Читать книгу Крах - Арне Даль - Страница 3

Суббота, 4 марта

Кажется, что все ее сознание высосано через дыру во времени, и теперь вместо него осталась чистая боль.

Сквозь пронзительную боль она пыталась подобрать слова. Слова успокаивают. По идее. Должны успокаивать.

Неторопливость, с которой руки приближались к пока бессловесному, открыла возможность отыскать выражение. Попытаться вызвать ассоциации между горящими нервными окончаниями.

Гимнастика. Акробатика между двумя горизонтальными жердями. Только они назывались не жердями. А как назывался сам вид спорта?

Разумеется, она осознавала, что просто пытается отвлечься. Это сродни движению по кругу. Для того, чтобы боль не овладела ею целиком, сделав невозможным движение физическое.

Художественная гимнастика? Спортивная? Больше похоже на спортивную. Какие там были виды? Одиночные, конечно. Прыжки через коня, кольца. А прыжки, вообще, были? Но та штука, с жердями, как же ее? Брусья?

Да, брусья. Точно. Первое за долгие месяцы мгновение без боли настало, когда она увидела слово перед собой.

Островки спасения.

Руки, поддерживающие ее наверху, отпустили хватку, как только она схватилась за брусья, показавшиеся ей спасительными островками. Уходящими вдаль, в бесконечность.

Между островками, всего в десяти сантиметрах, показалось лицо. Губы на женском лице изображали подбадривающий крик. Но слышно ничего не было. В ее системе чувств не осталось места для звуков. Все пространство заняла боль.

И все-таки она сделала первый шаг. Первый самостоятельный шаг. Повиснув на островках, она рвалась вперед. Боли стало тесно внутри тела, она начала просачиваться сквозь кожу, создавая вокруг удушающую ауру. Но несмотря на это – еще один шаг.

И еще.

Она не спускала глаз с лица женщины, медленно отодвигающейся между брусьями, и ей казалось, что, вцепившись в него взглядом, она сможет просверлить дыру в ауре, впустив внутрь звуки. Она услышала собственный вопль, смешанный со слезами, который она буквально выплюнула в лицо женщине.

Женщина быстро шагнула ей навстречу, обняла ее за торс. Когда лицо ее было в паре сантиметров, женщина сказала:

– Не сдавайся, Дезире, ты уже почти на середине.

Каким-то образом ей удалось оттолкнуть фигуру в белом халате и прошипеть:

– Не называйте меня Дезире.

А потом она сделала следующий шаг.

* * *

Молли Блум осмотрелась: она стояла в тупике, который упирался в горстку красных домиков на улице Осегатан. Зима почти миновала, стоял холодный промозглый субботний день в начале марта, и через пару минут жизненный тонус Молли должен быть увеличиться по меньшей мере вдвое. Входя в подъезд дома на улице Плуггатан в районе Сёдермальм, Блум размышляла, почему все вышло именно так. Ни одной секунды своего прошлого существования она не посвящала мыслям о такого рода жизни – и вот она, пожалуйста.

Что стало с ее мечтами?

Пока она, перешагивая через ступеньку, поднималась по лестнице, перед глазами возник утраченный мир. Кроссфит, самооборона для женщин, кровь, пот и слезы. Однако, когда Блум оказалась наверху, этот мир улетучился и на место ему пришел другой, более серый и холодный. Правда, он вот-вот просветлеет.

Она позвонила в дверь. Открывший мужчина выглядел не особенно просветленным. Скорее невыспавшимся. Малышка, висящая в слинге у него на груди, безмятежно похрапывала.

– Она обожает воду, – еле ворочая языком, произнес мужчина.

– Я не понимаю, что ты говоришь, – сказала Молли Блум.

Сэм Бергер резко расправил плечи и, похрустывая суставами, объяснил:

– Я всю ночь включал ей воду. Только так она засыпает. Представляю, сколько кубометров утекло.

– У меня она всегда хорошо спит, – соврала Блум.

– Может, нам тогда лучше жить вместе? – спросил Бергер, вынимая полугодовалую дочку Мирину из слинга.

Блум взяла девочку на руки, и внутри у нее засиял огонек. Внутренний свет быстро прорвался наружу.

– Не будь занудой, – мягко осадила она Бергера. – Дай мне как следует подумать.

– Сначала ты бесследно исчезла и девять месяцев думала, – возразил Бергер. – Теперь опять думаешь почти столько же. Что там у тебя за мыслительный процесс.

Он засунул слинг в сумку, висевшую на ручке коляски в углу. Блум бережно положила в коляску спящую Мирину. Бергер осторожно шагнул в сторону Молли, осторожно взял ее за руку, заглянул ей в глаза и сказал:

– У нас общий ребенок, Молли, и нам хорошо вместе. Мы практически каждый день работаем вместе. Почему бы не пойти дальше?

Удивительно, но на этот раз она не отвела взгляда.

– Ты знаешь, что произошло, – сказала она.

Бергер медленно разжал руку. Тяжело вздохнул.

– Это никак не связано с нами. Мы должны были наконец…

– Но это знак, – перебила его Блум. – Я по-прежнему пытаюсь переработать пережитое. Дай мне еще немного времени.

– Виновные уничтожены, Молли, – сказал Бергер, снова схватив ее за руку. – От них не осталось и следа.

Безжалостно просверлив Бергера взглядом, Молли выдернула руку и прокричала:

– Мы нашли отпиленную левую ногу Ди в кровати, где собирались заняться любовью.

Эхо от ее слов смешалось с плачем проснувшейся Мирины, оно преследовало маму с дочкой, когда они вошли в лифт, и когда за ними закрылись двери. Бергер долго смотрел им вслед.

* * *

Теперь островки надежности уже не казались бесконечными. Хотя в ее воспаленном зрительном поле жерди закручивались и сгибались, теперь она осознавала, что длина их не больше метра. Боль не оставляла возможности для нормального восприятия. Она пронзала ее тысячей кинжалов и оглушала, она пахла серой, а рот наполняла вкусом полыни, ее пламя прожигало глазницы изнутри. И все же она сделала новый шаг.

Попыталась шагнуть еще, но это было все равно что идти на двух незаживших обрубках, пол давил на оголенные нервы, на кости и мясо.

Она упала.

Она была уверена, что падает.

Вместо этого она повисла между островков.

Ее удержали надежные руки, приподняли, заставили снова схватиться за брусья. Сквозь слезы она видела, как открывается и закрывается рот на лице женщины. Но ничего не слышала.

– Я больше не могу, – взмолилась Ди. – Слишком больно.

Темные глаза поймали ее взгляд. До слуха Ди, наконец, дошел голос:

– Ну и сдавайся, черт возьми, может, легче станет.

Теперь ею двигал гнев, почти ненависть. Насмешливое лицо маячило впереди, но как только Ди приближалась, оно снова отодвигалось.

Исказившись, женское лицо начало превращаться в мужское, с ярко выраженными славянскими чертами и шрамом в виде буквы R на щеке. Это придало Ди сил. Ей захотелось дойти. И убить.

Муравьиными шажками она продвигалась вперед. Каждый миллиметр отдавался вспышкой перед глазами. Ди уже почти дошла, когда сквозь мужское лицо прорвался женский голос:

– Последний шаг. Ну давай же, Ди!