посмотрите на нее! Совсем стыд потеряла! – первому голосу вторил другой, тоже женский, только басовитый. Перед глазами сразу нарисовался образ лихой атаманши из старого мультика. Той, что с гитарой, черным хвостом волос на макушке и крупной родинкой на щеке.

– Где я? – слабо шепнула я, пытаясь приподняться на локтях.

– Ты что, со стула рухнула, когда окна мыла? – пробасили рядом. – Головой ударилась? Но тебе все равно придется готовить нам завтрак.

Окна!

От внезапного воспоминания я резко села, и внутри черепной коробки случился мини атомный взрыв. На миг меня ослепила яркая белая вспышка, следом перед глазами потемнело, а потом сквозь пелену слез я увидела перед собой размытые силуэты.

Пришлось поморгать, чтобы неясные образы обрели детали.

Надо мной возвышались две незнакомые брюнетки, будто сошедшие со страниц исторического романа. Одна стояла, скрестив руки на груди, другая – уперев их в бока. Обе откормленные, с короткими шеями и круглыми красными щеками. Пышные платья делали фигуры этих дородных девиц еще более громоздкими, а корсеты трещали по швам в попытке создать им талии.

На врачей в больнице, куда меня доставили после падения с десятого этажа, толстушки похожи не были, на ангелов в раю – тоже. Я терялась в догадках.

Наверное, нельзя рухнуть с такой запредельной высоты на бетонную парковку и остаться в живых. Я должна была очнуться в медицинской палате, вся в бинтах и увешенная капельницами, или не очнуться вовсе, а вместо этого, целая и невредимая, сидела на полу в незнакомом месте и слушала верещание странно одетых толстух.

– Бездельница! Уже восемь утра, а окна до сих пор грязные, полы немытые, завтрак не готов. Мы тут с сестрой и матушкой с голоду пухнем, а она лежит себе отдыхает.

– Лентяйка! Лишь бы ничего не делать.

Я незаметно ущипнула себя за руку. Боль ощущалась вполне реальной, и все равно каждую секунду времени мне казалось, что я вот-вот проснусь.

– А ну марш на кухню! И чтобы к девяти часам на столе были блины с вареньем и свежие булочки, а не успеешь…

Тем временем к моим собственным воспоминаниям начали примешиваться чужие, вливаясь в них тонкой струйкой, словно молоко в кофе.

И чем больше я узнавала о жизни некой Хлои Фалмер, за которую меня здесь, судя по всему, приняли, тем выше ползли мои брови вверх.

Ощущение сна не покидало ни на миг, и я решила плыть по течению, играя отведенную мне роль в этом театре абсурда.

– Я ваша служанка? – я неуклюже поднялась на ноги, так что наши с девицами глаза оказались на одном уровне. – Вы платите мне жалование? Или я работаю на вас бесплатно?

Ответ я знала. Этот вопрос был с подвохом.

Негодующие толстушки вдруг замерли с открытыми ртами. Затем переглянулись.

Наконец та, что говорила рокочущим басом, набрала полную грудь воздуха и выдала, стремительно краснея:

– Да как ты смеешь хамить нам! Дрянь неблагодарная!

– А за что мне вас благодарить? – сказала я спокойным тоном. – Я готовлю, стираю, убираю. Встаю с рассветом, ложусь с закатом. Тружусь на вас с утра до ночи, выполняю все обязанности служанки, но за свою работу не получаю ни гроша.

«Блин, совсем как у себя дома», – подумала я и вслух добавила:

– Это вы должны быть благодарны мне.

Все мое тело охватила странная легкость. Этим наглым особам, оборзевшим в край, я говорила то, что давно мечтала высказать своему мужу, но боялась скандалов. В свое время я не смогла поставить на место Николая, но сейчас с удовольствием ставила – их. И за спиной будто распускались крылья.

От моих слов девицы на некоторое время потеряли дар речи. Таращась на меня, они, как рыбы, безмолвно открывали и закрывали рты.

– Ну, – вздернула я бровь. – Жду благодарности. Скажите мне спасибо за те годы, что я на вас батрачила.

Атаманша – я вспомнила, что ее звали Рут, – сделала такой глубокий вдох, что казалось, корсет вот-вот лопнет под напором ее раздавшейся груди.

– Хамка! – закричала она, брызжа слюной. – Грубиянка! Пререкаться с нами вздумала! Да, денег мы тебе не платим. А ешь ты за чей счет? А крыша над головой у тебя благодаря кому?

