Читать книгу Правда и справедливостьToм I. Варгамяэ - Anton Hansen Tammsaare - Страница 10

Троицын день стал для варгамяэского Ээспере важным событием: хозяева познакомились с окрестными жителями и стали для них как бы своими людьми.

Подымая кружки с пивом, гости спрашивали Андреса, когда он собирается вывозить навоз и как думает с этим управиться. Когда выяснилось, что и в Тагапере, и в Аасеме, и в Хундипалу вывозкой навоза займутся раньше, чем в Ээспере, решено было, что Андрес пошлет своего работника и девушку с одной или двумя лошадьми в помощь соседям, а те, в свою очередь, пришлют лошадей и работников к нему. Так самая тяжелая и грязная работа превращалась в своего рода праздник и развлечение — люди работали вперегонки, дурачились, а по вечерам порой и отплясывали, когда слегка шумело в голове.

Варгамяэскому Андресу от такой толоки большой выгоды нынче ждать не приходилось, скорее надо было опасаться убытка — ведь у него в хлеву навоза наверняка меньше, чем у любого из соседей. У прежнего хозяина и скота-то было немного, к тому же в последнюю зиму он старался не расходовать солому на подстилку, а перевез ее в свою новую усадьбу, чтобы там было больше навоза для удобрения полей.

Утром в условленный день в усадьбу Ээспере пригнали шесть лошадей, так что вместе со своими их получилось восемь. Вскоре стало ясно, что если все восемь будут возить навоз без перерыва, то к обеду он весь окажется в поле. Чтобы разумнее использовать рабочие руки, Андрес после обеда направил трех лошадей на вспашку — запахивать в землю только что раскиданный навоз.

Сам хозяин был на поле — сбрасывал навоз. Как ни старался он, чтобы кучки были как можно меньше, а промежутки между ними как можно больше, все напрасно: на кусок парового поля навозу все-таки не хватило. Одна надежда: авось к осени удастся сюда еще немного подбросить, иначе не стоит и семена тратить.

Андрес с грустью глядел на неудобренный участок. У него было такое чувство, будто он то ли обделил, то ли обманул кого-то. Утешала лишь мысль, что со временем в варгамяэских хлевах навоза станет больше. Эта мысль немного успокоила его, и он смог даже принять участие в общем веселье.

А настроение у всех было сегодня преотменное — кроме пива нынче не было недостатка и в горькой. Во время обеденного перерыва соседский Каарель сломал черенок от вил, и это показало Андресу, что «веселой водички» было вдоволь, даже больше чем надо. Если еще добавить, пожалуй, и другие помощники вилы переломают, и вся работа застопорится.

Из хлева доносился галдеж, мужики зычно погоняли лошадей, так что их голоса слышны были даже женщинам, которые на поле разбрасывали навоз. Может, именно потому, что мужики так громко погоняли лошадей, развеселились и женщины, словно они собирали цветы или ягоды, и в ответ на голоса мужиков раздавался звонкий женский смех и визг.

Чем ближе к вечеру, тем громче становились крики мужчин и звонче голоса женщин. Кто знает, во что мог бы вылиться весь этот громкий, разноголосый шум, если бы вовремя не кончился в хлеву навоз.

С последними возами явились в поле и те, кто грузил в хлеву навоз на телеги, — им захотелось своими глазами поглядеть, чего это девушки так раскричались. Но стоило только кому-нибудь из мужчин подъехать ближе, как девушки мигом стихали и принимались так усердно разбрасывать навоз, что только берегись, не то в глаза попадет.

Под конец появился с возом и соседский Каарель. На этого парня все девушки заглядывались — и силач, и задира. Правда, на Троицын день он ээспереского хозяина не смог одолеть, но этого девушки вообще в расчет не принимали.

— Мой воз последний, дорогой хозяин, — сказал Каарель весело.

— Маловато, конечно, да что поделаешь, коли больше не везете, — ответил Андрес.

— Мы бы привезли, — ответил батрак, — привезли бы за доброе пивко, за крепкую водочку, да негде взять. Надо было побольше запасти.

— Пиво и вино тоже кончилось, — сказал хозяин.

— Найдется, да только на донышке, — заметил Каарель.

— Неужто вам все еще мало? — воскликнула одна из девушек.

— И без того небось и в церкви слышно, как вы кричите, — с упреком сказала ээспереская Май.

— А чей это визг нас даже в хлеву оглушал? — спросил в ответ Каарель. — Собака, и та во дворе завыла, а лошади уши навострили.

Май наклонилась, чтобы скрыть довольную улыбку: значит, Каарель обратил внимание на ее визг. Быть может, Каарель даже понял, почему Май так визжала.

— Каарель, отвезешь меня домой? — спросила работника тагапереская Мийна.

— А где у меня дом-то? — шутливо отозвался тот. — В чужой избе угол.

— Прокатишь меня? — снова спросила девушка.

— Рысак устал, да и карета в навозе, — ответил батрак.

— Я бы и так поехала, — молвила девушка.

— Куда же ты поедешь, если я не повезу, — продолжал шутить работник, украдкой подмигивая ээспереской Май. И, улучив удобную минутку, вскочил на телегу и крикнул:

— А ну-ка, кто раньше успеет?

— Я! — воскликнула Май и мигом очутилась на телеге, за спиной парня. Лошадь помчалась, оставив всех остальных в поле.

— Даже мотыгу забыли, — сказал хозяин.

— До мотыги ли тут, лишь бы девушку захватить, — заметила стоявшая тут же бобылка.

Но, отъехав немного, Каарель попридержал лошадь, позволив ей идти шагом. Уселся сам и предложил Май сесть к нему на колени — все-таки почище и поудобнее будет.

