Читать книгу Правда и справедливостьToм I. Варгамяэ - Anton Hansen Tammsaare - Страница 7

В усадьбе Тагапере с нетерпением ждали хозяина. Хозяйка думала, что в понедельник к вечеру он непременно явится, но он не явился. Настал вторник, время шло к полудню, а о хозяине не было ни слуху, ни духу. Это было слишком, даже по мнению хозяйки. Хозяин уехал на лошади еще в пятницу, сейчас вторник, а его все нет.

Конечно, от людей, вернувшихся из церкви, хозяйка узнала все, что ей нужно было узнать; слышала она и о том, что Пеару в воскресенье схватился около трактира с новым соседом. Знала хозяйка также, что ей несдобровать, если она осмелится отправиться в трактир за мужем; он ведь там занят своим «кумеканьем».

Но горе хозяйке и в том случае, если хозяин наконец сам надумает вернуться домой. Горе ей всегда, в любом случае. Но хозяйка свыклась с горем, ведь над ней измывались и помещик, и хозяин, ко всему она притерпелась, ничему не противилась, даже когда теперешний ее муж стал к ней свататься. Она и тогда очень хорошо его знала, знала, что он пьяница, драчун, охальник. Ну и что из этого! Все мужчины охальники, один больше, другой меньше, много ли среди них дельных-то! И тут ты раба, и там раба, рабой тебя сам Бог создал. Может быть, семейное рабство даже чуточку полегче другого: была дочкой бобыля, а стала хозяйкой. Стала зажиточной, богатой хозяйкой, у которой теперь свои рабы, хозяйкой, которая теперь сама распоряжается рабами, у которой много скота — свиней, овец, коров. Вот и получается: лучше хозяйкой горе хлебать, чем бобылкой, совсем без горя все равно не прожить.

Во вторник к полудню терпение хозяйки истощилось. Будь что будет, а она отправится за хозяином и привезет его из трактира. Муж разбушуется, побьет ее — пусть бьет, оттаскает за волосы, пусть! Хозяйка не уйдет из трактира, пока не уйдет с ней и муж.

Здоровье Бог дал хозяйке хорошее: ее короткое, крепко сбитое тело и ноги, похожие на столбы, не боятся ни кулака, ни палки. Конечно, синяки и рубцы будут, но они заживут, а боль забудется.

Да и что это за жена, если она не стерпит побоев от мужа? А как она детей рожает? Разве та боль меньше? О Господи, так могут думать только те, кто никогда детей на свет не производил! Это побольнее, чем когда тебя за волосы таскают. Особенно, если вместо волос на голове крысиный хвостик.

Так размышляла, одеваясь в амбаре, тагапереская хозяйка. Так думали и многие другие хозяйки, ведь иначе им трудно было бы мириться со своей жизнью. Но в ту самую минуту, когда хозяйка в одной рубашке стояла в амбаре, с горы послышался грохот телеги и разудалая песня. Эту песню и грохот телеги хозяйка узнала тотчас: так пел только ее мужик и так грохотала только их телега, когда на ней «куражился» возвращавшийся из трактира хозяин.

Хозяйка знала свои обязанности: ей следовало бы сейчас в одной рубашке выбежать к воротам и распахнуть их перед мужем. Но она думала, что успеет набросить хоть юбку, а тесемки завяжет уже на ходу. Однако она так замешкалась, что к тому времени, когда лошадь была уже у самых ворот, хозяйка успела добежать только до середины двора. И вот случилось то, что случалось и раньше: лошадь, мчавшаяся под гору во весь опор, грудью налетела на ворота и разнесла их в щепки.

— Эй, баба! Скотница! — заорал хозяин, слезая с телеги.

Когда хозяйка в испуге подбежала к мужу, он бросил ей вожжи, потом схватил за шиворот своего бородатого спутника, эммасооского Виллема, который полез было здороваться с хозяйкой, и потащил его к дому.

— Чего ты, поганец, к моей старухе лезешь, у тебя своя баба есть! — сказал Пеару и в обнимку с Виллемом направился к дому.

Работник, вернувшийся к обеду домой, вышел помочь хозяйке распрячь лошадь. Из дому доносились крики хозяина и детский плач. Хозяйка знала, что ей надо делать: войти в дом и отвлечь на себя мужний гнев, чтобы выручить детей и батраков.

Пеару рвал и метал: разбитые ворота не давали ему покоя. Сколько раз уже он разносил их в куски, а потом колотил жену и детей, однако воротам доставалось снова и снова. Будто только для этого он и возвращался из трактира домой. Но сегодня у Пеару совсем не то было на уме — меньше всего собирался он ворота ломать. Ведь сегодня он возвращался с разудалыми песнями, чтобы все его слышали. И возвращался в полдень, когда вся семья в сборе. Однако никто не выбежал распахнуть перед ним ворота, чтобы ээспереские люди видели, как встречают тагапереского хозяина. Он и мешок французских булок купил, которых семье хватит на несколько дней, лишь бы ему показали, как его дома ждут.

