Читать книгу Мамусик против Ордена Королевской Кобры - Анна Пейчева - Страница 7

Андрюшины родители – известные этнографы. Типичные ученые. Такие, знаете, деятели не от мира сего.

Папа рассеянный, вечно на все натыкается, постоянно в своих мыслях. Говоришь с ним, предположим, о ценах на овощи, а он вдруг начинает рассказывать про древних индейцев, которые поклонялись картофелю и считали его одушевлённым существом, процитирует какого-то Сьеса де Леона на испанском языке, да еще и спляшет для примера шаманский танец Солнца. А я всего-то сказала, что картошка подорожала.

Андрюшина мама тоже хороша. По-моему, я ни разу не видела ее с нормальной прической. Волосы у нее вьются мелким бесом, так она их закручивает в небрежную кичку при помощи первого попавшегося под руку карандаша. Ходит постоянно в каких-то балахонах, не красится. Зато книжку из рук не выпускает. Берет ее с собой в гости и, кажется, даже в ванную. Бутерброды с колбасой – ее кулинарный Олимп. Эту женщину разговорами про подорожавшую картошку тоже не заинтересуешь.

Сами теперь понимаете, почему Андрюша все детство провел у меня на кухне. А когда его родители радостно уезжали в многомесячные этнографические экспедиции, он и вовсе оставался у нас жить. Спал в одной комнате со Степочкой.

Теперь-то он, конечно, уже взрослый успешный программист, и ночевать больше не приходит, – но по-прежнему относится ко мне с сыновней нежностью.

Они с Павликом примчались ко мне в семь утра. Я еще щеголяла в бигудях и тигровом халате. Обычно я встаю часов в шесть, но уж очень тяжелым вчера выдался день. Мне даже сны не снились – просто отключилась и всё. Пробудилась с камнем размером с Исаакиевский собор на сердце.

– Мальчики, милые, а вам-то что не спится? – грустно приветствовала их я, приглашая на кухню – как раз собиралась варить кофе по мароккански: в турке, со щепоткой соли.

– Мы, тетя Люба, всё думаем, как Степку выручить, – отозвался Андрюша, садясь на голубой диванчик возле горшка с геранью, недавно раскрывшей новые ярко-красные бутоны «оттенка императорского плаща», как однажды выразился Яков Матвеевич. – Решили с вами посоветоваться… А что у нас на завтрак?

– А что ты, Андрюшенька, хочешь? – умилилась я.

– Я бы от оладушек не отказался! – Андрюша изобразил уморительную рожицу трехлетки-сладкоежки, заприметившего в парке тележку с мороженым. – С крыжовенным вареньем с вашей дачи.

– Ну разумеется, мой милый, через пять минут все будет готово! – воскликнула я, радуясь хорошему аппетиту мальчика. – А ты, Павлик?

– Благодарю, Любовь Васильевна, я только кофе. С утра мои способности к поглощению пищи, к сожалению, не производят особого впечатления, – сказал Павлик, поправляя очки на тонкой переносице.

Если с Андрюшей мы были на одной волне, то Павлик всегда казался мне чересчур независимым и строгим. Уж слишком он был рассудительным для своих двадцати пяти лет. Только из пеленок вылез – а уже весь такой высокомерный. Однако, надо отдать ему должное, на Павлика всегда можно было положиться. Надежный, как скала, как гранитная набережная Невы – вот каким был второй лучший друг моего сыночка.

Пока я хлопотала возле плиты, мальчишки поделились со мной своими планами по освобождению Степочки.

Павлик предлагал обратиться к журналистам и раздуть из этого ареста скандал – ну, например, представить Степу борцом за свободу слова, или ярым оппозиционером, или вообще представителем какого-либо гонимого меньшинства, это можно изобразить в два счета: несколько соответствующих постов в соцсетях, свидетельства его ближайших друзей, то есть их с Андреем, и дело в шляпе, пресса на крючке. А там, глядишь, губернатор, если не сам президент, устыдится за представителей правоохранительных органов и распорядится Степу выпустить.

Я ужаснулась и категорически, просто наотрез отказалась. Никто, ни одна живая душа (за исключением тех, кто уже в курсе, конечно, тут уж ничего не поделаешь), не должен знать о позоре, свалившемся на семью Суматошкиных! Я всегда была образцом для подражания. Мои подруги, мои родственники, вообще все, кто меня знает, считали меня каким-то божеством, идеальным существом. Неужели же я допущу, чтобы все узнали, что мой единственный сыночек сидит в тюрьме? Я с негодованием звякнула кофейной чашкой о блюдце. Нет, этот вариант не годится! Да и надежда на внезапно проснувшуюся совесть губернатора – просто детский лепет.

