Читать книгу Брахмачари - Анна Вэль - Страница 8

***

На выходных, воодушевлённый его рассказами, я бродил по старым улицам города, стараясь прочувствовать энергетику каждого понравившегося мне дома и представляя, кто мог жить там раньше. Эта игра ума меня увлекала. Я мог передвигаться по городу спокойно. Прохожие от меня больше не шарахались – я уже не носил монашескую одежду и поэтому выглядел, как обычный парень, в джинсах и футболке. Во время одной из таких прогулок я встретил Лилит.

Я остановился около старинного дома с лепным декором и покатой крышей. Дом был в аварийном состоянии, с обвалившейся местами штукатуркой, но всё равно сохранивший намёк на былую роскошь. Возле бывшего парадного входа стояла девушка и с отрешённым взглядом гладила тонкими пальцами мемориальную доску на фасаде. Настолько худую девушку я видел впервые. Она была похожа на фарфоровую статуэтку и казалась невесомой и беззащитной. Она плакала. Я не знал, что делать и как себя вести. Я хотел сначала развернуться и уйти, но девушка меня заметила. Вытерев слезы, она неожиданно заговорила со мной первая: «В этом доме когда-то очень давно жила известная советская балерина Фея Балабина. Её настоящее имя было Феона, но она называла себя Феей и часто в спектаклях ей доставались роли фей. Я – Лилит, и это не моё настоящее имя. И у меня уже никогда не будет никаких ролей…», – и она снова заплакала, но уже беззвучно. Я не знал, что ей ответить и как её успокоить, но понял, что она, скорее всего, тоже балерина и по какой-то причине больше не может танцевать.

– Ты часто сюда приходишь? Раньше я тебя здесь никогда не видела, – спросила девушка, сразу перейдя на «ты» и обращаясь ко мне, как к старому знакомому.

– Я здесь впервые, я вообще не местный, – ответил я.

Она больше не плакала и производила впечатление спокойной. Видимо, ей не хватало общения, потому что она тут же засыпала меня вопросами о том, откуда я, как меня зовут и люблю ли я балет. Я успел только назвать свое мирское имя, как она снова спросила:

– А ты любишь гулять пешком? Гулять очень полезно, особенно если много. Физическая нагрузка сжигает лишние калории. Если мы с тобой пойдем вверх по этой же улице несколько кварталов, то ты сможешь увидеть больше красивых зданий! А там ещё моё любимое место есть, в одном дореволюционном особняке.

Я мог промолчать или сразу же отказаться от этой безумной прогулки со странной девушкой под каким-нибудь благовидным предлогом, или просто развернуться и уйти, ничего не объясняя. Но я остался…

Мы шли по тротуару на расстоянии друг от друга, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть на дома. Говорила в основном она, как одержимая, будто бы я был единственным, с кем она могла и хотела разговаривать. А может, так оно и действительно было. Мне казалось, что эта необычная девушка нуждается в любви, понимании и доверии ещё больше, чем я. И мне было весьма странно осознавать этот факт. Что касается доверия, у меня те же проблемы. Я всегда думал, что получить в собственность кого-либо имеет право лишь тот, кто сам себя отдаёт. Я пытался доверять людям, но, видимо, так много грешил в прошлых жизнях, что меня постоянно предавали. И странно, но потом я стал видеть в этом даже удовольствие. Я чувствовал радостное одиночество. Люди меня сковывали. Хотя я и люблю общение, я, по всей видимости, не умею общаться. Я не настоящий атмарама23. Где та грань нежности и правды?

Я думал, что стою посередине верёвочного моста, который вот-вот подожгут с обоих концов, но Лилит находилась уже там, в пропасти, или где-то на грани… Я понял, что она больна не только физически, но и психически, и что в её жизни произошло что-то такое важное, какая-то точка невозврата, по сравнению с которой все мои внутренние переживания и метания – сущие пустяки. И я хотел избавить её от слёз, болезни и страданий. Просто находиться рядом и слушать, и пытаться понять. Потому что я знал: когда люди от тебя отворачиваются и ты остаёшься один в этой Вселенной, со своими тараканами в голове, с внутренним опустошением и непониманием окружающих, может случиться страшное. Из двух утопающих первым спасают того, кто нырнул глубже. Из нас двоих ближе ко дну бескрайнего моря безумия была Лилит, и протянуть ей руку мог только я…

Пройдя кварталов пять или шесть, мы оказались у дверей трехэтажного особняка с коваными воротами и большими арочными окнами.