Пеару был ужасно зол, что все сорвалось: соседи не увидели его величия, ворота валялись на земле, а бесполезный уже теперь мешок с булками — в телеге. Хоть свиньям скорми дорогую булку, никому другому Пеару теперь отдавать ее не желает.

Хозяйка вошла в дом.

— Почему не идешь, когда тебя зовут? — закричал на нее Пеару.

— Лошадь ведь... — начала было хозяйка.

— Какая лошадь! — вскипел Пеару. — Так тебе лошадь дороже, чем я?

И, не внимая мольбам жены, он набросился на нее с кулаками.

— Дорогой Ору, — подковылял к нему эммасооский Виллем, — оставь бабу, что ты к ней привязался, она ведь...

Виллем не успел договорить, как Пеару в ярости заорал на него:

— Что? А тебе какое дело до меня и моей бабы? Тебе какое дело до моей бабы?

И, отпустив жену, он вцепился в волосы гостю. Тот попробовал было сопротивляться, но тут же очутился на полу. Виллем был слабее Пеару, да и вдребезги пьян. Правда, он и в трезвом виде едва ли справился бы с Пеару — Виллем был человек тихий, никому не делавший зла. А стоило ему выпить, он и совсем дурачком становился: любил кривляться, шутить, орать непотребные песни.

Сперва мужики боролись на полу молча, но вдруг из глотки Виллема раздался дикий вопль: Пеару большим пальцем надавил ему на глаз — это был его знаменитый прием. Вместе с гостем закричали и дети. Заголосила и хозяйка, один лишь Пеару сопел да ругался.

Хозяйка решила вызволить гостя из беды, хотя и знала, что в этом случае ее ожидает. Пеару сперва хотел было расправиться сразу с обоими, да не вышло. Виллем от сильной боли в глазу почти отрезвел и с помощью хозяйки вырвался из когтей Пеару. Ни на секунду не задумавшись о судьбе своей спасительницы — они, мол, люди свои, — он сломя голову выбежал вон и без шапки помчался к дому, который виднелся за болотом, на соседнем холме.

Пеару остался вдвоем с хозяйкой и принялся обвинять ее в шашнях с Виллемом. Иначе с какой стати ей было вступаться за Виллема, а тому — за нее! Ни просьбы, ни клятвы жены — ничто не помогало, Пеару бушевал и дрался. Жена терпела молча, только дети, стоявшие рядом, ревели в голос. Ситцевая кофта хозяйки превратилась в лохмотья и валялась на полу. Обезумевший муж порвал на ней и рубашку, показалось голое тело.

В глазах Пеару вспыхнула животная страсть. Он готов был стащить с жены и юбку. Но та заметила это и резким движением вырвалась. При этом тесемка, на которой держалась юбка, оборвалась, и хозяйка выбежала из дому в разорванной рубашке и волочившейся по земле юбке. В дверях Пеару чуть было снова не схватил жену, но пьяные ноги и руки плохо слушались его. Жена, поддерживая рукой юбку, помчалась к амбару, Пеару за ней. Однако жена оказалась проворнее. Заскочив в амбар, она захлопнула дверь, повернула ключ да еще набросила крючок.

— Открой! — завопил Пеару.

— Не открою! — крикнула в ответ жена.

— Убью! — пригрозил Пеару.

— Убивай, коли хочешь! — тяжело дыша, отвечала жена, переодеваясь в целую рубашку и юбку.

— И убью!

— Убивай!

Пеару поглядел вокруг, словно высматривая подходящее орудие убийства, как вдруг его осенила новая мысль и он крикнул жене:

— Ладно, сиди себе там, посмотрим, долго ли просидишь. Небось сама выскочишь!

— Не выскочу! — отвечала жена из амбара.

— Выскочишь!

— Ну и жди!

— Выскочишь, коли велю!

— Брысь! — ответила жена из амбара.

Это окончательно взбесило мужа. Разбежавшись, он наскочил на дверь и принялся изо всех сил барабанить по ней кулаками.

— Выходи! Выходи, не то увидишь, что я сделаю! — орал он.

— Делай что хочешь, — отвечала в тон ему жена.

— Пойду и сделаю! — крикнул Пеару и пошел прочь от амбара.

Немного погодя жена отворила дверь, чтобы поглядеть, что делает хозяин. Пеару шел к колодцу. Подойдя к нему, он принялся расстегивать штаны. Теперь хозяйка поняла: муж задумал выкинуть новую штуку, чтобы заставить ее подчиниться. И верно: Пеару спустил штаны и сел на сруб, словно намереваясь справить естественную нужду.

— Господи Иисусе! — воскликнула хозяйка и стремглав помчалась к колодцу. Сложив руки, она упала перед мужем на колени и с плачем стала умолять его: — Милый муженек, дорогой хозяин, что хочешь делай, только не озоруй так, не погань колодец! Где мы будем воду брать! Вставай скорей, гляди-ка соседи смотрят.

