Читать книгу Русская революция - Антон Станиславович Вяткин - Страница 2

– Максим, мы сегодня собираемся всей нашей компанией в кофейне. Не хочешь присоединиться? Познакомимся вживую)

Алина написала ему в субботу днём.

– Почему бы и нет)

Было оговорено время и место. От предстоящей встречи с новыми людьми Максима Ионова одолевало сильное волнение, которое нельзя было ничем унять. Было бы совершенно превосходно, если бы они встретились один на один. Тогда он, не испытывая никакого волнения, воспарил бы ввысь и мигом прилетел к ней. Но мысль о компании незнакомых людей, совладать с которыми было обязательным условием его сегодняшней первой встречи с Алиной, тяготила и мучала. Когда Максим пришёл, то сразу заметил группку людей, состоящую из четырёх людей, среди которых оказалась она. Он подошёл к ним и тихо поприветствовал, но только её. Алина в ответ улыбнулась и начала знакомить с остальными членами компании:

– Ребят, поприветствуйте Максима. Максим, это Полина.

Максима поприветствовала очень красивая девушка с чёрными волнистыми волосами. У неё были большие чёрные глаза и большие, но аккуратные губы. Одета она была в застёгнутую на все пуговицы белую рубашку.

– Это Павел.

Максиму подал руку высокий и худощавый симпатичный парень с зачёсанной назад чёрной шевелюрой и таким же большим носом. Так вначале показалось. Максим начал нескромно его рассматривать, но сразу одёрнул себя.

– А это Владик. Владислав!

Владислав, обладатель пышной копны волос соломенного цвета, спадающей на лицо, был одет в футболку и накинутый поверх неё пиджак.

Максим подсел к компании, заказал американо с молоком и стал наблюдать за Алиной, которая, судя по всему, продолжила прерванный его появлением спич.

– Под предлогом реставрации разнесли у дома все внутренности и крышу. Оставили только голые стены. Фактически разрушили ещё одно историческое здание. В том городе вообще почти ничего примечательного не осталось. И это происходит при полном молчании людей. Находилась бы я там – такую бы шумиху подняла.

Ей ответил Павел:

– Варвары, не имеющие совершенно никакого понятия о красоте и изяществе, уничтожают старую русскую архитектуру, которая отлична от чего бы то ни было в этом мире. Но, по-видимому, она не столь велика, раз не пленит этих дикарей своей красотой, чтобы они встали перед ней, разинув рты и боясь притронуться.

– Ты же понимаешь, всё дело в том, что она просто не ухожена. Долгое время на неё было всем плевать. Но даже те времена она пережила.

– Была бы у меня возможность – я бы её просто скупал и собственноручно приводил в порядок. Только для этого необходимо стать миллиардером.

Он усмехнулся.

– Но я им никогда не стану.

– В такие моменты чувствуешь своё бессилие. И от этого так плохо становится. Как будто, каждый раз разрушая ещё одно уникальное историческое здание, разрушают и частичку меня, разрывают очередную ниточку, которая держала меня за нашу страну. Ниточек пока достаточно, но если учитывать с какой скоростью их обрезают, с какой скоростью уничтожают всё, абсолютно всё: нашу историю, нашу природу, нашу культуру – то в скором времени мы предстанем перед ничем, не будет нашей России.

– Я особо не убиваюсь по этому поводу и тебе советую. Иначе вгонишь себя в депрессию. Ну не доглядели мы, ну отвлеклись на мгновение от защиты нашего наследия, ну снесли его эти черти, ну поставили на его месте какое-то громадное нечто. Это убожество, за неимением ничего достойного именуемое современной российской архитектурой, мы когда-нибудь разрушим и построим новую Россию, которая будет такой же уникальной, как и старая. Изобретём новый, ни с чем не сравнимый стиль, который завоюет мир и будет ассоциироваться только с Россией. Можно сказать, Россия завоюет мир.

Он обратился к Максиму, высказывая ему, судя по всему, уже известную всем остальным мысль:

– Знаешь, за что я люблю архитектуру? Она нравится мне своей тотальностью, тоталитарностью. Тотальным и беспрепятственным преобразованием природного и культурного пространства вокруг себя. Я думаю, такое не под силу другим видам искусства, может только кроме музыки. Поставил, например, в пустыне здание, в которое вложил все свои любовь и старание, которое продумал вплоть до мельчайшего бугорка на стене, вплоть до каждого камешка, разбросанного вокруг – и она, эта пустыня, сразу преобразится, станет настоящим прекрасным оазисом. Архитектура – это не кровавая диктатура, не диктатура насилия, а диктатура прекрасного.

