Читать книгу Между скалами - Анна Крылова - Страница 5
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава IV
ОглавлениеПрошло 5 дней.
Я продолжала упорно раз за разом штурмовать провал, по ночам видела мутные сны: то снова расстроенный папа, то почему-то Женя с бледным лицом и лихорадочно блестящими глазами, то парк аттракционов, то Фрак в мыле… Все эти картинки казались мне полнейшим бредом, сливались в одну, выстраивались то в один сюжет, то в другой, то в третий и доводили до ручки. Меня мутило при виде машин за окном, кидало в дрожь от слова «наркотики», бил озноб от попыток представить аварию, мучила боль при мыслях об отношении к дружбе…
Вскоре я поняла, что пытаться вспомнить бесполезно, и стала просто ждать тех вспышек, что на меня иногда накатывали. Жить с провалом в памяти было ужасно неуютно и непривычно, словно перед глазами всё время чёрное слепое пятно, скрывающее от зрения нечто важное… Это как если бы я знала, что не в состоянии увидеть предметы или что откуда-то в меня целится снайпер. Мне всё время казалось, будто за моей спиной кто-то стоит.
В придачу я несколько раз увидела тех мужчин-пациентов, и с каждым разом они становились всё более ужасающими. Может быть, это была одна из причин, по которой мне чудилось, будто рядом всё время находится кто-то ещё.
Я уже не могла спокойно есть, пить, спать, я постоянно ждала, что они снова появятся и будут так же неподвижно смотреть на меня, ждать чего-то, чего-то безмолвно требовать, угнетать своим присутствием, молчаливые, бледные и – что самое ужасное – видимые лишь левым глазом.
Сколько бы я ни говорила о них моему врачу, Петру Ивановичу, он только качал головой и повторял: «Нет, сюда больше никто не приходил.» Это пугало ещё сильнее: неужели этих ребят больше никто не видит?..
Если не считать этих двух обстоятельств, мне было намного лучше, уже можно было вставать, но посетителей пока не пускали.
Утром шестого дня Пётр Иванович сообщил, что сегодня ко мне придут родители. Мне уже давно хотелось увидеться с папой, поскольку я поняла из обрывочных воспоминаний, что он был со мной во время аварии, а также что чем-то его очень расстроила, и мне не терпелось убедиться, что он больше не грустит и что с ним всё хорошо. Маму мне тоже ужасно хотелось увидеть, рассказать о пугающих меня людях, ниоткуда появляющихся у окна и молча сверлящих меня стеклянными глазами. И узнать, наконец, что случилось.
Папа пришёл сразу после завтрака. Когда он зашёл, улыбающийся, радостный, с перебинтованным корпусом и хромающий, я едва не закричала от радости. Мне было страшно, что я снова увижу пациентов, и, когда папа пришёл, появилась успокаивающая уверенность, что, даже если они и появятся, то мне ничего не грозит.
–Ну ты как? – едва сев на кровать, спросил папа. – Как самочувствие? Мне врач сказал, ты всё забыла?
Я хотела ответить, и тут внутри что-то дрогнуло, и в памяти неожиданно всплыло:
«-Знаешь что, пап, я не хочу, чтобы моя жизнь была такой же, как у тебя!..»
На заднем плане сознания мелькнула мысль: неужели это я могла говорить?
«-…ты одинок, у тебя есть только семья…»
«-Друзья – это ложный ориентир, и они не стоят того, чтобы из-за них…»
«-Ты ничего не понимаешь!»
«-Ты ещё не в состоянии оценивать своё поведение…»
«-Я так не хочу!»
Прилив раздражения и энергии, рвение сопротивляться, потом страх, сожаление и острая жалость, сильное желание повернуть время вспять и всё исправить… и то, что я всегда испытываю, когда мне плохо – «скорее бы всё это закончилось»…
Боже, ну как я могла сказать такие слова?! Почему?
«-…ты не признаёшь никаких уз без родства…»
«-Вот поэтому их и нет!»
«-ТЫ ОДИНОК!..»
Гром и молнии! Не узнаю саму себя!
Я вздрогнула, зажмурилась, провожая последние слова и картинки обратно в недра памяти, а затем взглянула на озабоченно и взволнованно разглядывающего меня папу и вдруг расплакалась. Папа бросился меня успокаивать. Я тут же прижалась к нему и заскулила:
–Папуля, прости меня, пожалуйста!..
