Читать книгу Северные моря в истории средневековой Европы. Эра викингов и эпоха Оттонов. 300–1100 годы - Арчибальд Росс Льюис - Страница 4

Ни один из периодов европейской истории не был рассмотрен так подробно, как тот, что стал свидетелем вторжений варваров в Западную империю. Еще со времен Гиббона эти годы обладали особой привлекательностью для историков. Тем не менее только немногие периоды так трудны для понимания. Отчасти это объясняется тем фактом, что тревожные годы всегда оставляют мало письменных свидетельств. Кроме того, пришедшие в движение народы, как правило, не оставляют достаточно четких следов, которые могли бы обнаружить археологи. Приходится полагаться на обрывочные свидетельства, исторические и археологические, чтобы сложить приемлемый рассказ о годах катастроф и перемен на европейских землях, прилегающих к водам северных морей.

Верно и то, что только сейчас мы начинаем осознавать, насколько сложными были передвижения актеров этой исторической драмы вторжений. Например, историки только в недавнее время поняли, как мало значили имена (названия), носимые захватчиками, которые вторглись в римский мир. Племенные группировки в то время были неопределенными и нестабильными по составу, и подобные имена не всегда означали, что племя состояло из одних и тех же людей в любой момент времени. Кстати, вполне можно предположить, что большинство народов, пришедших в римский мир или в Центральную Европу в те годы, имели смешанное происхождение. Франки, например, являлись конфедерацией разных германских племенных групп. Алеманны тоже. О баварцах можно сказать то же самое – представляется, что они были объединением маркоманнов и квадов. До сих пор не вполне ясно, что на самом деле обозначают такие названия, как англы, саксы, фризы и юты – разные этнические группы или смешение разнообразных родов. Кто такие даны? Можем ли мы быть уверены, что остготы и вестготы, которые пришли в империю, были теми же людьми, что в III веке жили на ее границе? Вероятнее всего, прожив долгое время на юге Руси и в Дакии, они стали народами с заметной примесью славянских и аланских элементов. Разве не разумно предположить, что гунны к V веку уже не были отдельным народом тюркского происхождения, а скорее смешанной группой, включающей германские, славянские и аланские элементы? И насколько большим был аланский элемент в славянских группах, таких как белые сербы и белые хорваты, которые возглавили передвижение славян в Центральную Европу? Ни на один из этих вопросов и предположений нельзя ответить точно. Они иллюстрируют сложность и неоднозначность проблемы.

Невозможно и отделить период вторжений от того, что ему предшествовал. Передвижения, кульминация которых пришлась на V и VI века, начались намного раньше. Набеги ирландцев на побережье Западной Британии и их поселения в Корнуолле и Юго-Западном Уэльсе в III и IV веках были началом переселения кельтских народов, которое завершилось колонизацией Арморики бриттами и Далриады скоттами. Вторжение на римскую территорию германцев, желавших стать солдатами империи, их расселение в качестве laeti и вспомогательных подразделений армии в границах римского мира являлось началом событий, имевших судьбоносные последствия. Аналогично те саксонские gewissae, которые поселились в Британии в IV веке как саксонские пираты, грабившие британские и галльские берега Канала, являлись инициаторами миграции, достигшей кульминации в V и VI веках в англосаксонской Англии. Гунны, пришедшие в Центральную Европу, стали авангардом большой массы людей – славян, аваров, булгар и венгров, – последовавших за ними. Мы можем с уверенностью заявить только одно: к 400 году прелюдия завершилась, занавес поднялся, и началась собственно драма, предвестниками которой стали события предшествующего века.

Смерть императора Феодосия в 395 году ознаменовала конец эпохи. Несмотря на все свои ошибки, коих было немало, он был последним настоящим императором римского мира, который мог удерживать вместе его живущие в раздорах части, примиряя их несовпадающие интересы. Он оставил империю двум сыновьям, Аркадию и Гонорию, которым предстояло увидеть унижение гордого Рима. Они оба отказались играть роль генералов, ведущих армии на защиту имперского наследства. Аркадий был вполне доволен, живя в безопасности за стенами богатого и могущественного Константинополя. Гонорий, еще более беспомощный, удалился в укрепленный город Равенна, оставив и оборону, и все прочие государственные дела Стилихону, своему очень способному, но беспринципному германскому magister militum – высшему военному должностному лицу.

В такое трудное для Римской империи время у нее добавилось проблем в виде слабых императоров-бездельников. А ситуация была чревата гибелью для государства. За Дунаем в Центральной Европе и на юге Руси гунны активно строили германо-славянскую империю, протянувшуюся от Рейна до Урала. В границах империи, в Иллирике, вестготами, дружески расположенными к Феодосию, теперь правил амбициозный монарх Аларих, жаждавший еще земель и добычи. Войска, защищавшие рейнские границы и Британию, и те, что размещались на фортификационных сооружениях вдоль атлантического побережья, были немногочисленными. На самом деле не римляне, а франкские союзники, федераты, были основной силой, защищавшей римские рейнские границы.

Катастрофа началась с вестготов. При Аларихе они совершали набеги на Балканы. Тем самым они стали угрозой для Восточной империи, и император Аркадий решил от них освободиться. Он призвал их короля Алариха в Константинополь, одарил его богатыми дарами и коварно предложил ему повести своих людей на запад, в Италию, где на землях его брата Гонория их ожидает богатая добыча. Силы, которые Стилихон, magister militum на Западе, имел в своем распоряжении, чтобы противопоставить силам Алариха, были недостаточны для эффективного решения этой задачи. И потому он был вынужден снять войска с жизненно важной для империи рейнской границы. Лишенная защитников, эта граница не устояла, когда в 406 году вандалы и свевы переправились через Рейн в районе Майнца. На этот раз не было Юлиана, который мог дать им бой. Почти не встречая сопротивления, они прошли по Галлии, грабя и разрушая все на своем пути, и обосновались за Пиренеями в Испании. Свевы выбрали для себя северо-западную часть полуострова, вандалы – богатую провинцию Бетика, которая с тех пор носит их имя – Вандалузия или Андалузия.

Стилихон пожертвовал рейнской границей, но этого оказалось недостаточно, чтобы защитить Италию от вестготов. Впоследствии он был убит своим малодушным хозяином, императором Гонорием. После смерти командующего армия утратила интерес к дальнейшим действиям, и вестготы без особого труда вошли в Италию. Аларих привел своих воинов в Рим, который они в 410 году разграбили. Впервые после разграбления города галльскими воинами в 390 году Рим пал перед чужеземным врагом. Весь римский мир был потрясен этим событием, и святой Августин под его влиянием написал свой знаменитый труд «О граде Божьем», желая показать христианам, что есть Вечный город, более важный, чем столица на Тибре, которая не смогла противостоять захватчикам.

Вестготы ненадолго задержались на итальянском полуострове. Вскоре после взятия Рима Аларих умер в Южной Италии. Новый король, Атаульф, повел их на запад, где они обосновались в Юго-Восточной Галлии и Испании. Там они в 414 году создали крупное варварское королевство со столицей в Тулузе, назвав себя foederati Рима. В этом качестве они сослужили империи хорошую службу, сокрушив вандалов в Южной Испании и оказав помощь сенатской аристократии Галлии, подавив восстания багаудов в Арморике и других местах. Тем не менее их господство на больших территориях Галлии и Испании являлось разрывом римской правительственной преемственности, которая так больше и не была восстановлена на землях, которые они сделали своей собственностью.

Завоевания и расселение вестготов, свевов и вандалов в границах империи положило начало череде событий, которые беспрепятственно продолжались на протяжении следующих нескольких лет. Сначала вандалы, разгромленные вестготами, переправились через Гибралтарский пролив в Северную Африку. Там под командованием своего способного, но беспринципного лидера Гейзериха они создали королевство, протянувшееся от Атлантики до Ливии и включившее Балеарские острова, Сардинию и Корсику. Выйдя в море, они стали грозными пиратами, которые препятствовали поставкам зерна в Рим и, не сомневаясь, отправили военную экспедицию, которая в 455 году снова разграбила Вечный город. К этим успехам варваров добавились другие – на Западе, – когда римский генерал Аэций поселил бургундов, как союзников Рима, в верховьях Соны, в районе горного массива Юра. Довольно скоро это поселение выросло в Бургундское королевство, в которое вошла вся долина Роны. На западе к 450 году только Италия и Северная Галлия остались под прямым управлением имперского правительства.

Упомянутые выше события, имевшие место в Испании, Северной Африке, Южной Галлии и Италии, не оказали непосредственного влияния на северные регионы, выходившие к Атлантике, такие как Британия и Северная Галлия. Однако их косвенное влияние было огромным. Теоретически Британия и Северная Галлия могли все еще признавать верховную власть Рима, но эта власть была удаленной, неэффективной и отрезанной от северных провинций новыми владениями бургундов, вестготов и других народов. На практике местные романизированные лидеры и население Британии и Северной Галлии оказались предоставленными сами себе и были вынуждены справляться с внутренними и внешними угрозами собственными силами. Восстания багаудов, вроде тех, которыми руководил Тибато на Луаре, добавило им трудностей. Известный отрывок из труда Зосимы описывает ситуацию: «Варвары из-за Рейна совершали невозбранные вторжения. Они нанесли жителям Британии и некоторым из галльских народов такой урон, что те отложились от Римской империи, более не повинуясь римскому закону, а вернувшись к своим племенным обычаям. Британцы, однако, вооружились своими силами и, показав много отваги, обеспечили собственную безопасность и свободу своих городов от набегов варваров. Тогда же вся Арморика и другие галльские провинции, следуя примеру британцев, таким же образом освободились своими силами, изгнав римских чиновников и установив такое правление, какого они хотели. Восстание британских и галльских провинций пришлось на время тирании Константина потому, что варвары воспользовались его бездарным правлением. Так как Аларих не принял ни мира, ни каких-либо заложников в указанные им сроки, он снова атаковал Рим и угрожал разгромить город, если граждане не объединятся с ним против императора Гонория. И пока они размышляли над его требованиями, Аларих обложил город и, пройдя вниз по заливу, упорно осаждал его несколько дней, пока, в конце концов, не принудил к сдаче… Гонорий направил послания городам Британии, призывая их позаботиться о себе своими силами».

Зосима оставил подробное описание произошедшего в течение следующих десятилетий в Британии и части Галлии. Этот период некоторые историки уместно назвали «субримским». Местные лидеры в этих двух изолированных провинциях были предоставлены сами себе. Результаты оказались разными. В некоторых частях Галлии римские сенаторы, такие как Павел, magister militum, или Эгидий, или даже военачальник Аэций, взяли местную ситуацию под контроль и попытались, невзирая на давление варваров и восстания багаудов, сохранить порядок. В других местах такие люди, как Аполлинарий, сотрудничали с королями варваров и их лидерами, чтобы защитить свои поместья и восстановить порядок. В Британии силы порядка иногда возглавляли романизированные бритты, вроде Аврелиана и Артория, знаменитого Артура. Однако судя по фрагментарному рассказу Гильды, чаще брали власть в свои руки и старались противостоять и захватчикам, и внутренним беспорядкам совсем другие исторические личности. Это Вортигерн, кельтский король, лишь немного знакомый с римской культурой, Кунеда или Коротикус. Они активно сражались и с внешними врагами, и с внутренними подрывными элементами. Однако следует подчеркнуть, что такое сопротивление и такое лидерство, даже сотрудничество с захватчиками, было местным, фрагментарным и нерегулярным и редко скоординированным. На этом общем фоне мы рассмотрим более подробно события, которые имели место в этих атлантических морях в течение следующих нескольких десятилетий.

Когда свевы и вандалы в 406 году прорвались через римские укрепления на Рейне, они положили начало целой череде исторических событий, которые, в конце концов, изменили систему власти на северных морях. Вслед за их вторжением имело место неудачное восстание Константина 410 года, которое, оттянув римские силы из Британии на континент, еще больше ослабило британскую военную власть в этом регионе. Саксонские пираты стали активнее в Канале. В 370 году они осуществили нападение вблизи Фландрии и Булони, и, возможно, их колония в этом регионе датируется именно IV веком. В 406 году, согласно Иерониму, их активность в этих местах снова увеличилась. Годом позже они атаковали Британию. На это событие, возможно, есть ссылка у Зосимы в его повествовании о тех годах. Под их натиском, судя по всему, с исторической сцены исчезла рейнская флотилия, поскольку других упоминаний о ней нет, а римский флот, стоявший в Булони, спустился вдоль берега и создал базу на реке Сомме – конечно, если верить Notitia Dignitatum[7]. В то же время франки на суше, следуя примеру саксонцев на море – не исключено, что и в союзе с ними, – продвинулись дальше на юг в Бельгию. Начался прорыв римских морских укреплений на Канале, соединявшем Британию с континентом.

Одновременно ирландские пираты, закрепившиеся в Корнуолле и Южном Уэлльсе, усилили натиск на побережье Западной Британии. При Ниалле Девяти Заложников[8] они атаковали крупными силами регион Северна. Эта атака приобрела известность, поскольку в процессе ее был захвачен юный святой Патрик и привезен в Ирландию в качестве раба. Набеги ирландцев имели место и в Английском канале, поскольку Ниалл несколькими годами позже был убит у острова Уайт. Вероятно, они распространились и на Бретань, прибрежные виллы которой, сожженные налетчиками, позволяют археологам судить о неукротимой ярости, которую море доставило к этим берегам в начале V века. Нападения саксонцев добавились к атакам ирландцев, постепенно ослабив связь Галлии и Британии.