Алина усмехнулась и обратилась к Максиму:

– Павел вместе со мной учится на архитектора.

Павел же продолжил:

– И даже плохую архитектуру можно преобразить, сделать хорошей. Достаточно лишь иметь искренний интерес, желание.

– Так может и современные постройки можно преобразовать?

– Нет, я сказал снести! Приговор вступает в силу и обжалованию не подлежит!

Все рассмеялись. Максим под действием всеобщей открытости решил проявить инициативу и спросить Полину, чем занимается она.

– Я учусь на филолога. И немного пишу. Кстати, ребят, я могу представить вам одно из свеженаписанного.

Она достала из рюкзака блокнот.

– Это свободный стих, который называется «Спутник»:

«Я шла, пытаясь забыться, не думать,

Что через время, кажущееся мгновением, каким бы оно не было долгим,

Снова погружусь в грязь, очиститься от которой не смогу.

По своей ли воле или не своей

Появился ты.

Удивительно, но обойдя меня, ты не ушёл вперёд

Так, чтобы вскоре уже не был виден.

Ты шел рядом, как будто мы давно знакомы.

Будто встретив меня и чувствуя,

Как гнилые мысли сдавливают моё сердце и голову,

Решил поддержать меня.

Чувство, что ты скоро уйдёшь, не покидало меня.

Но оно становилось тем меньше, чем дальше мы продвигались.

Мы шли безмолвно, и я думала,

Какая высшая сила заставила тебя примкнуть ко мне.

Я попыталась дотронуться до тебя, когда ты подошёл ко мне,

Но ожидаемо ты отстранился,

Думая, что знак дружелюбия обернётся тяжёлым ударом.

Благодарю, что отсрочил мою каждодневную смерть.»

– Молодец, милая. Как всегда ужасно.

Полина рассмеялась.

– Господи, Высоцкий, какой подлец! Ты ничего не понимаешь.

Она легко ударила его в грудь. Алину озадачило это творение.

– Что-то я тоже не понимаю. Если тебе было настолько плохо, почему ты не поделилась этим со мной? Про что ты писала?

– Я не могу сказать о чём это конкретно. Потому что сама не знаю. Это распределено в пространстве, витает в воздухе. Каждый день ты проходишь через это, пропускаешь через себя. И в определённый момент это накапливается внутри в виде некого отягощающего сгустка, который не выйдет из тебя, пока ты не перенесёшь его на бумагу. После этого к тебе обратно возвращается чувство лёгкости и счастья. Вот и всё.

Полина решила адресовать Максиму ответный вопрос:

– А чем занимаешься ты?

– Я программист. Программирую немного.

– Ого. Наверно это очень интересно. Никогда не понимала людей, которые что-то смыслят в программировании, в этих кодах…

– Ну слушай, я бы, в свою очередь, не написал такого прекрасного стиха.

Полина рассмеялась.

– Всё, Высоцкий, я ухожу от тебя к Максиму. Он, в отличие от тебя, ценит мою работу.

– Неужели я виноват, что в своём стихе ты совершенно забыла про рифму?

Все рассмеялись.

– Паша, ты, провозгласивший себя свободным человеком и топящий за разрушение всех сковывающих человека границ, просто обязан был оценить это как акт самовыражения.

На что Павел ласково и примирительно ответил:

– Извините, извините. Был не прав. Это было прекрасно.

Он поцеловал её. Максим решил обратиться к последнему члену тусовки, про которого ему еще ничего не было известно кроме его имени. К Владиславу.

– Влад, чем занимаешься ты?

– Я музыкант. Нигде не учусь. Имею честь состоять в данной компании только как знакомый Павла.

Павел решил пояснить:

– Мы с ним пару месяцев назад списались в соцсетях по одному вопросу и с тех пор общаемся.

Владислав продолжил.

– И вот спросишь меня, чего я хочу добиться от жизни – я тебе не отвечу. Просто чиллю по волнам жизни и жду, когда прибьёт хоть к какому-нибудь берегу.

– Да ты лукавишь.

– Ну извините, лучше легенды я не придумал.