–Ну что ты, дочур, – растерянно бормотал папа, обнимая меня. Конечно, он давно простил.
–Не надо было мне так говорить…
–Ты всё правильно сказала, Ириша (я ненавижу, когда меня называют Иришей, но сейчас мне было глубоко фиолетово). Ты была права.
Я, хлюпнув носом, отстранилась, чтобы увидеть его лицо.
–Права?..
Папа прижал меня к себе и, поставив подбородок мне на макушку, сказал:
–Да. Я подумал над твоими словами и понял, что дружба и впрямь очень… важная составляющая. Ведь, если бы это был пустой звук, разве моя дочь сбежала бы из дома и стала бы рисковать? Теперь я вижу, что друзья тебе необходимы, и, знаешь… я бы хотел тоже иметь такого друга, как ты. И, пожалуй, хотел бы быть таким другом, как ты. Поэтому ты, наверное, права.
Я сидела, прижавшись носом к папиной груди, и проворачивала в голове фразу «сбежала из дома». Я что, правда сбежала?.. Если да, то ясно, почему мы поссорились… Только ведь мы с ним спорили насчёт дружбы. При чём тут это? Почему я не помню из нашего спора ни единого слова о моём побеге? На мгновение в памяти всплыла мутная картинка с Женей. Неужели мы ссорились из-за неё?
–Я на днях помирился с моим бывшим другом, – тем временем продолжал папа. – Он приехал в больнице самый первый, даже маму опередил… я думал, что ему давно безразлично.
–Что? Ты помирился со своим другом? – встрепенулась я. Мысли о том, что случилось, тут же вылетели из головы. Я быстро и с надеждой посмотрела на него, – Ты не шутишь?
–Как ни странно, нет, – сказал папа задумчиво.
–Это же замечательно! – протянула я радостно и вместе с тем удивлённо.
–Да, – он улыбнулся, и в его улыбке было тепло. – Это действительно замечательно… – и он снова привлёк меня к себе и тихо добавил, – Я так горжусь тобой!
Мы посидели немного молча, обнимаясь. Было очень спокойно, уютно и уже совсем не страшно. Весь страх с приходом папы исчез.
–Пап, – наконец, нарушила молчание я, – ты сказал, я сбежала из дома?
Папа отодвинулся и кивнул.
–Да. Ночью тебе позвонила твоя подруга, а мы с мамой отказались везти тебя к ней. Тогда ты просто взяла ключи от моей машины и поехала в общежитие сама.
–Ого… Я? – недоверчиво пробубнила я.
–Не помнишь?
–Нет, ничего… Даже весь день до этого не помню.
–У нас был День Тёплой Осени, – улыбнулся папа.
–Тёплой? – я красноречиво посмотрела в окно. Надо сказать, последние дни только что наступивший ноябрь был полностью в своём репертуаре: холод, ветер, даже снег. Я редко смотрела в окно, потому что боялась увидеть у подоконника людей-не людей, но трёх взглядов на погоду и холода по ночам мне хватило.
Папа засмеялся.
–Да. Мы были в музее, потом в парке аттракционов, не помнишь? Ты даже осмелилась прокатиться пару раз.
–Разве аттракционы ещё работают?
–Сейчас уже нет, но несколько дней назад многие работали, потому что погода стояла очень тёплая.
Из темноты выскочил парк, я стою у какого-то аттракциона и пытаюсь разглядеть родителей.
–Плохо помню.
–И не помнишь, что случилось с Женей?
Вот этого-то я и боялась…
–А с ней что-то случилось? Она в порядке?
–Я не знаю, – папа пожал плечами, – ты не рассказывала. Только сказала, что с ней происходило что-то плохое.
Ах да, в моих репликах из ссоры было что-то такое…
–А сейчас как она?
–Ира, я не знаю! Она звонила на домашний телефон, волновалась, сказала, что твой мобильник не отвечает.
–Она знает, что я здесь?
–Да, мама ей сказала.
Я пожевала губами.
–Пап…
–Да?
–Знаешь что? Сюда всё время какие-то люди приходят, – несмело начала я.
–И?..
–Они меня пугают.
Папа нахмурился.
–Что за люди?
–Вроде пациентов. Иногда трое мужчин, а иногда девочка. Они очень бледные, всё время появляются ниоткуда, – я вспомнила этих пациентов, и меня пробрала дрожь, – всегда вон там, у окна… И никогда ничего не говорят, я не могу заговорить с ними.
