Читать книгу Малявка. Часть 2. Дорога домой - Анна Павловна Сороковикова - Страница 8

Марина и Пётр. Десятое сентября.

…И вот он, Пётр, едет домой, в новую жизнь, с новыми мыслями, чаяниями и новым взглядом на себя и всё вокруг.

– Маринка! Я люблю тебя! – сказал Петр, нежно поцеловав жену. – Будем приезжать сюда.

– Обязательно! – ответила она, светло улыбаясь. – И я тебя люблю!

– Ребята! Как приедете, просфоры на четыре части порежьте, пока они свежие. – Глядя в зеркало, улыбаясь, сказал Матвей.

До городка оставалось час два езды. Марина несмело спросила.

– Матвей! Так что тебя привело в Дивеево, ты нам не успел рассказать.

– Да! Не рассказал. А надо бы, – он остановил машину. – Как раз можно свернуть, полюбоваться наикрасивейшим видом. Его лесок загораживает, с трассы не видать. Тут всегда останавливаюсь на перекус. Хозяйка узелок собрала и на вашу долю. Соглашайтесь.

Супруги синхронно кивнули, машина свернула на просёлочную дорогу. Через десять минут болтанки по кочкам открылся действительно завораживающий вид на реку, казавшуюся золотой дорогой и дали, радующие глаз восхитительной осенней цветовой палитрой. Время перевалило за полдень. Солнышко улыбаясь, медленно стало скатываться к горизонту. Остановились около беседки со столом и скамейками. Молитва. Трапезничали молча. Вот, что после услышали супруги от Матвея.

…Круг замкнулся,… Операция аппендикса закончилась за полночь. Меня перевели в реанимационное отделение. Утром санитарка помогла мне подняться в туалет. Потом пришёл доктор, сказал, что я молодец, мои передают мне привет и должны подъехать. Часов в одиннадцать, кого-то ещё завезли на каталке и подключили к аппаратуре. Я увидел, что мой сосед высокого роста, по седым волосам на груди и руках было понятно, что пожилой. Голова была перебинтована, в трёх местах проступала кровь. Лицо представляло мессиво, разглядеть было невозможно. Спросил, кто это. Получив ответ, что бомж, живший в сарайке около заброшенного дома, где тётка устроила собачий приют, его там избили битами. «Об этом доме и человеке говорили вчера под окном общежития», – вспомнил я. Дядечке пожелал скорейшего выздоровления. Состояние моё было странное, решил, что так подействовал наркоз. К обеду меня перевели из реанимации на другой этаж в палату, где уже лежал мужчина. Санитар, кативший меня на каталке, сказал, что сосед хороший, хоть на вид грозный. Не бояться. Палата платная, но я буду лежать бесплатно. Парень помог мне разместиться на кровати, выкатив транспорт, прикрыл дверь. На полу стояло три коробки: апельсины, яблоки и бананы. Все наполнены с горкой. Больной лежал лицом к стене. Я почувствовал напряжение и неловкость. Не поворачиваясь, он гулко спросил:

– Кто вы? – не дав мне ответить продолжил. – Раздайте фрукты по палатам и ешьте сами.

Зашла санитарка, объявив, что сейчас привезут обед для тяжёлых, протёрла полы ворча на коробки.

– Я же ясно сказал, раздать фрукты по палатам, – мужчина повернулся, сердито пыхтя. – И чтоб я больше не слышал ваших причитаний.

В нём я узнал местную знаменитость. Фермерское хозяйство Еремея Матвеевича Потапова гремело на всю центральную Россию. Мясо всегда свежее, мясные изделия в большом ассортименте. Тушёнка более десяти видов производилась на месте. Рогатый скот знаменитой мясной породы был им выписан из Голландии, свиньи из какой-то научной лаборатории. Даже был небольшой цех, – там производилась элитная копчёная конская колбаса. Я узнал о нём подробно в колледже. Ему и его хозяйству был посвящён целый стенд. Больше всего мне понравилось, что благодаря его бизнесу, осталось жить много близлежащих деревень, у людей была работа. Честно говоря, думал его фамилия Еремеев, продукция-то «Еремеевская». А он Потапов.

– Как зовут? – спросил голос властно.

– Матвей, – я с интересом его рассматривал, – а вы, почему не едите фрукты?

– Нет настроения, не привык я в постели валяться, – он сел на кровати, утопив свои мясистые крупные ступни в самошитых тапках огромного размера. И вдруг лукаво заухмылялся, потирая крупные мясистые ладони с пальцами сардельками. – Сейчас для тяжёлых овсянку прикатят, трескать будем. Любишь? Я очень!

