Читать книгу Удольфские тайны - Анна Радклиф - Страница 6

В достаточной мере восстановив силы, утром Сен-Обер вместе с дочерью и Валанкуром выехал в надежде попасть в Руссильон до захода солнца. Край, по которому проходил путь, оставался таким же диким и романтичным, как прежде, хотя время от времени пейзаж смягчался. Все чаще среди гор появлялись небольшие рощи, украшенные яркой листвой и цветами, или в тени скал открывалась взору пасторальная долина, где на берегах мирной речки паслись стада овец и коров.

Сен-Обер не жалел о том, что выбрал этот трудный маршрут, хотя и сегодня ему приходилось то и дело покидать экипаж, шагать по краю пропасти или взбираться на крутые каменистые склоны. Сложности и испытания щедро вознаграждались разнообразием живописных пейзажей. Восторженный энтузиазм молодых спутников пробуждал в нем воспоминания о своей юности, когда душа познавала волшебство природы. Валанкур оказался приятным собеседником: Сен-Обера привлекала меткость его наблюдений и глубина рассуждений, а также простота и искренность манер. Сен-Обер с одобрением замечал в его чувствах правдивость и достоинство возвышенного ума, еще не испорченного высшим светом.

Взгляды Валанкура казались не навязанными извне, а сформированными скорее в результате раздумий, чем обучения. Об обществе он не знал ровным счетом ничего, поскольку, основываясь на примере собственного сердца, искренне верил в доброту людей.

Время от времени останавливаясь, чтобы изучить дикие растения, Сен-Обер с радостью наблюдал за молодыми людьми. Валанкур вдохновенно указывал спутнице на очередной грандиозный вид, а Эмили слушала и смотрела с нежной серьезностью, говорившей о возвышенности ее ума. Со стороны они казались влюбленной парой, никогда не покидавшей пределов этих диких гор и свободной от суетности внешнего мира, мыслящей столь же простыми и чистыми, как окружающий ландшафт, понятиями, не знающей иного счастья, кроме союза верных сердец. Сен-Обер улыбался, лицезрея эту романтическую картину счастья, а потом вздыхал, думая о том, как мало знакомы миру природа и простота, если их радости считаются романтическими.

«Мир, – заключил он, следуя собственным мыслям, – смеется над страстью, которую редко испытывает. Его образы и интересы расстраивают ум, убивают вкус, развращают душу. Любовь не может жить в сердце, утратившем кроткое достоинство невинности. Как же можно искать любовь в больших городах, где место нежности, простоты и правды занимают эгоизм, распутство и неискренность?»

Около полудня путешественники достигли особо крутого участка дороги, и дальше отправились пешком, но вместо того чтобы следовать за экипажем, вступили под своды лесного шатра. Воздух дышал росистой прохладой, а ярко-зеленая трава в тени деревьев, богатый аромат тимьяна и лаванды, величие сосен, буков и каштанов превращали этот уголок в восхитительный приют отдохновения. Время от времени густая листва полностью закрывала обзор, а порой снисходительно приоткрывала далекие пейзажи, позволявшие воображению рисовать картины более интересные и впечатляющие, чем те, что открывались взгляду. Путники часто останавливались, чтобы дать волю фантазии.

Сегодня разговор Валанкура и Эмили чаще обычного прерывался продолжительным молчанием. Валанкур то и дело внезапно переходил от оживления к глубокой задумчивости, а улыбка его не могла скрыть меланхолии, которую Эмили пыталась разгадать.

Отдохнув в тени, Сен-Обер ощутил прилив сил, и путники пошли лесом, стараясь держаться как можно ближе к дороге, пока не поняли, что заблудились. Завороженные красотой пейзажа, они шли по краю ущелья, в то время как дорога поднималась над скалами. Валанкур принялся громко звать Мишеля, но ответом ему служило лишь гулкое эхо. Столь же безуспешными оказались попытки разыскать дорогу. Неожиданно вдалеке между деревьями мелькнула пастушья хижина, и Валанкур бросился туда за помощью, однако обнаружил лишь двух игравших на пороге маленьких мальчиков. Он заглянул в хижину, но там никого не было, а старший из детей объяснил, что отец пасет стадо, а мама ушла в долину и скоро вернется. Пока шевалье размышлял, что делать дальше, сверху, со скал, донесся крик Мишеля, многократно усиленный эхом. Валанкур сразу ответил и начал поспешно подниматься на голос. С трудом пробравшись сквозь колючие заросли ежевики, он наконец увидел Мишеля. Оказалось, что дорога пролегала в значительном отдалении от того места, где остались Сен-Обер и Эмили. Спуститься к опушке леса экипаж не мог, точно так же как Сен-Обер не мог осилить долгий и крутой подъем к экипажу, поэтому Валанкур отправился искать более легкий путь по тому склону, который только что преодолел сам.

Тем временем Сен-Обер и Эмили подошли к хижине и присели на грубую скамью между двумя соснами дожидаться возвращения спутника.