–А зачем врач их пускает? – хмурясь, спросил папа.
–Я не знаю… он вообще всегда говорит, что никого сюда не пускали, и никаких пациентов здесь не было. Они иногда прямо за его спиной стоят, а он и не видит.
Папа молча рассматривал меня.
–Ты не веришь мне? – у меня в голове защекотало от страха. А вдруг он правда не поверит?..
–Почему же, верю, – медленно сказал он, продолжая пристально на меня смотреть.
–А ещё я их только левым глазом вижу, – осторожно закончила я.
Повисла тишина.
–Что значит, только левым глазом? – настороженно переспросил папа, когда пауза слишком затянулась.
–Ну, они прозрачные… Бывает, ты лежишь на боку, и один твой глаз видит только подушку, а другой – её край и всё остальное. Когда оба глаза открыты, ты как бы сквозь край подушки смотришь. С одной стороны, ты видишь и подушку, с другой – и то, что находится дальше, что скрыто от одного глаза, но видно другому… Понимаешь?
–Доча, нельзя видеть людей только одним глазом, – мягко заметил папа, глядя на меня так, словно видел впервые. – Может, тебе кажется? Или снится?
–Я же говорю, они появляются иногда одновременно с врачом, не могу же я спать в такие моменты!.. И казаться они мне тоже не могут. Я ведь не сошла с ума! – я повторяла всё то, что часто говорила самой себе и в чём уже сильно сомневалась.
Папины глаза метнулись к ране на моей голове, она была справа.
–Ириш, тебе просто надо отдохнуть и постараться всё вспомнить.
Он считает, что это просто усталость?
–Но, пап… Я же их вижу… Мне уже гораздо лучше, я отошла от наркоза, даже голова почти перестала болеть. Но они как появились в первый день, так и не исчезают!..
–Значит, не исчезают. Ты только не бойся их, и они исчезнут, – неожиданно покладисто сказал папа.
Я смотрела на него, пока не поняла, в чём дело.
–Ты считаешь, я свихнулась?
–Нет, конечно, ты что! Просто не думай о них, ладно? – торопливо ответил он, успокаивающе гладя меня по голове.
–Папа!
–Просто не думай.
–Пап! Я видела их!
–Знаю-знаю…
–Я правда их видела, своими глазами, то есть одним…
–Конечно, видела…
–Папа! Это правда!
–Конечно, правда, тебе просто надо отдохнуть.
У меня перехватило дыхание. Почему он не верит мне?! Баюкает, будто я маленькая или сумасшедшая, успокаивает, соглашается… У меня защипало глаза.
Я-то думала, поделюсь с ним, и он поймёт, я будто была не одна; думала, хотя бы папа защитит от всепоглощающего одиночества и страха, а он… Он решил, что у меня галлюцинации! Или просто капризы больной… Или шизофрения! В горле встал ком. Это было чистое предательство.
–Папа!
–Ну, всё, всё, – он обнял меня и прижал к себе снова.
Я не отстранилась, а наоборот, сама прильнула к нему и разревелась с неосознанным желанием, чтобы его душа услышала крик моей и поняла его, хоть сколько-нибудь…
«А на что ты надеялась? Кто вообще такому бреду поверит?» – злорадно зашуршал в голове тоненький омерзительный голосок.
И ведь действительно, самый логичный вывод в подобной ситуации – это то, что я рехнулась.
Только вот папе я этот логичный вывод простить не могу. Пусть другие крутят у виска пальцем и не верят, но чтобы тебя бросил родной человек… Ведь родители – это те люди, которых зовёшь, когда тебе плохо. К кому ещё обратиться, если не к ним?
Обратилась…
–Ира!
Мама! Вот кто никогда не станет принимать меня за безумную.
–Мама! – радостно воскликнула я, словно утопающий, которому кинули спасительный круг.
«-Что, Фраклик, она тебя обижает?»
«-Сейчас тебя туда никто не повезёт…»
Мы ходим по полумраку краеведческого музея, гуляем по парку…
Мама у плиты с мокрым котом на руках… Ах да, я его мыла, вот откуда царапины!
Ночь «Тебя туда никто не повезёт…».
Мама подошла к кровати, мы обнялись и просидели так довольно долго. Наверное, спокойнее всего человеку именно тогда, когда он обнимает маму или папу.