Несмотря на систематические набеги, однако представляется вероятным, что некая связь между островом и континентом в начале V века еще поддерживалась. Для этого имеется несколько оснований. Согласно Notitia Dignitatum, римский флот в 428 году еще оставался на Сомме. Клады монет mini missimi также указывают на то, что Клаузентум (римский Саутгемптон) в эти годы еще был оккупирован. Но самое важное свидетельство присутствует в жизнеописании святого Германа. Согласно этому труду, в 429 году святой совершил путешествие из Галлии в Британию (возможно, по маршруту Руан – Клаузентум) и добрался до Верулама (Сент-Олбанс), где помог жителям отразить нападение пиктов и саксонцев[9]. Очевидно, путь в Британию был все еще открыт для путешественников.

Правда, к 441–442 годам произошла перемена. В том году хронист, живший в Южной Галлии, сообщил, что Британия была захвачена саксонцами. Определенно этот период был сложным для римско-британских жителей территории, поскольку нам известно от Гильды, что бритты в 446 году обратились с петицией к Аэцию, умоляя его о помощи. А в 449 году или около того Вортигерн в Кенте счел необходимым нанять наемников из Юты, имевших корабли, которые могли защитить их берега от захватчиков.

Это последнее событие помогает нам точнее определить время исчезновения римского флота с Канала. Это произошло, вероятнее всего, между 429 и 449 годами, после чего связь между Британией и континентом по Каналу практически прекратилась. Возможно, именно в эти годы саксонцы, продвигаясь по Каналу, основали вторую колонию в Байё, недалеко от устья Сены. Интересным моментом, связанным с этим продвижением, является то, что параллельно с ним шло продвижение салических франков вглубь территории. В 434 году они были остановлены при нападении на Турне magister militum Галлии.

Что случилось с римским флотом на Сомме? Он распался? Ушел в Руан и присоединился к речной флотилии на Сене? Или ушел в Западную Британию или Западную Галлию, где еще остались римские военно-морские силы? Мы этого не знаем. Мы можем с уверенностью утверждать лишь то, что год 450-й стал свидетелем конца римского военно-морского могущества на Английском канале.

И мы оказываемся перед одним из самых сложных вопросов тех лет, который касается перемещения большого количества бриттов через Канал в Бретань. О причинах этого перемещения, равно как и о том, как и когда оно происходило, издавна велось много споров. В целом старые историки склоняются к мнению, что перемещение бриттов в Арморику было результатом саксонского вторжения в Британию, и кельты стали, по сути, беженцами, спасавшимися от саксонцев, захвативших их землю. Однако такому объяснению есть серьезные возражения.

Во-первых, все свидетельства указывают на то, что, помимо набегов, некоторые из которых продвигались далеко вглубь территории, в Британии не было саксонских поселений до 450 года. Наоборот, их главные атаки были направлены на галльское, а не британское побережье Канала, и ранние поселения возникали там же. Даже после 450 года нет никаких свидетельств того, что саксонцы пришли в Англию через Канал. Исключение составляет Сассекс, расположенный как раз напротив их ранней колонии в Булони. И археология, и исторические источники согласны с тем, что саксонцы проникли вглубь территории Британии с ее восточного берега, да и то это было после 450 года. Не найдено также никаких свидетельств того, что романизированные бритты бежали на запад с восточной части территории.

Нам известно, что те бритты, которые колонизировали Арморику, являлись примитивными племенами из Девона, Корнуолла и Уэлльса, а также, возможно, Кумберленда. Иными словами, они покинули ту территорию Англии, которую не затронули набеги саксонцев, и на них не оказывалось никакого давления, ни прямого, ни косвенного. Наш основной исторический источник – Гильда – называет их изгнанниками, а не беглецами. Еще более важным является факт, что, двигаясь в Бретань в середине V века, эти бритты попадали в воды, открытые морским атакам саксонцев, расположенные недалеко от Саксонского берега и совсем рядом с базой саксонских пиратов в Байё. Трудно поверить, что люди бежали от саксонцев по тем территориям, где встреча с ними была наиболее вероятной. А значит, теория, что бритты Бретани были беженцами от наступающих саксонцев, представляется неправдоподобной.

Другая теория приписывает перемещение бриттов в Бретань давлению ирландцев. Согласно утверждению ее сторонников, исход через Канал в Арморику был вызван набегами Ниалла и других ирландских вождей. Но и против этой теории есть возражения. Во-первых, нам известно, что ирландцы совершали набеги на Западную Британию с III века, и даже создали ирландские поселения на берегах Корнуолла и Южного Уэлльса. В середине V века вроде бы не возникло никаких новых условий, заставивших бриттов сняться с места. Еще важнее то, что переселение бриттов на континент шло из тех самых мест, где существовали старые ирландские колонии – из Корнуолла и Уэльса. Как могли бритты свободно покинуть эти места, если они находились под контролем ирландцев? И с какой стати эти колонисты покинули Корнуолл и Уэльс, чтобы осесть в Бретани, также открытой для ирландских морских атак?

Самый убедительный довод против теории о том, что ирландцы стали причиной исхода бриттов, – несоответствие некоторым историческим фактам. Нам известно, что в начале V века на Атлантике существовали значительные британские военно-морские силы, независимые от римского контроля. Орозий рассказывает о британских судах, достигавших Коруньи. Еще более важной является информация, которую мы получили из письма святого Патрика. Он написал его некоему Коротикусу, к которому обращается как римлянин и христианин. Он упрекнул Коротикуса в том, что последний, вождь, живущий неподалеку от Дамбартона, совершает своим флотом набеги на Ирландию и атакует ирландских христиан Патрика. Здесь мы имеем прямое свидетельство существования современных британских военно-морских сил[10]. Спустя несколько лет, около 450 года, мы узнаем о некоем Кунеде, который, явившись с севера, изгнал ирландцев из Корнуолла и Южного Уэльса. Это было возможно, только если Кунеда обладал военно-морскими силами. Вместо свидетельства того, что ирландцы вытеснили бриттов, мы находим доказательства вытеснения бриттами ирландцев и их нападений на Ирландию. Через несколько лет они уже были в Бретани.

Для того чтобы истолковать эти факты, следует найти другое приемлемое объяснение. Возможно, следующее покажется наиболее близким к удовлетворительному. Около середины V века бритты, жившие на западном берегу острова, обладавшие рудиментарной военно-морской организацией и кораблями, унаследованными у Рима, а также давней местной морской традицией, изгнали ирландцев или, по крайней мере, их лидеров из их оплотов в Корнуолле и Уэльсе. Затем, когда к ним присоединились местные жители этих регионов и, возможно, отдельные ирландцы, они проследовали за Канал и обосновались на побережье Бретани. Они были не беженцами, а захватчиками и колонизаторами[11].

Их высадка сначала не встретила сопротивления, потому что эти берега были разорены ирландскими и саксонскими пиратами задолго до появления бриттов, и римские оборонительные сооружения на Канале были разрушены. Более того, галло-римские жители этих территорий были ослаблены восстаниями багаудов и действиями аланов[12]. Только когда бритты продвинулись вглубь территории к Рену, Нанту и Вану, они встретили серьезное сопротивление местных жителей, которым помогали сначала вестготы, потом франки.

Растущее морское могущество Западной Британии не остановилось на завоевании Арморики. Некоторые бритты отправились на северо-запад Испании, следуя морскими путями, которыми они пользовались при поздней империи, и в Галисии и других местах в окрестностях Коруньи появилась большая британская колония, которая в течение нескольких столетий посылала своих епископов на вестготские церковные соборы[13]. Следует отметить, что переселение в Арморику, вероятнее всего, длилось несколько веков, и, возможно, последняя волна колонистов в конце VI и начале VII века действительно состояла из беженцев от англосаксонской экспансии в район Северна и в Честер. Так появилась историческая теория о том, что ранние бритты тоже были беженцами – от саксонцев.

Однако в V и в начале VI века нет никаких свидетельств того, что бритты отбывали из Англии под давлением. На самом деле ранняя традиция, рассказанная Гильдой, повествует о некоем Амвросии Аврелиане, вернувшемся из Бретани, чтобы помочь местным кельтам в сопротивлении саксонским захватчикам. Результатом этого сопротивления стала временная остановка экспансии после битвы при Бадонском Холме в 509 году[14]. В другом современном источнике подтверждается теория оккупации Бретани путем вторжения. Франкский король Теудеберт в начале VI века, согласно Прокопию, сказал византийскому правителю, что англы, фризы и бритты из Англии – он объединил эти группы – захватывают его территорию. В качестве объяснения он предложил перенаселенность Британии[15]. Тогда переселение британских кельтов в Арморику и за ее пределы должно считаться не бегством в поисках безопасности, а масштабным переселением народов в поисках нового дома. Так же германцы переселялись в границы империи.

Остался еще один важный пункт – дата начала вторжения. Точные даты того периода установить почти невозможно. Тем не менее представляется вероятным, что оно не могло начаться раньше 450 года. В 446 году в письме из Британии, посланном Аэцию в Галлию, говорится об ирландцах и пиктах – опасных захватчиках. Нам известно, что ирландцы были изгнаны из Корнуолла и Уэльса не раньше 450 года. В 470 году упоминаются крупные силы бриттов (или бретонцев, как мы теперь можем их называть) под командованием короля Риотама, появившихся на Луаре, где они были разгромлены вестготами. В 463 году бретонский епископ посетил церковный собор в Галлии. В какой-то момент между 450 и 463 годами началось переселение в Бретань. Можно даже рискнуть и предположить более точную дату – 454 год. Это было сразу после смерти Аэция, последней выдающейся военной фигуры Римской Галлии, престиж которого являлся преградой для любых захватчиков. От Сидония нам известно, что в 454 году Арморика, давно охваченная восстаниями, неожиданно вернула преданность Риму. Разве можно придумать лучшую причину этой перемены, чем неожиданное прибытие к берегам провинции бриттов в большом количестве?

Морское могущество и экспансия западных бриттов около 450 года отражается не только в изгнании ирландцев из Корнуолла и Уэльса или в экспансии в Бретань. Результатом стали перемены и в Западной Шотландии – за римским валом. Последняя работа Г.М. Чэдвика является увлекательным экскурсом в туманные дали кельтской истории. В ней сказано, что около 450 года романизированные бритты начали выступление и захватили Шотландию до самого Фертоф-Форта. Этот регион оставался под британским контролем в течение нескольких веков, как важное королевство Стратклайд. Там святой Ниниан построил свой знаменитый монастырь, Белый Дом, откуда христианство распространилось до Голуэя и за его пределы. Кроме того, Чэдвик показал, что в союзе с бриттами имело место ирландское вторжение в Далриаду на севере и что оккупация Голуэя бриттами и Далриалы скоттами сломила власть пиктов на западе Шотландии и принесла мир на Ирландское море. Едва ли могут быть сомнения в том, что нарисованная Чэдвиком картина британско-ирландского сотрудничества после 450 года согласуется с известными нам историческими фактами.

Короче говоря, к 450 году и сразу после него на Ирландском море появилась кельтская талассократия, которая протянулась от Далриады до Бретани и, возможно, Испании. Бритты, восстановившие морской дух, были старшими партнерами в талассократии, во всяком случае первое время. Ирландцы были младшими партнерами. Хотя эта кельтская морская империя была многим обязана сохранившимся римским традициям в Западной Британии, еще большим она обязана раннему кельтскому могуществу в Атлантике, о котором речь шла в предыдущей главе. Оно существовало веками и сплотило кельтский народ в единую культурную общность, имеющую общий и особенный набор христианских практик, искусство, литературу и язык, а также общие морские традиции[16].

А теперь давайте обратим внимание на Галисию и Галльские берега к югу от Бретани. Интересно отметить, что до вторжения в Арморику около 450 года на эти берега не оказывали влияния ни саксонцы, ни кельты. Зато после 454 года положение изменилось. Первое упоминание о скандинавских пиратах на этих берегах относится к 456 году. Тогда флот герулов из семи кораблей напал на побережье Галисии. Тремя годами позже герулы добрались уже до Бетики, что возле Гибралтарского пролива. Четырьмя годами позже, в 463 году, мы узнаем о саксонских пиратах в долине Луары, которые прошли вверх по реке и осадили Анжер. В следующем году этот город открыл свои ворота перед ними. Вскоре после этого, в 470 году, отряд франков, состоявший на службе у римлян, разгромил их и изгнал с островных баз, которые они занимали в устье Луары в 375 году. Однако в 475 году саксонцы дошли в южном направлении до Гаронны. Сидоний в письме, датированном этим годом, сообщает, что вестготы выслали против саксонцев свой флот на Гаронне. Немного позже, при Хлодвиге, саксонцы снова начали действовать на входе в Луару, где осадили город Нант.

Обосновавшись на этих берегах, саксонские пираты не вернулись на родину. Наоборот, они вскоре образовали постоянное поселение в Шаранте, откуда могли нападать на галльские берега. Они оставались там, пока не приняли христианство в середине VI века. После этого они постепенно влились в галло-римское население региона. Но пока не произошло это слияние, они оставались отдельным элементом, поддерживавшим связи со своими соплеменниками до Кента.