Старший из братьев прервал игру и принялся с интересом рассматривать незнакомцев, в то время как младший продолжал прыгать. Некоторое время Сен-Обер с удовольствием наблюдал милую картину, но вскоре вспомнил своих сыновей, которых потерял примерно в таком же возрасте, их безутешную мать и впал в печальную задумчивость. Эмили заметила настроение отца и запела одну из его любимых простых и трогательных песен, которые исполняла с неподражаемым искусством. Сен-Обер улыбнулся сквозь слезы, нежно сжал руку дочери и постарался отвлечься от печальных мыслей.

Пока Эмили пела, вернулся Валанкур и, не желая ее прерывать, остановился неподалеку. Как только песня закончилась, он подошел к своим спутникам и рассказал, что нашел Мишеля, а также обнаружил путь, по которому они могут дойти до того места, где стоит экипаж. Валанкур указал вверх, на крутой подъем, и Сен-Обер взглянул в ту сторону с опасением. Он уже изрядно устал, и новое испытание казалось ему непреодолимым. И все же прямой путь наверх представлялся менее изнурительным, чем долгая неровная дорога, так что он отважился рискнуть. Однако Эмили решила, что перед трудным подъемом отцу необходимо отдохнуть и пообедать, и Валанкур снова отправился к экипажу за едой.

Вернувшись, он предложил перейти чуть выше: туда, откуда открывался обширный вид, но не успели путники удалиться, как увидели, что к хижине подошла молодая женщина и принялась со слезами обнимать и ласкать детей.

Наблюдая за ней, путешественники помедлили. Та заметила их внимание, поспешно вытерла слезы и, взяв младшего сына на руки, скрылась в хижине. Сен-Обер вошел следом, спросил о причине ее горя и услышал в ответ, что муж, который все лето пас по найму стадо в горах, прошлой ночью потерял все, что имел. Пришедшие в округу цыгане украли несколько хозяйских овец.

– Жак скопил немного денег и купил овец, а теперь их нужно вернуть хозяину взамен украденных, – пояснила бедная женщина. – Но хуже всего то, что, когда господин узнает о случившемся, сразу уволит Жака и больше никогда не доверит ему стадо. Что же будет с нашими детьми?

Искреннее лицо молодой матери убедило Сен-Обера в правдивости ее слов. Валанкур же спросил, сколько стоят овцы, но, услышав цену, разочарованно отвернулся. Сен-Обер вложил в руку женщины немного денег, Эмили тоже что-то достала из своего маленького кошелька, и оба вышли из хижины. Валанкур, однако, задержался, чтобы поговорить с женой пастуха, которая теперь плакала уже от благодарности и удивления. Он спросил, сколько не хватает, чтобы заплатить за похищенных овец, и с огорчением услышал, что нужна сумма чуть меньше той, которой он располагал.

«Эти деньги вернут в семью счастье, – подумал Валанкур. – И я могу это сделать! Но что же тогда будет со мной? Как вернуться домой на оставшиеся жалкие средства?»

Пока он стоял в растерянности, появился сам пастух, и дети бросились ему навстречу. Младшего он взял на руки, а старшего прижал к себе. Несчастный, обреченный вид главы семейства мгновенно разрешил сомнения Валанкура: он положил на стол почти все деньги, оставив себе лишь несколько луидоров, и бросился догонять своих спутников, которые медленно поднимались в гору. Валанкур редко чувствовал себя таким счастливым, как в этот миг: сердце его танцевало от радости, все вокруг казалось лучше и красивее, чем прежде. Такое необычайное оживление не ускользнуло от внимания Сен-Обера, и он поинтересовался:

– Что вас так развеселило, друг мой?

– Ах, что за чудесный день! Как ярко светит солнце! – восторженно воскликнул молодой человек. – Какой чистый воздух! До чего прекрасен пейзаж!

– Пейзаж действительно прекрасен, – подтвердил Сен-Обер, поняв природу его чувств. – Но как жаль, что богачи, способные создать себе такое удовольствие, проводят жизнь во мраке, в холодной тени эгоизма! Пусть же вам, мой юный спутник, солнце всегда светит так же ярко, как сегодня! Пусть ваши поступки неизменно дарят свет великодушия и разума!

Безмерно польщенный тонким комплиментом, Валанкур благодарно улыбнулся в ответ.