–Как себя чувствуешь? Что случилось? – увидев мои слёзы, встревожилась мама.
–Мам, прости, пожалуйста, – вспомнив про побег, попросила я.
–Всё хорошо, не извиняйся.
От этой фразы слёзы потекли сильнее. Как можно говорить «не извиняйся» после этой дурацкой ночи, когда я куда-то уехала на папиной машине?
–Ты всё вспомнила? – тем временем расспрашивала мама.
–Не всё, но уже кое-что, – мне захотелось улыбаться. Страх вновь ушёл.
–Ты помнишь, как сбежала из дома?
–Ну… размыто, – я покривила душой: побег у меня вообще не всплывал. Мне просто хотелось поскорее рассказать маме про странных пациентов, в которых папа не поверил.
–Взяла папину машину и уехала… Повезло ещё, что до общежития добралась! Никогда так больше не делай!
–Я знаю, мам, – тихо сказала я. – Знаю… Больше никогда… до 18 лет.
–И после!.. Пока не научишься водить.
–Ладно.
–Да мы сами виноваты. Надо было отвезти. Догадаться, что всё равно не остановим тебя, – мама невесело улыбнулась. – Упрямства тебе всё-таки не занимать…
Я бываю очень настырной, это правда. Но сначала мне нужно сильное желание… что же такого сказала мне Женя, что я так рискнула?
–Тогда в следующий раз отвезите меня.
–В следующий раз у нас выбора не будет, – заметил папа. – Ты начала бунтовать.
Я посмотрела на подушку. Слышать это было почему-то приятно.
–Мама, – начала я, подумав о теме, которая меня тревожила.
–Наверное, надо тебя записать в автошколу, – прибавил папа.
–Да, наверное… Мам…
–Хотя бы просто теория, пока тебе нет 18 лет. Там же не берут несовершеннолетних?
–По-моему, нет, – мама решила поддержать папину тему.
–Мама!
–Да?
–…Хотя чего, практики нам и так уже хватило, – настойчиво продолжал рассуждать папа.
Я чуть не зарычала. Ну нет, он не собьёт меня с толку!
–Мама, я хочу тебе кое-что сказать!
–Ира, – укоризненно произнёс папа, сдавшись.
–В чём дело? – мама заволновалась.
–Сюда приходят какие-то люди, которых почему-то больше никто не замечает, – я внимательно смотрела на маму. Поверит ли она мне?..
–Что за люди такие?
–Я не знаю, мне кажется, это пациенты. Только их больше никто не видит. Никогда ничего не говорят…
–Ира, прекрати сейчас же! – мрачно велел папа.
–…и всегда появляются у окна, просто как будто из воздуха.
Мама слушала очень внимательно, не обращая внимания на папины попытки заставить меня умолкнуть. У меня укрепилась надежда, что она мне поверит.
–Самое главное, я их вижу одним глазом. Только одним, левым, – и, торопливо сказав это, я умолкла.
Взгляд мамы не изменился, она молча ждала объяснений.
–Только одним, – немного погодя, повторила она.
–Ага, – я осторожно кивнула.
Мама медленно перевела взгляд на папу. Они долго смотрели друг на друга, будто совещались без слов, потом мама протянула:
–А тебе они не кажутся?
–Кажутся? – у меня упало сердце, я неверящими глазами смотрела на маму.
–Если только одним глазом…
Наверное, на моём лице выразился ужас, потому что мама поспешно прибавила:
–Ну, если ты так уверена, что они есть, опиши их.
Я облизнула пересохшие губы. Ещё есть надежда. Мама готова поверить!..
–Они… Трое мужчин и одна девочка, – я не знала, с чего начать. – Один мужчина такой высокий, плотный, моложе других, может быть, спортсмен, смуглый, и у него каштановые волосы… и да, у него очень высокий лоб… Второй ниже ростом, седой, худой, с осунувшимися щеками и кругами под глазами. У него один глаз немного прикрыт… И третий, среднего роста, с пузом, щетиной, ему приблизительно 35… На лбу много морщин, глаза острые, то есть, не глаза, а взгляд, – и я поспешно нарыла в памяти образ девушки, – И девушка, совсем молодая, может быть, лет 19-ти, у неё рыжие волосы, большие губы, веснушки, глаза карие с зеленоватым оттенком, а ещё…
–Всё, достаточно! – перебил папа. – Это уже выдумки!