Таким образом, изучение территорий побережья Западной Галлии и Испании между 450 и 550 годами показывает, что там сначала действовали герулы, а потом саксонские пираты. Ясно, что их активность серьезно мешала торговле, которая ранее велась практически беспрепятственно с Ирландией и Западной Британией. Именно герулам и саксонским пиратам, так же как мореплавателям Бретани, Западная Британия и Ирландия обязана, по крайней мере частично, своей изоляцией от континента в те годы. Эта изоляция объясняет расхождения между кельтской церковью Ирландии, Британии и остальной Европы.

Остается невыясненным один вопрос: отношения между бриттами, переселившимися в Арморику и Испанию, и герулами и саксонцами тех же берегов. Трудно поверить, что эти народы всегда были враждебны по отношению друг к другу. Время вторжений слишком точно совпадает, чтобы быть случайным. К примеру, начало расселения бриттов в Арморике совпадает с прибытием герулов в Галисию (где тоже жили бритты). В том же 470 году мы видим армию бриттов, или бретонцев, под командованием Риотама на Луаре и саксонцев, осаждающих Нант. Как впоследствии говорил Теудеберт, должно было существовать хорошо налаженное сотрудничество между этими группами завоевателей. В следующем веке такое сотрудничество было очевидно, когда саксонцы Байё помогали бретонцам атаковать Нант. Разве не вероятно, что подобное бывало и раньше?

Пока мы уделяли максимальное внимание событиям 400–550 годов на море – в Английском канале, Ирландском море и в Атлантике. Но что происходило в эти годы в той части Галлии, между Рейном, Луарой и Каналом, которая все еще хранила верность Риму? Какова была ее судьба? Ведь она была отрезана, с одной стороны, от Британии, а с другой – от Средиземноморья новыми королевствами вестготов и бургундов.

В первую очередь следует заметить, что в первые десятилетия V века эта часть Галлии и Рейнской области почти не страдала от вторжений. Свевы и вандалы быстро прошли через провинцию, не причинив особого вреда[17]. Вестготы, вошедшие в Галлию со стороны Средиземного моря, оставались к югу от Луары. За исключением Фландрии, рейнская граница оставалась нерушимой, пока франки и алеманны были на месте, как верные федераты. Бургунды, обескровленные наступающими гуннами в Центральной Германии и отдавшие земли в долине Соны, хранили спокойствие и служили во вспомогательных войсках римской армии. Если наступающая орда гуннов в Центральной Европе казалась грозной, она до 450 года напрямую не угрожала этой части империи. Возможно, серьезная внутренняя проблема – восстания багаудов в Арморике – частично была решена с помощью вестготов.

В это время последний великий римский полководец запада, Аэций, стал magister militum Галлии. Он, похоже, осознавал потенциальную угрозу для своей провинции царившего беспокойного мира и понимал, что вестготы, бургунды, франки и алеманны в границах Рима, как саксонские и ирландские пираты на Канале, в конце концов уничтожат римскую власть. В то же самое время продолжающиеся восстания багаудов в долине Луары – ими руководил Тибато – подрывали общественный порядок и процветание в самом сердце Галлии. Аэций, располагавший крайне ограниченными средствами, чтобы платить солдатам, и практически не имевший доступа к Средиземному морю, стал больше дипломатом, чем воином, но продолжал править Галлией. Какое-то время это ему удавалось.

Он убедил имперское правительство в Италии выплатить крупные суммы гунну Аттиле, тем самым обеспечив его благосклонность, и нанял аланов и гуннов для поддержания порядка в провинции. Аланов расквартировали в долине Луары, где они подавили восстания багаудов с такой жестокостью, что нанесенный ими ущерб превысил тот, которого сумели достичь восставшие крестьяне. Он остановил франков в Турне и заставил их вернуться к прежней лояльности Риму и использовал бургундов, чтобы остановить алеманнов. Натравливая одних варваров на других, он поддерживал нестабильный мир. Возможно, его самым важным триумфом был Труа, где Аэций собрал германскую армию из бургундов, франков и вестготов, чтобы остановить продвижение гунна Аттилы в Галлию, но эта победа оказалась его лебединой песней. Как и его предшественник Стилихон, он был вознагражден за свои успехи убийством. Возможно, дело в любом случае было безнадежным. Все, что мог в этот период сделать Аэций в Галлии, – это оттянуть неизбежный конец.

Через тридцать лет после его смерти этот конец настал. Хотя развал начался почти сразу. Бритты вторглись в Арморику, саксы напали на побережье Западной Галлии, бургунды заняли долину Роны, алеманны взяли Эльзас. Вестготы под командованием короля Атаульфа распространились по всей Центральной Галлии, несмотря на героическое сопротивление некоторых местных галло-римских магнатов. Франки вдоль Рейна – иногда их называли рипуарскими – просочились вокруг рейнских городов и вторглись в Лотарингию и Люксембург. Другие франки, салические, возобновили продвижение к Сене. Ни Павел, ни Эгидий, ни Сиагрий, слабые преемники Аэция, не смогли организовать адекватную защиту римского наследия. Римская Галлия продолжала существовать лишь несколько лет после того, как Ромул Августул, последний император Западной Римской империи, был свергнут своим германским ментором в Италии в 476 году.

Проблема Римской Галлии заключалась не в том, исчезнет она в конце концов или нет, а в том, кто получит желанный приз. Вестготы вроде бы имели больше шансов выиграть в историческом тотализаторе, который должен был определить преемника Рима в провинции, некогда завоеванной Цезарем. Они контролировали большую часть Центральной и западной частей Галлии, то есть регионы, меньше всего пострадавшие от беспорядков, поразивших другие части провинции. У них был способный и честолюбивый лидер – король Атаульф. Вестготы были самым романизированным из германских народов, и их поддерживали талантливые галлоримские аристократы, такие как Авиты. Тем не менее победителями оказались вовсе не они, а франки, у которых было намного меньше преимуществ.

Своей победой над соперниками в Галлии франки обязаны лидерству Хлодвига. Вначале это был скромный салический князек, ничего не имевший за душой, кроме беспринципности и неуемной энергии. Его первым шагом стало нападение на Сиагрия, последнего лидера Римской Галлии. Победа дала ему всю северную часть провинции до самой Луары. Затем он двинулся на вестготов, у которых теперь был новый король – Аларих II. И снова одного сражения при Пуатье оказалось достаточно, чтобы уничтожить их господство. Хлодвиг преследовал их в южном направлении и захватил столицу – Тулузу. Только вмешательство остгота Теодориха не позволило франкам выйти к Средиземному морю. Вестготы сделали своим королевством и штаб-квартирой Испанию, хотя в их распоряжении остался небольшой участок земли в Южной Галлии между Пиренеями, Роной и Средиземным морем. Затем Хлодвиг двинулся к Рейну, в районе Цюльпиха разгромил алеманнов, направлявшихся на север, и заставил их признать его господство. В свои последние дни Хлодвиг, ставший ортодоксальным христианином, довольствовался убийством своих франкских соперников королевской крови и укреплением государства. После смерти в 511 году он оставил королевство, построенное на руинах Римской Галлии, протянувшееся за пределы римской провинции в Германию[18].

Правители франков – его преемники – продолжили труд Хлодвига. Охваченные кровожадной братоубийственной тенденцией, постоянно разделяя и снова объединяя свои владения, эти монархи династии Меровингов все же находили время для увеличения своих владений. Они «проглотили» королевство бургундов и направились захватывать Прованс у остготов. Они успешно вмешались в борьбу византийцев и остготов за Италию. В ходе этого вмешательства они заставили алеманнов, тюрингов и недавно вышедших на сцену баварцев Юго-Западной Германии принять свое господство. Представляется вероятным, что даже саксонцы Северной Германии в середине VI века на время признали их власть. И к 550 году франки стали самой важной континентальной силой в атлантической Европе. Их владения простирались от Средиземного моря и Атлантического побережья Галлии до центральной части Германии. В этот период их влекло к Средиземному морю, и они обосновались в Галлии, несмотря на германскую кровь. Но, контролируя большую часть Германии, они не забывали и о тевтонских интересах, что уже предвещало приход Дагоберта и Карла Великого в последующие века.

Пока Римская Галлия вливалась в крупную империю франков, восточная и центральная части Римской Британии постепенно становились англосаксонской Англией. Историки уже давно обсуждают вопрос, как удалось англам и саксам завоевать и трансформировать крупные части Британии в германские королевства. Мы располагаем повествованием Григория Турского о франкских завоеваниях Галлии, однако, к несчастью, у нас почти нет исторических документов об англосаксонском покорении Британии. Только несколько отрывочных фрагментов из трудов Гильды, Беды и Ненния, а также «Англосаксонская хроника» проливают свет на события тех лет, и все эти источники представляются сомнительными по разным причинам. Хорошо хоть, находки археологов и нумизматов, ставшие доступными в последние годы не только в Британии, но и в Фрисландии (Фризии) и Скандинавии, помогают нам заполнить некоторые пробелы в знаниях. Сегодня мы ближе к пониманию важных фактов англосаксонского перемещения в Британию, чем несколько десятилетий назад, хотя загадок еще много.

Один факт сегодня ясен. Хотя саксонская активность у берегов Британии уходит корнями еще в III век, когда началось строительство римских укреплений на Саксонском берегу, фактическое вторжение – можно сказать, колонизация – относится к более позднему периоду. До 450 года основные атаки саксов были направлены не против Британии, а против побережья Северной Франции, где в Булони и Байё появились их первые заморские поселения. Они, конечно, совершали набеги на Британию в 408, 429 и 441–442 годах, как и в IV веке, но, если не считать некоторых саксов, которые давно использовались римлянами как gewissae, и, возможно, создания плацдарма в Эссексе, недалеко от устья Темзы, они оставили Римскую Британию в покое. Вовсе не их, а пиктов, рыскавших вдоль восточного побережья Великобритании на пиратских кораблях, цивилизованное население Британии, собравшееся в тени фортов Саксонского берега в Кенте и Восточной Англии, считало грозными врагами[19].

Крах римской военно-морской обороны в Канале между 428 и 450 годами сделал участь римско-британских жителей этой части острова воистину отчаянной. У них все еще были форты Саксонского берега для защиты и остатки римских военных подразделений. По крайней мере, римские военные традиции еще поддерживались в 428 году и даже позже[20].

У них был лидер в Кенте, Вортигерн, типичный сильный человек из числа местных жителей. Таких в тот период появлялось немало в Римской Британии и Галлии. Но у них не было контакта с континентом, равно как и военно-морских сил[21].

В это время – около 449 года – Вортигерн, согласно традиции, открыл ворота тевтонским захватчикам, наняв большое число наемников-ютов под предводительством Хенгиста и Хорсы, чтобы защитить остров от пиктов. Несомненно, имена Хенгист и Хорса являются недостоверными, однако само событие кажется правдоподобным. Отметим, что эти люди были наняты для защиты от пиктов, но они не были саксами. Это были юты из Скандинавии, возможно, из Ютландии. Не следует удивляться и нахождению скандинавов так далеко на юге. Разве не герулы из той же части света несколькими годами позже совершали набеги на побережье Испании? И разве юты не были более надежными союзниками, чем соседи-саксы? Было даже выдвинуто предположение, что франки присутствовали среди наемников – определенно, такое было возможно. Однако ясно, что главная задача наемников – обеспечить морскую защиту, которой катастрофически не хватало на этих берегах. А значит, использование ютов напоминает аналогичную службу Олава Трюгвассона на этих берегах много веков спустя.

Согласно Гильде и другим традициям, наемники Вортигерна взбунтовались и без особого труда обосновались в Кенте около 450 года. Позже к ним присоединились саксонские элементы, коими командовал Эск, который мог быть истинным основателем Кентского королевства. Около 480 года прибыли другие саксонские отряды на южное побережье в районе Пивенси и создали поселение, которое впоследствии стало королевством Сассекс. Эти отряды, вероятно, собирались на противоположном берегу Канала в саксонской колонии Булони. Интересно отметить, что, согласно традициям, местные романо-британские жители, продолжавшие защищать римскую береговую крепость Андерида, отчаянно сопротивлялись их высадке[22].

Однако большинство саксонских иммигрантов прибыли в Британию вовсе не через Сассекс или Кент, а скорее через восточное побережье. Раскопки во Фризии показывают, что они добрались до Англии вдоль нидерландских терпенов, а не пересекали Канал из саксонских колоний Булони и т. д. Более того, археологи во Фрисландии позволили нам датировать их вторжение с большой степенью точности и, таким образом, сравнить его с традиционным повествованием Гильды.

Раскопки терпенов показали, что очень близко к 450 году имело место масштабное морское вторжение на терпены Фризии, народа, гончарные изделия которого доказывает его прибытие из низин в устье Эльбы и Везера, то есть из родного дома саксов. Эти захватчики уверенно обосновались на побережье и даже изменили изначальный состав фризского населения, сделав его преимущественно саксонским в культурном отношении. Фризия располагалась на пути, по которому, учитывая используемые в те времена суда, должны были пройти саксы, направлявшиеся в Британию, и дата – 450 год – согласуется с традиционной датой утраты Кента, указанной Гильдой[23].

