Читать книгу Сезоны Персефоны: по следам Колеса - Елена Пильгун, Анна Закревская - Страница 9

Март пролетел мимо Персефоны на крыльях последних снегов и сильных ливней, что будто бы стремились отмыть землю дочиста, а если не выйдет – утопить. Погода, однако, перестала волновать Персефону: то ли Эрик поговорил в магическом департаменте с кем надо, то ли тамошних служителей озарило и без его помощи – но никто больше не смел упрекать Осеннюю княгиню в пагубном влиянии на климат. Более того, нашлись и благодарные – за то, что Княгиня якобы не дала морозам покусать жителей Европы, вынужденных экономить на отоплении.

Подготовка концерта-мистерии увлекла Персефону сильнее, чем она рассчитывала: магия театра и музыки творилась силами участников, но они нуждались не в указке Княгини, а в её вдохновляющем присутствии.

– Вот оно, делегирование полномочий, – подмигнув Персефоне, отметила баньши Йордран. – В княжеской свите полно профессионалов по части жуткого. Неужто этот хмырь из департамента хотел, чтоб Княгиня лично из тёмных углов выпрыгивала?

Марк, сидящий в обнимку с виолончелью, согнулся ещё сильнее – от хохота, и даже призрачный органист усмехнулся из своей свистульки. Персефона вообразила, как посреди глухой ночи выскакивает из шкафа в хоромах Мирослава, превращая строгого начальника в заику. «А если не понравится ему наша мистерия, так и поступлю», – с этой мыслью на лицо Персефоны, наконец, вернулась улыбка.

***

Человеческое бытие одарило Эрика дальнозоркостью, а письмо, доставленное почтовым вороном поутру, было написано столь микроскопическим почерком, что отставной Владыка вынужден был нацепить очки.

– А тебе идёт, – Агнешка бросила на Эрика озорной взгляд.

– Льстишь, чаровница, – одарив Агнешку воздушным поцелуем, Эрик заставил себя вернуться к письму.

Микроскопический почерк оказался арабской вязью, в которой бывший Князь был не слишком силён; пришлось искать по шкафам линзу-перевёртыш. Вооружившись всей возможной оптикой, он, наконец, прочёл:

«Глубокоуважаемые шейхи Самайна, премногосумрачные властелины Дикой Охоты, да будет ваша сила тверда, а магия совершенна! Благодарим вас нижайше за книгу о волшебных существах европейских стран, что издали вы минувшей осенью, и просим дозволения перевести сей труд на арабские наречия, дабы знакомить юных кудесников наших земель с обычаями и современным бытом обитателей земель ваших…»

Письмо легло на угол стола, прикрыв собой пёструю открытку с иероглифами.

– Вот и японцы о том же просят. А Княгиня мне всю плешь проела: давай сни-имем артбук с публикации в Сети, ли-ишнего мы натворили, – весьма похоже изобразив интонации Персефоны, хмыкнул Эрик. – Эк её этот Мирослав смутил. Будто указами да протоколами истинное волшебство стреножить можно…

***

Премьера мистерии, которую Персефона торжественно окрестила «Лабиринты отражений», была назначена на день весеннего равноденствия. Княгиня радовалась буйству пробуждённой природы, но смутно ощущала, что её собственные силы более не находят опоры в грядущем отрезке календаря.

Зал берлинского кафедрального собора был наполовину пуст, хотя Марк предпочитал видеть его наполовину полным. И это ещё с бесплатным входом!.. Но, быть может, оно и к лучшему, ведь сколько ни репетируй, а на премьере обязательно что-нибудь…

Свет погас, заставив смолкнуть шуршания и шепотки. Острый синий луч пролился с высоких сводов на пустующий орган. Минуты шли; ожидание зрителей грозило вот-вот перебродить в растерянное недоумение, но за миг до резких движений и громких вопросов Гюнтер скользнул в инструмент и штурмом взял первый аккорд.

Под потолком, отзываясь на музыку, зажглись алые лампы, и в отсветах адского пламени Марк разглядел явление левитирующих зеркал. Их плавный полёт завораживал настолько, что музыкант едва не забыл про соло на виолончели. Поспешно отдавшись своей виртуозной партии, Марк не сразу обратил внимание на вскрики и сдавленные вопли, что долетели из зала подобно аккомпанементу.

Зеркала замерли в разных местах партера и галереи. Плотный туман сочился с их краёв, обретая очертания чужих мрачных фантазий и сокровенных кошмаров. Кто-то натужно смеялся, кто-то горько рыдал, а кто-то пытался разбить зеркала, но они ловко уворачивались. Болотные огоньки сновали меж рядов, но до них никому не было дела.

Гюнтер переключился на особо тяжкий регистр, и в памяти Марка всплыли немецкие слова «angst» и «sehnsucht». Страх и тоска. А ведь это ещё баньши не вступили…

«Если станет невмоготу, вспоминайте что-нибудь милое или смешное», – советовала Персефона на первой репетиции. Похоже, пора закрыть глаза и думать о Дине. И котиках. Дине и котиках…

Запели баньши.