–Выдумки?! – я сорвалась на крик.
–Постой, – обратилась мама к папе и повернулась ко мне. – Что ещё?
–У неё шрам на шее и щеке. Длинный, от скулы до ключицы, – обиженно глядя на папу, буркнула я.
Снова молчание.
–Вот как, – проговорила, наконец, мама.
Я с опаской посмотрела на неё, а она – на папу. Спасательный круг выскользнул и сдулся. Мама приняла папину сторону. Это было видно по выражению её лица.
–Я, по-вашему, слетела с катушек? – спросила я, чувствуя глухое одиночество. И неожиданно для самой себя заорала, – Ну и не верьте! Я их всё равно вижу!
Мне показалось, что огромные руки сбросили меня в бездну, где только темнота, и больше ничего и никого… только я и пожирающий всё моё существо страх.
Родные люди бросили меня наедине с призраками!..
Это был первый раз, когда я мысленно окрестила их призраками.
–Ира, это пройдёт, – заявил папа.
–Надо просто подождать. Это просто твои фантазии, – вторила мама.
–И ничего больше!
–Ты ведь сама понимаешь, что их нет.
–Такое бывает, если сильно ударишься головой.
–Врач сказал, ты тяжело отходишь от наркоза, и возможны галлюцинации.
–И потом, у тебя было сотрясение мозга.
–И трёхдневный обморок.
–После обмороков реальность, как правило, не сразу воспринимается.
–Тем более, три дня!
–Замолчите уже! – ни на кого не глядя, тихо произнесла я.
Теперь я одна. Говорить что-то бесполезно, только в больницу залечу. Да и никто в здравом уме мне не поверит, даже слушать не станет. Может, мне действительно только кажется?..
Нет! Нет же, нет!.. Я их вижу, постоянно, ежедневно, как такое может казаться?! Я с точностью их описала!
Посмотрела на маму, и тут из-за её спины на меня взглянули два ввалившихся глаза.
Тут меня впервые замкнуло. Нитки паники резко связались друг с другом, ведь даже сейчас, когда родители рядом, я всё равно одна… и мне никто не поможет.
–Вон они, те трое, – одними губами шепнула я, бледнея и глядя на прозрачных мужчин у окна.
Мама чуть вздрогнула, глянула на папу и медленно, осторожно оглянулась.
–Там никого нет, – успокаивающим тоном сказала она, оборачиваясь ко мне с видимым облегчением и одновременно недоверием и страхом.
–Дочур, здесь только мы, – заверил папа, стараясь урезонить меня. В его голосе тоже слышался испуг.
–Ты кого-то видишь сейчас?..
Я их не слышала. Не в силах оторваться, я смотрела на призраков, и их глаза словно что-то искали в глубине моих глаз, словно засасывали меня.
«Ты видишь нас» – вдруг зашипело в голове. Хриплый и жуткий мужской голос, и в нём была такая злоба и ненависть, что по позвоночнику проехалась ледяная волна, и я, не помня себя от ужаса, закричала:
–Уходите! Прочь! Я больше не хочу вас видеть! Уходите!..
Я верила, что они слышат меня, и они слышали.
Их голоса в голове сливались с моим собственным криком и голосами мамы и папы, судорожно пытающихся меня успокоить.
Меня начала колотить дрожь, я продолжала орать во всё горло, потом истерика сломила внутри меня какую-то плотину и дала волю рыданиям.
Потом, кажется, в палату вбежали врачи и медсёстры, и я почувствовала, как родительские руки сменились руками докторов, быстро растирающими внутреннюю сторону моего локтя ватой со спиртом, прижимающими мою голову к подушке, держащими вторую руку и обе ноги.
Укол – и рвущиеся изнутри истошные крики постепенно растаяли где-то в горле, глаза медленно застелил туман, на тело навалилась тяжесть, руки и ноги ослабли…
–Покиньте палату, пожалуйста…
–Это пройдёт? С ней всё в порядке?
–Это успокоительное. Приходите завтра, сегодня к ней больше нельзя.
–Снотворное!
Дальнейшие фразы я уже не расслышала. В ушах зазвенело, и я провалилась в сон.
* * *
-Ира.
Я сидела в каком-то кабинете перед врачом в очках и с почти лысой головой. Кто он, меня не волновало. Я с досадой и равнодушием одновременно вспоминала, как меня вырубили успокоительным. Кажется, всё ещё действует.