Археологи обнаружили вскоре после саксонской оккупации Фризии их присутствие на английских берегах. Там они, судя по всему, вошли в главные речные системы Восточной Британии и продолжали двигаться по рекам и сухопутным путям. Они обошли некоторые центры местного британского сопротивления, такие как Кент, Лондон, Кембридж и территории вокруг фортов Саксонского берега в Восточной Англии. Некоторые из них добрались до верховий Темзы через Уз. Это произошло сразу после 450 года.

Во многих регионах Восточной Британии свидетельства показывают, что завоевание было мирным. Шла колонизация. В других местах ситуация была иной. Местное британское население сопротивлялось ожесточенно и зачастую весьма успешно. На самом деле нам известно от Гильды, что некоторые бритты под предводительством Амвросия Аврелиана и Артория, знаменитого Артура, остановили саксонцев в битве при Бадонском холме в 509 году и задержали их продвижение в центральную часть острова и на запад как минимум на полвека. Но в других местах на востоке, таких как Восточная Англия и Кент, имело место слияние романо-британского населения и захватчиков[24].

В то же самое время из Кента отправились колонисты и основали колонии в Гэмпшире и на острове Уайт – любопытный факт, потому что это была единственная экспансия захватчиков за пределы Сассекса вдоль побережья Канала. Постепенно новые государства стали обретать форму на частично саксонско-ютском, частично британском острове. Определенно самым интересным из них был Уэссекс, королевство, которое с самого начала имело смешанное население, состоявшее из романо-британских подданных Западной Британии, ютов из Гэмпшира и саксонцев, добравшихся до региона Темзы. Во всяком случае, изначально доминирующим элементом был кельтский, а не саксонский, как видно из имен, которые традиция приписывает его первым королям: Кевлин (Колин) и Кердик[25]. Все это подтверждает то, что выявили набеги бриттов и саксов на галльское побережье: отношения между этими двумя народами в те годы были зачастую более гармоничными, чем до сих пор считало большинство историков. На самом деле если бы историческое развитие Британии в этот момент прекратилось, остров мог бы постепенно превратиться в объединение старых и новых поселенцев, приблизительно так же, как в Галлии[26].

То, что этого не случилось и расовый баланс в Британии сместился в сторону тевтонов, объясняется прибытием на остров нового германского народа, англов[27]. В отличие от саксов англы были балтийским народом, родиной которого являлся датский полуостров и соседние острова[28]. Их переселение в Англию имело другой характер, в сравнении с их соседями, саксами. Только часть саксонского народа покинула свои дома в Германии и обосновалась во Фризии или продолжила свой путь в Англию. Большинство саксов остались в Северо-Западной Германии. Англы, напротив, ушли все, и среди них были также люди, имевшие шведское или саксонско-фризское происхождение[29]. В их миграции определенно имелись новые аспекты. Это было движение целого народа на юго-запад, с Балтики к новому дому. Англы не следовали проторенными юго-восточными путями миграции, традиционными для балтийско-скандинавских народов на протяжении веков. У проблемы варинов (варнов), с которыми, согласно Прокопию, у англов произошло морское сражение, есть простое решение. Прокопий утверждает, что варины жили к северу от Рейна. Если заменить Рейн Эльбой, трудности исчезают. Становится ясно, что варины в начале VI века жили к северу от Эльбы между саксами, фризами, тюрингами и англами, примерно в том районе, который славяне ободриты заняли около 800 года. В 523–526 годах их король отправил посольство к Теодориху, который дипломатическими путями пытался проложить путь через территорию тюрингов к Скандинавии и Балтике. Варины преграждали англам путь на юг к Северному морю и Англии. Прокопий рассказал, как англы нанесли им поражение и открыли для себя путь в Англию, который, вероятно, проходил через Айдер и Шлее. Некоторые англы, однако, обосновались возле варинов и после фактического уничтожения последних славянскими племенами в VI веке смешались с оставшимися и продолжали существовать до IX века. У этих varini et angli был даже свой закон.

Из исторических источников нам известно, когда англы прибыли в Британию. Беда утверждает, что в 545 году король Ида создал королевство Нортумбрия. Прокопий, однако, считает, что англы заселили Британию до 540 года. Франкские источники, кроме того, повествуют о набеге Хигелака, короля гетов, в районе устья Рейна, который произошел во втором десятилетии VI века. Об этом событии упоминается в «Бео вульфе»[30]. Поскольку этот набег, вероятно, был связан с общим перемещением англов со своей балтийской родины в Англию, можно утверждать, что эта миграция началась между 515 и 540 годами. 525 год – гипотеза, представляющаяся вполне вероятной. Судя по всему, миграция продолжалась довольно долго, возможно, столетие или около того, а шведские элементы, заметные в Восточной Англии, прибыли в Британию позже[31].

Археологические открытия, сделанные в Британии, дополняют наши знания, полученные из исторических источников. Они показывают, что англы достигли более северной части восточного побережья острова, чем саксы. Высадка англов происходила от устья Хамбера до средней части Восточной Англии. Оттуда они двинулись вглубь территории и проследовали вдоль берега к Берниции. Плотнее всего они заселили Мидлендс. По пути они не только подавили сопротивление британцев на севере острова, но также или вытеснили, или слились с прибывшими ранее саксонцами в некоторых частях Восточной Англии и Центральной Британии. К северу от линии, проведенной примерно от Оксфорда к Кембриджу через центральную и восточную часть Англии, они стали доминирующей группой. Таким образом, очевидно, именно англы изменили баланс между кельтами и тевтонцами, о котором с уверенностью говорил Гильда после Бадонского холма, причем сдвинули его в пользу последних. Вскоре им предстояло повести этот тевтонский элемент к победе в Мерсии и Нортумбрии, захватить долину Северна и Честер и разорвать наземные связи, соединявшие Корнуолл и Уэльс, а также Уэльс и Стратклайд. Но хотя именно они сделали Британию английской, англы, по сути, не были враждебны к местным жителям. Даже после их появления сильные кельтские элементы остались в Берниции и других местах северо-востока Британии, и до VIII века кельты в Стратклайде и Уэльсе должны были воевать в союзе с англами в Мерсии и Нортумбрии так же часто, как против них.

Теперь настало время рассмотреть события, которые имели место в те годы в центральноевропейском и скандинавском регионе Северной Европы. Что произошло на этих землях в результате миграции на юг? Об этом мы имеем лишь самые незначительные знания, настолько скудные, что, если бы не археология, нам было бы трудно получить даже самое общее представление о событиях.

В первые три четверти V века ясно, что деятельность одного народа, гуннов, являлась решающим фактором, который сформировал события от Черного моря и Дуная до Скандинавии. Гунны играли важную роль и раньше, уничтожив государство остготов на юге Руси и вытеснив вестготов в империю. Сделав это, они прекратили германизацию Южной Руси, протекавшую под влиянием остготов, и ликвидировали обширные владения Эрманариха в степях и лесах Руси, к западу от Урала.

В V веке гунны, присоединив к себе остготов и другие народы, начали расширять свою империю в центр Европы. Эта империя, в сущности, не была восточной, а скорее являлась конгломерацией германских и славянских элементов под властью гуннской элиты. Определенные германские племена, такие как остготы и гепиды, преданно служившей гуннам, занимали весьма неплохое положение – можно сказать, являлись младшими партнерами в государстве. Тогда, возможно, было бы разумнее считать их империю германо-гуннской, а не центральноазиатской? Гунны медленно, но верно продвигались на запад, безжалостно уничтожая упрямых соперников, таких как бургунды, стоявшие у них на пути, и, в конце концов, гуннская империя раскинулась от Урала до Рейна и от Дуная до Балтийского моря, с центром на Венгерской равнине.

До недавнего времени существовала тенденция изображать гуннов V века жестокими дикими варварами, которые угрожали римскому миру, и их основным методом управления был террор. Эти кочевые воины считались немногим лучше тех дикарей, которых Аммиан Марцеллин описал во времена свержения ими остготов. И если сегодня никто не считает, что гуннская империя была благотворительной организацией, историки изменили свое первоначальное мнение о примитивности и отсутствии культуры у гуннов. При короле Ругиле и при Аттиле, который сменил его на троне монарха в 434 году, они большими шагами двигались к цивилизации, что нам известно из рассказа о посольстве Приска в гуннскую столицу в те годы. Это правда, что их империя являла собой угрозу римскому миру, которую имперские правительства на юге пытались нейтрализовать, выплачивая астрономические суммы золотом. Однако следует подчеркнуть, что взамен гунны в целом уважали имперские границы и даже давали таким генералам, как Аэций, наемников, которые становились самыми верными солдатами. Только в 450 году эти воины стали грозной опасностью, когда Аттила организовал два наступления на Рим – одно в Галлии и одно в Италии. Так получилось, что ни одно из них не стало успешным: первое было остановлено при Труа, а второе привело к знаменитой встрече Аттилы с папой Львом. Ни одна из границ Римской империи на западе или на востоке тогда не была нарушена гуннами. Судя по всему, легенда об опасности гуннов для римского мира была сильно преувеличена.

Аттила вернулся из неудачной экспедиции в Венгрию и вскоре после этого, в 454 году, умер в своей столице. Его империя, как и многие государства кочевников, ненадолго пережила своего создателя. Еще несколько лет, до 468 года, гунны под предводительством племянников и преемников Аттилы, Денгизика и Эрника, продолжали угрожать римской границе на Дунае. Потом мятежи раскололи гуннское государство. Германцы и другие народы получили свободу. Гунны исчезли с исторической сцены. Одни удалились на Нижний Дунай и Днепр, слившись с булгарами, другие ушли дальше на восток и вновь появились на исторической сцене как мадьяры.

Однако распад империи Аттилы не принес мира ни в Центральную Европу, ни к римским границам. Скорее он положил начало хаосу и неразберихе новых перемещений народов. Гигантские суммы, выплачиваемые Римом, как и прежде, не принесли желаемого результата. Остготы в среднем течении Дуная стали особенно опасными для Восточной Римской империи, поскольку их набеги стали чаще, и чес толюбие возросло. Чтобы ликвидировать эту угрозу и отомстить Одоакру за захват власти в Италии и ликвидацию в 476 году западной императорской линии, правитель Константинополя повторил тактику, которая использовалась с вестготами, и в 488 году поощрил Теодориха вести свой народ за Альпы в Италию. Теодориху сопутствовал успех, и в 490 году он создал остготское королевство в Италии, куда вошли провинции Реция, Норик, Паннония и части Иллирика – до старой римской дунайской границы. В течение следующих тридцати лет влияние этого великого готского монарха было огромным и распространилось на обширные территории средиземноморского мира и Центральной Европы.

Стараясь заполнить вакуум, оставшийся после миграции остготов в Италию, ломбарды двинулись на юг, желая прибрать к рукам земли, оставленные людьми Теодориха. Одновременно, согласно Прокопию, герулы, жившие по соседству, через леса Восточной Германии мигрировали обратно в Скандинавию. В Скандинавии их встретили даны, которые позволили им обосноваться на своей территории, возможно, в Сконе, что на юге Швеции. Миграция герулов представляет интерес, поскольку, согласно Прокопию, по пути на север они прошли через незаселенную территорию Восточной Германии. Правда, они все же встретили некоторое сопротивление со стороны племен, вероятно славянских, которые местами преграждали им путь. Таким образом, около 500 года Восточная Германия была открытой незаселенной территорией, которую легко пересекали германские племена, двигавшиеся между Дунаем и Балтикой.

Такое положение дел продлилось недолго, поскольку на свободные восточногерманские земли вскоре пришли новые колонисты – славянские племена с востока. На самом деле, возможно, герулам помешал их авангард. Нам мало что известно об обстоятельствах этой миграции славян. Некоторые историки утверждали, что ее возглавили на севере таинственные белые хорваты и белые сербы – аланское меньшинство, контролировавшее славянскую массу. Другие считали западным продолжением некой призрачной империи антов, которая якобы сменила империю гуннов и королевство остготов на Руси. В любом случае эта миграция имела большое значение. Как уже говорилось, около 500 года Восточная Германия было малонаселенна. К 550 году широкий пояс славянских племен протянулся между линией Эльба – Зале, Балтикой и Венгерской равниной. Ободриты разместились в Гольштейне, руги, вильцы и помераны (поморяне) – дальше вдоль побережья, а другие племена – южнее, до Карпат. Южный берег Балтийского моря – от Вислы до Эльбы – перешел из рук германцев в руки славян. Германские племена, оказавшиеся на пути этой миграции, или оттеснялись на запад, как тюринги и баварцы, или уничтожались, как варины. Таким образом, внезапно появилась славянская Центральная Европа[32].

Тем временем вдоль Дуная двигалось племя аваров. Это кочевое тюркское племя юга Руси начало мигрировать на запад вскоре после 500 года, желая заполнить пустоту, оставшуюся после исчезновения гуннов. В 526 году они уже были на Босфоре и осадили Константинополь. Позже они прошли дальше на запад со своими славянскими союзниками, чтобы обосноваться на равнине Паннонии. Славяне – их спутники – изгнали маркоманнов и квадов из Богемии и оттеснили их на юг Германии, где они стали баварцами. Они уничтожили гепидов и в 568 году загнали ломбардов в Италию. Последнее событие положило конец восстановленному правлению Византии в этой провинции. Именно авары и их союзники были ответственны за славянское проникновение в Словению, Хорватию и Сербию, они же подготовили путь для последующей булгаро-славянской оккупации Мезии. Этот дикий кочевой народ создал королевство на Венгерской равнине, которое существовало до времен Карла Великого. Таким образом, к 550 году Центральная Европа изменилась и на юге, и на севере. Между Балканами и Балтикой теперь располагался прочный блок славянских племен и аваров. Растянувшись далеко на запад, они вытеснили германцев на относительно небольшую территорию Южной и Западной Германии и изолировали народы Скандинавии от их германских сородичей на юге. Центральная Европа, оказавшаяся во власти других народов, двигалась навстречу своей новой судьбе.