– Ладно, – вступил в разговор Андрюша, как только прикончил горку пышных оладьев, от души политых терпким крыжовником. – А как вам, тетя Люба, такая идея?

Дальше он перешел на иностранный язык. По крайней мере, мне так показалось. Потому что я не поняла практически ничего из того, что он говорил. Павлик, посмотрев на мою бессмысленную физиономию, сжалился и перевел для меня Андрюшину абракадабру. Программист наш замыслил запустить некий мегавирус, который он согласен создать ради Степы, в компьютерную базу всего министерства внутренних дел. Тогда в полиции по всей стране наступит коллапс, все дела между собой перемешаются, многие данные удалятся, и на фоне такого хаоса мы с легкостью вытащим Степу из «Крестов».

– Ну даже не знаю, – засомневалась я. – Не верю я в эти технологии. Я и билеты-то на самолет до сих пор покупаю в аэропорту. Езжу в Пулково на маршрутке и оплачиваю в кассе.

На этом идеи у нас кончились. Я молча глядела в пустую кофейную чашку, Павлик без конца протирал очки особой тряпочкой, которую всегда носил в нагрудном кармане, Андрюша грустно жевал одну оладью за другой. За окном гремели трамваи, чирикали наглые купчинские воробьи, грохотал мусоровоз. Жизнь остановилась только здесь, в печальной квартире №27.

– Ну не подкоп же делать, как в «Графе Монте-Кристо», – сказал Андрюша, собирая пальцем с тарелки капли крыжовенного варенья и облизывая его.

– А вот это пока самый реальный выход из положения, – мрачно ответила я. – Лопаты на даче есть. Будем работать посменно. Вы со мной?

– Э-э-э, да, Любовь Васильевна, – сказал Павлик, – конечно; но, насколько я помню, граф в итоге выбрался отнюдь не через подземный ход – он забрался в мешок и его выбросили в море… А вообще – почему вы не верите, что Степу освободят без нашей помощи, убедившись в его невиновности?

– Мальчик мой, – мой голос был полон горечи, – потому что я живу в этой стране уже более полувека и научилась не надеяться на справедливость. Полагаться всегда приходится только на свои силы.

Мы засиделись на кухне до полудня. Андрюша вяло шутил, что с нас можно писать картину «Унылые депресняшки заедают горе оладьями». Я нажарила их не меньше сотни.

В какой-то момент я спохватилась, что ведь сегодня третье июня, среда! Двенадцать часов – а мальчики не на работе. Выяснилось, что Павлик весьма предусмотрительно отпросился на целый день, а Андрюша вот уже неделю вообще в офис не ходит, работает дома над каким-то замысловатым проектом. Он многословно объяснял что-то про изящный код и плавающий баг, но я ничего не поняла. Порядком заскучав, я сбежала в ванную – под предлогом того, что уже первый час дня, а я все еще в бигудях и халате.

Как оказалось, прическу я сделала очень даже вовремя. Потому что через несколько минут в дверь требовательно позвонили.

– Откройте, полиция! – послышался строгий голос с лестничной площадки.

Я дрожащими руками повернула защелку. Знакомая коренастая фигура в потрепанной джинсовой куртке, родинка на правой щеке, ироничный взгляд.

– Обожаю эту фразу – «откройте, полиция!», чувствую себя героем американского боевика, – сообщил незваный гость, решительно проходя в квартиру. – «Милиция» – это как-то несолидно, по-советски, скучно до зевоты, вы не находите?

– Батюшки-светы, – прошептала я, в изнеможении падая на банкетку.

– Не батюшка, а полковник Орлов, мэм, – поправил меня гость, оглядываясь по сторонам и мгновенно фиксируя нашу со Степочкой фотографию из Турции на комоде, возле которой ждала своего хозяина кепка с якорем. – А со мной еще мальчики.

«Мальчиками» оказались двое оперативников в штатском, которые ввалились в прихожую не поздоровавшись.

– Мы тут у вас покопаемся немного, окей? – снисходительно сказал полковник Орлов, делая знак своим ребятам. Те, не дожидаясь моего разрешения, взялись за содержимое комода и шкафа. Сам полковник тем временем отделил фотографию от подставки, заглянул внутрь, ничего там, конечно, не нашел, ловко собрал конструкцию и вернул ее на место. – Обещаем все поставить на место. Мои мальчики нежные и аккуратные, как умелые любовники – или опытные карманники, – хохотнул он, попутно заглядывая за картину на стене.

