Читать книгу Измена, развод и прочие радости - Анна Томченко - Страница 7

 Мы делили апельсин. Много нас, а он один. Вот до чего дошла страна, где апельсинов дохрена.

 Это всё, что вам надо знать о нашем с Рубенским разводе. Оказалось вдруг, что машина куплена на предприятие. Загородная дача, в стройке которой я участвовала, зарегистрирована ещё до нашей свадьбы, то есть не совместно нажитое имущество. А две однокомнатные в ипотеке. При разводе не только имущество, но и долги делятся поровну. Итого в остатке всего две квартиры, причём одну нам подарили родители, но поскольку она была продана и куплена новая, это общее. И вторая, в которой мы жили.

– Алис, не переживай ты так… Мы обязательно что-нибудь придумаем, – Олеся сжала мою ладонь в знак поддержки. Мы стояли на парковке возле бизнес-центра, где была назначена встреча.

– Да я… – говорить не хотелось, но я пересилила себя. – Понимаешь, он ведь никогда не доверял, раз всё так складно выходит. Долги я не выплачу при любом раскладе, вот и останется, что по факту мне и принадлежит, родительская квартира. Пусть немного дороже, чем та в панельке, но ведь… Такое чувство, будто он готовился…

 Мы сели в машину подруги, и она злобно выдохнула:

– Вот не зря я хотела ему отвёрткой оставить послание на капоте!

 Я печально усмехнулась. Апатия и непонятная усталость навалились разом ещё в переговорной. Миша был серьёзен и недоволен, поджимал губы и косился на своего адвоката. А я предстала в образе овцы, ведомой на забой: трикотажное платье с глухим воротником, чёрные колготки и сапоги без каблука. Тёмно-русые волосы сильно поблёкли, и я не парилась уже, просто заплетала их в косу. С бывшим мужем мы не проронили и десятка слов, зубоскалили Олеся и тучный мужчина, Семён Викторович, специалист по бракоразводным процессам.

– Слушай, – воскликнула подруга, притормаживая на повторе, – а поехали на выходные в загородный дом к Анатолию. Он меня хочет представить своим друзьям, и мне немного стрёмно быть одной среди акул. Да и тебе надо развеяться…

– Прости, Лесь, я буду занята, – враньё никого не красит, но лучше быть некрасивой лгуньей, чем пятым копытом у коровы. А на этой встрече уверена, все будут по парам.

– Только не говори, что будешь все выходные нянчить того ханурика?

– Кого? – подавилась я.

– Ну этого, вашего, Спиридонцева…

– Спиридонова…

– Так значит да? – почуяв новую интригу, аж взметнулась подруга.

– Что? Да… Ой, нет, конечно… – я выдохнула. – Я просто буду спать.

– Все выходные?

– Все выходные, – подтвердила я.

 ***

 На улице мороз. Зуб на зуб не попадает. Суббота. Девять утра. А я стою возле своего подъезда со спортивной сумкой на плече и Ириской в руках. Олеся решила меня превратить в Снегурочку, только так я могу объяснить её звонок семь минут назад с воплем: «Выходи, я во дворе!». Задним местом-то понимаю, стоило уточнить, в чьём именно.

 Из-за поворота моргнул фарами её чёрный «жук», и я выдохнула. Запрыгнула на переднее сиденье, кинула свой баул назад, расстегнула бежевую короткую дублёнку и разместила собаку на коленях.

– А в переноске она не ездит? – приподняла бровь и, наблюдая, как шпиц устаивается на горчичных трениках, спросила подруга.

– Для тебя решила сделать исключение, – оскорбилась я, – если ты против, мы можем вернуться домой…

 Олеся скривила губы и вырулила на дорогу. Молчали. Ириска возилась на коленях: то вставала на задние лапы, упираясь носом в окно, то пряталась под рукой. Ближе к трассе подруге приспичило купить вяленой скумбрии, и мы остановились у рынка.

 Если честно, желание отведать рыбы немного смущало. Я то и дело косилась на Олесю и давила в себе саркастичное предложение прихватить малосольных огурчиков. А потом я увидела их. Белые валенки. Чисто-белые. Прям как снег.

 Почему-то за всю свою сознательную жизнь я так ни разу и не купила себе такой обуви. А сейчас… Нет, ну может же девица в студёную зиму позволить себе валенки? Может. Я вцепилась в них с маниакальностью прораба, который слямзил мешок цемента на стройке. И не отпускала.

