Читать книгу Русская революция - Антон Станиславович Вяткин - Страница 4

– В Польше снесли очередной памятник советским воинам, воевавшим во Второй мировой войне и освобождавшим её от нацистов. Наши чинуши, от самых главных до самых мелких, сразу начали вопить о попытках переписать историю, о неуважении к солдатам, вытащившим Польшу из смертоносных рук Нацистской Германии. Хотя сами по факту занимаются тем же, в чем её и обвиняют. Сами же переписывают историю. Нет, Катынского расстрела не было. Нет, тысячи поляков не гнили в лагерях. Бе-бе-бе! Что вы нам сделаете, мы в другой стране…

– Опять ты заладил о политике.

Алина и Полина ушли, оставив Павла с Максимом, которому и ничего не оставалось делать, кроме как сидеть и слушать, потому что Павел, пока говорил, смотрел только на него, и Владиславом, которого, казалось, искренне заинтересовал этот спич.

– Господи, ну неужели они не понимают, как жалко они себя ведут. Я понимаю, что это политика. Но это настолько для бедных. Цирк для бедных. Для своего народца. Те, что в сарае живут. Чтобы они вылезли и сказали: «Посмотрите-ка, как мы их!». Не понимая сути событий, не понимая, что за всем этим стоит. Как морковка, подвешенная у них перед носом и отвлекающая их от ущербности собственной жизни. Люди, нормальный люди, образованные, не ведутся на эти дешёвые политические игры.

Павел глотнул джина из своего бокала. Этим субботним вечером компания сидела и выпивала у Владислава, который в очередной раз пригласил её к себе.

– Например, на днях я смотрел запись оперы «Борис Годунов» Мусоргского в недавней постановке Большого театра. В сцене, где Лжедмитрий и Марина Мнишек объясняются друг другу в любви, на заднем плане нет наблюдающих за всем этим знатных особ и католических священников высшего звена, по чьим лицам были бы видны их корыстные мотивы с помощью Лжедмитрия взять под свой контроль Русское царство. Что есть в записи того же Большого театра середины прошлого века. И это в то время, когда социалистическая Польша считалась нашим идеологическим другом. Я понимаю, что ещё была свежа в памяти Советско-польская война, случившаяся на заре образования нового Советского государства, результатом которой стало отделение считавшейся нашей территории и её присоединение к Польше. И не исключаю, что наших людей на этой территории притесняли. Но всё же. Территории вернули. Польша именуется нашим другом. Но показана врагом. И что сейчас? Наша власть активно вдалбливает нашим согражданам мысль про кольцо врагов, а Польша так вообще, гадкая чертовка, не хочет рассматривать Советский союз, своего освободителя, кроме как узурпатора, равного Нацистской Германии. Но я смотрю оперу и не вижу враждебной Польши. Только один католический священник, который, кажется, искренне благословляет двух любящих друг друга людей, и польское войско, руководимое Лжедмитрием, которое просто является оружием в нашем внутреннем противостоянии. Почему? Потому что нормальные люди не хотят вражды, устали от неё. Они понимают, что современный международный язык – язык примирения и сотрудничества.

Павел глотнул джина. Все последовали его примеру.

– Зачем ныть по поводу того, что кто-то интерпретирует историю по-другому, не так, как мы? Зачем ныть по поводу снесённых памятников нашим полководцам? Что нас никто не уважает, не принимает во внимание наше мнение по любому внешнеполитическому вопросу. Говорить, что мы находимся в кольце врагов. Кто мы такие, что мы «им» сделаем? Не нужно хвататься за рукава и истерично кричать: «Вы не правы! Всё не так!» Это показывает нас, как конченных истеричек. Давайте наращивать свою экономическую мощь, развивать технологии. Изобретём новые способы работы с информацией, главным ресурсом в настоящее время. И вот тогда мы сможем навязывать своё мнение, своё видение истории всему миру. Ту историю, которую так бережно восстанавливаем и храним. Нет, даже навязывать ничего не придётся. Все страны, которые увидят в нас равноправных партнёров, сами будут внимать нам и советоваться с нами по всем вопросам. Когда-нибудь это сделает наша страна, но не это долбанное руководство, не это государство. Государство, которое способствовало установлению такого уровня неравенства доходов, что большинство наших сограждан, те, что находятся за чертой бедности, с ума бы сошли, если бы получили хотя бы ту сумму, которую некоторые тратят на один поход в ресторан. Они бы сказали: «Ээээ! Да моя жизнь столько не стоит!». Государство, которое смотрит на тяжёлую жизнь своих граждан и не делает ничего, что могло бы это изменить.

