Читать книгу Конец мая - Анна Сулацкова - Страница 3

Май 2020 год

Кирилл

Бегство

Автомагазин отца пуст, только один покупатель неспешно идет к выходу, рассеянно рассматривая витрины с товаром, но я уверен, он ничего не купит. Я стою за прилавком уже пятый час. Отец как всегда опаздывает, наверное, опять до утра просидел за выпивкой в местном баре.

Если он будет пьян, то мне придется провести здесь весь день, а ночью у меня смена на стройке. Меня ждали мешки с цементом, строительные леса и изнурительная работа. Я тяжело вздыхаю и достаю из сумки записи, мне пришлось пропустить несколько занятий, я просто не смог стащить свое тело с кровати.

Я дочитываю лекцию, когда в магазин вваливается отец. Его неуверенная походка подтверждает мои опасения, и я напрягаюсь.

– И кто это тут у нас? – хрипит он, облокачиваясь на прилавок, от него несет алкоголем, и потом.

Я привык к запаху перегара и его раздражительному настроению, когда он мучается от похмелья. Красные воспаленные глаза с ненавистью смотрят на меня.

Становится ясно, что избежать очередной стычки с ним у меня не получится.

– Я задал тебе вопрос, – он с трудом держится на ногах, серая футболка вся в пятнах, и едва прикрывает внушительного вида живот. В длинной поседевшей бороде хлебные крошки, и когда отец говорит, слюна вылетает из его рта.

Я прикладываю все усилия, чтобы не показать своего отвращения и не вызвать в нем новую вспышку ярости.

– Пап, тебе стоит пойти домой, я сам закрою магазин, – спокойно отвечаю я.

– Ты всегда был лицемерным ублюдком, – его дрожащий палец на уровне моего лица, – Это у тебя от матери, – отец замолкает на секунду и невнятным голосом продолжает, – Это от нее у тебя эта гордость. Ты считаешь себя лучше меня, – он фыркает и вытирает мокрые губы ладонью, – Но это не так, совсем не так.

Я предпочитаю молчать, и не говорю ни слова.

Отец качает головой, и его сальные волосы неопрятными прядями падают ему на лоб.

– Мы одной с тобой породы, запомни это, – он показывает на шрам над губой, который оставил я, – Ты мой сын.

– Ага, – я едва сдерживаюсь, злость течет по венам, чтобы чем-то себя отвлечь, я начинаю вытирать столешницу. Мне омерзителен его внешний вид. Кем он стал.

Превратился в неопрятного старика, с почерневшими зубами и морщинистым лицом.

После заключения неудачной финансовой сделки отец прогорел. Нам пришлось переехать из столицы в провинциальный поселок, оборвав все связи с родственниками. На остатки средств, он открыл маленький магазин автозапчастей, и все чаще стал прикладываться к бутылке.

Мне было два, и я мало что помню.

Пока мама тоже не начала пить, она говорила мне, что отец устал и ему требуется время. Просила простить его за резкость. Мама обнимала меня, тогда она пахла выпечкой и миндальным кремом для рук.

Но шло время, и ничего не менялось. Становилось только хуже, все чаще в нашей квартире звучала ругань, родители дрались, и хватались за ножи. Мне запрещали выходить из комнаты, а если отец был в плохом настроении, то бил меня.

– Ты ничтожество! – любил он повторять, – Грязное ничтожество, – заносил кулак раз за разом, пока я не падал.

Но и тогда не останавливался. Я поджимал ноги к животу и прятал лицо. Когда отец так сильно избивал меня, мама не пускала меня в школу и говорила всем, что я болен, пока синяки не сходили. Но однажды я не выдержал и оставил на лице отца шрам.

– Ты слышишь? – спрашивает он меня, и, пошатываясь, направляется к подсобному помещению, служившим нам комнатой отдыха и кабинетом, – Опять эти гребаные мыши, ты не положил отравы, как я просил? – мутные глаза останавливаются на мне.

– Я поставил мышеловки, – ровно отвечаю я, – Иди и посмотри.

– Ну да, конечно, – корчит рожу отец, в уголке его рта пузырится слюна, – Ты же у нас врач, как твой мерзкий дедуля, – хихикает он, – Не так давно, я тебя с полицейского участка вытаскивал, забыл?

– Нет.

– Нет, – передразнивает он меня, – Слабак!