У Каареля был план. Он придумал его, еще когда ехал с последним возом в поле. Он решил сказать Май, что она красивее, чем их Мийна, хоть та и помоложе. Он хотел сказать Май, что она нравится ему больше, чем все окрестные девушки, вместе взятые.

Однако ничего этого он Май не сказал, только держал ее у себя на коленях, чтобы ей удобнее было сидеть в измазанной навозом телеге, и, обняв девушку правой рукой за талию, левой правил лошадью. Они доехали чуть ли не до самого дома, а Каарель все не мог произнести ни слова — для любовных объяснений у него еще недостаточно шумело в голове. Однако под конец он расхрабрился и спросил девушку:

— Май, ты где спишь?

— В лесу под елкой, Каарель, — игриво ответила девушка.

— В амбаре? — спросил парень.

— Нет, в свинарнике, — засмеялась девушка.

— Или на сеновале?

— В ларе с шерстью, — продолжала отшучиваться девушка.

— Ну, скажи! — приставал Каарель.

— А ты поищи, — попросила Май.

— Я приду сегодня.

— Лучше завтра.

— Сегодня лучше.

— Послезавтра еще лучше.

— Я серьезно, Май.

— А я чуть не плачу, Каарель, — смеялась девушка, сидя у парня на коленях.

— Знаешь что, Май? — спросил парень.

— Не знаю и знать не хочу, — ответила девушка, а у самой сердце в груди так и подпрыгнуло.

— Что если нам пожениться?

— И поехать в навозной телеге в церковь, — засмеялась Май, а сама чуть не заплакала — она вдруг вспомнила, что с ней не в первый раз заговаривают о свадьбе. Она вскочила с колен парня, изо всех сил натянула вожжи, и так они с грохотом подкатили к дому — будто ничего, кроме шуток, между ними и не было.

Когда все вернулись с поля и мыли на дворе руки, снова поднялась возня. Было решено, что хозяина надо окропить, ведь сегодня он в первый раз навоз возил. Сначала только брызгались. Но хозяин вдруг схватил корытце с водой и опрокинул его на шутников. Никто не предполагал, что хозяин так повернет дело. Весь двор огласился теперь визгом и криками, каждый хватал какую-нибудь посудину и обливал другого водой, не разбирая, холодная она или теплая. Люди бегали, гонялись друг за другом. Многие были мокрыми с головы до пят. Но не было никого мокрее ээспереской Май. И это потому, что она сама уж очень ретиво поливала других. И, странное дело, это все заметили, — куда бы она ни плеснула воду, всегда попадала в соседского Каареля. Такая непонятная история получалась и с водой, которую плескал Каарель: плесни он ее хоть в небо, а она все-таки вымочит платье соседской Май.

Каждый, кто видел это чудо, — а его видели все, — понимал, что между Май и Каарелем что-то есть или что-то будет, без всякой причины такое не случается. Так что Май зря старалась, когда натянув вожжи, с криком и шумом подкатила к дому, — вода все равно рассказала всем о ее тайне.

Но все это было вполне естественно: Каарель ведь парень хоть куда, Май тоже крепкая девушка. К тому же у нее были такие светлые волосы и такие кроткие голубые глаза, что парни совсем теряли голову. Словно и не ее это были глаза, такие они были.

Когда Май переоделась в амбаре в сухое платье, глаза ее показались Каарелю еще более голубыми и кроткими. Поэтому суп с клецками и свинину он ел, почти не глядя — все время посматривал на Май. При этом он забыл даже, сколько можно есть, и чуть было не объелся.

Май, наоборот, не могла ничего проглотить. В суп она ложку еще окунала, а к мясу не притронулась. Быть может, Май не ела бы и супа, если бы ей не надо было тянуться ложкой к той же миске, что и Каарелю: из-за ложки Каареля ложка Май и лезла в миску. Случалось, что Каарель подцеплял клецку с ложки Май. Пусть... Май с радостью собрала бы все клецки из миски в ложку Каареля — за ту холодную воду, которую Каарель во дворе, у всех на глазах, лил ей за шиворот.

Когда после обеда Каарель снова спросил Май, где она спит, та не выдержала и сказала правду.

— Сегодня приду, — молвил Каарель.

— Не приходи сегодня, Каарель, — попросила девушка, так как боялась парня, а еще больше — себя. В ответ Каарель повторил:

— Приду сегодня... когда все улягутся...

Май было и страшно, и вместе с тем так хорошо... Парень будет красться к ней ночью, точно вор. А дверь амбара окажется на крючке, крючок и скоба крепкие. Пусть приходит, посмотрим, как это ему удастся... Май было радостно от мысли, что она боится Каареля и что крючок и скоба на двери такие крепкие.

Радостно было на душе и у хозяина с хозяйкой, когда они вечером укладывались спать. Правда, хлопот и расходов было немало, но зато навоз вывезен, а большая часть его даже запахана. Жаль только, что навозу маловато, право жаль. К будущей весне его надо запасти по крайней мере столько, чтобы можно было целый день возить на восьми лошадях. Не меньше! Так в мечтах о навозе варгамяэский Андрес и заснул. Подобно тому, как Май от холодной воды, которой обливал ее Каарель, ждала счастья в жизни, так Андрес видел в обилии навоза залог лучшего будущего Варгамяэ.

Только Крыыт, молодая варгамяэская хозяйка, ни о чем не мечтала. Она чувствовала лишь, что действительно является хозяйкой, на которой лежит бремя тяжелых обязанностей, и единственное, чего ей хотелось, — это лечь, вытянуться, чтобы завтра хватило сил вовремя встать! Только лечь и вытянуться!