– Это доходный дом С. Л. Рувинского. Этому зданию больше 100 лет, и когда-то здесь на первом этаже размещались частные музыкальные курсы, а сейчас – чайный клуб «Апсара». Это было моё самое любимое место в городе и я ходила сюда часто с подружками. Я всегда любила общество, танцевальную студию, посещать кафе и театры. Но это раньше. Уже ничего не люблю… В моём окружении не осталось прежних людей, они как-то незаметно отвернулись и потерялись, – она снова была готова расплакаться. Неожиданно для себя я взял её за руку, открыл массивную старинную дверь и уверенно сказал:

– Ты должна сюда войти и вновь полюбить это место! Знаешь, есть такая фраза: времена и люди меняются, но мы остаёмся. И если это твоё место, то ты никуда не исчезнешь, ты есть здесь и сейчас.

Её ладонь была хрупкой, холодной и почти безжизненной, но мне показалось, что она чуть сжала мою руку – это означало первый шаг на пути к доверию.

Внутри мне очень понравилось – фоном играла этническая музыка, горели свечи и благовония, и всё было оформлено в восточном стиле: бумажные фонарики, бамбуковые шторы и циновки на полу, мягкий струящийся свет, удобные кресла и диваны из ротанга, антикварная деревянная мебель и большие японские или китайские веера на стенах. Здешняя обстановка располагала к уединённому отдыху и даже погружению в медитативное состояние. Увидев, что я в восторге, Лилит сразу ожила и повела меня к своему любимому столику.

Мы пили травяной чай, заказывать какие-то сладости она отказалась, но очень долго рассматривала фото десертов в меню, как будто пытаясь съесть эти пирожные глазами. Я когда-то давно читал про расстройства пищевого поведения, которые могли перейти в психическое заболевание. По-видимому, девушка страдала чем-то таким. Я не знал, насколько опасна эта болезнь для неё самой или даже для окружающих, но понял, что причина именно в этом – из-за болезни она потеряла друзей и работу по профессии. Я смотрел в её серые глаза и мне казалось, что в них сосредоточены страдания всего мира – настолько несчастной она выглядела. Лилит была чуть старше меня, но своей детскостью и беззащитностью напоминала маленького беспомощного котёнка, который ещё не открыл глаза и вообще не знал, «как жить эту жизнь».

– Кстати, я бывший брахмачари, но до сих пор соблюдаю монашеский образ жизни, – вдруг сказал я, решив, что должен сообщить о себе всю правду. – Ещё я не имею никакой собственности, живу в душевой ночного клуба, верю в Учение своего Учителя и несколько лет провел в секте, – признавшись во всём этом, я чувствовал себя так же, как наркоман или алкоголик представляется на анонимном собрании.

– А я бывшая балерина. У меня нервная анорексия24, депрессия и было две попытки суицида, и меня пытались лечить от шизофрении, которой у меня не было. Иногда я «зависаю», у меня может случиться похожий на эпилепсию припадок, истерика или дезориентация в пространстве. Может это из-за таблеток, которые я пью. Ещё я подрабатывала танцовщицей go-go25в клубах, регулярно хожу на сеансы психотерапии и до сих пор живу с родителями, – произнесла она, и мне показалось, что в этот момент ей даже стало как-то легче. – Я давно ни с кем так не разговаривала, кроме врачей, и тем более – с мужчиной. Но в тебе нет мужской животной энергетики, ты какой-то не от мира сего. Ты не смотришь на меня, как мужчины обычно смотрят на женщин, и я это сразу почувствовала. Ты единственный, кто меня выслушал и ничего не сказал плохого в ответ.

– Ты тоже не сказала ничего плохого о моём Учителе, хотя во всех новостях только и говорят об этом. Но на самом деле мой Учитель ни в чём не виноват, – ответил я.