Циркулярная пила по имени Марша активно ей поддакивала.

От такой наглости у меня аж лицо вытянулось.

Либо эти стервы считали свою сводную сестру Хлою последней дурочкой, либо не блистали умом сами. А может, были искренне уверены, что сумели затюкать бедняжку так, что она позабыла истинное положение дел.

– И дом этот мой, – качая головой, ответила я. – От батюшки покойного мне достался. И не вы меня кормите, а я – вас. Все эти годы вы с мачехой проедаете мое наследство. И кстати, почему я вообще терплю вас, таких нахалок, под своей крышей?

Обомлевшие девицы смотрели на меня круглыми глазами и растерянно моргали.

А я подумала, почему бы и правда не выставить это змеиное семейство вон из своего дома.

Когда отец умер – поскользнулся на оледеневшем крыльце и разбил голову о ступеньку, Хлое было десять. Едва девочка лишилась единственного защитника, мачеха и сводные сестры устроили бедняжке ад на земле.

С той поры бывшая хозяйка моего тела трудилась, не покладая рук. В одиночку драила большой дом, обстирывала всю семью, на обед и ужин готовила королевский пир, а сама питалась объедками со стола.

От тяжелой работы нежные пальчики Хлои быстро огрубели и покрылись мозолями. От недоедания под кожей проступили полоски ребер. Пока сводные сестры с трудом пытались затянуть свои откормленные телеса в корсеты, талию Хлои можно было обхватить двумя ладонями без всякого корсета вовсе.

Что бы падчерица ни делала, как бы ни старалась, не могла заслужить похвалы. Ни разу за все эти годы несчастная зашуганная сиротка не услышала в свою сторону ни одного доброго слова. Тощая кляча, лентяйка, балбеска – так обращались к ней неблагодарные родственницы.

Вспомнив свою жизнь с Николаем, я прониклась к Хлое искренним сочувствием.

Нет, не буду больше терпеть! Устала моя шея кого-то на себе везти. Выгоню этих паразиток прямо сейчас! Как пишут психологи в интернете, от токсичного окружения надо избавляться, и я была твердо намерена последовать их совету.

– А знаете, что? Дом мой, так что собирайте вещи и съезжайте. Не желаю вас больше видеть под своей крышей. Сейчас утро…

Я выглянула в окно. Красотища! Небо голубое, безоблачное. Солнышко светит. Птички поют.

– …вот, чтобы к вечеру вас здесь не было.

Признаться, меня по-прежнему не покидало странное ощущение сна. А во сне тебе море по колено и сам черт не брат. Именно это чувство нереальности происходящего и придавало мне смелости.

– Что? – вылупила глаза циркулярная пила Марша.

– Как? – ахнула атаманша Рут.

Сестрицы переглянулись и завопили хором:

– Маменька! Убогая с ума сошла! Маменька! Она выгоняет нас из дома.

Я хмыкнула: ну прямо первостатейная злодейка.

Можно подумать, я их на улицу выставляю, без вещей, в мороз. Тем временем у мачехи Хлои, леди Кэтрин, дважды вдовы, имелся свой собственный дом, доставшийся ей от первого мужа. Пусть не такой шикарный и просторный, как этот, но вполне уютный и обжитой. Сейчас там обитал ее брат – безработный увалень, который только и умел, что на диване лежать да жаловаться на жизнь. Ничего, как-нибудь уместятся вчетвером в трех комнатах.

А не надо было над сироткой измываться!

И тут стены затряслись, пол заходил ходуном. Что это?!

Спустя миг выяснилось, что это леди Кэтрин спешила на крики своих драгоценных дочурок!

Дочурки же смотрели на меня с видом победительниц и своими гаденькими ухмылками словно говорили: «Ох и задаст тебе маменька трепку!»

Дверь в гостиную, где я очнулась после падения с десятого этажа, с грохотом ударилась о стену, и внутрь комнаты ворвалась разъяренная фурия. Мачеха Хлои женщиной была крупной. Ее корпулентные достоинства так и норовили вылезти из корсета, словно поднявшееся дрожжевое тесто из слишком тесной для него миски.

– Что… случилось? Что… за крики? – из-за одышки леди Кэтрин говорила с большими паузами. За ее спиной в дверном проеме маячила высокая мужская фигура.

У нас гость?

При виде матушки мои сводные сестры принялись тараторить, перебивая друг дружку:

– Лентяйка Хлоя совсем отбилась от рук.