Мы оба рассмеялись. Его смех был похож на раскатистый майский гром. Мой на писк комара и оханье совы, свежий шрам напомнил о себе болью. Обстановка разрядилась. Сосед для себя достал большую пиалу и глубокую деревянную ложку из тумбочки. Каша была размазня, вкус никакой, такую я никогда не ел. Чуть клюнув, отставил. После операции не больно-то и хотелось. Еремей, быстро покончив с кашей, тщательно облизывая ложку, довольно изрёк:

– Если б не каша, уже сбежал бы.

– А что у вас? – осмелел я немного. Про качество каши промолчал, видя его довольную улыбку.

– Беда. Вторая жена и падчерица разбились на машине. Мне позвонили, я был в разделочном цеху, хорошо не за рулём. Гипертонический криз, – он грустно улыбнулся. – Василь, работник из цеха, больше двух метров роста, испугавшись, даже не помыв руки, в рабочем фартуке быстро прикатил меня сюда. Приказал устроить в отдельную, лучшую палату и пригрозил всем, что он за себя не отвечает, если со мной что. В общем, навёл шороху.

– А! Поэтому санитар сказал, чтоб я вас не боялся. Из-за Василя. Понимаю.

– Представляешь. Врача прислали поговорить, чтоб тебя ко мне положили, мест пока свободных нет, – он вздохнул. – Я что, не человек что ли, даже обрадовался. Одному тошно.

– Я слышал криз, это опасно.

– Вот и Василь испугался, зная про ранение и контузию. Давно Назар местный знахарь выходил меня. Приказал раз в год являться к нему на осмотр. Я пару тройку разков показался и всё. Полегчало, что глаза мозолить и время своё и его тратить. Дело у меня было новое, хлопотное. Учёба, хозяйство, сделки, командировки, поставки, семья, выставки. Пахал как папа Карло.

– А вы старый, воевали? – я не мог унять своё любопытство.

– Почему старый? – он чуть задумался. – А, понял. Это лет этак тридцать назад было, может чуть больше, семидесятые.

– А что жена? Тут ведь всё рядом. Заставила бы вас показываться.

– Люся? – он поставил подушку к стене, сел поудобнее, облокотившись широченной спиной и понизив голос растеряно, сложив руки в замок, покручивая большими пальцами, распевно повторил – Люсия.

Он задумался и расслабился, стал похож на Карлсона, только грустного. Не знаю почему, мне показалось, мужчина очень одинок. Душа его плачет. Вся его напускная резкость, неприступность, деловитость и властность, для того, чтоб никто не догадался о страданиях. Все поговаривали, что эти качества, потому, что у него убойный бизнес. А я так не почувствовал. Добрый он. Как хорошо, что выговаривается, а я слушаю. О! Как Назар рассуждаю и как доктор, наверно наркоз ещё влияет, мысленно тогда усмехнулся…

– Люсия меня к нему три раза возила сама, – помолчав, тихо добавил. – Потом резко от меня ушла в конце 1971 года и развелась.

– Почему? – не успокаивался я.

– Не смогла смириться с профилем моего бизнеса. Тогда это был не бизнес, а развалившееся хозяйство. Всё для меня новое. Обещали помощь и поддержку из высших эшелонов власти с финансами, обучением и кадрами. Что хозяйство будет работать на вооружённые силы. Пятьдесят процентов продукции в виде тушёнки по договорам в армию. Так я остаюсь на службе у неё. И оплата за поставки очень приличная и выгодная по многим пунктам. Знали, чем меня подкупить, я без армии не могу. Хоть прекрасно понимал жену, от такого предложения не смог отказаться. Да и деревни многие остались жить. Люся не смогла понять и принять, – он обречённо вздохнул. – Мол, страдают и принимают смерть живые существа.

– Неужели самому трудно подъехать к Назару? – напирал я.

– Сейчас пешком, бегом к нему помчался бы, что-то весь стал рассыпаться, но… – он закатил глаза в потолок – Дорогого Назара уже нет, отошёл в мир иной. А отвары его жены мне помогают только до ветру прекрасно ходить и спокойно спать без храпа.

Поперхнувшись собственной слюной от услышанного, я позволил себе помолчать чуток, успокоиться, сосредоточиться, как учил дед и продолжил диалог.

– Посмотреть хочется в глаза человеку, который вам сказал такую чушь. Назар жив и жены у него нет никакой. Обман это.

