Читать книгу АГУ работает, заявок нет - Антон Владимирович Чумаков - Страница 8

Мою первую учительницу звали Лидия Константиновна. А может быть, и сейчас еще зовут, не знаю. С тех пор, как в начале четвертого класса меня перевели в школу поближе к новому дому, я больше никогда ее не видел и ничего не слышал о ней. Прошло уже достаточно времени, чтобы забыть ее лицо, но одно связанное с ней веселое воспоминание стираться пока не хочет. И стоит мне услышать слова «моя первая учительница», – я непроизвольно улыбаюсь.

Как и положено первым учительницам, Лидия Константиновна единолично учила наш класс всем без исключения предметам на протяжении первых трех лет. Хотя, нет, музыка. Ее, а точнее, – пение, вела кошмар «потерянного поколения, по ушам которого прошлось стадо медведей», бывшая (но, как она говорила, – навсегдашняя) виолончелистка оперного театра Эсфирь Борисовна. А так, все остальное – Лидия Константиновна. Математика, чтение, письмо, логика, природоведение, рисование, труд и даже физра.

И все бы ничего (да, собственно, все и было ничего), но моя первая учительница родилась в Белоруссии (она сама говорила), и поэтому некоторые слова произносила немного необычно. А именно – слова со СЦвистяШЧе-ШЧипяШЧими. Сейчас-то я знаю, что это называется акцентом. А где-то до зимы второго класса, когда словарные диктанты после «ово» и «оро», как раз, наверно, и стали свистяще-шипящими, не знал. Нет, я, конечно, что-то такое заметил еще в самом первом сентябре, но Лидия Константиновна произносила свои «сц» и «шч» совсем не так, чтобы они прямо резали слух. Поэтому я быстро привык и перестал их замечать. А вот в диктанты они не раз внесли еще ту путаницу.

– Пишчем дальшче. Лещчь… Мощчь… Так, а ты, почему не пишчешчь?

– Я?.. Я уже. Написал.

– Шчто ты написцал?!

– Все… Мощчь, вещчь, речь, течь, ночь, Керчь, картечь, трещчина и сцмерчь.

– Тааак… Ну-ка, дай-ка сцюда. Ты сцмотри, сцнова то же сцамое!

К слову сказать, Лидия Константиновна любила диктовать один и тот же набор слов на протяжении многих-многих уроков. И может быть, будет нескромно, но, по-моему, только я один замечал этот замечательный факт. И уже на третий раз писал весь диктант (примерно слов тридцать) по памяти. Ну, и, досрочно закончив, складывал руки. Чем, естественно, не раз привлекал к себе повышенное внимание. Хотя, что там говорить, это было приятно. Все еще пишчут, а ты уже – самый молодец.

Но вот с «лещчом» и «мощчью» мой находчивый мозг никак не мог справиться. С неделю, наверно. А может, и дольше. И сколько ни подчеркивала мне Лидия Константиновна почти каждое слово красным (могла бы, вообще-то, подчеркивать только проблемные фрагменты), сколько ни качала головой, вздыхая: «Такой был хорошчий мальчик… И нна цебе. Приехали. Не сцтыдно?», я никак не мог понять, что же именно ей так не нравится?

Может быть, нужен еще один мягкий знак? «Лещьчь», что ли? С каждым днем я вслушивался все тщательнее, максимально пристально проверяя каждый досрочно написанный слог, но – нет, как говорится, «со слов записано верно». А весь диктант снова подчеркивался красным…

В чем же дело? Загадка. Глупо, конечно, но эта загадка настолько меня удивляла и обескураживала, что мысль «свериться с соседями» даже не приходила в голову. А спросить Лидию Константиновну прямо было, как бы, знаете ли, страшновато… Родители? Считая меня уже достаточно самостоятельным, они заглядывали в мои «дела» только по выходным (да и то не всегда и не во все). Даже августейшая бабушка. Особой необходимости не было, я учился хорошо и без посторонней помощи. А почему я сам не спрашивал у них совета? А я и не помню. Почему-то не спрашивал.

В общем, день за днем вопрос никак не решался, все «лещчи» и «мощчи» стабильно подчеркивались, и я решил, что: хэх, наверно, это – такая месть за досрочность. Надо было не высовываться.

И вот, наконец, Лидия Константиновна не выдержала, отвела нас с мамой (которая пришла меня забирать) в сторонку и сказала: «Знаеце, у насц есць небольшчая проблема. Кое-кто сцлишчком много сцебе поздзволяет. Досцтань-ка, дружочек, писцьмо. Досцтань-ка, досцтань-ка. Вы предсцтавляеце, – прямо в цетрадзи. Прямо в цетрадзи! И прятал от мамы, небойсць. А-я-яй…»

У мамы поднялись брови. А у меня отвисла челюсть. От невозможности осмыслить фразу «Прямо в тетради!». Прямо в тетради… Что прямо в тетради?.. Прямо в тетради… А где же еще?.. Я достал письмо. Мама зашуршала. И словно отвечая на мой немой вопрос, Лидия Константиновна сказала: «Драздзнишчсця… Не ожидала от цебя…». В ту же секунду мама, не в силах сдержаться, резко отвернулась и зажала рот рукой. А моя челюсть упала на пол.

– Вы находзице это сцмешчным?

– Простите… Прос… (мама сделала титаническое усилие, чтобы подавить смех) Простите… Лидия Константиновна… (мама посмотрела на меня и все поняла) Лидия Константиновна… Ну, что вы… (мама отодвинула меня рукой подальше и что-то тихо заговорила учительнице) Лидия Константиновна, дорогая… Он вовсе не…

Я был в шоке. И не стал даже пытаться подслушать.

В результате недолгих переговоров Лидия Константиновна укоризненно погрозила мне пальцем. Но улыбнулась. И в несколько последующих дней подчеркнуто повторяла некоторые слова «для особо одаренных». Подчеркнуто безакцентно.

Мне было немного стыдно. И на всякий случай я открыл для себя внимательное чтение учебника. А для пущей страховки – еще и на тему вперед.

П. С. А через несколько лет я столкнулся с темой «письменного передразнивания учителя» опять. Проверяя уроки младшего братца. Опознавшего красное слово «Плохо» под диктантом не как оценку, а как… образец. И написавшего несколько аккуратных строчек:

Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо Плохо