– Зачем тебе валенки? – фыркнула подруга, разглядывая мою покупку с интересом патологоанатома, у которого утопленница попросила одеяло прикрыться, а то застудится.

– Ну, я же не спрашиваю, зачем тебе эта селёдка понадобилась…

 На том и успокоились.

 А дача была в сорока километрах от города, в какой-то лесной зоне, поэтому свежий воздух сразу вдарил по мозгам, не хуже хереса. Толик встречал нас с распростёртыми объятиями и с распахнутой горнолыжной курткой, выставляя на всеобщее обозрение подкачанный торс.

 Меня кому-то представляли, знакомили, а я, как альтернативно одарённая, прижимала к груди валенки и собаку. Половину лиц не запомнила, про имена вообще молчу. Проводили в дом, показали мою спальню и предложили чувствовать себя как дома. Я чувствовала себя как в цирке, женщины, которых без Олеси было ещё трое, косились и завязывали, как моряки узлы, беседы. Мужчины оценивали. Ну не каждый день увидишь девицу в белых валенках.

 К вечеру обстановка стала ламповой. Народ разбредался кто по дому, кто по участку. Я сидела на террасе в уличном кресле и наблюдала, как собака жрёт снег. Хахаль подруги совсем надринькался и пошёл жарить шашлык. На обратном пути его остановил парень в кожаной куртке с меховым воротником.

– Толь, мясо не готово, – он попытался выхватить шампуры из рук Упыря. – Посмотри, тут кровь…

– Э-это месячные, – безапелляционно заявил поддатый повар.

– Тем более, никто не захочет есть мироточащее мясо, – попытался воззвать к разуму парень.

– Да у этого мяса санкнижка лучше, чем у тебя…

 Я сделала зарубку в памяти, что шашлык не стоит пробовать, ограничимся овечьим набором: трава и овощи. Потом свистнула Ириску и пошла в дом. Дамы порхали над столом, Олеся разливалась зябликом, нарабатывая себе дополнительные очки в этом царстве добропорядочных жёнушек.

 После ужина с пережаренным мясом народ разомлел и стал растягиваться в стайки. Мужчины частично удались в баню, женщины трещали о вечном: мужиках и косметике. Я понаблюдала, как спаситель шашлыка, тот парень в кожаной куртке, удаляется с блондинкой в одну из спален, хотя девушка была зазнобой молодого человека, который то ли следователь, то ли прокурор, и он сейчас был в сауне. Олеся, поймав мою скабрёзную улыбочку, шлёпнула по ноге, отрицательно качнув головой, намекая, чтобы не привлекала внимания.

 Ближе к полуночи, когда все парочки разбрелись по спальням, меня охватил поистине ужасный зверь: голод. Натянув поверх ночной сорочки длинный свитер за неимением халата, я как вор-рецидивист тихими шагами спустилась в кухню. Сделала бутер, сожрала его и запила минералкой. Потом столкнулась взглядом с бутылкой коньяка и плеснула в его бокал, понимая, что без такого снотворного явно не усну. Мысли возвращались к мужу. Я вертела наш брак и так, и эдак. Рассматривала отдельные фрагменты: свадьбу, медовый месяц, первый Новый год в загородном доме, поездку в Италию, свадьбу старшего брата… Всё рассматривала и не могла найти подножку, что сейчас рушит мою жизнь.

– Привет… – раздалось над ухом, я по инерции дёрнулась, чуть не расплескав коньяк, и обернулась. На спинку дивана облокотился парень. Я смерила его своим фирменным, из-под брови, взглядом.

– Привет, – медленно протянула я, наблюдая, как он обходит диван и садиться на противоположном от меня крае. Я дёрнула вниз свитер, чтобы не сверкать голыми ляжками. А ничего такой экземпляр: забитые татуировками рукава, короткий хвостик на затылке, выбритые виски, подтянутый, на серой футболке надпись на английском, что в переводе заучит как: «Совет свой себе посоветуй». Чёрные глаза и в тон им волосы.

 Будь я лет на шесть моложе и на десять тупее, из кожи вон вылезла, чтобы зацепить такого альфача. Сейчас же лишь констатировала факт, что хорош собой, не более. Меня разглядывали тоже с подобным интересом, но вряд ли я была похожа на сердцеедку: распущенные волосы до поясницы, сейчас тусклого тёмно-русого цвета, блёклые голубые глаза на осунувшемся лице и растянутый свитер.

– А ты… – он многозначительно растянул слово, намекая, что нужно познакомиться. Я презрительно фыркнула.

– Не утруждайся, – разрешила я.