– Мне сейчас не до шуток, Матвей. Моя вторая жена и падчерица говорили. Они ездили в Клюковку. Я чуть Богу душу не отдал, как узнал про аварию. Странно. Никогда раньше не страдал давлением. Поэтому я здесь, – приподняв матрац, достал оттуда фото, встав, подал мне и отошёл к окну, держа ещё снимки в руке. – Нет больше их. Следователя жду, доложит, что регистратор записал.

– Вообще-то Нараз из деревни Клюевка, а не хутора Клюковка, – пробурчал я недовольно.

Красотки с фото мне совсем не понравились. Вроде ничего необычного. Но что-то сильно отталкивало, плечи мои передёрнулись. Не страшные, нет. Просто никак они не сочетались с Еремеем. Я чувствовал, что он широта, просторы и доброта, как природа. Они из чего-то искусственного, непрочного, недолговечного, как из папье-маше. Шла энергия «моё, – любой ценой». Опять пришла мысль, что на моё сознание подействовал наркоз.

– Другие фото можно посмотреть? – спросил я раздосадовано, услышав подтверждение, что мужчина одинок.

Он присел на край моей кровати.

– Вот, это Люся, – грустно улыбнувшись, добавил. – Она любила Люсия. И действительно ей это предавало, какую то воздушность, лёгкость, загадочность. Мне нравилось. Люсия!!!

Я увидел молодую хрупкую женщину с большими карими грустными глазами, как у лани. Длинная коса была ниже пояса. Сарафан до полу. Блуза вышита. Она стояла на лугу, усыпанном цветами. Я почувствовал блаженство, покой. С ней Еремею было хорошо, подумалось мне тепло.

– Это нашли в багажнике под ковриком, после осмотра. Машина не взорвалась, – протянутое фото было помято и испачкано грязью. – Снимок старый, волонтёры в студенческом лагере. На карманах курток СТУДЕНТ 1991год. Знаешь, я как раз уезжал за границу в тот год, приобретать знания и делиться опытом на полтора года. Когда ехал в аэропорт, проехал мимо парня в такой куртке, точно помню, хоть это и было давно.

Взглянув на фото, я перестал дышать на мгновение. Такое видел уже у знахаря, когда только пришёл к нему в помощники. Тогда узнал, кто такие волонтёры. Дед меня застал со снимком, когда я пытался прочитать, что написано на обороте. Он деликатно забрал фото и потом я не встречался с ним. Тот его спрятал от всех.

– Я видел уже такой снимок, – почему-то понизив голос, тихо сказал я разволновавшись. – Десять лет назад у Назара. Он меня в помощники на пасеку к себе тогда позвал. Мне было семь.

– Ничего не путаешь? – тоже тихо спросил Еремей и вроде как побледнел.

– Нет. Я же говорю, тогда он мне объяснил, кто такие волонтёры. И уже громко. – Жив Назар. Жены нет.

– А как бы нам встретиться, поговорить с ним сегодня, – его взгляд был умоляющим.

– Доктор сказал, мои должны подъехать. Могут его прихватить, – закусив губу от боли, закопошился на кровати, собираясь встать. – Надо позвонить.

– Лежи. Номер помнишь? – На мой утвердительный кивок достал из своего кармана телефон. Рука его подрагивала. – Только про меня ни гу-гу. Поставь на громкую связь. Звони.

Я дозвонился. Мои были ещё дома. Назар принёс им для меня отвар, чтоб быстрее всё заживало. Попросил дать ему трубку.

– Дед, привет! Тут дело такое. Ты приезжай сейчас. Со мной в палате мужчина лежит, я у него увидел фото волонтёров как у тебя. Ты потом спрятал всё от меня. Помнишь?!

– Вот оно что?! Не путаешь. Такое фото у меня? – не сразу раздалось задумчивое в трубке. Прокашлялся. – Круг замкнулся. Жди. Скоро приедем.

– Дед, дед подожди! Этот мужчина с давней контузией. У него два дня как погибли женщины в автокатастрофе. Скакнуло давление сильно. Пожалуйста, помоги, сделай ему травяной сбор.

– Всенепременно, мой дорогой, – одобрительно сказал он.

Возвращая телефон довольный, что так хорошо всё складывается, прищурив один глаз, я перевёл тему.

– А Назар взял меня помощником по пчёлам. И теперь я на пчеловода учусь. Вы после больницы приезжайте к нам почаще, у деда под присмотром будете. И кашу вам настоящую, вкуснейшую наварят мои мама или сестра, и больницы не надо будет, – держась за бок, захихикал писком комара и уханьем совы. – То, что нам подали, так это ж безобразие какое то, а не овсянка.