– Хоть что-то у тебя всегда хорошо получается, – не выдерживаю я.

– И что же? – его помутневший взгляд пытается сфокусироваться на мне.

– Дать мне понять, какое я на самом деле дерьмо, – отца раздражает тот факт, что я смог поступить на медицинский факультет, поэтому при каждом удобном случае издевается надо мной. Он надеялся, что меня отчислят на первом курсе, но когда этого не произошло, отец стал еще невыносимее.

– Вот только не надо делать из меня монстра – ворчит он, но потом машет рукой и направляется к входной двери, – Не забудь забрать деньги из кассы и принести мне все до копейки, – отец выходит на улицу.

Я вижу в окне, как его фигура скрывается за углом серого здания.

После ухода отца у меня остается чувство сожаления и вины. Я прохожусь по магазину, и расставляю по местам привезенный товар. Иногда я жалею, что не родился сиротой. В школе я всеми силами скрывал своих родителей. Но не мог спрятать одежды, что всегда была не по размеру. Изношенных ботинок.

В более старшем возрасте, я часто ввязывался в драки, когда кто-нибудь заикался о моей неблагополучной семье. Меня регулярно вызывали к директору, я до сих пор удивляюсь, как меня не отчислили из школы.

Если бы я не одумался, наверное, закончил бы, как отец…

Я ставлю на полку запчасти для двигателя и тянусь за следующей партией, когда меня отвлекает звонок мобильного телефона. Вынимаю старенький смартфон из кармана джинсов и бросаю взгляд на определитель номера.

Улыбнувшись, подношу трубку к уху.

– У тебя нашлась пара минут для обреченного? – я сажусь в кресло, и откидываюсь на мягкую спинку.

– Значит, ждать тебя сегодня бесполезно, – вместо ответа говорит Ай1.

– Похоже на то.

– Плохо, – я представляю, как она прикусывает нижнюю губу.

– Знаю.

Ай замолкает и в трубке слышится ее дыхание. Она была не прочь встречаться со мной. Это началось на первом курсе, именно тогда она выделила меня среди остальных студентов.

Красивая высокая брюнетка с экзотической внешностью, холеной кожей и длинными пальцами, ногти которых неизменно покрывал красный лак. Не буду лукавить, Ай привлекала меня, и я хотел оказаться с ней в одной постели.

Иногда я представляю, как ласкаю ее гибкое тело…

Даже сейчас от этих фантазий тяжелеет в паху. Но она была достойна большего, чем одной ночи в дешевом мотеле.

– Ты опять запаздываешь со сдачей дневников, – наконец, говорит Ай, – Имир2 будет недоволен. Без обид.

Я смеюсь, когда напряжение между нами исчезает.

– Виновен, исправлюсь, – хотя сделать это будет непросто.

Ян Мандельштам, доктор медицинских наук. Ему дали такое прозвище из-за высокого роста и свирепого взгляда. Он отличался суровым нравом, находил повод придраться к студентам и завалить их на экзамене.

Один прогул был равен неделе отработок. Приходилось брать допуск и учиться с большим усердием.

– Да уж постарайся, – по ее голосу, я понимаю, что она улыбается.

Я совмещаю работу в магазине, и на стройке, практику и учебу в МГМУ3. Начиная с третьего курса, мне, как лучшему студенту, была начислена стипендия, которой едва хватает на жизнь.

«Ты слишком правильный», – любит повторять Ай, понятия не имея, что мне приходится платить за коммунальные счета из собственного кармана. Родителей мало беспокоит отключение электричества.

Но откуда ей было об этом знать, если компания ее семьи была лидером в области добычи алмазов. Как-то я услышал от одного из студентов, что все камни в ее кольцах – настоящие бриллианты…

– Я сделаю ксерокопию сегодняшней лекции и отправлю тебе по электронке.

– Ай, ты просто моя спасительница… – и это правда, без нее я бы не смог учиться так, как учусь.

Может быть поэтому, мы до сих пор не переспали, а не из-за моих высоких принципов.

– Все, мне надо бежать, – в трубке раздаются короткие гудки.

Я кладу телефон на стол и встаю.

Нервным движением взъерошиваю волосы и до самого вечера принимаю заказы и обслуживаю немногочисленных покупателей.

