Читать книгу Соборище 2. Авангард и андеграунд новой литературы - Антология, Питер Хёг - Страница 18

Марсель пишет письмо. Его морщинистые пальцы выводят буквы, словно,

каждая из них – произведение каллиграфических искусств. Он пишет

нервно и суетливо, слышит шелест бумаги и дров в камине хруст, Марсель

знает, времени осталось мало и нужно поскорей избавиться от слов, что на

сердце его – тяжкий груз. Марсель пишет:

«Дорогая Бетти.

С твоих рук насущный хлеб и вересковый мед – обретают вкус. Всю эту

жизнь я был слеп, шел на ощупь, думал, не ошибусь. С твоих рук даже яд

полезнее, чем гроздь ягодных бус. Слаще елея речи, что снисходят с твоих

уст. И как знать, кто сейчас делит с тобой постель и восхищается красотой

твоих блуз.

Всю свою жизнь я был пуст – я старый романтик, все время ждущий

взрыва новых эмоций и чувств. Ранее меня прельщала бездна вожделений

и безумств, я, алчущий свободы, не желал ничего, кроме кутежа и

безрассудств, и потому меня настигала кладезь смятений и духовных

буйств.

Все мои женщины, клянусь, были прекрасны: они покорно ждали меня, и

светлая грусть в их глазах была неподдельна, я думал, собрав подле себя

всех своих муз, буду счастливей – я ошибался. Только ты мой козырной туз.

Бетти, ты понимала меня и принимала мои противоречия, говоря: «Я не

боюсь», ты была мудра и красива, и, встретив тебя, я знал: не сбегу, не

спасусь. В бездну сердца твоего окунусь и, проснувшись в твоих объятиях,

буду необъятно счастлив, если на счастье решусь.

Как ты понимаешь, я не решился на счастье с тобой – от того и бешусь.

Быть с тобой не зарекусь, ибо я гораздо меньше того человека, которым

кажусь.

И ни в мужья, ни в добрые други тебе не гожусь.

Я уже стар. Я умирающий, бесцельно проживший жизнь трус, но если есть

Мессия или Иисус, то я молюсь:

Пусть, пусть

Бетти прочитает это письмо, за которое я берусь.

С твоих рук насущный хлеб и вересковый мед – обретают вкус. Ты и ладан,

и мускус, и поцелуй бриза и змеиный укус. Всю жизнь я боялся быть с

тобой и сейчас, признаться, боюсь. Я умираю, любимая, но борюсь,

Пока борюсь.

Когда мы встретились, я не подумал бы, что на целую жизнь в тебя

влюблюсь.

Заезженная пластинка, черный проектор, дельта блюз, ты облилась вином,

а я смеюсь. Небо, полное звезд, и я безвозмездно тебе отдаюсь. Нет, ни на

кого в жизни не обижался, а вот на тебя и себя – безумно злюсь…

Я умираю, любимая, умираю, дописывая это письмо. Как жаль, что я не

стал для тебя чем-то большим, чем набором букв, с которыми я вскоре

сольюсь.

В этих строчках мое тебе покаяние.

Я буду любить тебя, даже когда вознесусь».

Марсель написал письмо. Его морщинистые пальцы выводили буквы,

словно каждая из них – произведение каллиграфических искусств. Он

писал нервно и суетливо, слышал шелест бумаги и дров в камине хруст,

Марсель знал, времени осталось мало, и ему необходимо было поскорей

избавиться от слов, что на сердце его – тяжкий груз.

Марсель умер. Его сгубила старость или неведомая хворь, что тяжелее

всяких обуз…

Бетти читала письмо и на строчке: «С твоих рук насущный хлеб и

вересковый мед – обретают вкус», поняла, что сердце ее объяла

вселенская грусть, сонмы памяти стяжали ее старческую грудь. Читая

письмо, она шептала: «Не умирай, останься, позволь я еще хотя бы раз к

тебе прижмусь».

Но даже любовь не возвращает с того света тех, у кого более не

прощупывается пульс…

И теперь

Слова из письма,

Каждую ночь

Бетти будет выплакивать

Наизусть…