Я ужасно растерялась. Сидела на банкетке и открывала рот, словно галчонок, к которому вместо милой мамы с червячком прилетел орел в джинсовой куртке.

К счастью, тут с кухни подоспело подкрепление. Мои мальчики, может, выглядели и не так внушительно, как полицейские – Павлик в своих хрупких очках и простой рубашечке, похожий на провинциального студента-отличника; пухленький Андрюша в рыжих детсадовских кудряшках и мятой, заляпанной крыжовенным вареньем футболке с надписью «Виндовс маст дай», – однако их появление подействовало на меня как лошадиная доза корвалола.

В моей маленькой прихожей стало тесновато.

– Тетя Люба, что тут творится? – встревоженно спросил Андрюша. Вместо ответа я разрыдалась. – Господа, а ордер на обыск у вас есть? – старательно скрывая волнение, обратился он к полицейским.

– Андрюха, у нас это называется постановление суда, ордер – в Америке, – поправил его Павлик. – Итак?.. – выжидающе посмотрел он на полковника.

Орлов саркастически хмыкнул и вытащил из-за пазухи сложенную вчетверо бумажку. Он небрежно помахал ей перед носом Павлика и тут же перехватил инициативу:

– Удачно, что вы здесь, молодые люди. Мне вообще сегодня везет, как черту в Африке. Столько свидетелей сразу, и все в одном доме. Певица Ромашкина, вы трое. Купить сегодня лотерейный билет, что ли?.. Может, выиграю нормальный джип-«Фордяру», а то катаюсь на какой-то развалюхе… Ладно, покажите моим мальчикам, где тут комната подозреваемого, а я пока с каждым из вас по отдельности побеседую. Скажем, на кухне. Пить хочу. Умаялся свидетелей всю ночь напролет допрашивать; вы у меня последние на сегодня… Полагаю, вода в этом доме найдется?

В моем доме найдутся напитки на любой вкус; но только не для непрошеных гостей. Налив полковнику стакан воды из кувшина, я кинулась в Степочкину комнату, где уже вовсю орудовали оперативники. Будто стервятники, они терзали подушки моего сына, трясли книжки, заглядывали в трюмы игрушечных кораблей, не поленились даже плинтуса открутить. Я поставила Павлика с Андрюшей следить за ними и, хватаясь за сердце, вернулась на кухню.

– Какой у вас пароль от вай-фая? – неожиданно начал полковник. Он уже успел достать из портфеля ноутбук.

– А? Что? От чего?

– Пароль, от вай-фая. Домашний интернет, – нетерпеливо уточнил он.

– Ой, я не знаю… Степочка у нас этим всегда занимался! – Я вновь разревелась. Так много, как за последние сутки, я никогда не плакала.

– Может, парни знают? – предположил полковник и крикнул в коридор: – Эй, молодые люди! Какой тут пароль от вай-фая?

– Не знаем! – хором отозвались мои мальчишечки.

Умнички. Всё они знали, конечно. Они со Степой сутками резались в какие-то виртуальные танки, разбив лагерь в его комнате. Я, собственно, поэтому и пошла на компьютерные курсы для пенсионеров – хотела к ним присоединиться. Хорошая мать должна быть в курсе всех развлечений своего сыночка!

Полковник недоверчиво покачал головой.

– Ну-ну… Окей, попробую подобрать. У меня все протоколы допросов в облаке хранятся, как мне туда без вай-фая прикажете попасть?.. – сказал он как бы сам себе, набирая что-то на клавиатуре компьютера.

– На самолете можно в облако попасть, – удивилась я. – На вертолете опять же… Или на воздушном шаре – я как-то летала, очень рекомендую.

Полковник внимательно посмотрел на меня из-за экрана ноутбука.

– Шутите? Напрасно… Назовите дату рождения вашего сына.

Я назвала. Он защелкал клавишами и чертыхнулся.

– Не то… А ваша дата рождения?

Пароль снова не подошел.

Полковник последовательно перебрал: номер нашего городского телефона, номер Степочкиного мобильного, имена всех его девушек… Бесполезно. Система не поддавалась.

Я уже обрадовалась, что раз нет интернета, то и допрашивать меня никто не будет, как вдруг полковник бросил взгляд на Степочкину фотографию на стене, задумчиво погладил свою родинку на щеке и спросил:

– А как вас называет Степан? Мама? Мамочка? Мамуля?

– Мамусик, – смущенно, но в то же время и с гордостью ответила я.

