Читать книгу Детям за 20 - Арчет - Страница 7

                пока я держу удар, тяну сигарету, курю взатяг —

молись обо мне святому Мартину, защитнику всех бродяг.

молись обо мне непорочной Деве, сожги за меня свечу.

я сам не умею. вообще не в теме, сам я только молчу.

ведь я же не верю – ни в сон, ни в чох, ни утренний

птичий грай.

я обнимаю твое плечо.

                и я не увижу рай,

                но губы твои создадут слова, латынь полетит,

звеня, взовьются стяги и покрова немеркнущего огня,

и, – пусть не найти на меня креста, – пройду по всему

кругу. и, если я встречу в пути Христа, – он мне подаст

руку.

                 так будет, я знаю, и это просто, и это совсем не

ново. читай за меня этот pater noster, пока я ищу дорогу,

пока я гадаю по старой карте, на пальце кручу медяк…

                проси за меня у святого Мартина,

                защитника всех бродяг.

В детстве мы все умели летать. Я же умел, тоже.

«Ну-ка немедленно перестать, этого быть не может!»

– взрослые говорили мне. Я ковырял стенки.

Крылья, шуршащие на спине, гладили по коленке.

Я знал, что крылья у взрослых есть. Только они – прячут.

С ними ведь толком ни лечь, ни сесть, сложно ходить,

значит, проще их под машинку стричь.

«Смотрите, у вас на ушке… Перышко? О, я прошу простить…

Наверное, из подушки»!

А если кто-то и полетит – сложно парить вместе, спереди

будет воздушный щит, сбоку крыло крестит, и турбулен —

ция позади. Легонький, как листочек. Крылья и правила

высоты делают одиночек.

Но я не сдался, – и я летал: с чайками над заливом, с

французскими летчиками до скал, с драконом одним

игривым, с крылатыми кошками на заре… И даже

одной ракетой. Видел, как она на земле стала лучом

света. Летал-летал, и однажды, вдруг, проснувшись не

очень рано, нашел изогнутый белый лук, висящий на

сгибе крана. А рядом, в ванной, огромный меч. И нимб.

И ключи на связке. Я – должен все это уберечь? Я сказка?

А что в развязке?

Сижу на крыше у голубей. Пью кофе из автомата. Небо

над городом голубей, а облака – вата.

От нимба пафосно прикурю. Это Ключи от Рая. А Меч —

Возмездия. Я горю, ярко – но не сгораю.

Господи… Я не вижу пути. Причем и назад – тоже. Что

мне делать, куда идти, Ты еще там, Боже?

Просто хотел, ну… «не как они», я же уже выжат…

Слышишь? Направь меня. Подмигни.

Но, кажется, он не слышит.

У меня есть ангел-предохранитель.

Каждый раз он советует мне: «Остынь. Да какой из

тебя, извини, воитель. Ты не любишь себя? Ну, давай, —

простынь! Простудись! Можно будет лизать варенье…

Можно будет лежать и читать,

читать… У тебя же отличное настроенье. У тебя же от —

личный диван-кровать! У тебя интернет, у тебя работа, у

тебя же девушка, идиот!»

Только если подступит… Оно как рвота, стартовавшая

после парада рвот.

Я сдвигаю ангела вниз, направо. Ангел щелкает.

Молча взведу курок.

Вспоминаю патрон.

Иногда кроваво.

Иногда получается между строк.

Прагматизм стирает.

Цинизм увечит.

Мизантропия дробью летит в толпу.

Реализмы дают дофига осечек,

Но зато попадают по существу.

Анекдоты всегда задевают ноги,

Размышления – мой веселящий газ,

Разрывные – тяжелые монологи.

В кобуре – один. Для себя. Запас.

Через круг прицела кругом – мишени.

Тут такой хитрожопый иньянь-женьшень – спусковому

крючку не до прегрешений.

Понимаешь, мой ангел,

я сам – мишень.

Мне все проблемы в мире по плечу.

Я счастлив и свободен, словно птица.

Я вырасту – и стану пикачу!