– Не хочет мыть окно.

– И завтрак готовить тоже не хочет.

– Она сказала, что этот дом принадлежит ей и что мы должны убираться на все четыре стороны.

– Прямо сейчас.

Брови мачехи сошлись под грозным углом. Она медленно-медленно повернула голову в мою сторону и тяжело уставилась на меня исподлобья.

– Это правда, Хлоя?

Будь сейчас на моем месте ее затюканная падчерица, от такого гневного взгляда наверняка грохнулась бы в обморок. Но после падения с десятого этажа человека уже сложно чем-то напугать.

– Нет, неправда.

Решив, что я струсила и пошла на попятную, сестрицы-гадюки торжествующе ухмыльнулись.

Не дав им порадоваться победе, я добавила спокойным тоном:

– Вы должны уйти отсюда не прямо сейчас, а к вечеру. У вас есть время перевезти вещи в свой старый дом на улице Фонтанов.

Право слово, я сама себе удивлялась. Раньше, до своей смерти, я была человеком мягким, неконфликтным, терпела, сглаживала острые углы, но к чему меня это привело? Моя жизнь закончилась на бетонной парковке. Больше таких ошибок я не совершу.

От моего заявления глаза мачехи едва не выпали из орбит, ноздри раздулись, а лицо стало таким красным, что я обеспокоилась ее здоровьем. Как бы ни схватила сердечный приступ.

Трясясь от злости, леди Кэтрин открыла рот и, похоже, приготовилась утопить меня в потоке брани, как вдруг за ее спиной громко пробасили:

– Что? В дом на Фонтанах? Я не согласен! Мне и одному там тесно.

Отодвинув мачеху в сторону, вперед вышел высокий детина, весь усыпанный веснушками и с клочковатой рыжей бородой. Ее брат. Тот, кому леди Кэтрин позволила занять свое старое жилище.

Потрясая жирными телесами, угрюмый увалень двинулся в мою сторону. При виде его сжатых кулаков я невольно попятилась.

К счастью, леди Кэтрин придержала брата за руку.

– Тише, тише, Томас, никакой дом она не получит. Пускай бормочет, что хочет, а я с места не сдвинусь. Как жила здесь, так и буду жить.

Затем она снова обратила свой взор ко мне и рявкнула, как рабыне или дворовой собаке:

– А ну брысь на кухню! Быстро готовить завтрак.

В этот момент я отчего-то вспомнила коморку на чердаке, где ютилась Хлоя. Зимой там было холодно из-за тонких дырявых стен, а летом невыносимо жарко, потому что солнце нагревало крышу. Из мебели был только колченогий стул, который сиротка использовала вместо шкафа, вешая на его спинку свою немногочисленную одежду – теплые чулки и два единственных штопанных-перештопанных платья. Еще была кровать – скрипучая, грубо сколоченная конструкция, больше похожая на ящик. Пока мачеха и сестры возлежали на пушистых перинах, падчерица ворочалась на бугристом соломенном тюфяке.

От этого внезапного воспоминания меня охватила самая настоящая злость.

Я вздернула подбородок:

– Этот дом мой по закону. Вы не имеете права здесь жить без моего согласия. А я не желаю вас больше видеть.

– Маменька! – испуганно воскликнули сестры-змеюки и вцепились в маменьку с двух сторон. – Она правда может нас выгнать?

– Не нойте, крошки, не может.

– По закону… – снова начала я, но договорить мне не позволили.

– По закону? – перебила мачеха и расхохоталась, запрокинув голову. Все три ее дряблых подбородка пошли волнами.

– Не знаю, кто тебя, дурочку, надоумил устроить бунт, – вкрадчиво произнесла леди Кэтрин, отсмеявшись. – Наверное, какая-то соседка науськала. Но ты, кляча тощая, очень пожалеешь о своей выходке. Томас, – она повернулась к брату и, привстав на цыпочки, что-то зашептала ему на ухо.

Я невольно отступила от них к окну.

Что происходит?

Что она говорит этому увальню? Какую подлость замыслила моя мачеха?

В груди будто натягивалась невидимая струна.

Сказав брату все, что хотела, леди Кэтрин отошла к стене и взглянула на меня оттуда с гадкой улыбочкой. Рыжий бугай тоже посмотрел на меня. Окинул долгим взглядом с головы до ног и криво ухмыльнулся.

И вдруг, играя пудовыми кулаками, он шагнул ко мне.