Пеару не отвечал ни слова и только сопел, продолжая сидеть на срубе.

Хозяйка в смертельном страхе голосила и причитала, потому что знала: ее мужик ни перед чем не остановится. Он может совершить самую глупую и опрометчивую выходку, от которой пострадают все, включая и его самого

— Йоозеп и Карла! Йоозеп и Карла! — закричала хозяйка. — Идите сюда, куда вы запропастились! Упросите отца!

Оба мальчика выбежали из-за дома. Увидев отца, сидящего на колодце, и мать на коленях перед ним, дети сразу поняли, что дело серьезное, и принялись громко плакать. Четырехлетний Йоозеп схватил младшего братишку за руку, и оба они с ревом побежали к отцу и матери. Три жалких, несчастных существа склонились перед Пеару, а тот делал вид, что и не замечает их вовсе.

— Мийна, Мийна! — позвала хозяйка работницу. — Поди и ты сюда, помоги нам упросить хозяина!

Мийна подошла и, понурив голову, встала позади хозяйки. Наконец вышел из дома и работник — поглядеть, что происходит у колодца. И когда понял, в чем дело, тоже подошел к Пеару и сказал серьезно:

— Черт побери, хозяин, будь ты человеком, вставай с колодца и застегни штаны. Чего дурака валяешь!

И хозяин встал с колодца. Однако сам натягивать и застегивать штаны не стал — это должна была сделать хозяйка. И хозяйка сделала это с радостью, потому что понимала: на сегодня буря пронеслась. У всех отлегло от сердца, каждому захотелось заняться своим делом. Но хозяин сказал работнику теперь совершенно другим тоном:

— Каарель, поди-ка, принеси в дом тот мешок, что на телеге.

Работник знал, о каком мешке идет речь, — он успел обшарить телегу. Хозяйка и дети тоже догадались, что речь, очевидно, идет о каком-то хорошем мешке. Так оно и было: когда Каарель внес мешок в дом и его развязали, в нем оказались булки, одни только булки. Их хватило на всех, даже Каарелю и Мийне досталось, не говоря о хозяйке и детях.

Все принялись жевать, хотя только что встали из-за стола. Для булки место в животе все-таки нашлось, тем более что хозяину очень этого хотелось: гнев его прошел, он повеселел, хотел быть добрым и видеть вокруг одни лишь радостные лица.

На столе появились и две бутылки: одна для мужчин, другая для женщин и детей. Мужчины отхлебывали водку, сплевывали и затем закусывали булкой, женщины же и дети сперва откусывали булки, а затем уже запивали ее вином, причем вообще не сплевывали. Вот какая разница была между мужской и женской бутылками.

Весело было в усадьбе Тагапере, за столом с двумя бутылками и мешком булок. Всех так и подмывало затянуть песню. Одна лишь хозяйка грустила, тяжело было у нее на сердце. Вот на какие вещи ее мужик деньги тратит, а ведь их не хватает и на самое необходимое. Если нужна тебе копейка, хоть из дому что-нибудь тайком тащи и продавай.

Но обо всем этом хозяйка сейчас и не заикалась; она вместе с детьми жевала булку, хотя каждый кусок застревал у нее в горле. Да и какой смысл что-либо говорить! Хозяин только обзовет лишний раз бобыльским отродьем — откуда, мол, ей знать, как подобает жить настоящему хозяину усадьбы.

Однако хозяйке все-таки пришлось сегодня возразить мужу. Это случилось, когда тому вздумалось пойти к соседу — они, мол, не все счеты свели.

— Муженек, дорогой мой, не ходи сегодня, — молила хозяйка, — ложись-ка лучше спать, ты устал. Соседей, может, и дома нет, на работу ушли, только зря проходишь.

Но нет, Пеару хотел идти непременно сегодня; сейчас он как раз в ударе, да и водка в бутылке еще есть.

— Пускай сперва они у нас побывают, почему ты первый должен идти? — сказала тогда хозяйка. — Ведь мы на Варгамяэ раньше их поселились, у нас прав побольше.

Это подействовало. Верно! Пеару сразу это понял. Надо быть гордым. Пусть-ка раньше они придут сюда, почему обязательно он должен быть первым! К тому же из Ээспере сюда под гору идти, а отсюда в Ээспере — в гору: пусть первым придет тот, кому легче.

И хозяин варгамяэского Тагапере со спокойным сердцем повалился за печкой на кровать, да так, что все шипы и скрепы затрещали. Даже клопы, уцелевшие после субботней пропарки, должно быть, догадались, что это сам хозяин залез в постель.

А хозяйка велела работнику тотчас приниматься за починку поломанных ворот, чтобы к утру от сегодняшнего происшествия и следа не осталось. Но она забыла про булки — их ведь хватит детям не на один день... Однако за ночь хозяин проспится и ни о чем не будет вспоминать.