– Мамусик… – повторил он, набирая слово на клавиатуре. – Есть! Наконец-то. Подключились к интернету. Что ж, приступим, пожалуй?

Я снова расплакалась, однако на полковника это не произвело должного впечатления. С хладнокровностью хирурга, не обращая никакого внимания на мою истерику, он извлек из меня все нужные ему факты: и с кем Степочка общался в последнее время, и как он проводил досуг, и любит ли он готовить («Не мужское это дело!» – с негодованием воскликнула я), и даже какие оценки у него были в школе по истории.

Мне же, прославленной лисе и хитрюшке, не удалось узнать абсолютно ничего: ни как сейчас себя чувствует Степочка, ни в какой камере он находится, ни получил ли он на завтрак свежевыжатый сок. Все мои вопросы полковник попросту игнорировал.

Ладно, у Володи все узнаю, уныло подумала я.

После завершения крайне неприятной процедуры допроса полковник, будто заправский фокусник, достал из портфеля плоскую коробочку, которая оказалась портативным принтером, распечатал протокол нашей с ним (с Орловым, а не с принтером) беседы и дал на подпись. А затем бесцеремонно выставил меня из кухни.

Следующей жертвой стал Павлик, потом вызвали Андрюшу. Я буквально разрывалась: мне безумно хотелось подслушать, что там мальчишки рассказывают про моего сыночка, но в то же время следовало контролировать бурную деятельность оперативников в Степочкиной спальне. В итоге я выбрала последнее: друзьям моего малыша можно было доверять – в отличие от суровых полицейских.

Спустя пару часов страшный сон закончился. Оперативники доложили, что ничего достойного внимания не обнаружено. Полковник разочарованно захлопнул ноутбук, сунул мне на подпись свежеотпечатанный протокол обыска и удалился не прощаясь, прихватив с собой «двоих из ларца» и пробормотав напоследок что-то насчет командировки в Германию.

А мы с мальчиками остались в разгромленной квартире.

Нет, надо отдать должное оперативникам: при обыске они действительно старались сохранить порядок. Но вам не хуже меня известно, что только хозяйка знает, под каким углом к двери должна стоять фотография на комоде и на сколько сантиметров должны быть раздвинуты оконные шторы.

Я совсем уже собралась взяться за уборку, как вдруг Андрюша сказал:

– А зачем ему был нужен пароль от вай-фая?

– Что?

– Вы не знаете, для чего полковник спрашивал пароль от вай-фая?

– Я так поняла, что он хочет купить билеты на самолет, чтобы полететь сквозь какие-то облака, – неуверенно сказала я. – Наверное, в Германию – он же упомянул перед уходом командировку.

– Билеты? Он сказал слово «билеты»? Или слово «самолет»? – прищурился за очками Павлик.

– Да… То есть нет, подождите, – запуталась я. – Про билеты он не говорил, только про самолет… Или это я сказала про самолет?

Мальчики переглянулись.

– Тетя Люба, это очень важно, – проникновенно сказал Андрюша. – От этого зависит судьба Степы. Вспомните, пожалуйста, поточнее, что полковник говорил про облако.

– Кажется, он говорил, что собирается читать протоколы допросов, когда будет пролетать сквозь облака на самолете, – твердо сказала я. – Да, так.

– А мог он сказать, например, что хранит протоколы в облаке? – предположил Андрюша.

– Вряд ли, это какая-то бессмыслица, – категорически замотала я головой. – Как можно что-либо хранить в облаке? Оно же состоит воды, мальчики. Вы что, в школе не учились, маленькие глупыши? – Я снисходительно погладила Андрюшу по рыжим кудряшкам. Хорошие ребятки, но иногда говорят такие смешные вещи!

– Нет, Любовь Васильевна, это не такая бессмыслица, как вам кажется, – серьезно сказал Павлик.

– Да, стоит проверить, – кивнул Андрюша.

– Не уверен… – прищурился Павлик за стеклами очков. – Это вообще-то преступление.

– Ради тети Любы и Степы я на все готов, – заверил его товарищ. – Так, мне нужен компьютер. А ты не хочешь, не смотри. Лично я пошел в Степкину комнату?

– Постой, нужно все хорошенько взвесить…

После этого загадочного диалога ребята побежали в Степочкину спальню, а я растерянно смотрела на удаляющиеся спины.

– Мальчишечки, а что вы собираетесь сделать? – вякнула я им вслед.

– Взломать полицейское хранилище! – весело отозвался Андрюша уже из комнаты.

– Батюшки-светы! – ахнула я.