Сложная история Скандинавии между 400 и 550 годами, имевшие там место перемены и миграции могут быть правильно поняты только в связи с упомянутыми выше событиями в Центральной Европе. При поздней империи, как уже говорилось в предыдущей главе, торговля между Скандинавией, более цивилизованными территориями Римской империи и Черным морем велась почти исключительно через Центральную Европу. Торговые пути были сухопутными и начинались от южных берегов Балтийского моря. Один вел через Эльбу и Зале к Рейну и верховьям Дуная. Другой шел вдоль Одера и достигал среднего течения Дуная через Моравские Ворота. Также были пути вдоль Вислы, Немана и Двины к нижнему течению Дуная и Черному морю через Днестр и Днепр.

В IV веке более восточные пути, которые шли на юг Руси, приобрели особую важность, поскольку они вели к расположенному там процветающему остготскому государству. Благодаря этим путям знания об Эрманарихе, правителе остготов, вошли в северные мифы и легенды.

Когда гунны покорили остготов юга Руси и взяли их с собой на запад в Центральную Европу, они уничтожили или, по крайней мере, серьезно ослабили самые восточные пути между Балтикой и Черным морем. Но они оказали меньше влияния на пути, расположенные западнее, которые вели к Рейну и Дунаю. При гуннах контакт между Скандинавией и Балтикой поддерживался и даже приобрел большую важность. Доказательством тому является большое количество золота, которое нашло путь в шведскую Уппландию (Уппланд), Готланд, Эланд и Борнхольм, возможно, как результат субсидий, выплаченных гуннам и прочим варварам[33]. Аттила, как и Эрманарих, стал персонажем северных мифов. Его наполовину германская империя послужила основой для легенды о Нибелунгах. А вот народ Скандинавии поначалу играл незначительную роль в истории Европы. Небольшие группы герулов с севера совершали набеги на западные берега, и юты оккупировали Кент. Но до 500 года саксонское вторжение во Францию и Англию шло почти без помощи скандинавов.

Неожиданно мы замечаем перемены. Англы, жившие на балтийской стороне полуострова Ютландия и датских островах, присоединились к миграции саксонцев к восточному побережью Британии, и это движение было массовым. Хигелак, король гаутов, повел своих людей в набеги в устье Рейна. Шведский элемент вместе с англами обосновался в Восточной Англии.

Эта перемена не представляла особого интереса, а пути миграции располагались за пределами Скандинавии. На Балтике шла миграция народов в южном и западном направлении, в отличие от прежних миграций на юго-восток. Из Уппландии миграция шла вдоль побережья, захватив жителей островов Готланд и Эланд и приведя шведов на опустевшие земли англов в Ютландии и на датские острова, где их стали называть данами. Другие последовали внутренними водными путями через юг Швеции в норвежскую область Вик, откуда, присоединившись к тем, кто проследовал через Данию, они двигались вдоль берега Западной Норвегии до Нидароса или еще дальше – в Британию.

Существует много свидетельств этих миграций VI века в Скандинавии. Вдоль балтийского побережья Южной Швеции располагался целый ряд фортов, построенных, несомненно, гаутскими обитателями территории для отражения нападений своих соседей из Уппландии. Традиции королевских домов Дании и Норвегии, которые ведут свой род через Ингвара к правителям Уппсалы, также являются впечатляющим свидетельством миграции. Но самое интересное можно узнать из нумизматики. До 500 или даже 550 года золото Скандинавии – или римские монеты, или тяжелые золотые украшения – были сосредоточены на островах Готланд, Эланд и Борнхольм, а также на побережье Южной Швеции. Однако позже мы начинаем в большом количестве находить brachteates, золотые украшения, скопированные с этих монет, в Ютландии, норвежской области Вик и дальше на берегах Норвегии, а также во Фризии и Восточной Британии. Если нанести на карту места находки brachteates, можно увидеть пути миграции народа, который их создал, от шведской Уппландии вдоль берега к Дании, Южной Норвегии и далее[34].

К этой археологической и нумизматической информации можно добавить то, что нам рассказывает «Беовульф». Эта поэма содержит важные сведения о ситуации в Скандинавии в рассматриваемый период. Их помогает датировать тот факт, что Хигелак, король гаутов, фигурирующий в поэме, был реальной исторической фигурой и жил в самом начале VI века. Он упоминается в франкском источнике. В основу поэмы положена история о борьбе гаутов Южной Швеции с их врагами, шведами Уппландии и данами. Этот факт. Как мы уже говорили, подтверждается другими свидетельствами. Поэма завершается нотой отчаяния автора, который жалуется, что гаутов ждет печальная участь, поскольку они живут между враждебными фризами и враждебными шведами. Эта ремарка дает нам возможность понять, что случилось в Скандинавии. Гауты, возможно, были обязаны своим богатством и властью в Скандинавии тому, что положение в Южной Швеции и на балтийских островах сделало их естественными посредниками между этим регионом и югом. Только теперь все было не так. Пути на юг, приносившие богатство, проходили через Фризию и Северное море[35]. Туда Хигелак и его люди отправились за богатством. А обойдя гетов, закрепившись в Дании и присоединившись к новым союзникам, таким как герулы, шведы к 550 году фактически уничтожили силы своих гаутских соседей.

На основании изучения «Беовульфа» и археологических свидетельств можно сделать вывод об огромном влиянии на Скандинавию славянско-аварской оккупации Центральной Европы. Этой оккупацией славяне отрезали Скандинавию от источников торговли и богатства и разорили другие народы этого региона, как, например, гаутов, которые были обязаны своим процветанием положению посредников с югом через наземные пути Восточной Европы. Тем самым они стимулировали новую волну миграции из Скандинавии в Англию, вторжение англов и перемещение шведов из Уппландии на юг и запад в Данию, Южную Норвегию и далее.

Закрытие старых наземных торговых путей между Скандинавией и югом шло постепенно. Оно началось около 500 года, когда герулы возвращались в Данию через Восточную Германию. Оно, определенно, не было завершено до 550 года. Нам это известно, поскольку до этого времени золотые монеты восточноримского происхождения прибывали на балтийские острова, что предполагает наличие связи с территорией, прилегающей к низовьям Дуная[36]. Мы также располагаем свидетельством того, что с Верхнего Дуная сухопутный контакт с регионом Балтики в 530 году был еще возможен. При этом мы исходим из обнаружения большого количества серебряных остготских монет за Альпами в Южной Германии у Майнца. Монетные клады показывают, что торговля с севером достигла и этого удаленного региона[37]. К «монетным» свидетельствам можно добавить информацию о посольствах, которые прибывали в остготскую Италию во времена Теодориха. Она показывает, что остготский правитель поддерживал контакт со Скандинавией и Балтикой. Он посылал посольства и письма тюрингам, эстам и некому Роиле (Roila), правителю норвежской области Вик. Вместе с находкой остготских монет на юге Германии все упомянутое выше предполагает наличие пути, ведущего через Рейн и Эльбу в Южную Норвегию и Эстонию. Заметим, что интерес Теодориха к поддержанию наземного пути через Германию в Скандинавию и Балтику проявлялся в его активной дипломатии. Он провел переговоры с Хлодвигом после поражения алеманнов в 506 году, с тюрингами в 507–511 годах, с герулами в тот же период, в 523–526 годах – с варинами. Эсты прислали к его двору посольство с подарками из янтаря. Теодорих также поддерживал систематическую связь с королем Роилой. Таким образом, до 530 года Теодорих сохранял торговые пути через Германию с Южной Норвегией, Южной Швецией (с герулами) и Восточной Балтикой.

Однако этот путь недолго просуществовал после смерти Теодориха. Приход ободритов на берега Эльбы и в Голландию и уничтожение варинов прервали последний наземный путь на юг. После этого Балтика оказалась изолированной от юга. Остался только морской путь вдоль побережья Фризии в Англию и к устью Рейна, а регион Северного моря, окруженный скандинавами и саксонцами в Фризии, Англии, Дании и Норвегии, стал тевтонским морским владением, таким же отделенным от остальной Европы, как тот, что создали кельты в Западной Атлантике[38]. Скандинавия, изолированная, как никогда раньше, начала отдельное политическое и культурное существование.

Следует отметить, что, даже когда славяне перерезали старые янтарные пути на юг, у шведских берегов стало формироваться другое явление. Речь идет о движении не на юг и запад к Северному морю, а прямо на восток от шведской Уппландии через Аландские острова к берегам Финского залива и дальше. Его можно считать первым шагом к созданию Варяжского пути через Ладожское озеро, Волгу и Днепр к Черному и Каспийскому морям. Археологические находки показывают, что к 550 году шведы проникали по этому пути до Южной Финляндии. Так же шло проникновение на берега Курляндии со стороны как Готланда, так и Уппландии. Историк Иордан, писавший об этом периоде, упоминает о Восточной Балтике как находящейся под контролем германцев.

Наличие византийских интересов в Крыму при Юстиниане показывает, что по крайней мере один конечный пункт пути оставался активным. На самом деле замечание Иордана, что Херсон был уже в начале VI века важной конечной станцией для торговли мехами, дает основания полагать, что в то самое время, когда закрывались старые торговые пути, соединяющие Восточную Балтику и Черное море, начал формироваться новый.

Период миграций, завершившийся около 550 года, привнес много перемен в мир Северной Европы. И все они были поразительными. Римская империя – ее часть, обращенная к Атлантике и северным морям, – исчезла, и на ее месте в муках рождались новые государства. Теперь вестготы были в Испании; франки, алеманны, бретонцы и бургунды – в Галлии и Рейнской области; ирландцы, юты, саксы и англы – в Британии. Ирландцы обосновались в Шотландии, саксы – во Фризии, шведские народы – в Дании, Норвегии и Финляндии. В Центральной Европе славяне продвигались на запад до тех пор, пока не вышли к Атлантике в Северной Германии, и осели там вдоль линии, проведенной от Эльбы до Адриатики. Авары и булгары расположились на равнинах в низовьях Дуная, а на юге Руси население состояло из мадьяр, белых булгар и хазар. Поздний римский мир в империи и за ее пределами был разрушен до основания и не подлежал восстановлению. На европейских землях, обращенных к Атлантике, начиналась новая эра.

Очень трудно рассказать с приемлемой степенью точности о перемещениях народов, сыгравших свои роли в исторической драме, называемой Volkerwanderung. Еще труднее оценить экономические результаты этих миграций, их влияние на ситуацию в Северной Европе. Отчасти это вызвано нехваткой источников, в которых упоминаются эти события. Но не только ею. Когда народы приходят в движение, смещаются торговые пути и изменяется экономическая активность. Поэтому в период с 400 до 550 год не так-то просто отыскать заметные экономические нити. То, что является истиной для Юго-Западной Галлии, оказывается совершенно неприменимым для северо-восточной части этой провинции. Западная Британия существенно отличается в экономическом отношении от Восточной Англии и Скандинавии. Экономическая модель Рейнской области совсем не такая, как в соседнем Норике и Реции. Не забывая об этих трудностях, давайте рассмотрим экономику Северной Европы в эти годы миграций и неразберихи.

В первой половине V века континентальные владения Римской империи, обращенные к северным морям, были не слишком сильно затронуты в экономическом отношении военными и политическими проблемами этих регионов. Это в первую очередь относится к Западной Галлии. На этот регион, в сущности не являвшийся частью регламентированного сегмента провинции неподалеку от Рейна, в котором государство развивало промышленность, мало повлияло присутствие саксонских пиратов в Канале или варваров-франков в Бельгии. Быстрое наступление вандалов и свевов через эту территорию по пути в Испанию в 406 году нанесло ущерб лишь на ограниченных участках. Водворение вестготов прошло относительно мирно. Эти варвары, самые цивилизованные и романизированные из всех германцев, с уважением отнеслись к римской системе, которую обнаружили, и попытались ее сохранить.

В результате такие города, как Бордо и Пуатье, продолжали вести сравнительно мирную и спокойную жизнь. Сенатские аристократы – Аполлинарии, Авиты и другие – начали служить вестготским королям так же, как раньше служили своим имперским хозяевам. Нарисованная в письмах Сидония картина богатой приятной сельской жизни, сосредоточенной вокруг просторных поместий знати, возможно, не так уж далека от реальности. Двор Алариха II в Тулузе являет собой удивительное продолжение поздней римской культуры. В этой части Галлии вестготы поддерживали внутренний и внешний порядок. Только дальше на север, в долине Луары, где уцелевшее римское правительство было слабым, продолжались ужасные восстания багаудов, которые подавлялись только с помощью вестготов, а впоследствии – аланов.