–Значит, ты видела там пациентов.
Это был не вопрос, но я на всякий случай кивнула.
–В палате.
–Угу.
–Ира, взгляни вот сюда, – врач вытащил листочки с чернильными кляксами и показал мне один, – что это?
–Я что, сумасшедшая, чтобы меня тестировали? – все чувства всё ещё были приглушены и заперты, но где-то за засовами снотворного шевельнулся гнев.
–Тестируют не только сумасшедших. А в тебе тут никто и не сомневается. Что ты здесь видишь?
Я склонила голову вбок.
–Похоже на бабочку.
–Хорошо. А здесь? – следующий лист.
–Дракон.
–Здесь?
–Дети играют.
–Здесь?
–Чего вы добиваетесь?
–Что ты здесь видишь?
–А вы?
–Ира, что тут изображено?
–Что вы хотите, чтобы я сказал? Это клякса.
Врач поднял бровь.
Мозг еле шевелился, и мне совсем не хотелось думать о том, что же я вижу.
–Лев грызёт антилопу, – я сказала, чтобы что-то сказать. – А так, – склонила голову, – единорог, – это уже было сказано искренне.
–Хорошо, – врач убрал листы. – Когда ты в первый раз увидела людей, которые тебя пугают?
–В первый день, когда открыла глаза после аварии.
–Ты с ними разговариваешь?
Я помолчала. Сказать ему, что их голоса звучат в моей голове? Нет, не стоит.
–Нет.
–Они просто появляются?
–Да.
–Может, чего-то хотят?
–Не знаю. Нет.
–И ты видишь их одним глазом?
–Да.
–Расскажи о них немного.
–Что рассказать?
–Ира, ты не хочешь продолжать разговор?
–Не хочу.
Врач кивнул, пожевав губами.
–Тогда ступай к себе.
Я молча смотрела на него и не могла поверить своим ушам. Он сказал идти?.. Он что, меня отпускает? Все последние дни мне почти ничего не давали сделать самой, ограничивая свободу до движений на кровати, переворотов, мыслей и дыхания. Остальное мне запрещали, чтобы не спровоцировать головную боль или тошноту. А тут так просто «ступай»…
–Что же ты? Иди, – повторил врач, что-то записывая и, видимо, больше не собираясь обращать на меня внимание.
Я встала и вышла в коридор. Меня никто не остановил. Держу пари, врач даже не взглянул на закрывшуюся за мной дверь.
В коридоре было пусто. Я медленно двинулась к своей палате, не оглядываясь по сторонам, чтобы случайно не зацепиться взглядом за призрака.
Последние пару дней мне можно было вставать и даже чуть-чуть ходить, но я нечасто этим пользовалась, потому что меня сильно пошатывало. Я оперлась на стену и приостановилась, чтобы перевести дыхание (у меня ещё сохранялась слабость от потери крови, лекарств и нескольких дней, проведённых в кровати, поэтому движения вызывали некоторую усталость). Глаза непроизвольно скользнули по полу, и тут… Ноги в ботинках. Явно не мои.
Я подняла глаза, и всё внутри упало от страха, а тело парализовало холодом. Прозрачный мужчина… Боже, я его знаю! Тот лысый из джипа, что пристал ко мне, когда… Когда я ехала куда-то?.. К Жене? За рулём?.. Минутку…
Ведь я его помню, точно помню…
Я еду по пустой дороге, рядом едет чёрный джип, мужчина выглядывает из окна, улыбается…
«-Поехали лучше в клуб?»
«-Машина чья, отца? Мамы?»
«-Включи фары…»
Но почему он прозрачный?.. Почему? Что с ним?..
Он молчал. Я не заметила тогда, что у него такие мрачные глаза, потому что тогда он улыбался, а сейчас – лишь пристально смотрел на меня.
Пусть он уйдёт. Пусть исчезнет.
Лекарства не давали мне испугаться по-настоящему и броситься бежать, поэтому я просто стояла и смотрела на лысого мужчину.
Уйти. Уйти отсюда, да поскорее. Убежать!
Я повернулась и рванула прочь, вломилась в палату, бросилась на кровать, забилась под одеяло, зажмурилась, мечтая уснуть или снова потерять сознание…
Куда мне от них деться? Кто поможет?