Читать книгу По следам слов - Антология, Питер Хёг - Страница 32

Что бы бунтовщики ни сказали,

Как бы ни пели флейты с валторнами,

Кинувшись под ноги, рявкнет заяц:

«Черная речка в другую сторону!»

Шахматы памятников на площади,

В бронзе и мраморе слепки посмертные.

Мчится покуда взбесившейся лошадью

Под каблуком одичавшего Вертера

Боль одиночества в пропасть истории.

Солнце ль сожжет, или ветер поднимется,

Лишь бы в привязанной к луке торбе

Были бумага, перо и чернильница.

Как хочется рыдать в голос,

Но в горле —

Будто застрял волос,

Как у пойманной рыбы —

В песке

Гортань,

И глушит прибой

Мой

Шепот,

И на душе,

Вызывая похоть —

Тело —

Сплошная

Рвань.

Под небом

Синим

Непереносимо

Там, на песке,

Умирает рыба —

Я,

А быть может,

Ты…

Уже рыбаки

Собрались

На отдых,

А где-то, где-то,

В нейтральных водах

Плещется рыба

Моей Мечты.

Продавленный диван. Сорочка тела

Скрывает анатомию души —

Сиамское объятье за пределом.

Души пчелиную обиду, – жить,

Глотая жидкий вакуум пространства,

Глушить вскипанье жала, но – дыши,

Не забывай поесть-попить и здравствуй,

Когда поют прощально камыши.

Я буду здесь, пока свеча горит

В последней на земле сорочке тела.

Что волшебство сжигает изнутри,

Мы видим только в миг перед расстрелом,

Устало глядя в лезвие зари

На горизонте. В полночь перед встречей

Гудит огонь, переплавляя жизнь,

И пляшет в нем безумный человечек,

Летучий порох крутит виражи,

И нежить ожиданья, страх и смоль

Несет из крематория домой.

Одна половинка окна растворилась,

Одна половинка души* оторвалась

И падает вниз, как снежинка на впалый

Живот мотокросса под небом двукрылым,

Вполне снисходительном к адреналину

И смертности, слишком высокой для верных.

Кто создан из камня, кто создан из глины[3] —

Тот голем, тот памятник. Пена и сера

Погони, щекочущей радостью ноздри…

И кружит земля на ребре серебристом,

И жмется к Хозяину божия искра,

И память в окне захлебнется неистовым

Криком, унесенным ветром… Марина,

Волна есть волна, и разбилась о пристань.

И плакать смешно. И надеяться поздно.

Душный в своей изощренности мир

Братьев нелюбящих, траченных лир,

Скальпель хирурга в руках у художника,

Образ подопытный. Врет палантир.

Скальпель выводит черед виражей

От заостренных эльфийских ушей

До притупленных клыков, что напротив,

В поисках если не истин, то вшей.

Мелочность – не до героев врагам,

Местность токсична, отсутствует храм,

Вши – актуальней, чем тысяча истин,

Дарят реальность волшебным мирам,

Смертность святыням, презренье богам,

Терпкой слезой кровоточит Сезам,

В душу пудовую Средневековья

Вогнан клинком доэдемовский срам.

Где он, желанный от века изгиб

Тела и век… Ближе ядерный гриб.

Всходит на подиум кукла живая,

Жертва фантазии – твой прототип.

От тоски по нежити – замерзаю…

Не плывется мне по течению

Зависаю глыбой базальтовой

Над трюкачеством построения

И слежу как в небе разверзнутом

Пробужден манящими чарами

Слон плывет – и кажется мизерным

Под бумажным огненным шариком

Глыба рухнула. Раскололася.

Что не выболтала – подсказали

Что ж зову тебя

твоим голосом

и твоими плачу глазами.

У тебя во сне умерла лиса

В общем, рыжая, но

С сединой в хвосте.

А тебе во сне было все равно,

Что бессмертны все, начиная с тел,

Что повсюду пляски, свирель и смех,

Что повсюду гильдии лисенят,

Что повисший клочьями ржавый мех —

Это мерзость, брат,

Это старость, брат.