К югу от Луары продолжалась активная коммерческая жизнь. По Луаре шли торговые суда, да и торговля со Средиземноморьем через Нарбонну не была неизвестной. Город Нарбонна, который, если верить Сидонию, лежал в руинах, вероятно, стал обретать важность, когда сирийцы и другие восточные купцы, после того как запрет на их присутствие в Западной империи был снят, вернулись со своими товарами из далекой Сирии и Египта. В отличие от долины Роны, где монеты minimissimi являются свидетельством местной коммерческой стагнации, экономическая жизни на Гаронне била ключом. Добыча, захваченная Хлодвигом в Тулузе, является тому свидетельством. Несомненно, упадок городов и экономической жизни, неотъемлемая черта поздней империи, продолжался, да и галльские solidi были невысокого качества, однако упадок был медленным и мягким, а не радикальным.

Одной из причин относительного экономического здоровья является торговля, которая все еще достигала этих мест из Атлантики. Здесь уместно рассказать историю святого Патрика. Святой Патрик родился в семье мелких землевладельцев на западе Британии. Он был захвачен в плен ирландскими пиратами в районе Северна и увезен в Ирландию. Сбежав из рабства в Северной Ирландии, он пробрался на южный берег острова. Там он сел на торговое судно, везущее охотничьих собак в Галлию. Оно прибыло в континентальный порт, возможно расположенный в устье Луары. Святой Патрик, преодолевая трудности, прошел по разоренной сельской местности и в конце концов добрался до Южной Галлии. Там он решил присоединиться к церкви и прошел обучение в монастыре на Леринских островах в Средиземном море. Получив сан, он отправился на судне в Британию, чтобы навестить семью, потом вернулся в Осер и в 431 году отплыл на судне в Ирландию, где его ждала большая работа.

История святого Патрика весьма информативна по целому ряду причин. Она показывает, что купцы Ирландии, перевозившие то, что можно назвать предметами роскоши, в эти годы без особых проблем плавали в Галлию. А последующее путешествие святого в Британию, потом обратно в Галлию и оттуда в Ирландию – свидетельство того, что ни саксы, ни ирландцы серьезно не мешали морской торговле у этих берегов.

К этой информации о жизни святого Патрика можно добавить и другие интересные факты. Когда святой Герман в 447 году совершал свое второе путешествие в Британию, он, согласно традиции, проследовал через Корнуолл и Западную Британию без особого труда. А когда в 439 году умерла святая Мелания, она владела собственностью не только в Южной Галлии, но и в Британии. Археологические раскопки в Ирландии показали, что в этот период наблюдался рост предметов из бронзы римского происхождения. Многие из них, вероятнее всего, были произведены в галльских мастерских. Кроме того, нам известно, что целый ряд святых из Западной Британии и Ирландии учились в монастыре Леринских островов. При этом они, вероятнее всего, путешествовали туда и обратно через Западную Галлию, принося обратно на родину те восточные элементы, которые они находили в монастыре и которые потом стали заметной частью жизни кельтской церкви[39]. Потоки грузов и пассажиров, достаточные, чтобы вестготы держали флот на Гаронне уже в 475 году, явно не были случайными или эпизодическими. Представляется в высшей степени вероятным, что в эти десятилетия торговля вдоль побережья Северной Испании достигала Галисии и даже еще более удаленных регионов. Орозий в самом начале V века утверждал, что Ирландия располагается прямо напротив Испании, и даже поведал о существовании маяка в Корунье (Portus Britanniae), построенного ad speculum Britanniae[40]. Традиции этого региона, повествующие о святом Армадоре, прибывшем морем в Медок, и о Святом Граале, привезенном в аббатство Гластонбери прямо из Палестины, тоже могут отражать активную морскую торговлю. Тогда, по крайней мере до 450 года, продолжалась атлантическая торговля, которая велась ранее: вино, оливковое масло и соль обменивались на металлы, шкуры и диких животных.

История Северо-Восточной Галлии и Рейнской области несколько иная. Экономическая жизнь, существовавшая здесь в IV веке, продолжалась, но в весьма скромных масштабах. Экономика некоторых районов сильно пострадала. Даже в IV веке побережье Канала было подвержено разрушительным саксонским набегам. Поскольку Фландрия была покинута в V веке и флот, размещавшийся на Канале, ушел на Сомму, берега поразил паралич. К 450 году все римские военно-морские силы там прекратили свое существование, а с ними утратили важность города, через которые велась торговля с Британией, как и сама торговля. Только Руан еще пытался сохранить свой статус. Дальше вглубь территории, где салические франки двигались в Бельгию, имел место аналогичный коллапс. Исчезали виллы, и даже такой крупный город, как Тонгерен, в V веке пришел в упадок. Южнее, вдоль верхнего течения Рейна, где была велика угроза со стороны алеманнов, наступал также упадок. Страсбург, уничтоженный варварами в 355 году, не был восстановлен, жизнь на виллах изменилась к худшему.

Вместе с тем существовали регионы вокруг Кёльна в Рейнской области, в долинах Мозеля и Мааса и дальше на запад, где сохранялось нечто от старого порядка, по крайней мере, до 450 года. Аррас, согласно Орозию, в эти годы продолжал производить шерстяную ткань. А в Кёльне все еще жило сирийское население и производило некоторые промышленные товары. Виллы существовали на Мозеле[41]. Небольшие объемы грузов из Рейнской области, включая стекло, terra sigillata и даже предметы, имевшие средиземноморское происхождение, продолжали везти по Рейну во Фризию в середине V века.

Еще важнее было поддержание торговли через границы Рима в Германию и на восток. Когда Приск посетил столицу Аттилы в Венгрии, он сообщил, что купцы там торгуют, а народ говорит на латыни, а не на греческом. Это предполагает продолжение контактов с более западными частями Римского государства. Археологические раскопки также показали, что в Восточной Галлии в те годы появились центральноазиатские мотивы в искусстве и производстве. В частности, Рутилий упоминает о новой технологии плавления железа из Центральной Азии. Трудно сказать, какой сохранился объем экспорта оружия, стекла, вина и гончарных изделий с Рейна в Германию, но очевидно, что он не исчез полностью[42]. Тем не менее невозможно утверждать, что сохранившаяся жизнь даже крупных городов оставалась важной силой. Закрытие монетных дворов в этой части Запада после 395 года, замечания Сальвиана об упадке галльских городских центров и сетования Майориана на опустевшие города империи в полной мере применимы к этому региону. Однако следует отметить, что до смерти Аэция коллапс экономической системы поздней Римской империи на этих территориях никоим образом не был полным.

Восточнее – в среднем и верхнем течении Дуная – экономические условия были намного лучше. Производство железа и, возможно, шерсти, ранее очень важные, в Реции и Норике продолжались. Не прекращалась и активная торговля через границу. Здесь работал особый фактор. В V веке и восточное, и западное имперское правительство платили огромные субсидии золотом гуннам и их союзникам[43]. Вероятно, эти деньги стимулировали экономическую жизнь. Об этом свидетельствует то, что каждый договор с гуннами после 424 года содержит специальные положения, обязывающие римлян продолжать торговлю с гуннской империей через специально созданные торговые порталы. Есть свидетельства, что римляне периодически использовали экономическое оружие – торговые эмбарго, – чтобы снизить давление со стороны гуннов. Рассказ Приска о его встрече с римским ренегатом при дворе Аттилы, который сказал ему, что покинул империю, поскольку среди гуннов он может торговать свободнее, раскрывает многое, как и название Commercium, которое применяли в то время к одному из римских торговых порталов на Дунае. В этой связи показателен и случай с пограничным городом Паннонии, жители которого в 459 году обратились к королю варваров-ругиев с просьбой возобновить торговлю, которую он прекратил.

Поддержание вдоль Дуная пунктов контроля внешней торговли – товаров, поступающих в империю и вывозимых из нее, сохранение речных патрулей, и то, что, как и раньше, запрет на вывоз стратегических грузов из римского мира в адрес варваров включался в законы, обретшие силу в те годы, – доказательства важности продолжающейся торговли с севером[44]. Возможно, то же самое оружие, изделия из металла, вино и зерно, которые раньше фигурировали в этой торговле с Центральной Европой, являлись статьями экспорта V века – они, а также огромные субсидии золотом, выплачиваемые Аттиле и другим. Статьями импорта, безусловно, были янтарь, меха, рабы и римское золото, возвращающееся в империю. Нам известно о вывозе мрамора, вероятно из Иллирика, на север для строительства дворца Аттилы[45]. Таким образом, возможно, что вдоль Дуная на протяжении большой части V века торговля, которую стимулировало золото, выплачиваемое варварам, оставалась почти такой же важной, как в более ранний период.

Иной была судьба субримской Британии в те годы. Уже говорилось о том, что экономика острова так и не восстановилась после катастроф, выпавших на ее долю в последние годы IV века. Конец процветающей системе вилл на большей части острова положило в первую очередь масштабное вторжение пиктов, скоттов, аттакоттов и саксов в 363 году. И в начале V века только на отдельных территориях Англии сохранилась продвинутая экономика – это один регион вокруг Северна, где торговля еще имела выход к Атлантике, и еще один на востоке, возле Лондона и вокруг фортов Саксонского берега. Следует отметить, что именно в этих регионах, согласно Notitia Dignitatum, римские войска остались в Британии.

На юго-востоке острова Лондон, Кентербери и Верулам в субримский период еще наслаждались прежней жизнью, и несколько вилл продолжали существовать. В 429 году, к примеру, святой Герман сообщил, что Верулам все еще пригоден для жилья. Но мы располагаем убедительными свидетельствами того, что в эти годы экономическая жизнь региона оставалась местной и была изолирована от контактов и с континентом, и с другими частями острова. Раскопки в Ричборо, например, показывают, что в те годы стекло из Рейнской области больше туда не поступало. Также в Ричборо, Колчестере, Ренденхолле (Норфолк), Джиллингеме (Кент) находки minimissimi предполагают полностью местную экономику.

На западе Британии Каеруент продолжал некое подобие городского существования еще сто лет. На его стенах видны следы ремонта после нападений ирландцев. Наличие языческого храма в соседнем городке Лидни свидетельствует о мирном продолжении жизни. Мы снова находим клады minimissimi, указывающие на местный тип экономики, в Каеруенте, Лидни, Бортон-он-Уотере и Сомерсете. В других частях Британии картина еще более мрачная. На южном берегу несколько разбросанных монетных кладов, датированных первыми годами века, было найдено у Клаузентума (Саутгемптон) и Уэймаут-Бей (Дорсет). Потом исчезают даже minimissimi, показывая, что, когда саксонцы прекратили сообщение с Галлией, последние искры экономической жизни погасли. На севере вокруг Честера, Йорка и Линкольна осталось несколько территорий, на которых экономическая ситуация представляется сомнительной. Там не было найдено монетных кладов, а города всегда были скорее военными, чем торговыми по характеру. Но представляется возможным, что они тоже продолжили существование как городские центры. На это указывает использование старых римских городских планов и римской системы улиц в более поздний англосаксонский период.

Рассмотрев все доступные свидетельства, начинаешь понимать, что экономика Римской Британии после 400 года пришла в упадок, который развивался быстро. Неудивительно, что в Кодексе Феодосия, написанном около 433 года, Британия даже не упоминается. Ограниченная разваливающаяся экономика субримского периода, изоляция острова от континента привели к тому, что Британия и в экономическом, и в политическом отношении перестала быть частью римского мира.

Пока мы говорили о территориях Северной Европы, входивших в Римскую империю. А как насчет земель за ее пределами? В Атлантическом регионе это Ирландия и Шотландия. Что касается Ирландии, свидетельства показывают, что ее примитивная экономическая жизнь ухудшилась. Она поддерживала контакты, как мы уже замечали, с Западной Галлией, Корнуоллом и остальной территорией Западной Британии. Судя по результатам археологических раскопок, из этих районов продолжался ввоз изделий из металла. В Шотландии после 400 года вообще нет указаний на существование продвинутой экономики. Археологи не обнаружили ни монетных кладов, ни ввезенных изделий из металла, датированных этим периодом. Можно только предположить, что общий упадок экономической жизни Британии привел к еще более сильному упадку на землях, расположенных к северу от вала Адриана.

Иначе сложилась ситуация в Скандинавии и Центральной Европе, что за Северным морем, к востоку – в регионах, которые были частью гуннской империи или тесно с ней связанными. Мы уже говорили о том, что в V веке значительный объем грузов пересекал дунайскую границу римского мира. Раскопки в Скандинавии показывают, что из империи везли большое количество золота, найденного в Борнхольме, Готланде, Эланде и материковой Швеции. Это был век золота в Скандинавии. Есть свидетельства римского экономического влияния и в Скандинавии, и в Центральной Европе.