– Хорошие и блаженные люди всегда страдают, я так думаю. Когда я поняла, что в мире нет справедливости и жить не ради чего, когда болезнь забирает твою мечту, я хотела уйти из этой жизни. Но у меня даже это не получилось… Знаешь, был такой философ – Эрих Фромм26, так вот он считал, что «самоубийство – это наивысшее извращение жизни», – Лилит вздохнула и на её глазах выступили слёзы.

– Ты всё равно не сможешь умереть, а будешь рождаться заново, по закону кармы27. Твое незрелое сознание довело тебя до этого ужаса. И он, поверь мне, страшнее ада. Там, в аду, мучаются и надеются. А в твоем случае надежды нет. Отчего ж так? Ты возомнишь себя владелицей тела и упорно будешь его уничтожать, глупо рассчитывая таким образом покончить со страданиями. Ты лишишься тела и всё, что у тебя останется, – это ужас самого страха в чистом виде. Тебе негде будет забыться без тела. Я знаю, что говорю. Ты начнёшь восстанавливаться, когда сможешь победить свой страх, изменить эту жизнь. Изменить в том теле, в котором ты сейчас находишься. Может, у тебя даже появится интерес к жизни и возможность снова заниматься балетом – и это будет гораздо выше всего прежнего. Пожалуйста, не пей так много таблеток! Они мешают тебе быть собой, одурманивая сознание! Лучше займись медитацией, погрузись в свой внутренний поток, почувствуй настоящую себя. Только не думай, что я тебе сейчас проповедую или что-то навязываю. Совсем нет. Я просто хочу тебе помочь, искренне. Для меня ты как живое существо, заблудившееся в дебрях Сансары28 и терзаемое изнутри и снаружи всякими демонами. Но весь фокус в том, что победить этих демонов можешь только ты сама! Никто другой за тебя этого не сделает! Нельзя прожить жизнь за другого человека или поменяться кармой, – объяснил я.

Лилит внимательно следила за моей речью, а потом снова тяжело вздохнула, как бы оправдываясь этим своим вздохом.

– Общество устроено очень странно. Если у человека больное сердце или желудок и он принимает таблетки, то это считается вполне естественным и разумным решением. Но если у человека болит душа и он начинает пить антидепрессанты или какие-то другие психотропные препараты, то все вокруг реагируют так, будто бы он какой-то прокажённый и не достоин находиться с ними в одной комнате, – сказала она.

Я поймал себя на мысли, что вынужден с ней согласиться – всё было именно так.

– Кстати, как твое настоящее имя? – спросил я.

Она назвала мне свое имя, и мне оно понравилось гораздо больше, потому что соответствовало имени сказочной героини, а не демоницы29.

– Знаешь, когда я была маленькой девочкой, то идеалом красоты для меня стал образ одной принцессы из сказки, у которой кожа белая, как снег; волосы чёрные, как крыло ворона; губы алые, как следы крови на этом снегу. Когда мне пришлось подрабатывать на подтанцовке в клубах, я создавала себе именно такой образ, даже парик надевала чёрный. А сейчас этот образ забыт, он перестает меня вдохновлять, но творческий псевдоним Лилит остался. Может быть потому, что балерина- (моё настоящее имя) давно умерла…

– Приходи завтра вечером к нам в клуб, – предложил я. – Я договорюсь, чтобы тебя пропустили.

– Не надо. В смысле, что договариваться не надо – меня там помнят. В прошлой жизни я часто там бывала. Знаешь, по твоей логике получается, что моя терапия – бывать в тех местах, которые я любила раньше.

– Возможно. Так есть вероятность вновь собрать себя по кусочкам, – и я впервые улыбнулся.

– А в чём тогда твоя личная терапия? – спросила она, тем самым поставив меня в тупик.

– Наверное, понять «состояние перехода». Монах, живущий вне монастыря, – это как призрак, существующий в материальном мире среди живых людей. Мне надо определиться, на какой стороне я хочу быть, – сказал я и задумался над своими же словами.

Действительно, не зря говорят, что каждый в этим мире – Учитель, и каждый – ученик. Мы все постоянно меняемся ролями в зависимости от обстоятельств. Мы с Лилит как будто стояли над большой пропастью, но на разных берегах обрыва. И у каждого из нас был выбор – прыгнуть вниз или протянуть друг другу руки, проложить невидимый спасительный мост, как параллель между двумя мирами моего и её одиночества.