Читать книгу Дело об убийстве, или Отель «У Погибшего Альпиниста». Стажеры. Улитка на склоне (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие - Страница 15

Хинкус уже поднялся. Он стоял посередине комнаты со спущенными подтяжками и вытирал лицо большим полотенцем.

– Доброе утро, – сказал я. – Как вы себя чувствуете?

Он настороженно глядел на меня исподлобья, лицо его несколько опухло, но в общем он выглядел вполне прилично. Ничего в нем не осталось от того сумасшедшего затравленного хорька, каким я видел его несколько часов назад.

– Более или менее, – буркнул он. – Чего это меня здесь заперли?

– У вас был нервный припадок, – объяснил я. Лицо у него немного перекосилось. – Ничего страшного. Хозяин сделал вам укол и запер, чтобы вас никто не беспокоил. Завтракать пойдете?

– Пойду, – сказал он. – Позавтракаю и смотаюсь отсюда к чертовой матери. И задаток отберу. Тоже мне – отдых в горах… – Он скомкал и отшвырнул полотенце. – Еще один такой отдых, и свихнешься к чертовой матери. Без всякого туберкулеза… Шуба моя где, не знаете? И шапка…

– На крыше, наверное, – сказал я.

– На крыше… – пробурчал он, надевая подтяжки. – На крыше…

– Да, – сказал я. – Не повезло вам. Можно только посочувствовать… Ну, мы еще поговорим об этом.

Я повернулся и пошел к двери.

– Нечего мне об этом разговаривать! – со злостью крикнул он мне вслед.

В столовой еще никого не было. Кайса расставляла тарелки с сандвичами. Я поздоровался с нею, отнаблюдал серию ужимок, выслушал серию хихиканий и выбрал себе новое место – спиной к буфету и лицом к двери, рядом со стулом дю Барнстокра. Едва я уселся, как вошел Симонэ – в толстом пестром свитере, свежевыбритый, с красными припухшими глазами.

– Ну и ночка, инспектор, – сказал он. – Я и пяти часов не спал. Нервы разгулялись. Все время кажется, будто тянет мертвечинкой. Аптечный такой запах, знаете ли, вроде формалина… – Он сел, выбрал сандвич, потом посмотрел на меня. – Нашли?.. – спросил он.

– Смотря что, – ответил я.

– Ага, – сказал он и неуверенно хохотнул. – Вид у вас неважный.

– У каждого тот вид, которого он достоин, – отозвался я, и в ту же секунду вошли Барнстокры.

Эти были как огурчики. Дядюшка щеголял астрой в петлице, благородные седые кудри пушисто серебрились вокруг лысой маковки, а Брюн была по-прежнему в очках, и нос у нее был по-прежнему нахально задран. Дядюшка, потирая руки, двинулся к своему месту, искательно поглядывая на меня.

– Доброе утро, инспектор, – нежно пропел он. – Какая ужасная ночь! Доброе утро, господин Симонэ. Не правда ли?

– Привет, – буркнуло чадо.

– Коньяку бы выпить, – сказал Симонэ с какой-то тоской. – Но ведь неприлично, а? Или ничего?

– Не знаю, право, – сказал Барнстокр. – Я бы не рискнул.

– А, инспектор? – сказал Симонэ.

Я помотал головой и отхлебнул кофе, который поставила передо мной Кайса.

– Жаль, – сказал Симонэ. – А то я бы выпил.

– А как наши дела, дорогой инспектор? – искательно спросил дю Барнстокр.

– Следствие напало на след, – сообщил я. – В руках у полиции ключ. Много ключей. Целая связка.

Симонэ снова загоготал было, но сразу же сделал серьезное лицо.

– Вероятно, нам придется провести весь день в доме, – сказал дю Барнстокр. – Выходить, вероятно, не разрешается…

– Почему же? – возразил я. – Сколько угодно. И чем больше, тем лучше.

– Удрать все равно не удастся, – добавил Симонэ. – Обвал. Мы здесь заперты – и надолго. Идеальная ситуация для полиции. Я бы, конечно, мог удрать через скалы…

– Но? – спросил я.

– Во-первых, из-за этого снега мне не добраться до скал. А во-вторых, что я там буду делать?.. Послушайте, господа, – сказал он. – Давайте прогуляемся по дороге – посмотрим, как там в Бутылочном Горлышке…

– Вы не возражаете, инспектор? – осведомился дю Барнстокр.

– Нет, – сказал я, и тут вошли Мозесы.

Они тоже были как огурчики. То есть мадам была как огурчик… как персик… как ясное солнышко. Что касается Мозеса, то эта старая брюква так и осталась старой брюквой. Прихлебывая на ходу из кружки и не здороваясь, он добрался до своего стула, плюхнулся на сиденье и строго посмотрел на сандвичи перед собой.

– Доброе утро, господа! – хрустальным голоском произнесла госпожа Мозес.

Я покосился на Симонэ. Симонэ косился на госпожу Мозес. В глазах его было какое-то недоверие. Потом он судорожно передернул плечами и схватился за свой кофе.

– Прелестное утро, – продолжала госпожа Мозес. – Так тепло, солнечно! Бедный Олаф, он не дожил до этого утра!

– Все там будем, – провозгласил вдруг Мозес хрипло.

– Аминь, – вежливо закончил дю Барнстокр.

Я покосился на Брюн. Девочка сидела нахохлившись, уткнувшись носом в чашку. Дверь снова отворилась, и появился Луарвик Л. Луарвик в сопровождении хозяина. Хозяин скорбно улыбался.

– Доброе утро, господа, – произнес он. – Позвольте представить вам господина Луарвика Луарвика, прибывшего к нам сегодня ночью. По дороге его постигла катастрофа, и мы, конечно, не откажем ему в нашем гостеприимстве.

Судя по виду господина Луарвика Луарвика, постигшая его катастрофа была чудовищной, и он очень нуждался в гостеприимстве. Хозяин был вынужден взять его за локоть и буквально впихнуть на мое старое место рядом с Симонэ.

– Очень приятно, Луарвик! – прохрипел господин Мозес. – Здесь все свои, Луарвик, будьте как дома.

– Да, – сказал Луарвик, глядя одним глазом на меня, а другим на Симонэ. – Прекрасная погода. Совсем зима…

– Это все чепуха, Луарвик, – сказал Мозес. – Поменьше разговаривайте, побольше ешьте. У вас истощенный вид… Симонэ, напомните-ка, что там было с этим метрдотелем? Кажется, он съел чье-то филе…

И тут наконец появился Хинкус. Он вошел и сразу остановился. Симонэ пустился вновь рассказывать про метрдотеля, и пока он объяснял, что названный метрдотель не ел никакого филе, а все было как раз наоборот, Хинкус стоял на пороге, а я смотрел на него, стараясь при этом не упускать из виду и Мозесов. Я смотрел и ничего не понимал. Госпожа Мозес кушала сливки с сухариками и восхищенно слушала унылого шалуна. Господин Мозес, правда, покосился на Хинкуса кровавым глазом, но – с полнейшим равнодушием и сразу же снова обратился к своей кружке. А вот Хинкус с лицом своим совладать не сумел.