Здесь, однако, мы должны сделать перерыв и рассмотреть парадокс. В IV веке до Скандинавии доходило мало римского золота, но много изделий из мастерских на Рейне и Дунае. В V веке, хотя римское золото найдено в больших количествах на балтийских островах и шведском материке, мало свидетельств наличия там римских товаров. И это несмотря на активную торговлю через центральноевропейские границы Рима. Вместо этого металлические изделия и ювелирные украшения тех лет в Скандинавии демонстрируют следы сильного центральноазиатского влияния и, судя по всему, были изготовлены исключительно в местных мастерских. Вендельские шлемы раннего периода в Швеции, к примеру, имеют в основном римскую конструкцию, но украшены совершенно иначе[46]. Скандинавия, несмотря на римское золото, похоже, являлась частью более широкой центральноевропейской русской культурной области, протянувшейся до Рейна. В этой области влияние Центральной Азии и Персии Сасанидов было важнее, чем влияние римского мира. Еще сильнее озадачивает то, что, хотя римское золото, датированное рассматриваемым периодом, находили в Скандинавии, его практически не было в Центральной Европе, в первую очередь в Восточной Германии, через которую оно должно было пройти, чтобы очутиться на далеких балтийских берегах. Некоторые историки пытались объяснить этот парадокс, отрицая существование торговли со Скандинавией в те годы. Если верить им, найденное золото добралось до Балтики не посредством торговли, а было привезено возвращающимися северными солдатами и другими лицами, которые привезли его с собой из империи гуннов и римского мира. В некоторых случаях это может быть правдой, но в целом объяснение кажется неправдоподобным. Мне представляется более вероятным следующее: нам известно, что римский мир торговал через границы с варварами Центральной Европы. Но объем этой торговли, ввиду упадка экономической жизни империи и навязанного контроля торговли, был достаточен только для удовлетворения самых насущных потребностей людей, живших за Рейном и Дунаем. Вместо товаров большая часть экспорта, отправленного Римом в Центральную Европу, состояла из золота в виде субсидий. Меха, янтарь и, конечно, рабов везли из Скандинавии в Европу. И когда скандинавские торговцы привозили свои товары с севера в самое сердце владений Аттилы, они получали за свои меха, янтарь и прочие грузы не изготовленные римлянами товары, а римское золото, а также, возможно, какую-то часть товаров, изготовленных на востоке, а не в Риме. Это золото они везли обратно на север. А отсутствие археологических находок монет объясняется просто: как известно, эти регионы до 500 года не были заселены.

Таким образом, любопытный парадокс с золотом при отсутствии римских товаров объясняется просто. Как систематически повторяли гунны в каждом своем договоре с империей, торговля должна вестись свободно. Очевидно, такая ситуация являлась искусственной. Она полностью зависела от римских взяток и субсидий, выплачиваемых ничего не производившим варварам Центральной Европы. А ее последствия оказались далекоидущими и породили поток золота, текущий на север из римского мира в Скандинавию, где их использовали не так для производства, как для изготовления украшений и т. д. Определенно, те, кто говорит о вывозе золота на восток в последние годы империи, не уделил должного внимания археологическим свидетельствам, которые показывают, что больше золотого богатства средиземноморского мира направлялось на север в Скандинавию, чем на восток в Китай и Индию.

Такова была экономическая ситуация в Северной Европе в первые пять или шесть десятилетий V века. Что же произошло в следующее столетие рассматриваемого нами периода? Давайте для начала рассмотрим Галлию. Мы уже отмечали, что после 450 года там имели место быстрые перемены. Бритты высадились с моря и начали колонизовать Арморику, а саксонские пираты, действовавшие у берегов Западной Галлии, делали практически невозможной торговлю. Франки захватили субримскую Галлию к северу от Луары и вскоре после 500 года уничтожили вестготское господство над Аквитанией. К 550 году бургунды завоевали также новую франкскую империю Меровингов, протянувшуюся от Средиземного моря до Германии.

Любопытно, что Южная и Западная Галлия понесли от этих событий не самый большой ущерб в экономическом отношении. Замена вестготского или бургундского правления франкским к югу от Луары поначалу не означала больших перемен. Аристократы – Аполлинарии и иже с ними – легко переметнулись от одного хозяина к другому, который к тому же обладал существенным преимуществом – был ортодоксальным католиком, христианином, а не еретиком. К югу от Луары система вилл продолжала существовать. Города вроде Бордо, Тулузы и Пуатье тоже никуда не делись. Галлоримская аристократия, как и прежде, оставалась доминирующим элементом в сельском обществе и монополизировала ключевые позиции в церкви. Фортунат счел бы для себя приемлемыми многие места, где развивалось общество и культивировался тонкий вкус, к которому он всегда стремился.

Атлантическая торговля, которая до 450 года доходила до берегов Западной Галлии, теперь пребывала в застое. Однако это компенсировалось другим событием – возрождением средиземноморской торговли с берегами Галлии. В конце V века, когда пиратство вандалов пошло на убыль, и в начале VI века, когда восстановленная Юстинианом Романия стимулировала коммерческое развитие, возродилась торговля между Галлией и Востоком. Сирийцы, евреи и другие жители Востока снова привозили свои товары в Марсель, Нарбонну и города внутри страны. Золото, редкое в VI веке, опять стало относительно обычным. Южная и Центральная Галлия, которые в IV веке были экономически отделены от Средиземноморья, легко интегрировались в средиземноморский мир. На исторической сцене появился экономический ренессанс Меровингов – западный аналог Юстинианова возрождения на Средиземноморье.

Если такова была ситуация на юге и в отдельных частях центра Галлии, совершенно иначе обстояли дела до 550 года в остальной провинции и тех регионах Рейнской области, которые выходили к Северной Европе и Атлантике, а не к Средиземному морю. В Рейнской области городская жизнь в таких крупных центрах, как Кёльн, Тонгерен, Бонн, Вормс, Майнц, Шпейер и Страсбург, пришла в упадок. Дальше на юг и восток, в таких центрах, как Трир, Верден, Турне и Камбре, почти не осталось римской экономики.

Причины краха городских центров понять нетрудно. Их корни вовсе не в деструктивном характере франкских завоеваний, а скорее в природе римской экономической жизни в этой части Европы. Как уже говорилось ранее, промышленность этого региона, сконцентрированная в этих городах, – фабрики по производству оружия, тканей и т. д., была полностью под государственным контролем. То же самое можно сказать о мерах по транспортировке продовольствия, которыми занималась контролируемая государством коллегия речных перевозчиков. Конец римской правительственной системы в этих регионах и ее замена управлением франков почти сразу же положила конец такому положению дел. Система, направленная на обеспечение снабжения пограничных армий, не имела никакого смысла, если эти армии прекратили свое существование, и Рейн больше не служил границей между двумя мирами. Франки поддерживали римскую систему общественных перевозок, которую они сочли полезной, но все остальное – gynecée, фабрики по производству оружия, общественные продовольственные склады и корпорации nautae на реках – исчезло почти сразу после прихода власти франков. Одновременно исчезла вся модель жизни поздней Римской империи в регионе.

Также интересно отметить, что в большинстве северных и восточных владений франков система вилл тоже вскоре исчезла. Как и государственные gynecée, система вилл в этих регионах зависела от сильной государственной организации, которая поддерживала власть крупных землевладельцев над колонами – по сути, рабами, в то время как последние были ответственны за обработку земли и уплату большей части своего урожая империи в виде налогов. Там и в то время, когда правительство оказывалось слабым и дезорганизованным, для системы вилл наступали трудные времена. Колоны бунтовали и объявляли о своей независимости в восстаниях багаудов. Именно такое восстание вкупе с вторжениями и параличом правительства уничтожило систему вилл на большей части Британии в конце IV века. Аналогичная слабость вызвала бунты в регионе Луары и в Арморике в начале V века. Вероятно, такое же отсутствие правительственного контроля привело к исчезновению вилл в Бельгии в этот же период. Идентичное состояние дел сложилось на большей части Галлии к северу от Луары и в Рейнской области. Без поддержки сильного организованного государства система вилл терпела крах повсеместно, как это было, например, с виллой Неннинг в Люксембурге, история которой хорошо изучена. Некоторые из них, как, например, укрепленная вилла епископа Никиты возле Трира, уцелели, но они были лишь исключениями, которые подтверждают правило. К северу от регионов, таких как Виваре, долина Гаронны и Пуатье, где сохранилась старая система, к 550 году римская система вилл исчезла полностью. Точно так же в нашем современном мире мы видели, как система плантаций, зависящая от власти симпатизирующего ей правительства, исчезла в Мексике, Голландской Ост-Индии и Бирме. Новые поселения германских колонистов, которых было много в Рейнской области, Бельгии и Эльзасе и немного меньше по мере приближения к Сене, заставили местное население галло-римлян двигаться к новой системе – деревень, – которая была характерна для Средних веков.

В тех регионах, где и система вилл, и регламентированная государством промышленность не пережили завоевания варваров, в силу сложившихся обстоятельств утвердилось местничество. Общество, основанное на системе деревень, не могло появиться в одночасье, уже будучи экономически развитым. Как и в субримской Британии, местничество отразилось в монетах. В этой части Галлии в конце V и начале VI века чеканились монеты, очень похожие на minimi и minimissimi Британии. Эти маленькие, можно сказать, крошечные кусочки серебра были найдены в долине Мааса, недалеко от Намюра, на Марне и даже в районе Шаранты[47]. В то же самое время не следует считать, что вся промышленность исчезла. Это не так. К югу от Трира и Турне осталось население, которое трудилось на ушедших в небытие gynecée. Но оно направило свой промышленный опыт в новое русло, связав его с прежними занятиями. Эти люди стали чеканщиками и ювелирами и изготовителями оружия для воинственных франков, под властью которых теперь жили. Но пока они продолжали трудиться в тех же регионах, где раньше работали на Римское государство, произошла странная вещь. Их техника и художественные мотивы изменились. К VI веку в Восточной Галлии и в Рейнской области появилась новая модель организации производства мечей, превосходящая ту, что существовала здесь в римские времена, и сильно отличающаяся от нее – вероятнее всего, она имеет центральноазиатское происхождение. Система выплавки железа тоже изменилась в сравнении с той, что существовала в Римской империи, став примитивнее. Ювелирные украшения, производимые в этой части Галлии, также изменились и стали похожи по стилю и дизайну на те, что изготавливали на юге Руси, в Скандинавии, Германии и Кенте. В общем, в рассматриваемых регионах Галлии и Германии появились новые неримские промышленность, искусство и сельское хозяйство.

Аналогичное положение сложилось в Британии в период после саксонского вторжения на остров, но в еще большей, более выраженной степени. В Западной Британии регион, где жило местное романзированное население, продолжал неуклонно уменьшаться, и, в конце концов, осталось только два места, Бортон-он-Уотер и Лидни, где можно было найти minimissimi – символы продолжения римских экономических традиций. Гильда в середине VI века мог называть себя римлянином, но его выдавала варварская латынь. Западная Британия стала полностью кельтской, и даже церковь, как в Ирландии, пришла к организации на племенной основе. Это не значит, что в Ирландском море и, возможно, до самой Коруньи не продолжалась морская торговля. Она существовала. Медь и олово оставались востребованными, и рудники Корнуолла активно работали. Ирландия особенно в экономике достигла некоторых успехов, что показали раскопки в Лагоре. Ирландские святые посещали Корнуолл и Уэльс для религиозного обучения. Но подобные контакты, коммерческие и прочие, в рамках кельтской талассократии – морского могущества – в те годы не были достаточно важными, чтобы или оживить старые римские городские центры в Западной Британии, или создать новые в других кельтских регионах.

Многое из сказанного справедливо и для востока Британии, где после 450 года также начался продолжительный экономический упадок. Только в Ричборо были найдены minimissimi VI века, продемонстрировавшие преемственность с римским прошлым на строго местной основе. В других местах – Кентербери, Лондоне, Йорке – продолжалось слабое подобие сельской жизни, только оно было очень слабым. Юто-саксонские жители Кентербери, к примеру, жили за пределами стен старого римского города, а изменение городского плана Лондона, когда он снова приобрел важность, показывает, что его население к 500 году, вероятно, практически исчезло. Правда, определенные мотивы в кентских и восточно-английских ювелирных украшениях подразумевают, что британские традиции ремесла сохранились вокруг фортов Саксонского берега. Сохранение ранних стилей домов и деления полей указывает на то же. Однако, как и в случае с Северной Галлией, такие остатки прошлого не слишком впечатляют.

Контраст Британии составлял скандинавский мир, куда до 550 года тек поток золота с юга. Здесь можно найти многочисленные признаки экономического роста – на примитивном уровне, конечно. Процветала выплавка железа, особенно в Норвегии, а находки на островах Готланд, Борнхольм и Эланд предполагают наличие морского судоходства[48]. Возможно, римские монеты и brachteates служили скорее украшениями, чем деньгами, как и красивые массивные украшения того периода, такие как торлсундские воротники, кольца для мечей, упомянутые в «Беовульфе», и массивные золотые чаши, обнаруженные в Дании. Но если так, они представляли собой вещи, пригодные для обмена, как и кольцевые монеты, которые часто находили на раскопках. Трудно поверить, что в конце V и начале VI века здесь не было чего-то близкого примитивной торговой цивилизации.

Коммерция на юге пережила падение империи Аттилы, поскольку даже при Юстиниане золото прибывало в этот регион через Центральную Европу. Но успехи аваров и славян перерезали торговые пути, и в конце концов при Теодорихе перед 550 годом остался только один торговый путь, связывающий со Средиземноморьем. Этот путь, открытый благодаря дипломатическим отношениям Теодориха с королем Норвегии, герулами, эстами Восточной Балтики и королями варинов и тюрингов, следовал на запад от Балтики до Эльбы, потом по Рейну в Италию через альпийские проходы. Должно быть, именно по этому пути эсты привезли янтарные подарки ко двору великого остготского монарха. Затем имел место финальный рывок славян через Северную Германию к Атлантике. Скандинавия оказалась отрезанной от юга. Остался только морской путь вдоль Фризии, через Финский залив и по русским рекам[49]. Как и кельтская талассократия, скандинавская Балтика стала изолированным регионом, экономически отделенным от мира на юге, с которым он когда-то был связан торговлей.