Сидящий в почётном первом ряду Мирослав стойко терпел пытку зеркальным призраком, но кельтские певуньи его добили. Заткнуть уши не помогло: голоса резонировали в висках и позвоночнике. Глаза высокого начальника переполнились слезами, из горла прорвался жалобный стон.

– Хватит!.. Пожалуйста, хватит…

Призрак ещё немного побаловался картинами альтернативной реальности, в которой одна крупная, но успешно замятая магическая ошибка Мирослава таки приводит к чудовищным жертвам и разрушениям. Затем зеркало просветлело, и туманные щупальца развеялись по обе стороны безмятежной амальгамы.

Тёплый свет излился с хрустальных люстр, озарив бледную, заплаканную и потрясённую часть человечества. Нестройные аплодисменты звучали слабыми не потому, что зрители отвергли мистерию, а потому, что у них не было сил хлопать громче.

Мало-помалу зал опустел. Невзрачные девушки на выходе раздавали желающим минералку с витаминами – такова была сдержанная милость Осенней княгини.

– Как вы… узнали? – отыскав Персефону позади алтаря, прошептал Мирослав.

– О чём? – воздела бровь Княгиня.

Быстрота и связность мышления не вполне вернулись к Мирославу, но он уже осознал нелепость своего вопроса. Безымянный зеркальный призрак лишь настроился на волну жертвы, смодулированную жуткой музыкой, и выдал проекцию её страхов вовне. Оставалось верить, что участники этой дерзкой мистерии чтят чужие тайны.

– Всё, что вы увидели, останется при вас, – догадавшись о сомнениях Мирослава, заверила Персефона. – А теперь прошу простить: мне пора. Послезавтра концерт в Риге, далее Таллин и Хельсинки. Сценарий один, а сюжеты будут зависеть от публики…

Начальник магического департамента отступил на шаг, безмолвно мотая головой.

«Может, не стоит?» – вопрошал его отчаянный взгляд.

– Поздно, – улыбка Персефоны была очаровательна и ядовита, как аконитов цвет.

***

Сьена линяла. Такое случалось с ней всякую весну, и линять девушка предпочитала в птичьем облике, ибо с выпавших волос проку нет, а перья сгодятся хотя б на рукоделие.

– Повезло мне от батюшки сбежать, – приговаривала Сьена, теряя оперение. – Он-то думал, что вокруг меня бесы ночами скачут да за косу тягают. Молиться заставлял. Если б я случайно при нём перекинулась – в купели со святой водой утопил бы, наверно. Да только от молитв у меня вера в собственные крылья ослабла…

Историю побега Сьены Персефона уже знала. Во время зимнего истребления злоснеговиков Артемис малость перестарался и подпалил из огнемёта сельскую церковь – благо, ночью там никого не было. Решив, что Йоль – отличное время жечь мосты как буквально, так и метафорически, Сьена бросила к церковному порогу свою шапку с нелепым помпоном и сказала Артемису вести её куда угодно, только не домой.

– Так и двинули мы автостопом в Ярославль. Там я и документы с новым именем получила, и школу экстерном закончила: Артемис велел доучиться по-обычному, а не только волшебные знания у него добывать, на обходах заповедника сопровождая.

Помимо «волшебных» знаний хорватский оборотень передал птицедевочке навыки одинокого выживания в лесу. «Чтоб не привязывалась к нему слишком сильно», – рассудила Сьена.

Персефона не удержалась от грустной улыбки. О, как это в духе Артемиса: спасти, а потом дать от спасённого дёру, опасаясь не выдержать нежной признательности и горячей любви. За какую же провинность он назначил себе наказание длиною в жизнь? И как похожа история Сьены на историю самого Артемиса – неприкаянного балканского юноши, некогда присягнувшего владыке Самайна…

– Кем тебе был Артемис? – сорвалось с губ Княгини.

Не было в её вопросе ни зависти, ни ревности, лишь желание сложить витраж, взглянув на острые грани чужими глазами. Сьена почуяла это кончиками оставшихся перьев, потому её ответ был честен:

– Мимолётным воплощением отца, которого у меня не было.

***

Старшая Весна Марта готовилась передать эстафету Аврил. Её собственный месяц прошёл в этот раз без потерь, но память о прошлогодней стычке с наследником Йоулупукки придала нынешнему воплощению Марты тревожную торопливость. Как ни осаживала она себя, но страх вновь исчезнуть, не растратив своих сил до дна, гнал ярые соки по древесным волокнам, не давал бабочкам доспать в коконах и выжимал свадебные трели из птичьих глоток.

– Успокойся, сестра, – Аврил погладила Марту по смешным оленьим ушкам. – Если ты продолжишь в том же духе, мне придётся бездельничать, а Майе собирать урожай вместо Летнего королевича.

Будто отзываясь на её слова, солнце прикрылось облачной дымкой, и вольный ветер над лугами шумно выдохнул, избавляясь от лишнего жара. Зазвенели колокольчики в растрёпанных косах Вёсен. А где-то в горах за многие километры от них, не вынеся собственного веса, отдал якоря подтаявший снежный пласт. Лавина накрыла турбазу, обитатели которой едва успели спрятаться по домам, и обнажила вход в безымянную пещеру. По тёмному камню её сводов стекала талая вода, и рисунки, нанесённые неведомо кем и когда, были под ней едва различимы.