И папа с мамой будут мной гордиться.

Оставьте ёжика в покое! Оставьте ёжику покой.

Не троньте ёжика рукою, не троньте ёжика ногой.

Оставьте ёжика в покое, – вы не найдете общих тем!

Оставьте ёжика в покое, оставьте ёжика совсем.

Оставьте ёжика в покое, он слишком много видел зла.

И слишком, слишком много боли его душа перенесла!

Оставьте ёжика в покое. И, если очень повезёт, —

он вас запомнит. И из боя

кусочек мяса принесет.

Наступает сезон ведьм.

Они надевают чулки и короткие юбки,

перчатки,

и длинные пальто с разрезами,

и маечки,

и чёрт знает, что еще.

Наступает сезон ведьм,

эти глаза с поволокой,

и каждый мой шарф похож на петлю,

состоящую из петель,

и каждый мой шаг – по дороге благих намерений.

Наступает сезон ведьм,

холодает,

и встречи с чаем и старым кино

типа «Пушек острова Наваррон»

не доведут до добра.

Наступает сезон ведьм.

Сохрани меня, господи, от их чар,

а ведьм – от моей любви,

ибо человек слаб,

и мудрости, данной нам в детстве,

никогда не хватает на жизнь.

Наступает сезон ведьм,

я строю воздушные замки для обороны.

Волшебные кролики прыгают прямо с горы Брокен,

стою

и наматываю шарф на кулак,

не замечая,

– но небо полно черных точек,

и я уже слышу крики.

Понимаешь?

Мы носим своих мертвецов под курткой. До дна дней.

Если смерти смотреть в лицо, становится холодней.

Вот приходит. Садится. Парень. Стройный, в глазах медь:

«Я учил тебя. На гитаре… Еще научил петь».

Другой – серый, почти белый. Тогда уже был стар:

«Ну, да. Было такое дело… Ставил тебе удар».

Третья с краешку, на кровати. Прямо ко мне в тыл:

«Помнишь море? Красное платье? Конечно, ты не забыл…»

Четвертый и пятый во тьме комнаты. Рядом. За рядом ряд.

Их шеренги длинны, изогнуты, и все они говорят:

«Я вам руну открыл. Райдо. Шалаш из пяти веток…

Помнишь, ты подпевал радио? Помнишь, как я едок?

Помнишь рано приехал в город, и я по нему водила?..

Помнишь, сели в блестящий форд, а в нем заиграл Дилан?

Помнишь, помнишь, ты помнишь…»

Помню. Вас, и все эти сказки.

Моих мертвецов шелестит, стонет хорал григорианский:

качается, шепчет, поет, звеня ключами, цепями, пивом…

Мои мертвецы пугают меня.

Но делают, блин…

счастливым?

Мои мертвецы постоянно со мной. И этот, с глазами-медью,

и красное платье, и старый изгой, и женщина-на-рассвете,

и тот кто пел обо мне – обо мне! – громко, но не натужно,

и тот, что из двух дюжин камней выбрал один нужный —

они поддерживают меня. И на пути тоже.

Знакомые, родственники, друзья, весь легион прохожих

хранят.

Я ношу своих мертвецов

с собой, из них состоя.

А когда замкнется мое кольцо —

печать, приговор, статья, —

приду к тебе, и скажу: Помнишь,

про мертвецов? На крыше?

Дай мне куртку. Чего смотришь?

Там холодно так, выше…

Я с тобой. И буду с тобой.

Смерти нет. У меня – вышло!

Понимаешь?

У нас вышло.

______________________

Ире, IX.I.2014. Ленинград

.

Я смотрю на счастье. Как мерцает

в свете солнца золотая взвесь.

Как дорога вьется кольцевая,

но она окончится не здесь.

Как идут потеки по сиене,

как, одновременно и легки

и громадны, в повседневной пене

разрезают бурю маяки.

Как лучи стремятся делать лучше.

Лучше будет, – только подожди.

Как дождинки созидают тучи.

Тучи превращаются в дожди.