Читать книгу Сезоны Персефоны - Елена Пильгун, Анна Закревская - Страница 3

На три дня, следующих после визита волчка, отменила Персефона Ивановна все записи и взяла, наконец, отпуск, который ждал её чуть не с начала года. Впрочем, поехала она не в края заморские, а всего лишь в соседнюю область.

Глядя в окно электрички, Персефона отмечала, как слабеют тяжкие путы столицы. Признаки были едва заметны – вот вдоль дорог прибавилось деревьев, а грибов-человейников убавилось. Вот на одной, другой, третьей станции вышли дачники – самые стойкие, кто на свои участки до первого снега готов ездить. Вот небо едва различимо сменило цвет, стало выше и чище – что ж, скоро и ей покидать поезд.

Выйдя на платформу, Персефона Ивановна первым делом глубоко вдохнула. Потом ещё и ещё, не в силах напиться свежим октябрьским утром, тонкой горечью осенних трав и пряной лесной сыростью.

– Давно не виделись, – раздался за спиной голос, по которому Персефона успела соскучиться, хоть себе в том и не признавалась. – Рад встрече, сестра.

Персефона обернулась и тут же очутилась в надёжных объятиях, внутри которых пахло солнечным сосновым бором и кожаными ремешками охотничьих сумок.

– И тебе привет, Артемис, – выдохнула Персефона.

– С каждым годом хорошеешь, – слегка отстранившись, Артемис осмотрел сестру, и в морщинках вокруг его глаз заискрилось восхищение, но в складке меж бровей залегла тревога. – Вот и не даёт кое-кому покоя твоя красота…

В маленьком егерском домике было тесновато, но уютно: Артемис-охотник, который днями напролёт шатался по чащобе, иногда и ночуя там же, расстарался к приезду Персефоны и привёл обстановку в порядок.

– Повезло нам с погодой, – достав с антресоли пару болотных сапог для сестры, сказал Артемис. – Вечерние туманы нынче что надо…

Охота случилась сразу после заката. Едва догорели последние янтарные сполохи на верхушках деревьев, как с болот потянулись невесомые ленты тумана, в тихом своём полёте становясь плотнее и шире. Примолкли в лесу поздние птахи, и лишь одинокий волчий вой слышался далеко-далеко, пока засыпающая земля облачалась не то в ночную рубаху, не то в саван.

Зачарованная этой картиной, Персефона не сразу обратила внимание на брата – даром, что двигался тот почти бесшумно, расставляя по границе поляны какие-то сложносочинённые воронки.

– Отойдём, – тихо сказал он, указывая под одинокую ёлку. – Нашему запаху в ловцы попасть никак нельзя. Да и перед тем, кто сюда вместе с туманами приходит, лучше почём зря не светиться…

Села Персефона на туристический коврик, предложенный Артемисом, обняла колени руками и поначалу даже дышать боялась, пока не стало ясно, что ветер из чащи дует мимо, а значит, дух двух живых в поля относит, ловцы не задевая.

– На каких путях ты с Князем-то встретилась? – спросил Артемис.

Лицо его сделалось задумчивым и напряжённым, глаза потемнели – возможно, виной тому были болотные сумерки, что с каждой минутой становились гуще, но сейчас брат-охотник казался Персефоне одинокой усталой гончей, что взяла бы след, не будь цель слишком уж не по зубам.

– Ты не поверишь, – отозвалась Персефона. – На собрании творческого клуба «тёмных романтиков». Принесла свои рисунки показать, ну и рукоделие кое-какое…

Вопреки ожиданиям, Артемис не рассмеялся.

– Крутые, значит, эти романтики, раз к ним сам Осенний князь пожаловал…

Больше он ничего не сказал, лишь палец к губам приставил. И тут Персефона увидела.

По самой кромке между сумраком и тьмой, меж кривых древесных стволов, плыли сквозь туман разноцветные огоньки. Временами шарахались они в танце вверх и вниз, вправо и влево, и тогда опадали от них на траву тонкие искры. Танец был печален и светел, полон прощания и надежды свидеться, но всё же путешествие огоньков казалось покорным единой цели и единой воле, что не давала им остаться на месте.

«Куда они летят?» – хотелось спросить Персефоне, но она усилием воли запретила себе даже думать, тем более говорить. В конце концов, ещё успеется.

Туман у дальних деревьев чуть заметно колыхнулся, обретая плотность, и один из огоньков, попавший во внезапную ловушку, отчаянно задёргался и погас. Вот тут Персефона едва не выдала себя, кинувшись было ему на помощь – к счастью, быстрая рука брата удержала её на месте.

– Нельзя, – чуть слышно шепнул Артемис. – Ежели какую душу у Сортировщика отнимешь, другую взамен должна будешь отдать.

Зябко дрогнув, Персефона застыла на месте, во все глаза глядя на огоньки. А те вдруг явственно разделились на яркие да светлые, что к верхушкам деревьев прянули, и невнятно-мутные, что изо всех сил стремились ввысь, да не могли превозмочь. Их-то туманный сгусток и поглотил, пронесясь напоследок над Артемисовыми ловушками. Ужасом окончательного развоплощения веяло от сгустка, и ещё чем-то за гранью небытия, в сравнении с чем сумрачный Осенний князь казался душкой и лапочкой.

Едва исчез последний огонёк в вышине, да на поляне покой воцарился, рванул Артемис к своим силкам, захлопывая их один за другим.

– Поймал, – голос охотника полнился азартом, которому он мог, наконец, дать волю. – Подходи ближе, сестра: бояться уже нечего, а красивое показывают.

Персефона улыбнулась: судя по словечкам, братец не терял связи с миром людей даже среди лесных просторов.

А в ловушках, полных до краёв, мерцали среди туманного конденсата цветные искры и нездешняя пыльца, что опала наземь с душ, отошедших к иным берегам.

– Вейп-то есть у тебя? – как-то слишком буднично уточнил Артемис. Впрочем, в самый раз буднично, чтоб Персефону окончательно отпустил липкий ужас, вернув право дышать и двигаться.

– Купила вчера, – отозвалась она.

– Вот и славно, – подтвердил охотник. – Если расчёт мой верен, то скроет тебя от Дикого гона состав, что на одну половину из самой осени состоит, а на вторую – из частиц, что нашему миру уже не принадлежат. До Самайна аккурат хватить должно, и ещё на несколько дней после.

«А что это за жуткий Сортировщик и кому он подчиняется?» – страх оставил Персефону, зато взамен пришло любопытство. Но ночь стала темна и тревожна: луна, едва выглянув на восточном горизонте, скрылась в облаках, будто стыдливая артистка; невесть откуда поднялся ветер, выгоняя нежеланных гостей из леса.

Ведомые лучом светодиодного фонарика, Артемис и Персефона добрались до родного крова и рухнули, не умываясь, по лавкам. Всё-таки туманная тварь хватанула сил и у них, таково уж было её свойство. Обычный человек, вероятнее всего, скончался бы прямо там, на поляне.

– Если б на продажу туман свой делал, – с языка засыпающей Персефоны сорвался вопрос, нелепый и потому прекрасный, – как назвал бы?

Ответа не было так долго, что ей подумалось: до утра ждать придётся.

– «Пряная горечь», – прозвучало наконец. – Ничего твой Князь не смыслит в любви…