– Ок, – он забрал со столика бутылку с алкоголем и долил мне в бокал, а сам отхлебнул из горла. – Тогда я буду звать тебя Девочка с белыми валенками.

– Как скажешь, Мальчик в кожаной куртке, – не осталась в долгу я.

 Мужчина смерил меня ещё раз взглядом, остановившись на голых ногах. Я поёжилась. Потом он, словно вспомнил что-то, сам себе ухмыльнулся.

– Надо сразу было догадаться…

– О чём? – я не горела интересом, но для поддержания беседы чего только не сделаешь.

– Ты и есть та самая Алиса, за которой меня просил приглядеть Толик…

 Какая «та самая», не стала уточнять. Подозреваю, полно эта просьба звучала: «Смотри, чтобы эта коза не развела никого на деньги». А вот почему собеседник так ехидно сузил глаза на слове «приглядеть», стало любопытно.

– Ты чертовски плохо справился с возложенной на тебя честью, – развела руками я.

– Почему? – повёлся парень.

– Некогда было, мы же только сейчас познакомились, Мальчик в кожаной куртке.

– Ах, ты об этом, – он улыбнулся и заговорщицки продолжил: – По секрету – я и не собирался…

– Серьёзно?

– Угу. Хочет человек молчать весь день, чего его заставлять. Хочет сидеть в углу и оттуда наблюдать, кто кого в спальни водит, пусть сидит…

 Вот как. Я улыбнулась. Оказывается, моё внимание за ним с блондинкой было слишком явным.

– За ней тебя тоже просили приглядеть? – я повернулась к парню лицом, чтобы удобнее было наблюдать.

– Нет, там была чистейшая импровизация.

– У тебя неплохо вышло.

 Как-то разговор затих. Я уже собиралась отчалить в выделенные мне покои, как парень произнёс:

– Я Ник.

– Это сокращённое от Николая? – предположила я, ещё глотнув алкоголя. А он, зараза, только развязывал мне язык.

– От Никиты, – он приподнял бутылку, призывая чокнуться, – за знакомство!

 Выпили, посидели.

– А ты красивая… – он сверкнул улыбкой, такой, от которой те, что на десять лет тупее, падают в обморок.

– Не надо, я не настолько сговорчива, как блондинка, – сразу расставив все знаки препинания, заверила я.

– И умная…

– Сомнительный комплимент, – стянула вязаный плед с подлокотника и накинула на ноги.

– С чего бы?

– Будь я умной, сейчас бы точно знала, что делать, а не терпела бракоразводный процесс, по итогу которого останусь ни с чем.

– Ты об этом жалеешь? – серьёзно спросил Ник. А я растерялась. Заглянула вовнутрь и поняла, что больше всего в этой ситуации жалею не денег, а то, что с мужем мы не вместе.

– Нет, – медленно сказала я. – Не об этом…

– А о чём?

– Обо всём, – я выдохнула и тяпнула ещё коньяка. Этот разговор был похож на болтовню в поезде с незнакомым человеком: ты точно уверена, что больше никогда не увидитесь, поэтому и скрывать нечего. – О том, что не поняла, когда всё разрушилось, о том, что даже сейчас больнее из-за того, что мне предпочли кого-то другого, о шести годах брака и ещё почти двух отношений…

– И за восемь лет ты была настолько добропорядочной, что ни разу не стрельнула глазами налево? – он скептически прищурился, словно пытался уличить во лжи. Я возмутилась:

– Представляешь, так бывает, когда любишь человека…

– Представляешь, две из трёх девушек, с которыми у меня были серьёзные отношения, тоже говорили про любовь, но свалили в закат при виде более успешного экземпляра, – передразнил меня Никита и ещё отпил из горла.

– У всех есть недостатки, – философски рассудила я.

 За разговором я узнала, что Никита – двоюродный брат Анатолия. Работает с информационными технологиями, тут я скептически осмотрела подтянутого ловеласа и засомневалась. Айтишники в моём представлении более скромные, что ли. Но потом он начал рассказывать подробно о своей работе с какими-то непонятными словами, и я уверилась в его правде.

 Господин Полонский был старше меня на пару лет, хотя визуально мы были ровесниками. Здесь вопрос, я старо выгляжу или он молодится? В любом случае коньяк сделал своё дело, и я если не с затуманенными глазами вожделения смотрела на собеседника, то вполне с неприкрытым интересом.

 Вдруг стало так наплевать и на Мишу, и на развод. Показалось, что пусть горит адским пламенем моя прошлая жизнь. Дотла. С обугленными черепками надежд, развеянными пеплом мечтами.