Продолжая идти по лесу, среди поросших травой невысоких холмов, все трое не смогли сдержать восхищенных восклицаний, когда достигли тенистой вершины. Позади того места, где они стояли, вздымалась высокая перпендикулярная скала с нависшими наверху огромными камнями. Серый фон эффектно подчеркивал яркость растущих в расщелинах цветов, особенно заметных под сенью сосен и кедров. Склоны, по которым взгляд скользил в долину, радовали зарослями альпийских кустарников, а еще ниже зеленели пышные кроны скрывавших подножие горы каштанов. Среди них проглядывала только что оставленная путниками хижина, откуда сейчас поднимался голубой дымок очага. Вокруг громоздились грандиозные вершины Пиренеев, на некоторых сияли поминутно менявшие цвет мраморные глыбы, а другие, самые высокие, гордо поднимали снежные головы над спускавшимися по склону могучими соснами, лиственницами и дубами. Так восхищенным взорам предстала одна из узких долин, что вела в провинцию Руссильон. Зеленые пастбища и возделанные рукой человека поля словно мерялись своей красотой с окружающим романтическим величием. Чуть дальше, в легкой дымке, появились омытые водами Средиземного моря низины Руссильона, где на мысу, привлекая птиц, стоял одинокий маяк. Время от времени сияли на солнце паруса, движение которых было заметно лишь относительно маяка, а порой мелькал парус – настолько далекий, что казалось, будто он отмечает границу между небом и волнами.

С другой стороны долины, напротив того места, где отдыхали путники, открывался каменистый перевал в провинцию Гасконь. Здесь следов человеческой деятельности заметно не было. Скрывавшие ущелье гранитные скалы упрямо поднимались и тянули голые вершины к облакам, не уступая лесам и не допуская в свое одиночество даже охотничью хижину. Лишь иногда гигантская лиственница простирала над пропастью мощные ветви да на краю обрыва мрачно возвышался каменный крест, напоминая дерзкому путешественнику об ожидавшей его участи. Эта картина заставила вспомнить о разбойниках, облюбовавших это место для укрытия, и Эмили живо представила, как из какой-нибудь пещеры в поисках легкой добычи выбираются вооруженные люди. Вскоре ее поразила картина не менее ужасная: возле входа на перевал, непосредственно над одним из крестов, возвышалась виселица. Простые и страшные символы рассказывали понятную, но оттого не менее печальную историю. Эмили не стала привлекать внимание отца, однако заметно погрустнела и заторопилась дальше, чтобы попасть в Руссильон до наступления темноты. Но Сен-Оберу непременно требовалось подкрепиться, поэтому путники устроились на короткой сухой траве и открыли корзинку с провизией, в то время как

Отдых и прозрачный горный воздух взбодрили Сен-Обера, а Валанкур настолько проникся очарованием природы и увлекся приятной беседой, что, казалось, совсем забыл о необходимости продолжить путь. Завершив скромную трапезу, все трое бросили последний взгляд на волшебный пейзаж и отправились дальше.

Сен-Обер с радостью встретил экипаж, и Эмили села вместе с отцом. Однако Валанкур захотел получше рассмотреть новую местность, а потому отвязал собак и вслед за ними зашагал по краю дороги. Он то и дело отклонялся от маршрута ради более широкого обзора, а потом без труда догонял медленно тянувшихся мулов. Заметив особенно впечатляющий пейзаж, он с восторгом сообщал об этом Сен-Оберу, а тот, хотя и не имел сил выйти сам, останавливал экипаж, чтобы Эмили могла подняться на скалу и полюбоваться видом.

К вечеру они спустились к основанию Альп, окружавших Руссильон плотным кольцом и открывавших единственный выход на восток, к Средиземному морю. Здесь ландшафт вновь напомнил о присутствии человека: низина сияла самыми яркими красками, рожденными союзом благодатного климата и неустанного труда. В воздухе витал живительный аромат апельсиновых и лимонных рощ, а сквозь плотную листву светились оранжевые и ярко-желтые плоды. Склоны украшали пышные виноградники. Дальше, в сторону расцвеченного парусами моря, простирались леса и пастбища, виднелись города и деревни. Вечер мягко окутывал пейзаж лиловой дымкой. В соседстве с суровыми Альпами эта картина поражала единством красоты и величия.

Спустившись в долину, путешественники отправились в Арль, где планировали остановиться на ночлег, и действительно нашли простую, но уютную гостиницу и после трудной, хотя и прекрасной дороги провели приятный вечер, омраченный лишь близостью расставания. Сен-Обер собирался уже утром отправиться на побережье Средиземного моря и продолжить путь в Лангедок. Валанкур же, окончательно выздоровев и утратив повод для продолжения совместного путешествия, решил проститься с ними. Составив самое благоприятное впечатление о новом друге, Сен-Обер предложил ему и дальше ехать вместе, однако не настаивал, а потому Валанкур не поддался искушению, чтобы не показаться навязчивым. Таким образом, утром предстояла разлука: Сен-Обер с дочерью должен был направиться в Лангедок, а Валанкуру не оставалось ничего иного, как на обратном пути домой искать в горах новые великолепные пейзажи. В последний вечер молодой человек то и дело умолкал и глубоко задумывался. Сен-Обер обращался с ним по-дружески, но серьезно, а Эмили заметно грустила, хотя и пыталась казаться жизнерадостной. Наконец, после самого печального совместного вечера, все разошлись по своим комнатам.