Экономическая судьба Центральной Европы к середине XVI века оказалась еще мрачнее. Туда, где появлялись славянские племена, они приносили с собой примитивную сельскохозяйственную систему и больше почти ничего. Авары, в отличие от гуннов, были мало заинтересованы в торговле. Их набеги и господство над более слабыми славянскими соседями, обрекли эту часть Европы на очень низкий уровень экономической жизни на века. Археология ясно показывает, что в этот ранний исторический период славянских поселений почти не было контактов, торговли и промышленности. Ситуация изменилась к лучшему только спустя много лет[50].

Есть только одно исключение, помимо Южной Галлии, из общей мрачной экономической картины, которую являла собой Северная Европа к 550 году. Это исключение – Альпийский регион Норика и Реции. Возможно, так случилось потому, что после того, как Теодорих и его остготы взяли Италию, они установили контроль над всеми римскими провинциями в верховьях Дуная, и поддерживали старую римскую экономическую систему. Какова бы ни была причина, интересно заметить, что до середины VI века и римская система вилл, и некоторые старые римские техники и промышленные производства продолжали существовать вокруг таких центров, как Аугсбург и Регенсбург. Более того, через альпийские проходы поддерживалась связь с Италией, на что указывают находки остготских и византийских siliquae и demi-siliquae в Южной Германии до самого Майнца. Некоторая часть торговли была той, что, как уже говорилось, к 550 году достигала Балтики через Эльбу. Но большая ее часть, возможно, следовала другим путем, по Рейну к Фризии, на что указывают золотые монеты, чеканенные в Италии и найденные в Нидерландах[51]. Новый путь с севера на юг к Средиземному морю, единственный все еще функционировавший к 550 году, несомненно, объясняет экспедицию Хигелака в эти годы к устью Рейна. Он искал не только добычу, но и путь на юг. Он же объясняет, почему автор «Беовульфа» говорил о фризах как врагах, живущих по другую сторону от гаутов. В географическом отношении эта ремарка не имеет смысла. Зато с точки зрения экономики она наглядна и интересна. Гаутский путь к южному богатству теперь лежал через Фризию и Рейн в Италию. С развитием этого маршрута Рейн стал играть новую важную роль. Он перестал быть барьером между двумя враждующими системами, экономической и политической. Наоборот, он стал магистралью, соединявшей Средиземноморье с Северной Европой. Именно эту роль ему предстояло играть много лет.

Давайте кратко подведем итоги, обобщим грандиозные перемены, которые принесли эти годы. В IV веке развитые в промышленном отношении отдельные регионы североевропейской части римских владений столкнулись с развивающимся неримским севером, разделенным на Атлантический регион и Центральноевропейский – Скандинавский регион. К 550 году все изменилось. Нам известно, что в большинстве из того, что было римскими северными провинциями, города, промышленность и виллы, составлявшие ее цивилизацию, исчезли, а с ними и коммерческие контакты, которые они стимулировали. Ни большой Атлантический торговый регион, ни Центральноевропейский – Скандинавский торговый регион не сохранились. Вместо этого появилась серия изолированных регионов на Ирландском, Балтийском и Северном морях и в Центральной Европе. Только в двух из них, тесно связанных со Средиземным морем, – Норике-Ретии и Южной Галлии, – наблюдалось продолжение римской экономической жизни. В других местах на руинах старого мира медленно поднимался и обретал силу новый экономический порядок.

В истории, как и в жизни, конец и начало, рождение и смерть, новое и старое зачастую соседствуют. И к 550 году мы видим очертания нового экономического порядка, возникающего на руинах старого. Мы видим новые торговые пути, соединяющие воедино отдельные экономические системы, в которые превратилась Северная Европа. О некоторых из них мы уже говорили. Это рейнский путь, соединяющий Италию с Северным морем, путь вдоль побережья Фризии, соединяющий Балтику с регионами, которые прилегают к Северному морю. Также были сделаны дополнительные шаги по формированию варяжского пути – из Финского залива, через территорию Руси, к Черному и Каспийскому морям.

Из другого региона, Кента, тоже началось движение грузов, но важность оно приобрело позже. Географическое положение Кента в месте слияния Рейна, Английского канала и Северного моря являлось идеальным для торговли. Мы располагаем свидетельствами, что к середине VI века возникли новые торговые контакты. Найденные в кентских захоронениях ювелирные украшения и другие предметы показывают, что жители этого региона поддерживали тесную связь с Рейнской областью, а судя по раскопкам в Фризии, содержащим кентские броши, эти контакты протянулись даже сюда. Не исключено, что были также прямые контакты со Скандинавией или через Фризию, или через Восточную Англию, поскольку brachteates, определенно имевшие скандинавское происхождение, также обнаруживались в кентских захоронениях[52]. Контакты не ограничивались севером. Ирландские подвесные чаши в Кенте указывают на связь, возможно, через ирландскую колонию в Гэмпшире, с кельтским миром на западе и, вероятно, с Руаном, единственным уцелевшим римским городом на Канале[53]. Но это не все. Есть свидетельства – монеты и ювелирные украшения – того, что контакт поддерживался даже с далекой саксонской колонией в районе Шаранты, на западном побережье Галлии. Таким образом, Кент, поддерживая контакт с Галлией, кельтским западом, Рейнской областью, Фризией и Скандинавией, стал глашатаем новой эры, уже находившейся в стадии формирования.

Осталась одна финальная проблема: какие суда использовались на северных морях в период миграций? И снова мы располагаем не столь полной информацией, как хотелось бы. Однако ясно, что на побережье Западной Галлии продолжали использоваться суда того же типа, что мы упоминали в первой главе. Нам ничего не известно о военных кораблях, составлявших вестготский флот на Гаронне, так же как и о тех, что использовали римляне на Канале. Это могли быть галеры, navis longae и быстроходные пиктские суда, с которыми мы уже сталкивались раньше. Мы упоминали о флоте Гаронны в 475 году. Можно предположить, что после этого военные корабли больше не строились.

Относительно торгового флота мы информированы несколько лучше. Есть упоминания о двух типах судов, которые в последние годы VI века использовали галльские мореплаватели. Один из них – scapha – скафа. Такие суда, как утверждает Григорий Турский, использовались в торговле с Испанией до самой Галисии. Другой – barca – барка. Скафа – плоскодонное судно с квадратной кормой и большим парусом – использовалось для речных перевозок и для морских перевозок вдоль побережья. Это судно, судя по всему, было аналогично по конструкции люггеру. Барка – более крупное прочное судно, похожее на римское судно IV века, найденное в Лондоне. Оно было крупнее скафы и, возможно, взяло что-то от ponto венетов и римских транспортных судов, таких как hippago и corbito. Определенно оно было обшито вгладь. Возможно, именно барка перевезла святого Патрика из Ирландии в Восточную Галлию.

Не так легко идентифицировать суда, которые использовались мореплавателями Западной Британии для плавания в Арморику и Корунью в Испании. Только одно представляется очевидным: это были не океанские кораклы, которые раньше ходили у берегов Корнуолла. Суда, на которых Коротикус совершал набеги на Ирландию, вероятнее всего, были крупнее и имели некоторое сходство с римскими военным кораблями. Также, возможно, именно такие суда помогли Куннеде изгнать ирландцев из Корнуолла и Уэльса. К временам Гильды ситуация проясняется. Он описывает суда бриттов, отправлявшихся в Бретань, как navis longae – военные корабли римского типа. Кораклы, скорее всего, использовались для местных целей. Но были ли еще и другие типы судов? Возможно, здесь использовались те же скафы и барки, что на галльских берегах.

Относительно ирландского судоходства в эти годы сомнений меньше. До 550 года «национальным» ирландским судном par excellence был коракл. Сидоний, к примеру, упоминает ирландских пиратов, бороздящих моря в «сшитых скифах». Очевидно, это curragh – куррах. Легенды Ирландского моря более позднего периода сообщают нам больше информации об этом типе плавсредств. Некоторые куррахи имели большие размеры, были обшиты тремя слоями шкур, могли перевозить двадцать человек и нести мачту[54]. Суда такого типа, вероятно, использовал Ниалл Девяти Заложников в своих рейдах. Веком позже они все еще использовались вдоль ирландского побережья.

Информация, которой мы располагаем о судах в Атлантике, скудна, однако о судах, использовавшихся в те годы в Северном море, нам известно еще меньше. Мы точно не знаем, на каких судах саксонцы, юты и герулы совершали свои экспедиции. Можно только утверждать, что они обладали хорошими мореходными качествами, в отличие от Нидамского корабля, и, если верить Сидонию, имели паруса. Предположительно они были обшиты вгладь и внакрой и сконструированы по образу и подобию пиктских судов, о которых упоминал Вегеций. Вероятно, они были довольно большими, потому что, согласно одному источнику, для нападения герулов на Испанию в 459 году использовалось семь судов, перевозивших 400 человек. Если верить этой статистике, каждое судно перевозило 60 человек, примерно столько же, сколько средние лодки викингов в начале IX века. Кстати, тот факт, что Кент к 550 году вел морскую торговлю с такими удаленными от него регионами, как Скандинавия, Фризия и Рейнская область (устье Рейна), кельтским Западом и саксонской колонией на Шаранте, указывает на наличие у жителей Кента надежных судов, способных выдержать длительные морские переходы.

Наша информация об англах и скандинавах тех лет на Балтике и у побережья Норвегии более точная. Она получена благодаря открытиям в Квалсунне и Саттон-Ху остатков судов, датированных этим периодом. Судно из Саттон-Ху и более крупное судно из Квалсунна очень похожи друг на друга и явно произошли от Нидамского корабля. Таким образом, они представляют собой еще одно свидетельство – если таковое требуется – передвижения балтийских народов до Северной Норвегии и Восточной Британии в начале VI века. Хотя судно из Саттон-Ху разбилось около 655 года, оно было уже старым, то есть относится к VI веку. Судно из Квалсунна датировано примерно тем же периодом.

Что касается конструкции, оба судна имели следующие характеристики: оба являлись плоскодонными гребными судами, созданными по образу Нидамского корабля. Однако они были более качественно построены, их пояса обшивки и уключины расположены лучше. Они также имели усовершенствованное рулевое весло. Одновременно они обладали определенными балтийскими характеристиками, как и Нидамский корабль. Иначе говоря, они не имели парусов и были настолько низкими в районе миделя, что захлестывались волной и, значит, не были приспособлены для плавания в океане. Как и все балтийские, скандинавские суда, они были обшиты внакрой. Несмотря на отдельные усовершенствования, оставались ближе к Нидамскому кораблю, чем к последующим лодкам викингов, вроде найденных в Гокстаде. Любопытно, что суда из Саттон-Ху и Квалсунна, судя по всему, реабилитировали византийского историка Прокопия, информация которого о Британии часто была ненадежной. Прокопий, рассказавший нам, что получил информацию от англов, сопровождавших франкских послов ко двору Юстиниана, утверждал, что суда, используемые англами, не имели парусов. Он, похоже, был немало удивлен этим фактом, а это предполагает, что другие народы в Британии – кельты, саксы и юты – использовали суда с парусами. Судно из Саттон-Ху подтверждает правоту Прокопия.

Следует также сказать несколько слов о навигации. В целом свидетельства, которыми мы располагаем, вроде бы указывают на то, что моряки по возможности старались следовать вдоль берега и избегали выходить в открытое море. Таким образом, от Коруньи или Бордо до Британии и Ирландии, морские пути проходили вдоль французского побережья, мимо Бретани, а затем в Корнуолл. От Кента до Руана морские суда шли вдоль южных берегов Британии до острова Уайт, а потом через Канал в Галлию. Из Кента до Скандинавии путь пролегал через проливы к устью Рейна, затем вдоль Фризских островов к реке Айдер и через Ютландский полуостров в Балтийское море. Это объясняет ценность географического положения таких мест, как Фризия, Гэмпшир, Кент и Бретань, для морских народов. Именно оттуда контролировалось морское судоходство в северных морях.

Если это было справедливо для парусников, то тем более справедливо для гребных судов – только они использовались в Скандинавии и на Балтике. Для гребных судов путь через Северное море в Англию, должно быть, пролегал вдоль фризского побережья, потом через нижнюю оконечность Северного моря к Кенту или эстуарию Темзы, а оттуда вдоль восточных берегов Норфолка и Суффолка к Уошу и дальше. Вероятно, именно по этому пути англы достигли Англии, поскольку на их судах прямой путь через Северное море был бы в высшей степени опасным[55]. Аналогично путь, по которому шведские суда попадали в Южную Норвегию, пролегал вдоль шведских берегов от Уппландии, мимо Готланда, Эланда и Борнхольма, а затем через Скагеррак и Каттегат в воды Южной Норвегии. Альтернатива – по озеру и реке через полуостров Южной Швеции в Каттегат. Таким образом, на Балтике контроль крупных островов у шведского берега и Дании нес с собой контроль морского судоходства в этих водах. Тем, кто контролировал все это здесь, как и в Атлантике, в будущем предстояло стать важными посредниками на северных морях.