Читать книгу Кусок мяса - Анна Пушкарева - Страница 5

В Ровно был большой православный храм; был и очень красивый, весь заросший зеленью католический костёл, но Машенька с Матильдой ходили в небольшую церковь, которая была рядом с госпиталем. Так и встречали друг друга, в зависимости от того, чья смена выпадала в ночь с субботы на воскресение – и шли прямиком на службу.

Катенька в храм не ходила, в ней каким-то причудливым образом сочетались пугливость и суеверие с веянием нового времени – атеизмом. Она была уверена, что когда раненому спасают жизнь, это делает хирург, а вовсе никакой не Бог. И это при том, что первый хирург, которому ей посчастливилось ассистировать, – Нил Осипович, – получался, по её логике, человеком весьма отсталых взглядов. В его операционной на окне неизменно стояла икона «Взыскание погибших». Машенька всегда думала, что у этой иконы немного другой смысл, но Нил Осипович настаивал на том, что это именно Богородица вытаскивает людей с того света. Эти скупые реплики были единственным указанием на набожность старого хирурга, – он никогда не говорил о своей вере. Но Машенька чувствовала, что для него это было чем-то самим собой разумеющимся и незыблемым. Она знала, что Нил Осипович, в то время, пока она дезинфицировала ему руки, всегда быстро прочитывает какую-то молитву. А ещё Машенька видела, что, прежде чем взяться за скальпель, Нил Осипович йодом рисует на теле страдающего человека еле заметный крестик…

Матильда была крещена в католичество, но однажды, видя, что Машенька регулярно посещает храм, попросила взять её с собой. Пришла раз, пришла другой, потом стала оставаться на послушания, спросила у священника, как можно покреститься в православие. Он дал ей время все обдумать, а пока Матильда приходила только на половину службы, на которой разрешалось быть иноверцам и некрещёным. А потом выходила во двор и там, ожидая Марию, помогала по хозяйству. Мужчин в Ровно было мало; практически все они были на фронте.

Мария и с Матильдой мало говорили о вере.

– Может быть, тебе что-то рассказать? – предложила однажды Машенька.

– Службу я знаю. А в остальном… сама я, сама… Я все почувствую, стоя там, эти стены мне сами обо всем расскажут, – благодарно ответила Матильда.

В тот день, когда Машенька вышла из храма, Матильда уже поджидала её. Она была слегка помята после ночной смены, и, видя это, послушания ей не дали. Сёстрам милосердия полагались выходные дни, на бумаге, в должностных записках, – война, что поделаешь, – раненых каждый день в их госпиталь доставляют десятками. Бывает, что операции не прекращаются круглые сутки, только медперсонал сменяет друг друга.

Город Ровно находится недалеко от того места, где сейчас идут бои. Их госпиталь – это своего рода перевалочный пункт. Тяжелым раненым оказывают здесь экстренную помощь, оперируют, а долечиваться уже отправляют в тыл. Кого-то, уже неживого, из госпиталя провожают в последний путь.

Лица исчезают порой так же быстро, как появились, заменяются новыми, – Машенька уже привыкла к этому с тех пор, как стала сестрой милосердия, и поняла, что от неё требуются лишь внимание и сострадание, – и никакой привязанности. А вот внимания и сострадания действительно нужно было очень много, каждую минуту. Она научилась расслаблять натянутые нервы и с улыбкой подходить к следующей больничной койке.

Там люди лежат. Поэтому график каждой сестры уже давно сбился и запутался: сестры приходят на службу каждая когда сможет, а не когда того требует регламент. Поспала немного, привела себя в порядок, – и снова в бой!

– Какие новости в госпитале? – спросила Матильду Мария, когда девушки побрели по залитой солнцем дорожке.

Небосвод улыбался своим чистым ликом, с болью взирая на то, что люди делают там внизу. Разрывают в клочья тишину, чадят в кристальный воздух, рубят, режут, жгут, вырывают с корнями вековые деревья, вырывают друг у друга кишки. За что судятся люди друг с другом, что отсуживают друг у друга в мире, где им по сути дела ничего не принадлежит?

Человек может посадить дерево, но не в его власти приказать дереву расти или погибнуть. Человек может бросить дерево, не поливать его и не заботиться о нем, – а дерево все равно укоренится, вырастет и возмужает. Человек может, напротив, не отходить от дерева ни на шаг, аккуратно поливать его, боронить вокруг него почву, – а дерево все равно зачахнет…

Так что делят люди в этом мире, которым призваны они лишь только насладиться, удивиться, возрадоваться? Как посетители картинной галереи услаждают свой взор картинами, и в душах их возникает умиротворение, а не желание все это уничтожить.

Зелень замерла в полуденном зное, и размышления о мироздании сменились совсем прозаичными мыслями: о том, как мучительно будет раненым перенести ещё один знойный июльский день.

– Это вы оперировали вчера этого нового раненого, Петра Соколовского? – сказала вдруг Матильда.

Непонятно отчего, но, услышав это имя, Машенька вдруг почувствовала волнение.

– Нил Осипович вчера ампутировал ему гангрену, – губы Машеньки двигались с трудом, как будто их связало незрелым яблоком.

– Ночью он пришёл в себя.

– Неужели? Так быстро?

– Да, он отчаянно цепляется за жизнь.

– Как думаешь, выживет?

– Я ничего не думаю и думать не хочу. Потому что когда я думаю, выходит иначе.

– Ожоги у него страшные такие. Не знаю, как ходить за ним, тем более в такую жару.

– Да, жара сейчас наш второй враг после австрийцев! Он, Петр этот, совсем рано поутру застонал, сначала очень слабо, изредка, потом все чаще и все громче. Всех перебудил, никто спать не смог, но не жаловались пока.

– Его надо в отдельную палату.

– Надо, но где её возьмёшь, отдельную? Сейчас отдельные палаты на вес золота.

Машенька крепко задумалась: и действительно, где её взять, отдельную палату? Нужно будет поговорить с Нилом Осиповичем, он чем-нибудь да поможет.