Когда часы на стене показывали 22:00, я закрываю магазин. Город готовится ко сну, солнце уже садится, длинные тени опускаются на стены зданий, оранжевыми пятнами.

Я захожу в кафе, расположенное напротив нашего магазина и покупаю у немолодого таджика кофе.

– Ты сегодня поздно, – почти без акцента говорит он и улыбается.

– Работы навалилось, – я протягиваю ему деньги.

– По новостям крутят о погромах на улицах, – мужчина ставит на стол бумажный стакан, – Будь осторожнее, – его забота вызывает во мне неловкость, я просто пожимаю плечами и выхожу из кафе.

Я иду по проспекту, было тихо и пустынно, как-то по-особенному мрачно. Мне хочется быстрее добраться до дома. Я открываю машину и сажусь за руль, проверив, что дорога пуста, я трогаюсь с места.

В нашем городе всего сто двадцать пять тысяч жителей, вдоль извилистой дороги стоят старые дома, и бетонные заборы, из-за которых торчат самолетные хвосты. Обычный провинциальный город Подмосковья.

Я сворачиваю на неосвещенную дорогу. Отцовский старенький «Шевроле» подпрыгивает на каждой выбоине. Вокруг восьмиэтажной панельки разбросан мусор, огромная свалка в жилом секторе притягивает бездомных со всей округи. Один из них прямо сейчас копошится в куче, разгребает ее руками, и пытается найти что-нибудь съедобное. Стая собак разорвала пакет, и теперь растягивает содержимое по земле.

Подъехав к дому, я глушу мотор, но не спешу выходить. Неторопливо пью свой остывший кофе. Смяв бумажный стаканчик, выбрасываю его в мусорной бак и только потом направляюсь в сторону дома.

Дверь подъезда была сорвана с петель какими-то хулиганами, и кто-то прикрыл проем от ветра деревянной задвижкой. Я вхожу внутрь, разрисованные матерными надписями стены сразу бросаются в глаза. Железные перила погнуты, отсутствие поручней делают каждый подъём небезопасным, но это никого не волнует.

Споткнувшись о бутылку, я чертыхаюсь вполголоса и поднимаюсь на пятый этаж. Лифт не работает несколько месяцев. Воняет кошачьей мочой, и с каждым лестничным пролетом становится отчётливее. Я зажимаю нос рукой и, перешагивая через две ступеньки, быстро оказываюсь на шестом этаже.

Обтянутая тканью дверь выглядит потертой, местами обшивка оторвалась, из дыр торчит поролон. Из квартиры не доносится ни звука. Я осторожно переступаю порог и оказываюсь в темном коридоре. Тянусь к выключателю, раздается глухой щелчок, свет мигает и тут же гаснет.

Стараясь не шуметь, прохожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Я бегло осматриваюсь: мамина обувь стоит на полке, отцовские ботинки валяются на полу, рядом со стопкой газет, пустые бутылки разбросаны по комнате. Я наклоняюсь и собираю их в пакет, намереваясь выбросить.

В воздухе витает запах перегара, застарелого пота и чего-то кислого. Я морщусь, никак не могу привыкнуть к этому. После ночных гуляний, родители обычно до вечера не поднимаются с дивана, но гостиная пуста.

Я спешу на кухню, и надеюсь найти их там. Но вижу только немытые с вечера тарелки, которые были неаккуратно сложены в раковину и пепельницу полную окурков. Пепел лежит небольшой горкой. Тараканы барахтаются в серой массе, и разносят её дальше. Рядом стоят бутылка недопитой водки и две рюмки.

Окно настежь открыто, несколько залетевших мух сидят на столе, и перебирают лапками. Я закрываю его, и ощущаю смутное беспокойство. Я заглядываю в ванную, но и она пуста. В недоумении, двигаюсь в сторону своей комнаты, и начинаю злиться.

Это единственное место, куда им запрещено входить.

Как я и думал, родители лежат на моей постели, оба раздетые до нижнего белья. Они даже не удосужились застелить кровать.

– Какого черта, – рычу я, и рывком открываю шторы, – Я же просил, не входить сюда!

Никто из них не отвечает. Наверняка, опять ужрались в хлам.

Я подхожу к ним ближе, намереваясь высказать им все, что я думаю, но слова застревают в горле, мое сердце падает прямо в желудок, и я сглатываю тошноту.

