Читать книгу Психология женского насилия. Преступление против тела - Анна Моц - Страница 23

Во время беременности женщина нарциссически идентифицирует себя со своим плодом, и это возрождает ее инфантильные фантазии о себе как о ребенке в теле ее матери. Это может привести к возобновлению интенсивных амбивалентных чувств по отношению к этой матери, к интернализированной репрезентации ее и себя как ребенка. Если враждебность, неотделимая от этих амбивалентных чувств, слишком велика, то женщина может ощущать свою неспособность позволить жить настоящему ребенку, находящемуся внутри нее. С другой стороны, она может не чувствовать себя в силах разрешить этому ребенку отдельную психическую жизнь, рассматривая его как свое нарциссическое расширение. Понятие о нарушенном материнстве, описанное Э. Вэллдон, явно согласуется с описанными Д. Пайнз психическими процессами, вследствие которых молодая женщина со скудным или нарушенным опытом воспитания в детстве может находить задачи материнства трудными, если не неразрешимыми.

Для женщин, которые не испытали в собственном детстве «достаточно хорошего» отношения и заботы со стороны матерей, с сопутствующей интернализацией и интеграцией в личный опыт телесных переживаний, неизбежен регресс, связанный с беременностью, который может показаться пугающим. Кроме того, «с одной стороны, инфантильное желание слиться воедино с матерью, а с другой – страх перед таким слиянием, вызвавшим в прошлом провал в дифференциации себя и объекта, могут вновь возвратиться к жизни» (Pines 1993, p. 99). Сепарация – индивидуация ребенка зависит также от отношений его матери с отцом и ее способности наслаждаться своим взрослым сексуальным телом. Беременность предлагает женщине форму биологической идентификации со своей собственной матерью, что может быть для женщины чрезвычайно пугающим – в зависимости от ее опыта получения материнской заботы в детстве и текущих социальных обстоятельств.

Задачи развития, с которыми сталкиваются беременные молодые женщины и девочки-подростки, требуют изменения их отношения к своим подростковым телам или идентификации с их собственными матерями. Это может вновь пробудить их ранние трудности и вызвать симптомы, защищающие от психической боли, особенно в тех случаях, когда сепарация от матери не была достигнута на ранних стадиях развития. Лауфер связывает эту сложность с эдиповым комплексом и требованием, чтобы он был разрешен так, чтобы девочка идентифицировала себя со своей матерью и считала себя обладающей телом без пениса. Это в дальнейшем потребует от девочки отбросить фантазию о том, чтобы обладать своей матерью и оплодотворять ее так, как это мог бы делать мужчина; девочка должна также отказаться от фантазии доставить матери сексуальное удовлетворение. Утрата этой всемогущей фантазии может породить у ребенка серьезную тревогу:

Больше всего меня впечатлила способность некоторых женщин отрицать подлинную сущность изменений, происходивших с ними и воплощаемых в их неодолимой потребности атаковать свои собственные тела или, позднее, тела своих детей во время прохождения критических периодов развития.

(Laufer, 1993, p. 69)

Подобное явно прослеживалось в случае с Кейт, которая описывала свою беременность как «ужасающую», говоря о ней: «Я просто не знала, что внутри меня». Это высказывание раскрывает ее страх перед собственным бессознательным желанием убить свою мать, ребенка и саму себя. На протяжении всей беременности Кейт совершала жестокие покушения на свое тело, нацеленные на то, чтобы изгнать ребенка из утробы, поскольку ее ужасные переживания, связанные с беременностью, казались ей невыносимыми. Кейт не давал покоя как осознаваемый, так и бессознательный страх, что внутри ее тела развивается ядовитое существо. Представляется также весьма вероятным, что опыт сексуального насилия, пережитый Кейт ранее, сделал ее очень чувствительной к насильственному вторжению в ее внутреннее пространство и нарушению его границ, и вследствие этого нерожденный ребенок воспринимался ею как угрожающий и преследующий объект. Жестокое поведение Кейт можно понять как реакцию на пережитую ей самой в детстве травму насилия и сексуального злоупотребления, которая была подкреплена недостаточной привязанностью в отношениях с ее собственной матерью, что и привело к формированию первертных защит, таких как склонность полагаться на физическое насилие и мощная идентификация с младенцем, жаждущим убить (De Zulueta, 1993). Сочетание телесных и эмоциональных состояний во время первой беременности является, как описывает Пайнз, мощным стимулом реактивации более ранних переживаний женщины:

Молодая женщина может начать осознавать примитивные, ранее вытесненные фантазии и конфликты, возникшие из инфантильных сексуальных теорий о концепции зачатия, внутриутробной жизни и рождении. Из этого следует, что положительные и отрицательные аспекты себя и объекта могут быть спроецированы на скрытый от взглядов плод, как если бы он являлся ее расширением.

(Pines, 1993, p. 100)

Реактивация более ранних переживаний может носить навязчивый, преследующий характер, приводя к сильным чувствам гнева и страха в отношении развивающегося ребенка. Эти страхи могут выражаться в виде сильного опасения родить ребенка с нарушениями или уродствами, что иллюстрирует величину чувства вины за роящиеся в голове разрушительные импульсы и желание убить ребенка. Эти страхи могут сосуществовать с фантазиями о нарциссической завершенности, о том, что еще неродившиеся дети предложат матери безусловную любовь и заботу. Эта надежда была ясно выражена Кейт, которая сказала, что мечтала родить ребенка, чтобы иметь «что-то мое собственное… кого-то, кто любил бы меня».

Поскольку состояние беременности может как подпитывать фантазии женщины о целостности и созидательности, так и, наоборот, пугать ее мыслями о вторжении, заражении и убийстве, угроза которых исходит изнутри ее самой, опыт ответственности за другого человека, беспомощного, но требовательного младенца, может включать в себя совершенно различные наборы фантазий и состояний. Это наглядно видно на примере тех сложностей и нарушений, с которыми столкнулась Кейт во время своей беременности и материнства и которые в результате привели ее к жестоким покушениям на ребенка, как во время беременности, так и после родов, и как внутри, так и вне ее собственного тела. Время от времени это различие казалось ей утраченным, будто она и ее ребенок были слиты воедино.