Что конец строки – не конец реки,

Что конец реки – не конец воды.

В океане душ не видать ни зги,

Но зато тепло не дает остыть.

И мешок снотворного в водах Ли

Не позволит трех усыпить за раз.

И плывут киты, и глотают нас,

Чтобы нами плюнуть на край земли.

Из пушек по облакам…

Но – прицельно.

Первый встречный,

Он же – последний,

Лишь повыше подтянет

Свой воротник пальто,

Удаляясь из Ничего —

В Ничто.

Покосившись,

Как дырявая крыша,

Валит на землю небо.

Черный он или белый,

Этот день позади —

И вниз

По мокрым перилам рая

Я съезжаю, не прекращая

Поиск, который вышел

Снова длинней,

чем жизнь.

Русалки рыжей длинноногий шаг…

И вот в глаза заглядывает утро.

Из лабиринтов закулисных шахт

Следы зазубрин цвета перламутра

Выводят тварей прямо в полдень, будто

Твой черный сон переломил печать.

И, яростно наверчивая сутры,

На свет выходят с белыми играть

Сатрапы параллелей чернокудрых

И накрывают явь за ратью рать.

Обкатанный Гольфстримом чернозем

Вбирает цианидовые волны,

И всхлипывает матом, малохольный,

Опущен дикарями, стриптизер,

Фанера декорации крамольной

Вибрирует под взглядами с галер,

Зевает контролер в режиме «вольно»

И занавес сползает за Босфор,

Массовка врет, освистан номер сольный,

Оси износ обратный, скачки вспять,

Философа кошмар краеугольный,

Нахально лезет гость за ратью рать.

Кокетливый от фантиков перрон

Да по-хозяйски снесенная будка

Дряхлеющей эпохи Рубикон

Тавром на лбу недвижимости чуткой

Пропишут. Президентам – кветирон,

Комедиантам отстреляют шутки,

Эфир порежут до пятиминутки

(– Французы, бросьте, это моветон,

Его айфон дороже вашей куртки.)

Империям не ново помирать,

Когда идет волна за ратью рать.

Грязнеет нарисованный Марат,

Давно остывший в обмелевшей ванне,

А муэдзин чего-то там горланит

И пробуждает жизнь за ратью рать.

Слишком сладкой жизни жертвы

Не своею волей двери

Распахнут – и выйдут птицы,

Выйдут сказки, выйдут песни,

Выйдут стайками из клети —

Да пойдут гулять по свету,

А услышат – только звери,

Да лунатики, да дети.

Ты уйдешь на рассвете

Одичалой тропою

От тебя пахнет смертью,

Пахнет жизнью и морем.

Не поспеть – не догоним!

И спешить бесполезно…

Я последним драконом

Горько плачу над бездной.

Не дает Еве сна

весна,

Пьет малиновый сок

взапой

Под сосной, как Лилит,

одна,

Спор ведет со своей

судьбой.

Ах, была бы она —

Лилит

рыжей лилией

у огня,

не давил бы на горло

быт,

И не долг бы велел

обнять

Тело в выпрямилось,

как жгут,

Вольный ветер в лицо

подул,

Обожжен ароматом губ,

Падал в ноги бы

Вельзевул.

И не страшен обман

рукам,

Не подлижется сирый

змей…

Но Адам, но ЕЕ

Адам

Все-то к Еве бы шел своей.

Замолчали козлы на выпасе,

Отмяукали мурлаки…

Я мечтаю. Мечтаю выспаться.

Мне жеманничать не с руки.

Чтоб вернулись домой… как долго вы.

Без добычи – и пусть. Забей.

Чтоб очаг стерегли от добреньких

Сдобных пальчиков кумовей.

Чтобы мне умереть по-тихому,

Как от счастья бывает, но

Сны текут, долголетье тикает,

Вязнет в Лете по горло гном.