Читать книгу Брахмачари - Анна Вэль - Страница 15

***

Лилит первая вышла на связь. Прислала сообщение в тот момент, когда я собирался погрузиться в медитативную практику.

«Приглашаю тебя на прогулку, хочу показать красивые дома», – написала она. Коротко и ясно. До работы оставалось целых четыре часа, и я принял её приглашение.

Она ждала меня на углу улицы и казалась не такой бледной, как обычно. Увидев меня, она улыбнулась, и я подумал, что действительно каким-то образом потихоньку вытягиваю её из депрессии.

– А откуда ты вообще знаешь столько об истории города? – поинтересовался я.

– Моя бабушка по маминой линии – историк и написала несколько книг. Бабушка рассказывала, что мы принадлежим к старинному польскому дворянскому роду. У моих предков в другом городе была своя усадьба с оранжереей и большой библиотекой, в которой хранились не только ценные книги, но и домашний архив. У моего дяди дома есть мебель из родовой усадьбы и несколько старинных картин, которые он получил в наследство, а маме достались предметы из саксонского фарфора (часть сервиза и статуэтки), а также комплект фамильных украшений из золота. Бабушка нашла в архивах фото усадьбы. Когда я была маленькой, мне нравилось их рассматривать. К дому вела широкая въездная аллея, а сам дом был поделен на две половины. В усадьбе устраивали пышные балы, где собирались именитые гости. Все мои предки очень любили искусство! Моя мама – известная балерина, а папа – музыкант. Один дедушка – художник, а другой был дирижёром оркестра. Мои родные тёти и дяди тоже из мира искусства. Так что вся наша семья – представители богемы. А у тебя какая семья?

– Ну по сравнению с твоей, у меня самая обычная семья, совсем не творческая! Папа – инженер, а мама ещё с советских времён работала администратором в гостинице. Ещё у меня есть две сестры: старшая живёт в Питере, младшая – во Франции (вышла там замуж). Старшая сестра последние лет 15 находится в духовных поисках, чему я рад. Она даже одно время «ОМ40» меня учила произносить и была единственным человеком, который нормально воспринял моё монашество. Мы часто обсуждали с ней всякую всячину, но у неё свои демоны. А вторая сестра абсолютно не метафизична. Её интересуют только семья и дети, хотя человек она очень милый и добрый. Однажды я даже гостил у неё в пригороде Парижа. Вот, в принципе, и всё о моей родне. А куда мы сейчас идём? – спросил я.

– В театр, на сцене которого танцевала моя мама и где прошло моё детство. Но сейчас этот театр никому не нужен. С тех пор как в нашем городе построили новый театр, старое здание заброшено и разрушается с каждым годом. Никто не готов вкладываться в его реставрацию, хотя это очень красивый старинный особняк – бывший Клуб приказчиков, и на его сцене даже выступал Владимир Маяковский. Там памятная табличка висит, я помню её ещё с детства, – сказала Лилит. – Знаешь, почему мы идём именно туда? Этот театр – тоже часть моей терапии, а ты меня каким-то образом вдохновляешь и не даёшь шанса свернуть и бросить всё на полпути.

Разумеется, я понимал. Ведь это я сам придумал для неё эту терапию – постепенно посещать места, которые для неё много значат, не бояться заново переживать связанные с ними эмоции, вспоминать себя прежнюю и собирать по кусочкам себя настоящую. Это в своём роде перезагрузка, как будто Лилит на какое-то время выключила в своей голове компьютер, а потом перезагрузила его, перед этим почистив и установив новые программы и избавившись от вирусов. Ей, кстати, очень понравилось такое сравнение и она сказала, что я теперь – её личный программист.

Мы пришли к зданию старого театра. На фасаде действительно висели мемориальные таблички, но благородное прошлое этого особняка было скрыто за следами вандализма, разрухи и опустошения. Былое величие театра осталось в другом тысячелетии, и сейчас, наверное, вряд ли кто, проходя мимо этого здания, вспомнит, что в его стенах звучала музыка, светили хрустальные люстры и на сцене создавалось волшебное искусство. Но несмотря на такое плачевное состояние, объект был под охраной и внутрь нас не пустили, но разрешили погулять по заднему дворику. Лилит показала дверь служебного входа, через которую она обычно проходила вместе с мамой на спектакли и репетиции.

– Мама в молодости была солисткой балетной труппы театра, очень часто ездила на гастроли. Практически на всех репетициях я находилась с мамой и с самого детства уже знала, что тоже хочу танцевать на сцене и что балет – это смысл моей жизни! Все в театре меня знали и любили, я была такой маленькой и, как мне казалось, не по годам умной девочкой. Иногда мама просила не мешать и посидеть где-нибудь в другом месте – в фойе, гардеробе или в гримёрке (спектакли я смотрела, конечно, в зрительном зале, сидя рядом с тетей Олей – капельдинершей41). Однажды я познакомилась с одним, как мне тогда казалось, старым дедушкой. На самом деле это был мужчина средних лет, но с бородой, и для меня он почему-то был старым дедом. Видишь вон тот чердак над крышей в правом крыле здания? Там находился портновский цех, а мужчина с бородой был главным портным в театре. Он придумывал и шил костюмы для актёров и танцоров. Когда я грустная сидела в фойе театра в ожидании мамы с репетиции, дедушка подошёл ко мне и сказал, что покажет мне волшебный чердак, где много красивых платьев. Его звали Родион Кузьмич. Он предупредил маму, что забирает меня на экскурсию к себе в цех и потом приведёт обратно. Это действительно был волшебный чердак! Я помню эти необыкновенные эмоции, когда мне разрешили померить красивое бальное платье феи. В этом цехе было много манекенов, рулоны с тканями и большие столы для закройщиков, и несколько женщин резали ткань под руководством Родиона Кузьмича и потом шили на машинке или вручную. Одна женщина помогла мне переодеться в бальное платье и моей радости не было предела. Я попыталась покружиться, как это делала мама на сцене, и все в один голос сказали, что я – будущая прима. Прошли годы, и я действительно стала балериной! Потом я ещё несколько раз приходила в портновский цех, пила чай с Родионом Кузьмичом и его сотрудницами. Когда у меня был премьерный спектакль в балетном училище, он сшил мне потрясающий костюм и пришёл меня поддержать, а после спектакля вручил цветы и пожелал творческих успехов. Он вообще был очень добрым и необычным человеком – любил театр и моду, писал стихи и верил в пророка Бахауллу42, но свою веру никому не навязывал. Благодаря ему я поняла, что костюм оживает только в роли, и что без хозяина – актёра или танцора – это просто вещь. «Пока актёр не чувствует себя в костюме как дома, он не чувствует себя как дома и в своей роли» – это слова Оскара Уайльда43, которые Родион Кузьмич часто повторял. Он создавал действительно волшебные костюмы, которые были продолжением актёрского таланта.

Мне было очень интересно слушать рассказ Лилит. Когда она говорила о театре и работавших там людях, её глаза блестели и на впалых щеках появлялся лёгкий румянец, а хрупкое, почти безжизненное тело вновь обретало былую силу и готовность бороться. Бороться с болезнью и самой собой – ради ЖИЗНИ. Я верил в то, что Лилит больше не хочет умирать и нацелена на выздоровление. И я почувствовал, как по моим щекам текут слёзы…