Максим, решивший дать Павлу передохнуть и промочить горло, выложил свою мысль:

– Иногда мне становится мучительно больно, когда я вижу, как пожилой человек, всю свою жизнь работавший на свою страну, гниёт в своей затхлой квартире или доме престарелых, никому не нужный, и единственное, что он хочет, это спокойно умереть в чистой постели среди любящих его людей, которых бы он мог перед своим отправлением, последний раз вдохнув живительного воздуха, взять за руку. Как маленький ребёнок из неблагополучной семьи, ещё не готовый ко всей жестокости этого мира, сталкивается с ней, и вся его беззаботность, душевная чистота, человеколюбие погибают. Как человек, от природы или в силу жизненных обстоятельств получивший тяжёлую физическую травму, постоянно сталкивается с дополнительными проблемами, которые подбрасывают живущие рядом с ним люди, и ему остаётся только мечтать о смерти, что облегчила бы его боль. Если бы у меня была возможность, я бы всё это исправил. Неприятно смотреть, как тот, кто борется за чужую человеческую жизнь, за сохранение целостности природы, за развитие культуры, сталкивается с преградой, с огромной рукой, которая пытается нагнуть, сломать его, уничтожить его благородный порыв. Если бы у меня были хоть какие-нибудь властные полномочия, я бы предоставил свободу этим людям.

– Тут не просто власть нужна, а безграничная власть. Большинство тех людей, которые стремятся к власти и получают её, не просто так к ней стремятся, а боятся, что их прихлопнут за все их прегрешения перед миром, что свиньи пожирнее не подпустят к кормушке, откуда все свиньи кормятся. Вот если бы я получил эту безграничную власть, то я собрал бы весь этот мусор, который считает возможным растоптать, изгадить чужую жизнь, жизнь простого, честного, как ему кажется помешавшего ему обывателя, …

На этих словах он ладонью захватил перед собой воздух и крепко сжал кулак.

– …и в пыль растёр. Размазал бы по земле.

– Я бы пустил всю свою безграничную власть только на то, чтобы прекратить людские страдания. Закатал бы рукава и стал менять этот мир к лучшему, очищать от грязи, которая коркой его облепила.

– Не получится только созидать. Обязательно появятся какие-нибудь клопы, которые попробуют присосаться к тебе, мировому властителю, попаразитировать, крови твоей попить. В этом случае ничего не остаётся, кроме как раздавить их.

Максим усмехнулся.

– Ну да… Может ты и прав. Или так, в загоне попридержать, чтобы не продолжали и дальше всякую хрень делать. Господи, в такие моменты становится ужасно обидно, что нельзя сделать так, как ты хочешь, просто по щелчку пальцев, как какой-нибудь герой комиксов.

– Если бы я мог выбирать суперсилу, то я бы выбрал возможность, щёлкнув пальцами, стирать с лица земли людей, как Танос из марвеловских Мстителей. И стёр бы на хрен всех заставших Советский союз. Поверь мне, мы не заживём хорошо, пока не помрёт последний человек, родившийся в Союзе. Есть в нём что-то ядовитое, а в людях ненормальное, какая-то дисгармония. Непонятно даже из-за чего. Или из-за того, что жили в режиме постоянного износа. Ты был обязан износить себя работой и скотскими условиями жизни для светлого коммунистического будущего. Или промытых пропагандой мозгов. И ведь перестанешь думать своими собственными мозгами и верить в эту пропаганду, раз отрезан от остального мира, мирового информационного пространства, не получая альтернативной точки зрения. Я не говорю, что все родившиеся в Советском союзе такие. Но тут не угадаешь, кто именно. Пусть исчезнут все, чтоб наверняка.

Максим усмехнулся.

– Очень радикально.

– Ну а куда деваться? Я не призываю их убивать – пусть все умрут своей смертью. Но я тебе говорю: до этих пор мы точно нормально не заживём.

В это время из другой комнаты раздался голос Полины:

– Паша! Подойди к нам, пожалуйста!

Павел попросил прощения у Максима и Владислава за своё временное отсутствие и, слегка покачиваясь, направился к звавшей его Полине. В первый раз Максим остался наедине с Владиславом. Но так как он был навеселе и, глотнув джина, разогрел себя ещё больше, на этот раз завести разговор не составило большого труда:

– Куда занесло мужчину, да?

Он смотрел на Владислава и улыбался, ожидая его ответа. Так продолжалось некоторое время. Тот, в свою очередь, тоже смотрел на Максима и улыбался, но вместо того, чтобы ответить, внезапно положил свою руку на руку Максима.

– Что? О нет! Не сейчас! То есть… Нет, нет.

Владислав, сам испугавшийся того, что он сейчас сделал, и последующей реакции, сел и уставился в пол. Настал неловкий момент, когда каждый не находил места. Владислав не выдержал давления, которое оказывало на него присутствие рядом Максима, резко вскочил и ушёл к остальным. Вскоре вернулся Павел.

– Владику с тобой настолько скучно, что он от тебя сбежал?

Он рассмеялся.