 Когда рука Никиты нечаянно скользнула по моей коленке, укрытой пледом, я не шелохнулась. Он подвинулся. Просунул ладонь под одеяло и провёл пальцами от щиколотки вверх. В голове лопнула струна, а по местам, где он прикасался ко мне, растягивалось тепло.

– Разреши… – он сдавил мою руку, которая ещё прижимала плед к ногам. Его лицо в момент оказалось невероятно близко, так, что следующие его слова я вдохнула. – Разреши поцеловать…

 Я молчала. Смотрела в затянутые пеленой мрака глаза. И молчала. Отдались он от меня, я бы не рискнула, но Ник ждал. И я несмело потянулась сама. Провела языком по его губам. И Ник вздрогнул. Дёрнулся на меня. Сминая пальцами плед, следом свитер и под ним кружевную сорочку. Я придвинулась. Коснулась языком его шеи, спустилась вниз. Он запутался в моих волосах, натягивая их, вынуждая приподнять лицо, чтобы самому поцеловать. Резко, вторгаясь, прикусывая нижнюю губу, а потом лаская.

 Я не могла отдышаться. Не поняла, в какой момент оказалась почти лёжа, а Ник до живота задрал мне сорочку и гладил жёсткими руками кожу. Целовал, прикусывал. Стянул с одного плеча свитер и проводил языком по ключице.

 Мне подумалось, что в такой момент я должна буду пылать от желания, но вместо этого я возвращалась мыслями к бывшему мужу. Когда Никита коснулся тонкого кружева нижнего белья, я хотела остановить, но вместо этого шепнула:

– Не здесь…

 Меня носил на руках Миша, но в качестве части свадебного обряда. Не более. А сейчас я как принцесса парила над землёй в руках сильного мужчины. Ник аккуратно взлетел по ступенькам на второй этаж, но не в мою спальню, а в свою. Опустил на кровать. Стянул футболку, и я залюбовалась: хорошо сложённое тело, где надо с мышцами, рельефные плечи.

 Я несмело коснулась рукой его живота, провела невесомо вниз к ремню джинсов. Никита судорожно выдохнул. А потом приблизился и стащил с меня свитер. Присел на корточки, погладил бёдра, сжимая их внутреннюю часть. И стал целовать, поднимаясь от коленей выше. Я натянула подол сорочки и как в бреду, прошептала:

– Не надо… – хотела назвать имя, но распахнула вовремя глаза, чтобы убедиться, что прикасается ко мне не бывший муж.

 Ник коварно ухмыльнулся, облизал два пальца и коснулся кружева белья. Я откинулась на кровать, а он, поднявшись, опёрся на локоть, стал целовать, а второй рукой сдвинув полоску стрингов, дотронулся…

 Сознание взорвалось вихрем. В голове смешались вожделение, страсть, обида и предательство. Сверху это было хорошо заполировано коньяком. А меня разрывало от жара, исходящего от мужского тела, его желания, что красноречиво упиралось мне в бедро и от боли. Потому что я изменяла мужу. И плевать, что он уже бывший. Но тело помнило его прикосновения, его поцелуи, его хриплое дыхание.

Никита скинул бретельку сорочки с моего плеча. Прикусил мочку уха и провёл дорожку из поцелуев к груди. Смело приблизился губами… Я судорожно вздохнула. Меня разрывало от таких противоречивых эмоций. Моё тело податливей воска плавилось под его руками, текло. И в то же время билось в конвульсиях от неправильности происходящего. Он поднял на меня затуманенные глаза, лизнул по губам…

– Всё хорошо? – голос неуловимо изменился, но я, не раскрывая глаз, лишь кивнула. Его рука, что была внизу, дёрнулась, и влажные от моего желания пальцы коснулись щёки… – А это ты, наверно, от счастья ревёшь?

 Я посмотрела на него, не понимая, о чём речь. Никита отстранился от меня, сел на край кровати, а я провела ладонью по своим глазам, которые были в слезах.

 Твою ж… Ну только я могу так. Лежать под одним мужиком и реветь из-за другого. Я села, поджав ноги, и подумала коснуться его плеча, но он словно почувствовал, вскочил с постели и, схватив лампу с прикроватной тумбы, бросил её в стену.

– Фак!!! – рявкнул он, вцепившись себе в волосы руками. – Фак, фак, фак!!!

 За ним захлопнулась дверь.

 Ну отлично провела выходные, Алис…