Спутанные светлые волосы матери грязными космами свисают на лицо, исчерченное тонкой сеткой морщин. Синюшные губы слегка приоткрыты, пустые безжизненные глаза устремлены в потолок. Мертвенно-бледную кожу отца покрывают ужасные пятна синяков, от чего его лицо кажется неестественно раздутым.

И кровь….

Много крови.

– Эй, – тихо зову я, – Эй, пап? – повторяю я, – Мам!?

Умом я понимаю, что они мертвы, но все равно дотрагиваюсь до плеча отца и вздрагиваю. Кожа на ощупь холодная. Дрожащей рукой я проверяю их пульс, прекрасно осознавая бесполезность этого жеста.

Я пячусь вон из комнаты, но скрип деревянных половиц в прихожей заставляет меня остановиться и прислушаться. Кто-то неспешно двигается в мою сторону. Страх заглушает остальные чувства. Я быстро забираюсь под кровать, и стараюсь не думать, кто лежит надо мной.

В детстве это место было моим убежищем, в памяти сразу всплывают воспоминания, и я вновь чувствую себя тем маленьким испуганным мальчиком, которого избивает отец.

Шаги приближаются.

Кто-то входит в комнату и останавливается.

Я смотрю на мужские черные ботинки и край белых брюк, заляпанных кровью. Он не произносит ни слова, и от этого мне становится жутко. Мужчина обходит комнату и останавливается у окна. Я слышу скрип открываемой створки, и нервная дрожь сотрясает мое тело. Сжимаю ладони в кулак, сдерживая панику.

Щелкает зажигалка и сигаретный дым заполняет спальню. Воздух становится мутно-серым. Я не свожу напряженных глаз с ног незнакомца. Мужчина выкидывает окурок и направляется к выходу.

Как только шаги стихают, я осторожно выбираюсь из-под кровати, и стараюсь не смотреть на родителей. Выглядываю в коридор. Он пуст. Мгновение, я стою и прислушиваюсь.

Ничего.

Я двигаюсь к выходу. Мягкий лунный свет позволяет видеть очертания привычных предметов. Я почти дохожу до двери, когда в моем кармане начинает звонить сотовый.

Громкая трель разносится по квартире. Я выхватываю телефон и нажимаю «отбой». Сердце стучит, как молот. С каждой секундой, кровь разгоняет адреналин по жилам. Я настороженно оглядываюсь, и чья-то белая тень мелькает у окна в гостиной.

Я со всех ног бросаюсь к выходу и несусь вниз по лестнице. В ушах шумит от быстрого бега, и по спине стекает липкая струйка холодного пота. Мои старые кроссовки скользят по бетонным ступеням.

Кто-то бросается в погоню, и я ускоряюсь. Добегаю до второго этажа. В горле пересыхает и становится трудно глотать. Каждый вздох отдается резью в боку. Не обращая внимания на боль, я сворачиваю направо, и бегу в сторону 51-ой квартиры.

Старушка никогда не запирает дверь, прогрессирующая болезнь Альцгеймера сделала ее рассеянной. Я молюсь, чтобы и сегодня она забыла защелкнуть замок. Железная дверь слегка приоткрыта. Я едва не врезаюсь в стену и вбегаю в квартиру.

В доме темно, мое хриплое дыхание вырывается из груди хлопками, пот заливает лицо и щиплет глаза. Я на ощупь двигаюсь в сторону балкона, надеясь убраться отсюда до того, как меня найдут.

Кто бы это ни был, они хотят меня убить.

Неужели, отец связался с бандитами?!

–А на вид такой приличный мальчик, – раздается старческий голос, и я резко останавливаюсь.

– Это не то, что вы подумали, – сиплю я, и оглядываюсь назад, – Я не вор.

– Откуда мне знать?– она тянется к настольной лампе, и мягкий желтый свет озаряет комнату, – Грабители разве признаются?! – старушка повышает голос.

– Не шумите, – испуганно шепчу я, боюсь, что скоро они догадаются, где я.

– Вы из социальной службы? – подозрительно спрашивает она.

– Да, но мне уже пора.

Я быстро выхожу на балкон и смотрю вниз. Навес над подвалом позволит мне безопасно спуститься. По крайней мере, я надеюсь, что козырек выдержит мой вес. Перешагнув через карниз, я прыгаю.